Кэти М. Стаут
Привет, я люблю тебя
Глава первая
«Братишка,
Я хочу, чтоб ты знал: ты не виноват в том, что произошло. И что мне очень жаль. Жаль, что я бросила семью и сбежала на край света.
Но больше всего мне жаль, что меня не было рядом, когда это случилось с тобой, в тот момент. Я должна была предупредить кого-нибудь, пока все не зашло так далеко. Просто дело в том, что ты мой старший брат, и ты всегда был сильнее. И сейчас мне этого недостает.
Ты, наверное, будешь дико смеяться, представляя, как я, одинокая белая девочка с жесткими от лака волосами, без знания иностранного языка, но с южным акцентом, пробираюсь к выходу из аэропорта. Знай: чем дальше я от дома, тем больше скучаю по тебе.
Может, в этой поездке у меня будет достаточно времени, чтобы все осмыслить. Я надеюсь, что все пойму, как бы то ни было.
Я могла бы закончить это письмо «из Кореи с любовью», как в том фильме про Джеймса Бонда в России, но самолет еще не приземлился, поэтому я прощаюсь так:
Почти из Кореи с любовью, Грейс».
* * *Двери метропоезда открываются, и поток пассажиров вносит меня и два моих гигантских чемодана в вагон. В бока мне впиваются чужие локти, по ногам проезжают колесики чьих-то сумок – это тысяча моих новых корейских друзей набивается в крохотный вагон электрички, где пахнет чесноком и потом. Я только полчаса в Республике Корея, но уже полностью погружена в жизнь этой страны.
Все места заняты, и я пристраиваюсь перед пожилой женщиной, глаза которой почти скрыты под морщинистыми веками. Она держит пластиковый пакет с чем-то серым и… шевелящимся. Может, с осьминогом? Содрогаясь, я сажусь верхом на чемодан, позволяя телу немного отдохнуть под мерное покачивание вагона. Как будто и не просидела четырнадцать часов в самолете.
Мужчина рядом со мной так громко слушает музыку на МРЗ-плеере, что до меня доносятся завывания певца. Он смотрит на меня, как на инопланетянку. Я отвожу глаза и разглядываю остальную часть вагона. Кроме меня в вагоне только один европеец, все остальные – азиаты и почти все уткнулись в свои телефоны. За исключением той парочки в нескольких футах от меня, которая ухитряется обниматься и целоваться на микроскопическом пятачке пространства, и шептать нежности по-корейски.
Южная Корея. Еще никто не знает о том, что я бросила все и всех в Нэшвилле[1] и разбила лагерь на Дальнем Востоке. Я сижу в корейской электричке, которая под стук колес летит по корейским тоннелям и несет меня к моей новой корейской школе.
Я сумасшедшая.
Наверное, в миллионный раз с того момента, как самолет поднялся в воздух в Атланте, я спрашиваю себя, что я творю. Ладони сразу потеют, я прикрываю глаза, дыхание учащается настолько, что мне грозит гипервентиляция[2].
Водород. Гелий. Литий. Бериллий. Бор. Углерод.
Я трижды повторяю периодическую таблицу химических элементов – это успокаивает сознание, замедляет пульс и избавляет меня от тревоги. Такому трюку меня научил наш учитель химии, который говорил, что это помогает ему успокоиться. Этим летом я обнаружила, что этот метод подходит мне. Поезд останавливается на следующей станции, и несколько пассажиров выходят. Правда, входит еще больше. Толпа колышется, напирает, прижимает меня к стене тел, и я проклинаю себя за то, что не стала ждать экспресса, где все места расписаны. Стоило бы подождать двадцать минут ради того, чтобы к концу пути не превратиться в лепешку в этой давке.
Я достаю из кармана джинсовых шортов обрывок блокнотного листка и раз десять перечитываю название моей станции.
Механический женский голос объявляет название остановки, и оно, хвала небесам, звучит очень похоже на то, что написано на бумажке: «Гимпо». Поезд замедляет ход, я хватаю ручки своих чемоданов и продираюсь через гущу человеческих тел, плотную, как застывшая овсянка.
Я вываливаюсь на платформу как раз в тот момент, когда двери начинают закрываться, и мне приходится призвать на помощь всю свою американскую расторопность, чтобы разметать корейцев и продраться сквозь толпу, которая рвется в вагон. Поднявшись на эскалаторе, я протискиваюсь через турникет и выныриваю из метро во влажный и очень плотный воздух корейского лета.
Я крепче сжимаю пальцы на ручках своего багажа и проталкиваюсь к веренице такси, ввинчиваясь в толпу туристов, мающихся с собственной поклажей.
Оказалось, что от международного аэропорта Инчхон до Корейской школы для иностранных студентов нельзя доехать на метро. Представитель школы, с которым я на прошлой неделе общалась в видеочате, советовал мне после подземки пересесть на рейсовый автобус, но когда я уже собралась в дорогу, поняла, что с громоздким багажом и полным незнанием окрестностей такой маршрут будет самой настоящей авантюрой.
И вот я стою у бордюра и сканирую вереницу автомобилей, пока не замечаю одного из таксистов, что стоит, подняв вверх табличку с надписью «Грейс Уайлде». Я машу ему как ненормальная, и он подхватывает мои сумки на полпути к минивэну. Он помогает загрузить мою ношу в багажник, и я, наконец, устраиваюсь на сиденье.
Мне приходится то и дело отклеивать голые ноги от сиденья из кожзаменителя, и я подумываю, не следует ли мне снять обувь. Здесь ведь так принято, верно? Но водитель остается в своих туфлях, так что я тоже не разуваюсь.
Он пристально смотрит на меня в зеркало заднего вида, очевидно, ожидая, что я назову ему пункт моего назначения. Должно быть, ему не сказали ничего о том, куда меня следует отвезти. Кусая губы, я листаю корейский разговорник в поисках правильных слов.
– Ахн ньеонг ха се йо! – Привет. – Гмм… – Я таращусь на фразу, написанную латиницей, и множество согласных и слогов, каких я в жизни не видела – не то чтобы произносила – перемешиваются в моем утомленном дорогой мозгу со скоростью включенного на полную мощность блендера.
– Куда ехать? – спрашивает мужчина.
– В школу! – выдыхаю я, благодаря бога за то, что водитель хоть немного говорит по-английски. – В Корейскую школу для иностранных студентов. На острове Канхвадо.
– А, знаю-знаю. – Он выруливает с парковки, и мы вливаемся в поток машин.
Я усаживаюсь поглубже и опускаю затылок на подголовник. Я почти сутки в пути, и теперь это начинает сказываться. Я совсем забыла, что за время полета так и не поспала ни минутки – так дико бурлил во мне адреналин – сначала когда мы приземлялись в Сиэтле и потом здесь, в Инчхоне.
Сейчас в моей голове, где-то в районе надбровных дуг, появляется тупая боль, и сон, ласково нашептывая, тащит меня прочь от осознания действительности.
Машины впереди нас сверкают в лучах солнца. Мы все дальше удаляемся от центра города, от Инчхона и от столицы Южной Кореи Сеула, что расположен всего в часе езды на метро. Рестораны быстрого питания и цифровые рекламные щиты быстро сменяются длинным мостом, который переносит нас на другую сторону узкого пролива, отделяющего остров от материка.
Машина въезжает на остров, и я вижу, как вокруг нас вырастают здания. Не небоскребы, как в деловой части города, но вполне приличные дома. Он напоминает мне тот небольшой прибрежный городок, куда я ездила с семьей, когда училась в средней школе; один из тех, где в крохотных ресторанчиках, что стоят на каждом углу, готовят рыбу, пойманную местными рыбаками, где в летний сезон население удваивается, а магазины закрываются в шесть вечера. Но вместо разнообразия рас – белых, черных, латиносов, индусов – я вижу только азиатов. Темноволосых. Темноглазых.
Я принимаюсь накручивать на палец светлый локон – за долгое путешествие от укладки почти ничего не осталось, но мои длинные, ниже плеч, волосы все равно смотрятся неплохо. Мама называет их «венцом великолепия», они достались мне от ее предков. Я всегда гордилась своими волосами и считала, что они идеально сочетаются с тем, что моя сестра Джейн называет «твой хипстерский лук», но сейчас я понимаю, что здесь из-за них я выделяюсь, как гот – на концерте музыки кантри.
И поверьте мне, это так. Я знаю, о чем говорю. Я посетила множество концертов. Когда твой отец – один из крупнейших продюсеров звукозаписи, а брат пять лет подряд держится в верхних строчках музыкальных чартов страны, ты потихоньку начинаешь разбираться в том, как обстоят дела в этой Мекке любителей музыки.
Мне ужасно хочется сунуть руку в сумку и достать айпод. Я могу назвать как минимум пять песен, которые идеально подойдут под настоящий момент и смогут стать саундтреком моей новой жизни. Но я противостою искушению – не хочу распылять внимание, чтобы быть готовой, если нам с водителем придется снова вести диалог на ломаном английском.
За несколько минут мы проезжаем городок, и такси начинает взбираться вверх, в горы, что поднимаются над береговой линией. Все выше и выше, пока над шоссе не начинает змеиться легкий туман и мы не оказываемся на вершине. Справа виден город, через который мы только что проехали, и пролив. Дальше должен быть Инчхон, хотя я его и не вижу.
Слева высится гигантская арка, за которой простерлась огромная площадь. На арке в лучах заходящего солнца сверкают золотые корейские буквы.
Мой новый дом.
Мы останавливаемся, и я выхожу из машины. Но едва я вдыхаю воздух кампуса, мой желудок скручивает спазм. Водитель достает из багажника мои вещи, а я роюсь в кошельке и внимательно изучаю каждую купюру, прежде чем расплатиться с ним.
Такси уезжает, и я отворачиваюсь от величественного вида на побережье и разглядываю белое каменное здание на противоположном краю площади. Широкая лестница ведет, как я догадываюсь, к классным комнатам и кабинетам.
Я поневоле задаюсь вопросом, как изменилась бы моя жизнь, если бы я поступила так, как хотели родители: осталась бы в выпускном классе в элитной школе и готовилась бы к поступлению. У меня были бы те же друзья, я ходила бы на те же вечеринки, меня донимали бы те же ищущие славы музыканты в надежде с моей помощью добраться до отца, я бы смотрела, как мой бывший парень, этот полнейший кретин, встречается с другими девчонками из моей школы.
Но вместо Нэшвилла и консервативной элитной школы я здесь. Абсолютно одна в незнакомой стране, ищу этаж администрации и представителя школы, который уверял, что поможет мне освоиться.
Магний. Алюминий. Кремний.
Перебраться сюда – это была моя идея.
Фосфор. Сера.
У меня все получится.
Хлор.
У меня все получится.
Аргон.
У меня.
Получится.
Глава вторая
– Это твоя комната. – Представитель школы, мистер Ванг, останавливается перед дверью в коридоре третьего этажа общежития для девочек. Он стучит в дверь, а потом отпирает замок.
Мы входим в узкую комнатку с белыми стенами. Почти все пространство в ней занимает двухъярусная кровать. У противоположной стены стоят два письменных стола, а между ними – ровно столько места, чтобы можно было свободно подойти к кровати. Еще одна дверь открывается в ванную, в которой я замечаю обычный унитаз. Слава богу! Я слышала жуткие истории об азиатских «дырках в полу».
За одним из столов сидит девочка, но, увидев нас, она тут же вскакивает, ее черные, до плеч, волосы взлетают, а лицо озаряет широченная улыбка. Я поневоле замечаю вызывающе-яркую неоновую надпись «Ready to Where» на ее футболке и задаюсь вопросом, есть ли у этой девочки хоть какое-то представление об английском языке[3]. Этот год будет бесконечно трудным, если мы с ней не сможем общаться.
Ну, теперь все в порядке? – спрашивает мистер Ванг на английском с ужасным акцентом, кивает на мою новую соседку и кладет ключ от комнаты мне в ладонь.
– Да, спасибо. – Я склоняю голову – я читала, что в Корее такой обычай, – и смотрю ему вслед. Частота моего пульса взлетает до небес, когда за ним закрывается дверь.
Моя соседка издает тихий вопль и бросается мне на шею. Я пячусь, мой чемодан опрокидывается на пол. Девочка тискает меня, пока я с натужным смехом не отталкиваю ее.
– Я так рада, что ты приехала! – Она радостно хлопает в ладоши. – Ты американка?
Ее глаза наполовину скрыты широкой белой оправой очков, которые больше подошли бы какой-нибудь старушке, однако я все равно успеваю увидеть, как загораются ее глаза при упоминании этого волшебного слова, того самого, которое, как я успела обнаружить, здесь превращает человека в знаменитость. Однако эта девочка отличается от тех людей, которых я встречала в административном здании: у нее безупречное произношение. Бледное узкое лицо, раскосые глаза со слегка приподнятыми к вискам внешними уголками, губы накрашены розовой помадой, о которой в восьмидесятые мечтала любая девчонка. Несмотря на нелепую футболку, она очень миленькая, я бы даже сказала, красивая, а озорство придает ее красоте особую пикантность.
– Меня зовут Софи. – Она протягивает руку и не опускает, пока я не пожимаю ее. – Ну, вообще-то Сэ И, но по-английски Софи.
– А я Грейс.
– Я очень рада познакомиться. – Она так и лучится. – Мне не говорили, что ты американка. А тебе обо мне что-нибудь рассказывали?
Я наклоняюсь, чтобы поднять чемодан, но она опережает меня, хватает один и взгромождает его на нижнюю кровать с голым матрасом. Я ставлю рядом второй.
– Гм… нет, – говорю я, оглядывая комнату в поисках комода или чего-нибудь типа того, и замечаю два миниатюрных платяных шкафа, поставленных друг на друга. Вот что значит – рациональное использование пространства.
– Итак, меня зовут Софи, и я в выпускном классе. Я отсюда. – Она поднимает палец, словно для того, чтобы остановить ход моих мыслей. – Отсюда – это из Кореи, а не с Канхвадо. Живу в Сеуле, и там значительно лучше, чем в этом древнем городишке. – Она морщит нос, однако спустя мгновение ее лицо проясняется. – Но выросла я в Штатах. Поэтому у меня такой хороший английский. И… и я очень рада познакомиться с тобой! – Она краснеет. – Только я это уже говорила.
Я непроизвольно фыркаю. Эта девчонка ненормальная, но такая милая.
– Это так здорово— снова говорить с кем-нибудь по-английски, – продолжает она. – Ты не поверишь, как это утомительно: все время говорить по-корейски, когда ты все детство говорила на английском.
Я расстегиваю молнию на чемоданах и принимаюсь доставать свою одежду, обувь, туалетные принадлежности. В этих чемоданах вся моя жизнь. Мне даже немного обидно, что я умещаюсь в два таких небольших места. Понятное дело, что для того, что я привезла из Нэшвилла в душе, мне чемодана не понадобилось.
– Значит, ты американка? – спрашиваю я, хотя Софи, по-видимому, не нужно просить дважды, чтобы она продолжила свой монолог.
Ну, официально я гражданка Кореи, так как родилась я здесь. Но с младенчества и до четырнадцати лет мы с братом жили у отца в Нью-Йорке. Потом мы Джейсоном – так зовут моего брата-близнеца – вернулись в Сеул к маме.
– А теперь ты живешь здесь, на острове?
Софи недовольно морщится. Это первая отрицательная эмоция, что я вижу на ее лице.
– К сожалению.
Я смеюсь.
– А зачем ты вернулась, если ты не хотела?
Она вздыхает и плюхается на стул у письменного стола.
– Это долгая история. В общем, мой брат убежал из дома, а меня взял с собой, хотя я была лучшей ученицей в классе в прошлом году и уж точно стала бы в этом. Мне пришлось оставить своих друзей и все остальное.
Я с ворчанием поднимаю кипу одежды и собираюсь сунуть ее в один из гардеробов, но обнаруживаю, что дверцы шкафчика заперты, а у меня заняты руки.
– Давай я тебе помогу! – Софи открывает дверцы. – Твой нижний. Как с кроватями. Я решила, пусть лучше все совпадает. Так легче запомнить.
Я чувствую оживление, которое буквально брызжет из нее, и на меня накатывает новая волна изнеможения. Черт, надо поспать.
Софи хмурится.
– Ой, у тебя усталый вид. Долгая была дорога?
– Почти сутки, включая задержки.
Она округляет глаза.
– Тогда тебе нужно лечь в кровать! Я буду сидеть тихо-тихо, чтобы ты поспала. – Она жестом застегивает рот на «молнию», и я снова смеюсь. Эта девчонка мне определенно нравится.
Я умудряюсь достать все необходимое, чтобы быстро принять душ и почистить зубы – при этом стараясь не глотать воду из-под крана, – и забираюсь в кровать, застелив ее казенным бельем. Софи верна своему слову: она тихонько сидит за письменным столом, обнимая колени, и сосредоточенно читает мангу.
Я достаю свой телефон и вижу три пропущенных звонка от мамы. Не представляю, зачем ей снова понадобилось звонить мне после того, как я сообщила, что прилетела? Вряд ли у нее возникло желание поболтать со мной – мы и дома-то мало разговаривали. Может быть, купить сим-карту с международным роумингом было не такой уж хорошей идеей?
Она оставила голосовое сообщение:
«Привет, Грейс. Ты уже добралась до школы? Дай мне знать. Но не звони, если у нас будет рано, ты же знаешь, что мне нужны мои восемь часов сна. До созвона. Пока».
Здесь девять, а дома на четырнадцать часов раньше, так что она вот-вот проснется и отправится на свои занятия йогой. Потом она, наверное, повезет мою младшую сестру Джейн в школу, а потом договорится пообедать с женой какого-нибудь папиного партнера. Даже удивительно, что она нашла время позвонить мне, прежде чем легла в постель. От папы сообщений нет, но это не удивительно. Не помню, когда в последний раз он разговаривал со мной по собственной инициативе.
Я захожу на сайт со светскими сплетнями, при этом напоминая себе – я делаю так каждый раз, что это совершенно бессмысленно. Просматриваю новостные заголовки, но ни один не привлекает мое внимание. Я со вздохом бросаю телефон на кровать и игнорирую любопытные взгляды Софи, которая смотрит на меня так, будто я музейный экспонат.
Несколько раз от души врезав по подушке, я укутываюсь в привезенное из дома одеяло, то самое, лоскутное, которое тетя сшила мне на шестнадцатилетие. Тогда я не оценила подарка, и теперь жалею, что так и не успела должным образом поблагодарить ее, – она умерла в прошлом году. Сейчас это одеяло – одна из немногих вещей, напоминающих мне о доме. Оно и пахнет домом – цветочным кондиционером для белья и моими любимыми духами. Я вдыхаю этот запах и проглатываю комок, вставший в горле.