Уловка-22 - Джозеф Хеллер 29 стр.


И точно: как только они прибыли на аэродром, чтобы лететь на Мальту, выяснилось, что бомбовый люк, задний и хвостовой отсеки самолета, а также большая часть выгородки для верхней турельной установки забиты мешками с турецким горошком.

Миссия Йоссариана в этой поездке заключалась в том, чтобы отвлекать Орра: Орр не должен был знать, где Милоу покупает яйца, хотя Орр тоже состоял членом синдиката Милоу и, как каждый член синдиката, имел в нем свой пай. Йоссариан считал свою миссию лишенной всякого смысла, ибо все знали, что Милоу покупает яйца на Мальте по семь центов за штуку, а продает их офицерским столовым, то есть своему синдикату, по пять центов за штуку.

— Не доверяю я ему, — задумчиво проговорил Милоу в самолете, кивнув затылком в сторону Орра, который ужом извивался на мешках с горошком, мучительно пытаясь заснуть. — Я могу заниматься покупкой яиц, только когда его нет поблизости, иначе он раскроет секрет моего бизнеса. Ну что еще вам непонятно?

Йоссариан сидел рядом с Милоу на месте второго пилота.

— Непонятно, почему вы покупаете яйца на Мальте семь центов за штуку, а продаете их по пять?

— Чтобы иметь прибыль.

— Но как вы ухитряетесь получить прибыль? Вы ведь теряете по два цента на каждом яйце.

— И все-таки я получаю прибыль — по три с четвертью цента с яйца, потому что продаю их по четыре с четвертью цента жителям Мальты. Потом я у них скупаю эти яйца по семь центов. Разумеется, прибыль получаю не я. Ее получает синдикат, и у каждого в нем свой пай.

Йоссариану показалось, что он начинает что-то понимать

— А жители, которым вы продаете яйца по четыре с четвертью цента за штуку, получают прибыль в размере по два и три четверти цента за яйцо, когда продают их вам обратно по семь центов за штуку. Правильно? Так почему бы вам не продавать яйца непосредственно самому себе и вовсе не иметь дела с этим народом?

— А потому, что я и есть тот самый народ, у которого я покупаю яйца, — объяснил Милоу. — Когда народ покупает у меня яйца, я получаю прибыль по три с четвертью цента за штуку. Таким образом, в итоге доход составляет шесть центов за яйцо. Продавая яйца офицерским столовым по пять центов, я теряю только по два цента на яйце. Вот так я и получаю прибыль — покупаю по семь центов за штуку и продаю по пять. Я плачу только по одному центу за яйцо в Сицилии.

— На Мальте, — поправил Йоссариан. — Ведь вы в покупаете яйца на Мальте, а не в Сицилии.

Милоу гордо усмехнулся.

— Я не покупаю яйца на Мальте, — признался он с нескрываемым удовольствием. Впервые при Йоссариане Милоу изменил своей обычной сверхсерьезности. — Купив яйца в Сицилии по центу за штуку, я затем тайно их переправляю на Мальту, но уже по четыре с половиной цента. С тем чтобы, когда спрос на Мальте возрастет, повысить цену до семи центов за штуку.

— А зачем вообще люди ездят на Мальту за яйцами, если они там так дороги?

— Потому что у людей так принято.

— А почему они не покупают в Сицилии?

— Потому что у людей так не принято.

— Ну теперь-то я действительно ничего не понимаю. Почему бы вам не продавать офицерским столовым яйца по семь центов за штуку, а не по пять?

— А зачем же я тогда буду нужен столовым? Купить яйца по семь центов каждый дурак сможет.

— А почему бы столовым не покупать яйца у вас прямо на Мальте по четыре с четвертью цента за штуку?

— Потому что так я им не продам.

— Но почему?

— Как же я бы тогда извлек прибыль? А так по крайней мере и мне кое-что перепадает, как посреднику.

— Стало быть, и к вашим рукам кое-что прилипает? — заявил Йоссариан.

— А как же иначе! В целом вся прибыль поступает в синдикат. А у каждого в нем пай. Понятно? В точности то же самое происходит с помидорчиками, которые я продал полковнику Кэткарту.

— Купил, — поправил его Йоссариан. — Ведь вы же не продали их полковнику Кэткарту и подполковнику Корну, а купили эти помидоры у них.

— Нет, продал, — поправил Милоу Йоссариана. — Я, выступая под вымышленной фамилией, выбросил помидоры на рынки Пьяносы, а полковник Кэткарт и подполковник Корн — тоже под вымышленными фамилиями — купили их у меня по четыре цента за штуку. Затем на следующий день они продали мне помидоры по пять центов за штуку, в результате они получили по центу с каждого помидора, я по три с половиной, и все остались довольны.

— Все, кроме синдиката. — усмехнувшись, заметил Йоссариан. — Синдикат платит по пять центов за каждый помидор, а он, оказывается, стоит всего-навсего полцента. Какая же тут выгода синдикату?

— То, что выгодно мне, то выгодно синдикату, — пояснил Милоу, — поскольку у каждого в нем свой пай. А в результате сделки с помидорами синдикат заручился поддержкой полковника Кэткарта и подполковника Корна. Разве бы они иначе разрешили мне такие полеты? Через пятнадцать минут мы сядем в Палермо, и вы увидите, какой мы сделаем бизнес.

— Не в Палермо, а на Мальте, — поправил Йоссариан. Ведь мы летим на Мальту, а не в Палермо.

— Нет, в Палермо, — ответил Милоу. — Там меня ждет экспортер цикория. Я должен повидаться с ним на минутку и договориться об отправке в Берн грибов, которые, правда, уже немножко прихвачены плесенью.

— Милоу, как вам это все удается? — изумился Йоссариан. — Вы указываете в полетной карте один пункт, а сами отправляетесь в другой. Неужели диспетчеры ни разу не подняли шума?

— Они же члены синдиката! — сказал Милоу. — Они знают: что хорошо для синдиката, то хорошо для родины. На этом все держится. Поскольку диспетчеры тоже имеют свою долю, они обязаны делать для синдиката все, что в их силах.

— И у меня есть пай?

— У каждого свой пай.

— И у Орра пай?

— У каждого свой пай.

— И у Заморыша Джо? У него тоже пай?

— У каждого свой пай.

— Ну и дела, будь я проклят, — задумчиво протянул Йоссариан, на которого идея о всеобщем паевом участии в синдикате впервые произвела глубокое впечатление. Милоу обернулся, в глазах у него сверкнули озорные искорки.

— Послушайте, у меня есть хороший планчик, как надуть федеральное правительство на шесть тысяч долларов. Мы можем получить с вами по три тысячи на брата, абсолютно ничем не рискуя. Согласны?

— Нет!

Милоу взглянул на Йоссариана с глубокой признательностью.

— Именно за это я вас и люблю. Вы честный человек, Йоссариан. Вы единственный из моих знакомых, кому я верю безоговорочно. Позвольте мне почаще прибегать к вашей помощи. Вот почему, когда вчера в Катании вы бросились за этими двумя потаскухами, я был безмерно огорчен.

Йоссариан недоверчиво посмотрел на Милоу.

— Милоу, так вы ведь сами велели мне идти с ними. Вы что, забыли?

— Нет уж, увольте! Это не моя вина! — негодующе возразил Милоу. — Мне любым путем нужно было избавиться от Орра. В Палермо все будет иначе. Я хочу, чтобы, как только мы приземлимся, вы с Орром прямо с аэродрома ушли с девочками.

— С какими еще девочками?

— Я связался по радио и все устроил. Они будут вас ждать на аэродроме в лимузине. Отправляйтесь сразу, как только выйдете из самолета.

— Ничего не получится, — сказал Йоссариан, покачав головой. — Я пойду туда, где можно выспаться.

Милоу посинел от негодования. Его тонкий длинный нос судорожно затрепетал, точно бледное узкое пламя свечи, в отведенном ему господом пространстве между черными бровями и неровными рыжевато-оранжевыми усами.

— Йоссариан, не забывайте о своей миссии, — напомнил он торжественно.

— А пропади она пропадом, моя миссия, — устало отозвался Йоссариан. — И пусть туда же катится этот чертов синдикат вместе с моим паем.

Орру тоже хотелось спать, а не развлекаться, и поэтому он и Йоссариан поехали вместе с Милоу в город, где выяснилось, что и на сей раз в отеле для них нет места. Но, что гораздо важнее, оказалось, что Милоу — мэр города Палермо.

Неправдоподобный, поистине фантастический прием был оказан Милоу уже на аэродроме, где служащие, узнав Милоу, побросали свои дела и взирали на него с едва сдерживаемым обожанием и раболепством. Слухи о его прибытии уже проникли в город, и, когда все трое в маленьком открытом грузовике подъехали к окраинам города, их встретили веселые толпы. Йоссариан и Орр, онемев от удивления, испуганно жались к Милоу.

По мере того как грузовичок, замедляя ход, приближался к центру города, приветственные возгласы становились все громче. В этот день школьников специально отпустили с занятий, и принаряженные мальчуганы и девчушки стояли на тротуарах, размахивая флажками. Йоссариан и Орр начисто лишились дара речи. На улицах над радостно бурлящими толпами плыли огромные знамена с портретами Милоу. Милоу был изображен в потертой крестьянской блузе с высоким воротником. Его строгое лицо добропорядочного папаши выражало терпимость, мудрость и силу. Усы непокорно топорщились, а косящие глаза проницательно взирали на толпу. Свесившись из открытых окон, инвалиды посылали Милоу воздушные поцелуи. Из узких дверей своих лавок торговцы в фартуках с воодушевлением приветствовали Милоу. Гремели трубы. То там, то сям кто-то падал, и толпа затаптывала несчастного насмерть. Обезумевшие старухи, рыдая, лезли вперед, чтобы коснуться плеча Милоу или пожать ему руку. Среди этого волнующего празднества Милоу держался царственно великодушно. Не оставаясь в долгу, он элегантно делал народным массам ручкой и щедрыми пригоршнями разбрасывал сладкие, как трюфели, воздушные поцелуи. Стайка пылких юношей и девиц вырвалась из толпы и, взявшись за руки и блестя остекленевшими от обожания глазами, бежала за грузовиком, хрипло скандируя:

— Ми-лоу! Ми-лоу! Ми-лоу!

Теперь, когда его секрет выплыл наружу, Милоу стал держаться с Йоссарианом и Орром гораздо непринужденнее. Этого скромного от природы человека распирала гордость. Кровь прилила к его щекам. Милоу был избран мэром Палермо и близлежащих городов — Карина, Монреаля, Багерии, Термини-Имерезе, Кефали, Мистретты, а также Никозии, — и все потому, что он привез в Сицилию шотландское виски.

Йоссариан был потрясен.

— Неужели здесь так любят виски?

— Понятия о нем не имеют, — объяснил Милоу. — Шотландское виски — штука дорогая, а народ здесь очень бедный.

— Но если в Сицилии вообще не пьют виски, зачем ты его сюда импортируешь?

— Чтобы взвинтить цену. Я доставляю сюда виски с Мальты, чтобы с большей прибылью продать его себе или кому-нибудь другому. Я создал здесь целую новую отрасль промышленности. Сегодня Сицилия занимает третье место в мире по экспорту виски. Потому-то меня и избрали мэром.

— Раз уж ты такая большая шишка, может, ты нам достанешь номер в гостинице? — совсем не к месту устало проворчал Орр.

— Вот этим я и намерен сейчас заняться, — пообещал Милоу, и в голосе его послышалось раскаяние. — К сожалению, я забыл радировать заранее, чтобы вам забронировали номера. Пойдемте в мой кабинет, и я прямо сейчас поговорю с моим заместителем.

Кабинет Милоу находился в парикмахерской, а его заместителем оказался пухленький коротышка парикмахер. Сердечные приветствия пенились на его подобострастных губах так же обильно, как мыльная пена, которую он взбивал в чашечке, чтобы побрить Милоу.

— Ну, Витторио, — сказал Милоу, лениво развалившись в кресле. — Как вы тут без меня поживали?

— Очень плохо, синьор Милоу, очень плохо. Но теперь вы вернулись, и мы снова счастливы.

— Удивительно, какая уйма народу на улицах! Почему полны все отели?

— Да потому что много народу понаехало из других городов специально, чтобы увидеть вас, синьор Милоу. И еще потому, что приехали закупщики на аукцион артишоков.

Милоу взмахнул руками, как орел крыльями, и схватился за бритвенную кисточку Витторио.

— Что еще за артишоки? — спросил он.

— Артишоки, синьор Милоу? Артишоки — это очень вкусные овощи, их все любят. Пока вы здесь, вам обязательно надо попробовать артишоков, синьор Милоу. У нас растут лучшие в мире артишоки.

— В самом деле? — спросил Милоу. — А хорошо ли в нынешнем году идут артишоки?

— Я бы сказал, очень хорошо. Урожай был скверный.

— Вот как? — удивился Милоу и исчез. Он соскользнул с кресла с такой быстротой, что полосатая простыня, прежде чем упасть на пол, несколько секунд хранила очертания его тела. Когда Йоссариан и Орр бросились за ним к дверям, Милоу уже не было и в помине.

— Следующий! — гаркнул заместитель мэра. — Кто следующий?

Йоссариан и Орр вышли из парикмахерской, не зная, куда себя девать. Покинутые Милоу, они пробирались сквозь веселые толпы в поисках ночлега. Йоссариан валился с ног от усталости. Голова его раскалывалась от тупой, одуряющей боли. К тому же его раздражал Орр, который раздобыл где-то два диких лесных яблока и шел, засунув их за щеки. Заметив это, Йоссариан заставил его выплюнуть дички. Затем Орр нашел где-то два лошадиных каштана и сунул их в рот. Но Йоссариан, заметив, что щеки у Орра опять раздулись, велел ему выплюнуть дички. Орр, ухмыльнувшись, ответил, что это не дички, а лошадиные каштаны и что они у него не во рту, а в руках. Но из того, что говорил ему Орр, Йоссариан не смог разобрать ни слова, потому что во рту Орра были лошадиные каштаны, которые он все-таки в конце концов выплюнул по настоянию Йоссариана.

В глазах Орра блеснули лукавые огоньки. Он потер лоб костяшками пальцев и хитро заржал.

— Помнишь ту девку? — спросил он сквозь смех. — Ты помнишь ту девку в Риме, которая лупила меня туфлей по башке?

Он выжидающе глядел на Йоссариана. Когда Йоссариан наконец осторожно кивнул головой, Орр продолжал:

— Разреши мне засунуть каштаны в рот, и я расскажу тебе, за что она меня била. Идет?

Йоссариан утвердительно кивнул, и Орр поведал ему фантастическую историю, почему девка в публичном доме, где жила подружка лейтенанта Нейтли, била его туфлей по голове, но Йоссариан не понял ни единого слова: рот у Орра был набит лошадиными каштанами. Поняв, что Орр его провел, Йоссариан зло рассмеялся.

Когда наступил вечер, им пришлось довольствоваться скверным обедом в грязном ресторане, после чего они добрались до аэродрома с попутной машиной и улеглись спать на холодном металлическом полу самолета, ворочаясь, дергаясь и мучительно стеная во сне. Не прошло и двух часов, как водители грузовиков начали с грохотом загружать самолет ящиками с артишоками и вытурили Йоссариана с Орром из машины. Пошел проливной дождь, и, когда погрузка кончилась, они промокли до нитки. Потом они снова втиснулись в самолет и свернулись клубочками на ящиках с артишоками, как анчоусы в консервной банке. Потом ящики запрыгали: это ни свет ни заря Милоу погнал самолет в Неаполь, чтобы поменять артишоки на палочки корицы, ваниль, гвоздику и стручки перца. Весь этот товар он перебросил в тот же день обратно на Мальту, где, как выяснилось, он был заместителем генерал-губернатора.

В гостинице на Мальте номера для них тоже не оказалось. Зато на Мальте Милоу величали сэром майором Милоу Миндербиндером и в резиденции генерал-губернатора ему отвели гигантских размеров кабинет. Посередине кабинета стоял огромный стол красного дерева. На стене, облицованной дубовыми панелями, между скрещенными британскими знаменами висела бросавшаяся в глаза фотография сэра майора Милоу Миндербиндера в форме королевских валийских фузильеров. На фотографии у Милоу был колюче-пронзительный взгляд, побритые в ниточку усы и как будто высеченный из камня подбородок. Оказалось, что здесь Милоу произвели в рыцари и пожаловали чин майора королевских валийских фузильеров, а также назначили заместителем генерал-губернатора Мальты в знак признания его исключительных заслуг в деле торговли яйцами. Милоу великодушно позволил Йоссариану и Орру провести ночь на ковре в кабинете, но, едва он ушел, появился часовой в полном боевом снаряжении и, тыча им в спину острием штыка, выгнал Йоссариана и Орра на улицу. Падая от усталости, они добрались до аэродрома в такси, причем нахальный водитель содрал с них втридорога. Спать им пришлось снова в самолете, на сей раз загруженном потертыми джутовыми мешками, из которых сыпались какао и кофе нового урожая, источавшие одуряющий запах. Почувствовав приступ тошноты, Йоссариан и Орр сломя голову выскочили наружу и облевали шасси.

Утро началось с того, что прикатил Милоу, свеженький, как огурчик, и взял курс на Оран, где для них снова не оказалось номера в гостинице и где, как выяснилось, Милоу был вице-шахом. Здесь в распоряжение Милоу были представлены обширные покои в розовом, как лососина, дворце, но Йоссариану и Орру даже не разрешили переступить порог дворца, поскольку они были христианами и, следовательно, неверными. У ворот их остановили циклопического роста стражники с кривыми саблями наголо и прогнали прочь.

Орр, видимо, простудился: он сопел и шмыгал носом. Широкая спина Йоссариана ссутулилась и ныла от усталости. Йоссариану хотелось бы свернуть Милоу шею, но, поскольку тот как-никак был вице-шахом Орана, его персона была священна. Как оказалось, Милоу был не только вице-шахом Орана, но и калифом Багдада, имамом Дамаска и шейхом Аравии. Милоу был богом урожая и богом дождя в глухих отсталых уголках, где невежественные суеверные люди еще поклонялись столь жестоким богам. А в дебрях африканских джунглей, сообщил им Милоу с присущей ему скромностью, можно было обнаружить даже каменных идолов с усатым ликом, возвышавшихся над примитивным каменным алтарем, красным от человеческой крови. Где бы Милоу ни появился, повсюду его встречали с почестями, и триумфальные овации следовали одна за другой. Они снова пересекли Средний Восток в обратном направлении и вернулись в Каир, где Милоу по спекулятивным ценам скупил все имевшиеся на рынке запасы хлопка, которые не хотел брать ни один человек в мире. Этой операцией Милоу сразу же поставил себя на грань финансовой катастрофы.

В Каире наконец для Йоссариана и Орра в отеле нашлись номера с мягкими постелями, взбитыми пуховыми подушками и чистыми хрустящими простынями, а также шкафом с вешалками для одежды и ванной. Йоссариан и Орр до красноты напарились в дымящейся ванне и вышли вместе с Милоу из отеля, чтобы выпить по коктейлю и съесть филе «миньон» в отличном ресторанчике, где в вестибюле стоял биржевой телетайп. Когда Милоу осведомлялся у метрдотеля, что это за аппарат, телетайп как раз выстукивал биржевой курс хлопка. Милоу и не подозревал, что на свете существуют столь прекрасные аппараты.

Назад Дальше