Она протянула рекламную листовку фирмы «Start international» — «Международный старт». Компания с таким громким названием занималась организацией обучения за границей, и спектр ее услуг был широким: от двухнедельных языковых курсов до получения высшего образования в Гарварде.
— Можно, я возьму? — спросила я.
Пенсионерка кивнула:
— Берите, мне ни к чему. Покойница Ева Ивановна хотела, чтобы я своего внучка на лето в Англию отправила. У меня-то самой денег нет, я сыну эту идею подкинула. Но невестка решила, что лучше она себе третью шубу купит, чем на образование ребенка потратится. Одним словом, не мать, а ехидна!
Я предпочла деликатно промолчать и, прихватив рекламу, двинулась к выходу.
Как следовало из листовки, фирма «Международный старт» располагалась на улице Александра Солженицына, в двух шагах от метро «Марксистская». Раньше эта улица называлась Большая Коммунистическая, но в 2008 году ее, вместе с соседней Малой Коммунистической, переименовали.
Вот честно — не одобряю я эти переименования! Понятно, что государственный строй сменился, мы больше не идем уверенным шагом к коммунизму, но, по моему мнению, уж коли была такая веха в истории страны, ее следует оставить на карте. А если кому-то хочется увековечить память писателя Солженицына — пожалуйста! В Москве полнейшая неразбериха с названиями улиц, куча повторяющихся и бессмысленных наименований. Например, в районе метро «Кожуховская» присутствуют сразу три Кожуховских улицы, причем счет, вопреки правилам арифметики, почему-то начинается с пяти: 5-я Кожуховская, 6-я Кожуховская и 7-я Кожуховская. Рядом расположен 2-й Кожуховский проезд — при отсутствии первого. При этом на другом конце города, в районе Косино-Ухтомский, на самой границе с Люберцами, находится собственно Кожуховская улица. Вот — берите этот бардак, переименовывайте во что-то более приличное! Нет, обязательно надо прицепиться к Коммунистической!
Раздумывая таким образом, я поднялась на улицу из метро — и попала под ливень. Летние грозы обычно быстро заканчиваются, два десятка человек толпились в подземном переходе и ждали, когда с неба перестанет литься вода. Но мне ждать некогда, дел по горло, тем более что идти от силы три минуты, как-нибудь проскочу…
Через три минуты, вбежав в старинный особняк, отданный под бизнес-центр, я выглядела словно трудолюбивый енот-полоскун, который сутки не вылезал из реки. Волосы слиплись, тушь потекла, в туфлях хлюпает вода. Беседовать в таком виде невозможно, тем более с владельцем фирмы, и я отправилась на поиски туалета. Он нашелся в конце коридора, я сразу же засунула голову под сушку для рук. Высушив волосы, я принялась горестно разглядывать в зеркале остатки макияжа.
Эх, хорошо было в детском саду: бантик прицепила — и уже красавица! А сейчас: накладываешь основу под тональный крем, потом сам тональник и румяна, дальше берешь тени для век, карандаш, тушь, помаду, пудру — и всё это должно быть нанесено аккуратно и сочетаться друг с другом. Мрак! Конечно, можно не тратить полчаса на макияж, а обойтись натуральной красотой — вернее, тем, что от нее в тридцать пять лет осталось. Но тогда я выгляжу… никак, просто никак. Выцветшая моль, глазу не за что зацепиться. Так что декоративная косметика — это не роскошь, а жизненная необходимость. Высунув кончик языка от усердия, я принялась наводить марафет.
В туалет зашла девушка с чашкой в руках. Сунув чашку под кран, она сказала, обращаясь к своему отражению в зеркале:
— Дела на фирме идут плохо, клиентов мало, прибыль даже не покрывает арендную плату. Мне зарплату на два месяца задерживают.
Я удивленно воззрилась на девушку: разве мы знакомы, что она ко мне обращается? И тут заметила наушник у нее в ухе. А, понятно, девица разговаривает по мобильнику!
— Директор набрал кредитов, — продолжала она, — теперь не может отдать. Дошло до того, что он продает свою квартиру, рассчитывает с вырученных денег расплатиться с банком. А поскольку он не хочет отдавать комиссионные риелтору, мне приходится еще заниматься продажей этой квартиры. Дело осложняется тем, что в квартире кто-то живет, я могу показать только план БТИ и объяснить на пальцах, куда выходят окна. Сама я там никогда не была и имею смутное представление. Ну и кто купит такую квартиру? Вот ты лично, Марин, купила бы? Конечно, покупатели чуют какой-то подвох и не перезванивают. Ох, прямо не знаю, что и делать! Не жизнь, а одна нервотрепка! Вот такие у меня новости, подружка. Ну, пока, мужу привет передавай!
Энергично встряхнув чашку, чтобы из нее выпали последние капли, девушка направилась к двери. Я ее окликнула:
— Позвольте дать вам совет: бегите!
Она застыла на месте:
— Куда?
— Не куда, а откуда — из этой фирмы. Здесь ловить нечего. Директор решает свои проблемы за ваш счет. Долг по зарплате он вам не выплатит, сколько таких случаев я знаю. Чем тратить время и силы на продажу его квартиры, лучше ищите другую работу. Вы кто по специальности?
— Секретарь.
— Ищите другую работу, — кивнула я, — вакансий сейчас много. А ваш директор ничего не заплатит.
Девушка в растерянности пробормотала:
— Но он обещал…
— Обещать не значит жениться.
Секретаршу смутило это расхожее выражение.
Судя по ее пунцовым щекам, директор действительно обещал на ней жениться.
— Он женат, да? — догадалась я.
Собеседница дернула головой, словно от пощечины.
— Вам-то что за дело? — раздраженно бросила она и покинула уборную.
Я вздохнула: и сколько же женщин наматывают на уши эту лапшу! Сначала дети маленькие, они не перенесут развода, потом хомяка жалко, в неполной семье ему гарантирован невроз, а там, глядишь, у жены давление стало скакать — вдруг скопытится, если муж уйдет? Вот он и вынужден, бедолага, терпеть ненавистную супружницу. А так бы сразу к любовнице убежал, правда-правда, вот только шнурки погладит.
Глава 6
Открыв дверь с вывеской «Start international», я оторопела: на секретарском месте сидела та самая девушка, с которой мы только что разговаривали в уборной. Увидев меня, она смутилась.
— Неужели ваш директор продает единственное жилье? — поинтересовалась я, чтобы сгладить неловкость.
— Почему единственное? Он живет на Арбате, а продает квартиру на Изумрудной улице.
— Изумрудная, дом три, квартира двадцать? — быстро спросила я.
Девушка распахнула глаза:
— А вы откуда знаете?
Оттуда, что это адрес, по которому жила покойная Ева Ивановна. Однако я помнила, что говорила Танька Чижова: квартира принадлежит бабушке Сергея, поэтессе. Да что это за бабушка такая, которая решила вышвырнуть внука на улицу, когда и сорока дней не прошло со дня убийства матери? Нормальные люди кошку из дома не выкинут, а тут — родной внук.
— Дело в том, что я как раз хочу купить эту квартиру, — сказала я. — И по этому поводу мне необходимо поговорить с вашим директором.
— Пожалуйста, проходите, — обрадовалась девушка. — Альберт Михайлович сейчас на месте.
Она даже привстала, чтобы открыть дверь в директорский кабинет. В ее сердце затеплилась надежда наконец-то получить свою зарплату.
Михайлович? Она сказала — «Михайлович»? Но у Татьяниной свекрови другое отчество — Ивановна. Ладно, потом разберусь.
Брат Евы Ивановны выглядел чрезвычайно молодо, я бы дала ему от силы тридцать лет. При моем появлении Альберт Михайлович оторвался от компьютера, встал из-за стола и расплылся в широкой улыбке.
— Спасибо, что выбрали нашу компанию! — бодро начал он. — Мы даем старт в международной карьере! Что вас интересует: курсы английского языка на родине Шекспира? Или хотите отправить ребенка на учебу в Великобританию?
— Нет-нет, я совсем по другому вопросу.
Узнав, что я не собираюсь платить за образовательные услуги, мужчина мгновенно убрал с лица фальшивую улыбку и сухо поинтересовался:
— По какому же?
— Меня интересует квартира на Изумрудной улице, которую вы продаете…
— Все вопросы к секретарю, — прервал директор. — Она покажет вам план БТИ и прочие документы.
— Меня интересует свидетельство о собственности на данную квартиру. У вас есть такой документ?
Альберт Михайлович криво усмехнулся:
— Вы же не думаете, что я ношу с собой оригинал?
— Мне достаточно увидеть ксерокопию.
— Что за странные требования! — передернул плечами директор. — Я же не прошу вас показать пять миллионов рублей, которые вы должны заплатить за квартиру. Вот выйдем на сделку, тогда и увидите полный комплект документов.
Я поразилась — пять миллионов? Да за эти деньги сегодня убитую «однушку» около МКАД не купишь, не существует их в природе, а тут — добротная «двушка» рядом с метро. С чего вдруг такая дешевизна? Я прямо спросила об этом директора.
— А что тут непонятного? — отозвался Альберт Михайлович. — Продаю квартиру дешево, потому что срочно нужны деньги, у меня финансовые проблемы. Моя потеря — ваша выгода, пользуйтесь!
— Я бы с удовольствием воспользовалась, но необходимо прояснить один момент. Насколько я знаю, владелица квартиры — дама семидесяти лет от роду, а вы ни по полу, ни по возрасту не соответствуете этому описанию. На каком основании вы продаете недвижимость?
У собеседника отвисла челюсть:
— Откуда у вас информация? Кто вы?
— Я — частный детектив, действую в интересах своих клиентов, которые хотели бы приобрести данную квартиру. Их насторожило, что в квартиру нельзя попасть, поэтому они обратились ко мне за помощью, чтобы я прояснила ситуацию. Если недвижимость криминальная…
— Ну что вы, никакого криминала, — расплылся в улыбке Альберт Михайлович. — С точки зрения закона квартира абсолютно «чистая».
— Если не считать того, что недавно в ней убили человека. Женщину!
— Да, убили мою сестру, — смиренно согласился директор, — но не в самой квартире, а рядом с ней, на лестничной площадке.
— Это мало меняет суть дела. Данное обстоятельство сильно снижает стоимость жилья.
— Стоимость и так снижена, — ввернул собеседник.
— До тех пор, пока следствие не закончится, сделка вряд ли возможна. А вдруг владелец квартиры окажется убийцей и угодит в тюрьму? Вы можете гарантировать, что сделка не будет оспорена?
— О, здесь вы можете не беспокоиться, убийца уже сидит в тюрьме. Это невестка моей покойной сестры, весьма изворотливая особа. Никаких прав на квартиру у нее нет, она только была временно зарегистрирована по этому адресу, срок регистрации истек два дня назад. Вот справка из паспортного стола.
Жестом фокусника Альберт Михайлович вытащил откуда-то бумагу, которую я принялась изучать.
Еще совсем недавно на сорока шести квадратных метрах общей площади были зарегистрированы пять человек: Евдокия Ивановна Лукаш — насколько я понимаю, владелица квартиры, ее сын Альберт Михайлович Глембовский, ее внук Сергей Вениаминович Чижов, жена внука Татьяна Павловна Чижова и неизвестный мне гражданин Рудольф Сергеевич Парамонов. С учетом того, что срок регистрации Татьяны закончился, теперь в квартире имели право проживать только четыре человека.
— Кто такой Рудольф Сергеевич Парамонов?
— Мой старший брат, — ответил господин Глембовский, — он пропал без вести десять лет назад. Подозреваю, что его уже нет в живых.
— Его не выписали из квартиры? Обычно таких людей выписывают.
— Мать надеется, что он когда-нибудь вернется. Но не волнуйтесь, после заключения сделки о купле-продаже квартиры он, как и все остальные, будет выписан.
— А почему у него другое отчество?
— Потому что у нас разные отцы. Его отец был сварщиком, мой — архитектором. Моя мать, знаете ли, в молодости была очень эффектной женщиной и пользовалась вниманием мужчин из разных социальных сословий. Да она и сегодня в свои семьдесят лет получает предложения руки и сердца.
— А кем был отец Евы Ивановны?
Альберт Михайлович сделал загадочное лицо.
— Это тайна, покрытая мраком. Грех молодости, какой-то сельский Ромео постарался. Мать забеременела в шестнадцать, родила в семнадцать и, устав от соседских пересудов, уехала из белорусской деревни в Москву.
Я еще раз посмотрела список жильцов: что-то меня в нем смущает…
— Почему покойная Ева Ивановна не была зарегистрирована в квартире?
— У моей матери несколько квартир, Ева была зарегистрирована, вернее, прописана еще с советских времен в другой квартире, на Беговой улице. У нее был сахарный диабет, и она там наблюдалась у хорошего эндокринолога. При СССР нельзя было прикрепиться к любой поликлинике, как сейчас, обслуживали только по месту постоянной прописки.
Про советский институт прописки я и сама прекрасно помню. Выписаться из одного места и прописаться в другое было необычайно трудно. Получить постоянную прописку в Москве — практически невозможно. Это сегодня ты можешь приехать в столицу, купить один квадратный метр жилья и зарегистрировать на нем весь аул. А раньше существовали нормативы, если квартира маленькая, в нее никого не прописывали, только новорожденных детей. И вообще, чтобы сменить место жительства, нужно было иметь веские основания. Впрочем, ушлые люди умудрялись обойти закон. Я знаю семью, где дедушка — ветеран Великой Отечественной войны — несколько раз перепрописывался то к одной дочери, то к другой, то к внуку, и каждый раз ему как ветерану выделяли отличную квартиру в новостройке, дедуля оставлял ее потомкам, и в итоге старичок дожил свои дни в холодном бараке, забытый корыстной родней.
— У матери несколько квартир… — эхом повторила я. — А у вас самого есть собственность?
— При чем тут я? — мгновенно ощетинился директор. — Разговор, кажется, идет не о моих квартирах, а о той, что я продаю.
— Правильно ли я понимаю, что своего жилья у вас нет?
— Да какое это имеет значение? — взорвался Альберт Михайлович, — Я не бомж, живу в большой квартире на Арбате! Девяносто метров!
— Квартира принадлежит вашей жене?
Судя по злобному взгляду собеседника, моя догадка оказалась верна.
Я решила действовать без обиняков.
— А не вы ли, батенька, убили Еву Ивановну? Как я выяснила, у вас огромные долги перед банком, долги по зарплате работникам, вам настоятельно требуются деньги. А продавать кроме этой «двушки» на Изумрудной улице нечего…
— Тогда мне пришлось бы убить всех, кто в ней зарегистрирован, а не только Еву, — деловито заметил директор.
— Однако же вы выставили квартиру на продажу, — возразила я, — значит, устранить сводную сестру оказалось достаточно.
Альберт Михайлович нехотя признался, что собственница квартиры пока не в курсе, что жилье продается. Так что есть вероятность, что сделка не состоится. Впрочем, вероятность эта мала, поскольку он приложит все усилия, чтобы убедить мать, объяснит, насколько ему необходимы деньги.
— У нее куча недвижимости, — рассуждал мужчина, — одной квартирой запросто можно пожертвовать. А когда я снова встану на ноги, куплю матери новую.
— Неужели бабушка выставит родного внука на улицу? — задала я вопрос, который давно меня терзал.
— Сергей никакой ей не внук, он чужой человек.
— Как так?
— Ева вышла замуж за вдовца с ребенком, Сергею на тот момент исполнилось четыре года. Муж через год скоропостижно скончался от рака. Куда девать мальчишку? Сдать его в детский дом было бы свинством, и хотя особого контакта с ним не получилось, но мальчик был тихий, послушный, вот Ева его и усыновила.
Теперь мне стало понятно, почему Сергей спокойно воспринял смерть матери: очевидно, Ева Ивановна так и осталась для него мачехой. Я его реакцию понимала, но никак не извиняла.
А господин Глембовский, который, чувствовалось, недолюбливал племянника, заливался соловьем:
— Тихий-то он тихий, но не зря же говорят, что в тихом омуте черти водятся. В старших классах Сергей стал воровать у Евы деньги. Потом связался с дурной компанией, угнал машину, разбил ее, и Еве пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы уголовное дело закрыли. Затем он вроде взялся за ум, поступил в институт, но тут снова напасть — пристрастился к наркотикам. Чтобы вылечить его, Ева продала квартиру. Осталась на старости лет с голым задом, зато спасла пасынка. А зачем? Как будто люди меняются! Сергей — скользкий он тип, работает через пень колоду, постоянно врет. Недавно приходил ко мне, просил денег в долг. Я сказал, что сам в долгах, как в шелках, он зыркнул на меня волчонком…
Я слушала с широко открытыми глазами: Сергей — бывший наркоман?! А Татьяна знала, когда выходила за него замуж?
Увидев мою реакцию, Альберт Михайлович осекся:
— Впрочем, я уже, наверное, утомил вас рассказами о своих родственниках. Я хочу, чтобы вы уяснили главное: квартира юридически чистая, с ней проблем не возникнет, так и передайте потенциальным покупателям.
— Так и передам, — заверила я, устремляясь к выходу.
О, теперь у меня было предостаточно пищи для размышлений. Я вспомнила, что за день до своей смерти Ева Ивановна сняла полмиллиона с банковского счета. Не для непутевого ли пасынка, который влип в очередную историю? И вот еще вопрос: добровольно ли пенсионерка рассталась с деньгами? Может, она сделала это под давлением Сергея, а когда мачеха пригрозила, что обратится в полицию, парень ее убил?
Чем больше я думала о Сергее, тем вероятней казалась его кандидатура на роль убийцы. Взять хотя бы историю с пропажей еды из холодильника. На протяжении нескольких месяцев он не вмешивался, ждал, когда конфликт между женой и матерью разрастется, выльется в открытое противостояние. Возможно, он даже исподтишка подзуживал обеих.