— Она узнает, — подтвердил я. — Я в этом уверен.
Франсина подошла к кроватке и взяла безжизненное тельце. Я ощутил, как внутри меня что-то тревожно сжалось — я не испытывал ничего подобного, когда раскладывал для осмотра пять пластиковых оболочек.
Я выключил индикатор загрузки и позволил себе пролететь последние секунды в свободном падении — глядя на дочь и страстно желая, чтобы она шевельнулась.
Дернулся большой палец, потом ее ноги слегка поджались. Я не мог видеть лица малютки, поэтому наблюдал за лицом Франсины. На мгновение мне показалось, что губы ее искривились от ужаса. Но тут малышка стала хныкать и дрыгать ножками, и Франсина всхлипнула, не скрывая радости.
Когда она поднесла ребенка к лицу и поцеловала в сморщенный лобик, я пережил собственный момент смятения. Как легко оказалось породить этот нежный отклик, хотя тельце с тем же успехом могли оживить и программы, предназначенные для управления персонажами игр и фильмов.
Однако в нашем случае этого не было. Как не было ничего фальшивого или легкого в пути, который привел нас к этому моменту — не говоря уже о пути, который проделала Изабелла, — и мы даже не пытались создать жизнь из глины, из ничего. Мы всего-навсего отвели в сторону тоненький ручеек из реки, текущей уже четыре миллиарда лет.
Франсина уложила нашу дочку на согнутую руку и стала ее покачивать.
— Ты приготовил бутылочку, Бен?
Все еще ошеломленный, я побрел на кухню. Микроволновка предвидела счастливое событие, и бутылочка молочной смеси была уже подогрета.
Я вернулся в детскую и протянул бутылочку Франсине.
— Можно подержать девочку, пока ты не начала кормить?
— Конечно.
Она подалась вперед, чтобы поцеловать меня, потом протянула малышку, и я взял ее так, как научился брать детей родственников и друзей, придерживая ладонью затылок. Распределение веса, тяжелая головка и слабая шейка ощущались в точности, как и у любого младенца. Глаза у нее все еще оставались зажмуренными, потому что она вопила и дергала ручками.
— Как тебя зовут, моя прелестная дочурка? — Мы сократили список возможных имен примерно до десятка, но Франсина отказалась делать окончательный выбор до момента, пока не увидит, как ее дочка делает первый вдох. — Ты уже решила?
— Я хочу назвать ее Элен.
Глядя на малышку, я решил, что имя звучит для нее слишком старомодно. Прабабушкина сестра Элен. Элен Бонэм-Картер. Я глуповато рассмеялся, и малышка открыла глаза.
На моих руках поднялись волоски. Эти темные глаза еще не могли пройтись взглядом по моему лицу, но они уже сознавали мое существование. По моим жилам заструились любовь и страх. И я надеялся дать малышке то, что ей нужно? Даже если мое решение и оказалось безупречным, моя способность действовать, выполняя его, была неизмеримо более грубой.
Однако, кроме нас, у нее никого нет. Мы будем совершать ошибки, будем сбиваться с пути, но я обязан верить: хотя бы что-то останется неизменным. И часть той ошеломляющей любви и решимости, которую я сейчас испытываю, должна будет остаться с каждой версией меня, способного проследить свою родословную до нынешнего момента.
— Нарекаю тебя Элен, — сказал я.
2041— Софи! Софи!
Опередив нас, Элен помчалась к выходу для прилетевших пассажиров, где показались Изабелла и Софи. Софи, которой скоро исполнится шестнадцать, не стала выражать свои чувства столь демонстративно, но улыбнулась и помахала рукой.
— Никогда не думал о переезде? — спросила Франсина.
— Возможно, но только если в Европе изменятся законы, — ответил я.
— Я отыскала в Цюрихе работу, на которую могу претендовать.
— А по-моему, нам не следует усложнять себе жизнь, лишь бы они были вместе. Возможно, им лучше иногда встречаться и общаться по сети. У каждой ведь есть и другие друзья.
Изабелла подошла к нам и поприветствовала, поцеловав в щеку. Первые несколько ее визитов нагоняли на меня ужас, но теперь она уже казалась мне кем-то вроде чрезмерно заботливой кузины, а не чиновником по защите прав детей, чье присутствие уже само по себе подразумевает некое злодеяние.
К нам подбежали Софи и Элен. Наша дочка дернула Франсину за рукав:
— Софи завела себе дружка! Даниэля! Она показала мне его фото. — И притворно упала в обморок, шлепнув себя ладонью по лбу.
Я взглянул на Изабеллу, и та пояснила:
— Он ходит в ее школу. И он действительно очень милый.
Софи смутилась:
— Даниэль очаровательный, утонченный и очень взрослый.
Мне показалось, будто мне на грудь уронили наковальню. Когда мы шли через стоянку, Франсина прошептала:
— Если собрался устроить себе сердечный приступ, то погоди. Сперва постарайся свыкнуться с идеей.
Воды залива искрились в солнечных лучах, когда мы ехали через мост, направляясь в Окленд. Изабелла рассказывала о последнем заседании комитета Европарламента по правам ариев. Проект закона, предоставляющего права личности любой системе, включающей значительное количество информационного содержимого человеческой ДНК и действующей на этой основе, постепенно набирал поддержку. Подобной концепции очень трудно дать скрупулезно точное определение, но все же возражения в большинстве своем были скорее риторическими, чем практическими. «Является ли личностью база данных ДНК человека? Является ли личностью Гарвардская справочная физиологическая симуляция?» ГСФС моделировала сознание исключительно на уровне того, что мозг выделял в кровеносную систему или удалял из нее; внутри этой симуляции не было никого, тихо сходящего с ума.
Поздно вечером, когда девочки остались в своих комнатах наверху, Изабелла начала мягкий допрос. Я старался поменьше скрипеть зубами. Разумеется, я не винил ее в том, что она относится к своим обязанностям всерьез — ведь если, несмотря на предварительный отбор, мы окажемся монстрами, уголовный кодекс будет бессилен. И единственная для Элен гарантия гуманного с ней обращения — наши обязательства по лицензионному контракту.
— В этом году у нее хорошие оценки, — отметила Изабелла. — Наверное, она уже привыкла к школе.
— Привыкла, — подтвердила Франсина. Элен не имела права на финансируемое государством образование, а почти все частные школы или проявили откровенную враждебность, или обосновали отказ требованием предоставить страховой полис, классифицирующий Элен как опасное устройство. (С авиакомпаниями Изабелле удалось достичь компромисса: во время полета она отключала Софи, чтобы девочка выглядела спящей, а в обмен ее не требовали заковывать в наручники или держать в багажном отсеке.) В первой общинной школе, куда мы обратились, нам не удалось договориться, но в конце концов мы отыскали школу неподалеку от кампуса университета Беркли, где всех без исключения родителей устраивала идея пребывания Элен среди их отпрысков. Это избавило ее от перспективы поступления в сетевую виртуальную школу — они не так уж и плохи, но предназначены для детей, изолированных или географически, или по причине болезни.
Изабелла пожелала нам спокойной ночи, не высказав никаких претензий или советов. Мыс Франсиной посидели еще немного возле камина, просто улыбаясь друг другу. Как здорово, что хотя бы раз отчет о посещении окажется безупречным.
На следующее утро мой будильник сработал на час раньше обычного. Я некоторое время полежал, дожидаясь, пока в голове немного прояснится, и лишь потом спросил своего инфоагента, почему тот меня разбудил.
Похоже, приезд Изабеллы стал крупным событием для некоторых новостных бюллетеней восточного побережья. Несколько конгрессменов следили за дебатами в Европе, и направление этих дебатов им не понравилось. А Изабелла, как они заявили, прокралась в страну с целью агитации. Фактически, она была готова выступить в Конгрессе в любое время, когда им захочется услышать о ее работе, но они никогда не примут ее вызов.
Непонятно, кто раздобыл расписание ее поездок и покопался в ее деятельности — репортеры или антиарийские деятели, — но теперь эти подробности стали известны всей стране, а возле школы Элен уже начали собираться протестующие. Нам и прежде доводилось сталкиваться с предвзятыми журналистами, психами и активистами, но показанная инфоагентом картинка оказалась очень тревожной — толпа окружила школу уже в пять утра. Мне вспомнились кадры новостей, увиденных еще подростком: девочки-школьницы из Северной Ирландии бегут по проходу между двух стен политических противников; сейчас я уже не мог вспомнить, кто из них был католиком, а кто протестантом.
Я разбудил Франсину и объяснил ситуацию.
— Мы можем просто оставить ее дома, — предложил я.
Франсина помрачнела, но в конце концов согласилась:
— Наверное, все утихнет, когда Изабелла в воскресенье улетит обратно. А пропустить день занятий — это еще не капитуляция перед толпой.
Во время завтрака я сообщил новости Элен.
— Я не останусь дома, — сказала она.
— Почему? Разве ты не хочешь потусоваться с Софи?
— Потусоваться? — усмехнулась Элен. — Так хиппи говорили? — В ее личной хронологии Сан-Франциско все, что происходило до ее рождения, относилось к миру из музеев для туристов на Хэйт-Эшбери.
— Ну, поболтать. Послушать музыку. Пообщаться любым приемлемым для тебя способом.
Она задумалась над последним определением, предоставляющим варианты на выбор.
— Пройтись по магазинами?
— Почему бы и нет? — Возле дома толпы не было, и хотя за нами, вероятно, наблюдали, протестующих оказалось слишком много, чтобы перемещаться компактной группой.
— Нет, — передумала Элен. — Мы уже ходили по магазинам в субботу. Я хочу в школу.
Я взглянул на Франсину.
— И никакого вреда они мне причинить не смогут, — добавила Элен. — У меня же есть резервная копия.
— Нет ничего приятного в том, что на тебя кричат, — возразила Франсина. — Оскорбляют. Толкают.
— Я и не думаю, что это будет приятно, — твердо сказала Элен. — Но я не позволю им указывать, что мне делать.
До сих пор лишь горстке незнакомцев удавалось подобраться к ней настолько близко, чтобы оскорбить, а некоторые из детей в ее первой школе оказались агрессивны в той мере, на какую способны обычные (не употребляющие наркотиков и без психических отклонений) девятилетние задиры, однако с подобной ситуацией она сталкивалась впервые. Я показал ей выпуск новостей в прямом эфире. Это ее не поколебало. Тогда мы с Франсиной вышли в другую комнату посовещаться.
— Мне не нравится эта идея, — сразу заявил я. Кроме всего прочего, у меня возник параноидный страх, что Изабелла во всем обвинит нас. Или, что еще проще, она с легкостью осудит наше решение оставить Элен наедине с протестующими. И пусть нас не лишат лицензии в тот же день, рано или поздно до нас доберутся.
Франсина ненадолго задумалась.
— Давай поедем с ней вместе. Если они нас хоть пальцем тронут, то это будет расценено как проявление агрессии. Если попытаются отнять — то это уже похищение.
— Верно, но как бы они ни поступили, ей предстоит услышать всю адресованную нам брань.
— Она смотрит новости, Бен. И все это она уже слышала.
— Черт побери… — Изабелла и Софи спустились к завтраку, и я услышал, как Элен спокойно информирует их о своих планах.
— Да забудь ты про Изабеллу, — посоветовала Франсина. — Если Элен хочет поехать в школу, зная, чем это ей грозит, а мы можем обеспечить ей безопасность, то мы должны согласиться с ее решением.
Невысказанный намек в ее словах кольнул меня. Все эти годы мы старались наделить ее способностью делать осознанный выбор. Теперь, препятствуя ей, мы окажемся лицемерами. Зная, чем это ей грозит? Да ей же всего девять с половиной лет!
Однако я восхитился мужеством девочки и верил, что мы сможем ее защитить.
— Хорошо, — решился я. — Позвони остальным родителям. А я сообщу в полицию.
* * *Нас заметили, едва мы вышли из машины. Послышались крики, к нам хлынула волна разгневанных людей.
Я взглянул на Элен и крепче сжал ее руку:
— Держи нас за руки, не отпускай.
Она снисходительно улыбнулась в ответ, словно я предупредил ее о каком-то пустяке вроде кусочка битого стекла на пляже.
— За меня не волнуйся, папа.
Она брезгливо передернулась, когда толпа приблизилась, и вскоре нас окружила стена из тел. Нам что-то кричали в лицо, брызгая слюной. Мы с Франсиной повернулись лицом друг к другу, создав нечто вроде защитной клетки, и стали протискиваться сквозь толпу. Меня радовало, что лицо Элен находится ниже уровня глаз этих людей.
— Ею движет сатана! Внутри нее сатана! Изыди, дух Иезавель[17]! — Молодая женщина в лиловом платье с высоким воротничком прижалась ко мне и стала громко молиться.
— Теорема Гёделя доказывает, что невычисляемый и нелинейный мир за пределами квантового коллапса есть очевидное выражение природы Будды, — нараспев произнес аккуратно одетый юноша, доказав с восхитительной экономией, что он и понятия не имеет о значении этих терминов. — Следовательно, у машины не может быть души.
— Кибер нано квантум. Кибер нано квантум. Кибер нано квантум. — Эти слова пропел один из наших будущих «сторонников», мужчина средних лет в обтягивающих велосипедных шортах, стремящийся протиснуться между нами и положить руку на голову Элен, чтобы оставить на ней несколько отшелушившихся кожных чешуек — в соответствии с доктриной его культа, это позволит ей воскресить его, когда она начнет создавать Точку Конца. Я преградил ему путь, стараясь не перейти границу физической грубости, и он взвыл как паломник, не допущенный к святыне.
— Думаешь, что будешь жить вечно, жестянка? — Старик со злобой во взгляде и всклокоченной бородой высунулся прямо перед нами и плюнул Элен в лицо.
— Сволочь! — вспыхнула Франсина. Она вытащила платок и принялась стирать слюну. Я присел и вытянул свободную руку, защищая их. Пока Франсина работала, Элен морщилась от отвращения, но не плакала.
— Хочешь вернуться в машину? — спросил я.
— Нет!
— Ты уверена?
Элен раздраженно скривилась:
— Ну почему вы меня вечно об этом спрашиваете? Уверена ли я? Уверена ли я? Сами похожи на компьютер.
— Извини. — Я сжал ее руку.
Мы двинулись дальше сквозь толпу. Основная масса протестующих оказалась более здравомыслящей и цивилизованной по сравнению с психами, добравшимися до нас первыми, и когда мы приблизились к воротам школы, пикетчики даже стали освобождать для нас проход, одновременно выкрикивая лозунги для телекамер. «Здравоохранение для всех, а не только для богатых!» С этим утверждением я не стал бы спорить, хотя для богатых арии — лишь один из тысячи способов избавить своих детей от болезней, к тому же фактически один из самых дешевых: общая стоимость набора искусственных тел с размерами от младенческого до взрослого сейчас в Штатах составляет чуть меньше средних расходов на охрану здоровья в течение жизни. Запрещение ариев не покончит с неравенством между богатыми и бедными, но я мог понять, почему некоторые считали создание ребенка, который станет жить вечно, актом абсолютного эгоизма. Вероятно, они никогда не задумывались о нынешнем проценте бесплодных пар и том количестве природных ресурсов, которое понадобится их собственным потомкам в ближайшие две тысячи лет.
Мы прошли через ворота в мир простора и тишины — любой, кто проникнет сюда без разрешения, будет арестован немедленно, и никто из протестующих, очевидно, не был настолько привержен идеям Ганди, чтобы согласиться на такое.
Когда мы оказались в вестибюле, я присел и обнял Элен:
— У тебя все в порядке?
— Да.
— Я действительно тобой горжусь.
— Ты весь дрожишь.
Она была права — все мое тело сотрясала мелкая дрожь. Причина тому была более серьезная, чем возбуждение человека, прошедшего сквозь строй разъяренных сограждан и оставшегося невредимым. С потрясающей ясностью перед моим мысленным взором возникали картины иного исхода этого столкновения, иной вероятности.
К нам подошла одна из учительниц, Кармела Пенья. Она была полна решимости. Когда школа согласилась принять Элен, весь персонал и другие родители знали, что подобный день настанет.
— Теперь у меня все будет в порядке, — сказала Элен. Она поцеловала в щеку сперва меня, потом Франсину. — У меня все хорошо, — повторила она. — Можете отправляться домой.
— Сегодня в школу приехало шестьдесят процентов детей, — сообщила Кармела. — Неплохо, учитывая обстоятельства.
Элен пошла по коридору и лишь раз обернулась, чтобы нетерпеливо помахать нам рукой.
— Да, неплохо, — согласился я.
* * *Когда на следующий день мы вместе с девочками отправились по магазинам, нас перехватила группа журналистов. Однако теперь СМИ опасаются судебных процессов, и когда Изабелла напомнила им, что в данный момент она наслаждается «обычными свободами любого частного лица», процитировав недавнее судебное решение по иску против журнала «Охотник на знаменитостей» (с восьмизначной суммой компенсации), нас оставили в покое.
Вечером, когда Изабелла и Софи уже покинули нас, я зашел в комнату Элен поцеловать ее перед сном. Когда я собрался уходить, она спросила:
— Что такое Квасп?
— Разновидность компьютера. А где ты о нем узнала?
— В Сети. Там сказано, что у меня есть Квасп, а у Софи — нет.
Мы с Франсиной так и не приняли твердого решения о том, что можно рассказать девочке и когда именно.
— Правильно, но тебе не о чем беспокоиться. Это всего лишь означает, что ты от нее немного отличаешься.