Я не успел остановить Хайму, остальные тоже. Подлетев к кровати, она схватила Пятьдесят Первого за руку и буквально отшвырнула его от медички. Представляю, как он обломался…
Все ошарашено уставились на неё.
- Прекратите это! — закричала Хайма. — Пронт, Гранат, разве вы не понимаете, что… Вот, смотрите! — она начала совать им под нос голокарточку с эльфёнком. — У неё не силикон! Они настоящие! Это её ребёнок, вы понимаете?!
Тут Хайма расплакалась. Я по-прежнему стоял у окна, изо всех сил вцепившись руками в подоконник и боясь вмешаться. "Ты трус, Эфем, — шептало подсознание, — ты трус". И это было правдой. Ведь если я попытаюсь хоть как-то встать на пути у пронтовской компании, мне явно не поздоровится, так что уж лучше играть по их правилам. Но что делать с медичкой? Хотя ей в любом случае уже не помочь: её душа теперь внутри кристалла, а обратного заклинания не существует. "Не совсем гуманно", — говорил старый Грум. Да, ну и что? Нам было плевать на это. Подумаешь, изнасиловать женщину. А сделать ребёнка сиротою — тоже раз плюнуть.
Медичка что-то пролепетала и сползла на пол.
"Со мною у вас ничего такого не выйдет".
Ранг Б.
- Эй, Автостоп, — презрительно скривившись, произнёс Телекин. — Убери, будь добр, отсюда свою шалаву. Пока мы за НЕЁ не взялись, — добавил он многозначительно.
Я промолчал, не зная, что ответить. Хайма замочила Пронту по щеке.
- Я не шалава! — сказала она.
Удар тролля швырнул её к кровати, и, запнувшись о тело медички, Хайма повалилась на пол. Я дёрнулся было вперёд, но тут же замер, встретившись с взглядом Телекина.
- Не вздумай, Автостоп! — усмехнувшись, сказал тролль. — Ведь даже если ты когда-то и помог мне… ну, ты знаешь, про что я говорю… то это, в общем-то, ни хуя не значит. Все долги уже давно оплачены. Ты врубаешься?
Я закусил губу. Да, врубаюсь. Сидящая на полу Хайма смотрела на меня жалобно, словно рассчитывая на то, что я за неё заступлюсь. Дерьмо. Я наткнулся на взгляд Хеспора, и тот презрительно сплюнул на пол, открыто наконец выразив свою враждебность по отношению ко мне. Ну, он и раньше меня недолюбливал…
Я понял, что должен сказать хоть что-то.
- Мы, наверное, пойдём?
- Вот и валите! — Хеспор ещё раз сплюнул и добавил: — Лю-бов-нич-ки!
Все заржали. Я протянул Хайме руку и помог ей подняться. Меня всего трясло, её тоже. У медички по внутренней стороне бедра тоненьким ручейком сбегала кровь. Никаких признаков разума в её взгляде не было.
- Думаю, вы не станете стучать, — сказал Телекин. — Это не в ваших интересах. А на кристалле есть отпечатки твоих пальчиков, малышка, не забывай об этом, — обратился он к Хайме.
- Вы самые настоящие подонки! — заявила та. — Боже, а я, как дура… Я этого так не…
- Она будет молчать! — быстро сказал я, зажимая Хайме рот. — Только не делайте ей ничего, хорошо, Пронт?
- Валите! — буркнул тролль.
Мы свалили.
Потом мы потащились ко мне в сарай. Хайма всю дорогу ревела. Прохожие смотрели на нас как на мандрагор. Я думал о будущем и постепенно приходил к выводу, что никакого такого будущего для меня нет. Хайме, может быть, повезёт, и она смоется в двойку, а я… Мне надо теперь быть начеку. Любая глупость с моей стороны, и Пронт с компанией дадут мне оторваться. Весёлая перспективка: ходить и шугаться собственной тени. Хотя, возможно, я зря так волнуюсь и ничего мне не грозит. Как говорится, у страха глаза велики.
У меня в сарае нашлось несколько седативных колёс и транков. Я накормил ими Хайму и вскоре она отключилась. Даже во сне она всхлипывала.
Было всего семь часов. Поцеловав Хайму в щёку, я вырубил свет, закрыл сарай на замок и вышел из подвала, полный намерения хоть чем-нибудь ухуякаться, убиться в ноль, чтобы не думать обо всём этом, забыть про это хотя бы на время. В итоге я оказался на хате Малыша и вмазался там "гвоздём". Потом меня ещё и накурили какой-то химией, всунули в рот две пластины "синего", и в итоге очень скоро я уже плясал вместе со всеми под какую-то попсу, чувствуя себя до отказа переполненным энергией. Историю с медичкой мне удалось временно вычеркнуть из своей памяти.
К двенадцати начались отходняки. Я был злой и мрачный и в конце концов поругался с Малышом, который ничего плохого мне не желал, а всего лишь хотел помочь. Послав их всех подальше, я попёрся к себе в сарай, всей душой надеясь, что Хайма ещё не проснулась. Интересно, что там с медичкой? Успокоились они или до сих пор продолжают её насиловать, подогреваемые эрегином? Нет, скорее всего, они уже смылись, а медичку оставили валяться в квартире — один хер, снимали её только на сутки и на вымышленное имя… Что будет теперь с её ребёнком? Что вообще будет со всеми нами дальше?
Возле продуктового тусовалась толпа из параллельного класса: несколько троллей, Марта и негр Мапис. Они пили самогон. Мы поздоровались, перекинулись парой стандартных фраз типа "Как дела?", после чего они предложили мне выпить с ними. Я, решив, что алкоголь прочистит мои мозги от остатка наркотиков, не отказался. В итоге мы выжрали три флакона.
- Да, кстати, — сказал Фуа, тролль, когда все уже собирались расходиться. — Я тебя видел уже несколько раз с этой шлюхой… ну, из вашего класса, Хаймой. Говорят, у тебя с ней отношения какие-то?
- Она не шлюха! — возмутился я. Язык у меня заплетался. — Ещё раз скажешь о ней такое, и я тебе ёбну!
- Она защеканка, Автостоп! — что-то в его голосе заставило меня воздержаться от драки. — А ты говоришь, не шлюха. Мы ей как-то втроём в рот давали, и я знаю ребят одних, у которых она тоже за щеку брала.
Моё опьяневшее сознание начало производить быстрый анализ услышанного. То, что сообщил Фуа, являлось для меня новостью, шокирующей новостью. И почему-то я сразу понял, что тролль не врёт. В этом не было никакого смысла. Втроём… Знает ещё одних ребят… Проклятье, а ведь я с ней целовался! Меня передёрнуло, и все они заметили это. Марта решила ещё подлить масла в огонь.
- Некоторые уже поговаривают: мол, Автостоп с минетчицей тусуется. А девчонка одна, которой ты нравился, — она многозначительно помолчала, — сказала мне, что ты теперь ей по хую. Делай выводы.
Я попытался что-то сказать, потом махнул рукой и быстро пошёл к дому, сам не заметив, как перешёл на бег. В висках стучало. Как же так, думал я, как могло получиться, что ВСЕ знали, а один лишь я оставался в неведении? Хотя не дурак, мог бы и сам догадаться. Гном мою мать, что будет с моей репутацией? А я ведь ей предлагал как-то, но она отказалась — мол, извини, Эфем, за кого ты меня принимаешь? Сука! Сука!!!
Когда я распахнул дверь и врубил свет, то выяснилось, что Хайма до сих пор ещё спит. Одним рывком я сбросил её с диванчика, схватил за волосы. От такого обращения Хайма, естественно, проснулась и только открыла рот, чтобы сказать мне что-то, как я вмазал ей кулаком в челюсть.
- Эфем, Эфем, что случилось, что происходит? — закричала она, испуганно вжимаясь в диван. Губы её начали быстро опухать и это выглядело так смешно, что я расхохотался, но тут же вновь стал серьёзным.
- Значит, у меня впадлу было в рот взять, а у всех так брала! — я снова двинул ей в морду, на этот раз коленом. Что-то хрустнуло в челюсти. — Думала, я не узнаю, да? Да, шлюха?
Хайма зарыдала. Из её рта бежала кровь, левая сторона лица вся тут же распухла. Мне было её жалко, но я был пьян и жаждал справедливого возмездия за свою поруганную репутацию.
- Ну, что ты на это скажешь, а?
Хайма что-то проскулила. Тогда я что есть силы въехал ей ботинком в грудь и там тоже что-то хрустнуло; затем, когда она завалилась набок, ещё раз пнул ногой в голову, попав куда-то в область уха. Хайма вцепилась мне в ноги, начала бормотать что-то малопонятное. Я отшвырнул её и снова пнул в лицо.
Она тоненько завыла, скорчившись на полу. У меня по коже побежали мурашки.
- Заткнись, сука! — закричал я, чувствуя, что и у меня самого — причём, кажется, давно — из глаз текут слёзы. Это ещё больше разозлило меня. — Заткнись, сука, кому сказал!
Дальнейшее я помню весьма смутно. Сейчас, оценивая происходящее с точки зрения трезвого человека, мне хочется верить, что виной всему были алкоголь и наркотики, потому что подобная жестокость, тем более, над девчонкой, никогда не была мне присуща. Но тогда я словно озверел. Сорвав с Хаймы одежду (помню, что из лифчика выпали те деньги, которые она взяла из сумки медички), изнасиловал её, после чего снова принялся избивать. Лишь когда у неё изо рта при каждом ударе ногой в грудь или в живот начали вылетать какие-то красные сгустки, во мне вдруг что-то сломалось, и я сел с нею рядом, обхватив себя за голову.
На Хайме не осталось ни одного живого места. Это было жуткое зрелище. Она стонала и кашляла, выплёвывая из себя кровь и обломки зубов, всё лицо распухло и посинело, глаз почти не было видно. Только сейчас я наконец осознал всю низость и мерзость своего поступка, только сейчас я наконец протрезвел.
Хайма всё продолжала кашлять кровью — очевидно, у неё были сломаны рёбра. Я заплакал, точнее, зарыдал. Что я натворил, боже, Хайма, что я натворил…
Склонившись над ней, я принялся покрывать поцелуями изувеченное лицо, просить прощения. Глаза Хаймы кое-как открылись, и она обхватила мою руку. Так мы и сидели хрен знает сколько; вернее, сидел я, а она лежала, положив голову мне на колени и свернувшись клубком, изредка содрогаясь от сильных приступов кашля. Я извинялся, умолял её простить меня, хотя понимал, что никакого прощения не заслуживаю. Лишь теперь я понял, насколько сильно люблю её.
- Они мне отвёртку в ухо вставляли, — это были последние слова, которые я слышал от Хаймы. И когда до меня дошёл смысл сказанного, мне захотелось умереть, исчезнуть, а ещё лучше — вернуться на несколько дней назад, чтобы всего этого не было. Я не хотел, Хайма! Просто так получилось. А то, что с тобой делали в прошлом разные подонки — это и осталось в прошлом. Мне наплевать на это, ты понимаешь?! Я люблю тебя, Хайма!
Всё это плюс ещё что-то я, кажется, говорил вслух.
Очнувшись, я вдруг понял две вещи: во-первых, прошло очень много времени, и во-вторых, Хаймы на моих коленях не было. Жутко болела голова — так всегда бывает, когда смешиваешь "гвоздь", химию и сурроэль. Всё казалось каким-то ненастоящим, словно во сне. Повернув голову влево, я увидел Хайму в метре от меня — она лежала рядом со своей сумочкой. Голое тело, освещаемое тусклой лампой, было всё в кровоподтёках, ссадинах и синяках. Я снова начал плакать, понимая, что это мне не снится, что это — реальность, и что эту реальность сотворил я сам.
Хайма не двигалась. Я подполз к ней и перевернул на спину. Всё лицо её представляло сплошной синяк, рот был приоткрыт и в нём запеклась кровь. Мой взгляд опустился ниже, и тут я закричал.
Пилочкой для ногтей Хайма буквально вырвала себе вену на левой руке.
Надеюсь, я тоже покончу с собой, но проблема заключается в том, что я трус, а чтобы решиться на самоубийство, нужно быть или полным психом, или обладать твёрдым характером и железной волей. Я уже два раза касался ножом своего запястья, но дальше этого дело не шло. Труп Хаймы так и лежит рядом со мною, укрытый одеялом. С того момента, как я проснулся, прошло уже часа три, и по всем правилам, мы сейчас должны быть на занятиях. Я не знаю, что мне делать. Где-то плачет ребёнок, оставшийся без матери… Глядя на диван, я вспоминаю, как мы с Хаймой трахались на нём — благодаря мне, этому больше не суждено повториться.
Ну что ж, ещё одна попытка.
Закрываю глаза, на ощупь дотрагиваюсь лезвием ножа до запястья.
Я люблю тебя, Хайма.
Прости меня.
1997
© Алексей Шведов, 2003