– Привет, Сесилия. Заваливайся.
– Сегодня на улице так славно было.
– Я полагаю. Иди поздоровайся со мной.
Она зашла в ванную. Я выключил лампу.
Немного погодя, она вышла. Я почувствовал, как она залазит в постель. Было темно, но сквозь шторы пробивалось немного света. Я передал ей пузырь. Она сделала крохотный глоточек, передала бутылку обратно. Мы сидели, опираясь спинами на изголовье кровати и подушки. Бедро прижато к бедру.
– Хэнк, а месяц – просто узенькая щепочка. Но звезды – такие яркие и прекрасные. Это заставляет задуматься, правда?
– Да.
– Некоторые из них мертвы уже миллионы световых лет, а мы все равно их еще видим.
Я протянул руку и пригнул голову Сесилии к себе. Ее рот приоткрылся. Он был влажен и хорош.
– Сесилия, давай поебемся.
– Мне не хочется.
В некотором смысле, мне тоже не хотелось. Именно поэтому я и спросил.
– Не хочется? Тогда почему ты меня так целуешь?
– Я считаю, что людям надо не спеша узнавать друг друга.
– Иногда на это нет столько времени.
– Я не хочу этого делать.
Я вылез из постели. В одних трусах дошел до двери и постучался к Бобби и Валери.
– Что такое? – спросил Бобби.
– Она не хочет меня ебать.
– Ну и?
– Пошли искупаемся.
– Уже поздно. Бассейн закрылся.
– Закрылся? Ну, вода же там есть?
– Я хочу сказать, там свет выключили.
– Это нормально. Она не хочет со мной ебаться.
– У тебя плавок нет.
– У меня есть трусы.
– Ладно, подожди…
Бобби и Валери вышли, прекрасно облаченные в новые, плотно облегающие купальные костюмы. Бобби протянул мне колумбийского, и я глотнул.
– Что там с Сесилией?
– Христианская химия.
Мы подошли к бассейну. Так и есть, огни погасили. Бобби и Валери нырнули тандемом. Я сел на край, ноги болтались в воде. Я потягивал водку из горлышка.
Бобби и Валери вынырнули вместе. Бобби подплыл к краю бассейна.
Он дернул меня за лодыжку:
– Давай, говнюк! Кишка тонка? НЫРЯЙ!
Я глотнул водки еще, поставил бутылку. Нырять я не стал. Я осторожно опустил себя через бортик. Потом плюхнулся. В темной воде было странно. Я медленно опускался на дно бассейна. Во мне было 6 футов росту и 225 фунтов весу. Я ждал, когда коснусь дна и оттолкнусь ногами наверх. Да где же это дно? Вот оно, а кислород у меня почти кончился. Я оттолкнулся. Медленно пошел вверх. В конце концов, я вырвался на поверхность воды.
– Смерть всем блядям, сжимающим передо мною ноги! – заорал я.
Открылась дверь, и из квартиры в цоколе выбежал человек.
Управляющий.
– Эй, так поздно купаться не разрешается! Огни в бассейне не горят!
Я подгреб к нему, дотянулся до бортика и посмотрел на него снизу.
– Слушай, хуй моржовый, я выпиваю два бочонка пива в день, и я – профессиональный борец. По природе своей, я – добрая душа. Но я намереваюсь купаться и хочу, чтобы огни ЗАЖГЛИ! СЕЙЧАС ЖЕ! Прошу тебя только один раз!
И отгреб.
Огни зажглись. Бассейн ярко осветился. Как по волшебству. Я догреб до своей водки, снял ее с бортика и хорошенько присосался. Бутылка почти опорожнилась. Я опустил голову: Валери и Бобби плавали под водой кругами друг вокруг дружки. У них хорошо получалось, они были гибки и грациозны. Как странно, что все вокруг – моложе меня.
С бассейном мы покончили. Я подошел к двери управляющего в мокрых трусах и постучал. Тот открыл. Мне он понравился.
– Эй, кореш, можешь гасить свет. Я кончил купаться. Ты клевый, малыш, ты клевый.
Мы пошли к себе.
– Выпей с нами, – сказал Бобби. – Я знаю, что ты несчастен.
Я зашел и пропустил два стаканчика.
Валери сказала:
– Слушай, Хэнк, все эти твои бабы! Ты ведь не можешь их всех ебать, ежу понятно.
– Победа или смерть!
– Отоспишься – пройдет, Хэнк.
– Спокойной ночи, толпа, и спасибо…
Я вернулся в спальню. Сесилия распласталась на спине и храпела:
– Гуззз, гуззз, гуззз…
Она мне показалась жирной. Я снял мокрые трусы, залез в постель. Потряс ее.
– Сесилия, ты ХРАПИШЬ!
– Ооох, ооох… Прости…
– Ладно, Сесилия. Это совсем как замужем. Я тебя утром проучу, когда буду свеженький.
81
Меня разбудил звук. День еще не совсем наступил. По комнате двигалась Сесилия, одевалась.
Я посмотрел на часы.
– 5 утра. Что ты делаешь?
– Я хочу посмотреть, как восходит солнце. Обожаю рассветы!
– Не удивительно, что ты не пьешь.
– Я вернусь. Можем позавтракать вместе.
– В меня уже 40 лет завтраки не лезут.
– Я пойду рассвет посмотрю, Хэнк.
Я нашел закупоренную бутылку пива. Теплое. Я открыл ее, выпил.
Потом уснул.
В 10.30 в дверь постучали.
– Войдите…
Там были Бобби, Валери и Сесилия.
– Мы только что позавтракали вместе, – сообщил Бобби.
– Теперь Сесилия хочет снять туфли и погулять по пляжу, – сказала Валери.
– Я никогда раньше не видела Тихий Океан, Хэнк. Он так прекрасен!
– Сейчас оденусь…
Мы пошли вдоль берега. Сесилия была счастлива. Когда накатывали волны и захлестывали ей босые ноги, она орала.
– Толпа, вы идите вперед, – сказал я. – Я тут бар поищу.
– Я с тобой пойду, – сказал Бобби.
– А я присмотрю за Сесилией, – сказала Валери…
Мы нашли ближайший бар. Там оставалось только два свободных табурета. Мы сели. Бобби достался мужской, мне – женский. Мы заказали выпить.
Женщине рядом со мной было лет 26—27. Что-то ее поистаскало – рот и глаза выглядели устало, – но, несмотря на это, она держалась. Волосы темные и ухоженные. В юбчонке, ноги – хорошие. Душой ее был топаз, видно по глазам. Я поставил свою ногу рядом с ее. Она не отодвинулась. Я опорожнил стакан.
– Купите мне выпить, – попросил ее я.
Она кивнула бармену. Тот подошел.
– Водку-7 для джентльмена.
– Спасибо…
– Бабетта.
– Спасибо, Бабетта. Меня зовут Генри Чинаски, писатель-алкоголик.
– Никогда не слыхала.
– Аналогично.
– Я держу лавку рядом с пляжем. Безделушки и дрянь всякая, в основном – дрянь.
– Мы квиты. Я тоже пишу много дряни.
– Если вы – такой плохой писатель, то почему не бросите?
– Мне есть нужно, жить где-то и одеваться. Купите мне еще выпить.
Бабетта кивнула бармену, и я получил новый стакан.
Мы прижимались друг к другу ногами.
– Я – крыса, – сообщил я ей, – у меня запоры и не стоит.
– Насчет запоров – не знаю. Но то, что вы крыса – это точно, и у вас стоит.
– Какой у вас номер телефона?
Бабетта полезла в сумочку за ручкой.
И тут зашли Сесилия и Валери.
– О, – сказала Валери, – вот где эти мерзавцы. Я же тебе говорила. В ближайшем баре.
Бабетта соскользнула с табуретки и вышла наружу. Я видел ее сквозь жалюзи на окнах. Она уходила прочь, по набережной, и у нее было тело.
Гибкое, как ива. Оно качнулось на ветру и пропало из виду.
82
Сесилия сидела и смотрела, как мы пьем. Я видел, что противен ей. Ем мясо. У меня нет бога. Нравится ебаться. Природа меня не интересует. Я никогда не голосовал. Люблю войны. От открытого космоса мне скучно. От бейсбола скучно. От истории скучно. От зоопарков мне тоже скучно.
– Хэнк, – сказала она, – я выйду ненадолго наружу.
– А что там, снаружи?
– Я люблю смотреть, как люди в бассейне купаются. Мне нравится, когда им хорошо.
Сесилия встала и вышла.
Валери рассмеялась. Бобби рассмеялся.
– Ладно, значит, я ей в трусики не полезу.
– А хочется? – спросил Бобби.
– Тут оскорблен не столько мой позыв к сексу, сколько мое эго.
– И о возрасте своем не забудь, – сказал Бобби.
– Нет ничего хуже старой свиньи-шовиниста, – ответил я.
Мы пили дальше молча.
Через час или около того Сесилия вернулась.
– Хэнк, я хочу уехать.
– Куда?
– В аэропорт. Я хочу улететь в Сан-Франциско. У меня все вещи – с собой.
– Я-то не против. Но сюда нас привезли Валери и Бобби на своей машине. Может, им пока не хочется уезжать.
– Мы отвезем ее в Л.А., – сказал Бобби.
Мы уплатили по счету, сели в машину, Бобби – за руль, Валери – рядом, а Сесилия и я – назад. Сесилия отстранилась от меня, прижавшись к дверце, – как можно дальше.
Бобби включил магнитофон. Музыка обрушилась на заднее сиденье волной. Боб Дилан.
Валери протянула нам кропаль. Я дернул, потом попробовал передать его Сесилии. Та съежилась. Я вытянул руку и погладил ее по колену, сжал его. Она ее оттолкнула.
– Эй, парни, ну, как вы там, сзади? – спросил Бобби.
– Это любовь, – ответил я.
Мы ехали час.
– Вот аэропорт, – сказал Бобби.
– У тебя еще два часа, – сказал я Сесилии. – Можем вернуться ко мне и подождать.
– Все в порядке, – ответила та. – Я хочу пойти сейчас.
– Но что же ты будешь делать два часа в аэропорту? – спросил я.
– О, – сказала Сесилия, – я просто люблю аэропорты.
– О, – сказала Сесилия, – я просто люблю аэропорты.
Мы остановились перед терминалом. Я выпрыгнул, выгрузил ее багаж. Пока мы стояли вместе, Сесилия привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. Я не стал ее провожать.
83
Я согласился читать на севере. Днем перед чтениями я сидел в номере «Холидей-Инна» и пил пиво с Джо Вашингтоном, организатором, местным поэтом Дадли Бэрри и его дружком Полом. Дадли недавно вышел из чулана и объявил, что он – гомик. Он нервничал, был жирен и амбициозен. И постоянно расхаживал взад-вперед.
– Ты хорошо читать будешь?
– Не знаю.
– Ты привлекаешь к себе толпы народу. Господи, как тебе это удается? Они вокруг всего квартала в очередь выстроились.
– Любят кровопускания.
Дадли схватил Пола за ягодицы.
– Я тебя вспорю и выпотрошу, малыш! А потом можешь вспороть меня!
Джо Вашингтон стоял у окна.
– Эй, гляди, вон Уильям Берроуз идет через дорогу. У него номер рядом с твоим. Он завтра вечером читает.
Я подошел к окну. И впрямь Берроуз. Я отвернулся и открыл новое пиво. Мы сидели на третьем этаже. Берроуз поднялся по лестнице, прошел мимо моего окна, открыл свою дверь и скрылся внутри.
– Хочешь с ним познакомиться? – спросил Джо.
– Нет.
– Я зайду к нему на минутку.
– Давай.
Дадли и Пол хватали друг друга за жопы. Дадли ржал, а Пол хихикал и заливался румянцем.
– А чего бы вам, парни, наедине не разобраться?
– Какой же он хорошенький, а? – спросил Дадли. – Обожаю мальчишечек!
– Меня больше женский пол интересует.
– Ты просто лучшего не знаешь.
– Не твоя забота.
– Джек Митчелл бегает с травести. Он о них стихи пишет.
– Те хоть, по крайней мере, на баб похожи.
– А некоторые даже лучше.
Я молча пил дальше.
Вернулся Джо Вашингтон.
– Я сказал Берроузу, что ты в соседнем номере. Я сказал: «Берроуз, Генри Чинаски – в соседнем номере». Он ответил: «Ах вот как?» Я спросил, не хочет ли он с тобой познакомиться. Он ответил: «Нет».
– В таких местах холодильники следует ставить, – сказал я. – Ебаное пиво греется.
Я вышел поискать машину со льдом. Когда я проходил мимо номера Берроуза, тот сидел в кресле у окна. Он взглянул на меня безразлично.
Я нашел машину и вернулся со льдом, сложил его в раковину и засунул туда пиво.
– Ты ведь не собираешься слишком надираться, – предостерег меня Джо. – Тогда точно языком ворочать не сможешь.
– Да им надристать. Они одного хотят – меня распять.
– 500 долларов за час работы? – спросил Дадли. – И ты называешь это распятием?
– Ага.
– Ну, ты и Христос!
Дадли с Полом ушли, а Джо и я отправились в местную кофейню поесть и выпить. Нашли столик. Первым делом мы обнаружили, что незнакомые люди придвигают к нам стулья. Все мужики. Вот же говно. Сидело там и несколько хорошеньких девчонок, но они только смотрели и улыбались – или же не смотрели и не улыбались. Я прикинул, что те, которые не улыбались, ненавидели меня из-за моего отношения к женщинам. Ну их на хуй.
Джек Митчелл там был и Майк Тафтс, оба поэты. Ни тот, ни другой ничем себе на жизнь не зарабатывали, несмотря на тот факт, что поэзия им ничего не приносила. Они существовали своей силой воли и подаяниями. Митчелл, при всем при том, был хорошим поэтом, ему просто не везло. Он заслуживал лучшего. Затем зашел Бласт Гримли, певец. Бласт был вечно пьян. Я ни разу не видел его трезвым.
За столиком сидела еще пара каких-то людей, я их не знал.
– Мистер Чинаски?
Милая малютка в коротком зеленом платьице.
– Да?
– Вы не подпишите мне эту книгу?
То была ранняя книга стихов – стихов, что я написал, работая на почте, «Бегает По Комнате И Вокруг Меня». Я расписался, накарябал рисунок и передал обратно.
– Ох, спасибо вам большое!
Она ушла. Все эти сволочи, сидевшие вокруг, погубили мне такой шанс к действию.
Вскоре на столе оказалось 4 или 5 графинов пива. Я заказал сэндвич. Мы пили 2 или 3 часа, затем я вернулся в номер. Закончил пиво из раковины и уснул.
О самих чтениях почти ничего не помню, но на следующий день я проснулся в постели один. Джо Вашингтон постучался ко мне около 11 утра.
– Эй, мужик, это было одно из самых лучших твоих чтений!
– Правда что ли? Ты мне говно не вешаешь?
– Не, самый сенокос. Вот чек.
– Спасибо, Джо.
– Ты уверен, что не хочешь встретиться с Берроузом?
– Уверен.
– Он сегодня вечером читает. Останешься послушать?
– Мне в Лос-Анжелес надо вернуться, Джо.
– А ты когда-нибудь слышал, как он читает?
– Джо, я хочу принять душ и свалить отсюда. Ты отвезешь меня в аэропорт?
– Конечно.
Когда мы уходили, Берроуз сидел в кресле у окна. Он и виду не подал, что заметил меня. Я бросил на него взгляд и прошел мимо. Чек был со мной.
Мне не терпелось попасть на бега…
84
Я несколько месяцев переписывался с одной дамой из Сан-Франциско. Ее звали Лайза Уэстон, и она перебивалась уроками танцев, включая балет, у себя в студии. Ей было 32, один раз замужем, и все ее письма были длинными и безупречно отпечатанными на розовой бумаге.
Писала она хорошо, разумно и очень мало преувеличивая. Я получал от ее писем удовольствие и отвечал на них. Лайза держалась в стороне от литературы, в стороне от так называемых великих вопросов. Она писала мне о маленьких обыкновенных происшествиях, но описывала их глубоко и с юмором. И вот так получилось: она написала, что собирается в Лос-Анжелес за танцевальными костюмами, и не хотел бы я встретиться с ней? Я ответил, что разумеется да, что она может остановиться у меня, но из-за нашей разницы в возрасте ей придется спать на кушетке, а мне – на кровати. Я вам позвоню, когда прилечу, написала она мне в ответ.
Три или четыре дня спустя зазвонил телефон. Там была Лайза.
– Я в городе, – сказала она.
– Вы в аэропорту? Я вас заберу.
– Я возьму такси.
– Дороговато.
– Так будет проще.
– Что вы пьете?
– Я много не пью. Поэтому – что хотите…
Я сел и стал ждать. Я всегда нервничаю в таких ситуациях. Когда они накатывают, мне уже и не хочется, чтоб они были. Лайза отмечала, что она хорошенькая, но никаких фотографий я не видел. Однажды я уже женился на женщине, пообещал жениться, не видев ее ни разу, по переписке. Та тоже писала интеллигентные письма, но мои 2-с-половиной года брака оказались катастрофой.
Люди обычно намного лучше в письмах, чем в реальности. В этом смысле они очень похожи на поэтов.
Я ходил по комнате. Потом услышал шаги по дорожке двора. Я подошел к жалюзи и выглянул в щелочку. Неплохо. Темные волосы, аккуратно одета – длинная юбка, закрывающая лодыжки. Она шла грациозно, высоко держа голову.
Славный нос, обычный рот. Мне нравились женщины в платьях, они напоминали о былых днях. Она несла небольшую сумку. Постучала. Я открыл.
– Заходите.
Лайза поставила сумку на пол.
– Садитесь.
На ней было очень немного грима. Хорошенькая. Прическа стильная и короткая.
Я передал ей водку-7, себе сделал тоже. Казалось, она спокойна.
Лица ее слегка коснулось страданье – были у нее в жизни один-два трудных периода. У меня тоже.
– Я завтра собираюсь за костюмами. В Лос-Анжелесе есть один магазин, очень необычный.
– Мне нравится это платье на вас. Полностью закрытая женщина возбуждает, мне кажется. Конечно, трудно что-то сказать о ее фигуре, но судить всегда можно.
– Вы такой, как я и думала. Вы совсем не боитесь.
– Спасибо.
– Вы мне кажетесь почти застенчивым.
– Это мой третий стакан.
– А что происходит после четвертого?
– Ничего особенного. Я его выпиваю и жду пятого.
Я вышел за газетой. Когда вернулся, Лайза поддернула свою длинную юбку чуть выше колен. Смотрелось здорово. Прекрасные колени, хорошие ноги. День (на самом деле – вечер) прояснялся. Из ее писем я знал, что она приверженец здоровой пищи, как Сесилия. Только она себя вела совсем не как Сесилия. Я сидел на другом конце кушетки и украдкой поглядывал на ее ноги. Я всегда был человеком ног.
– У вас красивые ноги, – сказал я Лайзе.
– Вам нравятся?
Она поддернула юбку еще на дюйм. Просто безумие какое-то. Такие хорошие ноги возникают из-под всей этой ткани. Гораздо лучше, чем мини-юбки.
После следующего стакана я придвинулся к ней поближе.
– Вы должны приехать посмотреть мою танцевальную студию, – сказала она.
– Я не могу танцевать.
– Можете. Я вас научу.
– Бесплатно?
– Конечно. Хоть вы парень и большой, но на ногу очень легки. По тому, как вы ходите, я могу сказать, что вы смогли бы танцевать очень даже неплохо.
– По рукам. Я буду спать на вашей кушетке.
– У меня хорошая квартира, но там есть только водяная постель.
– Ладно.
– Только вы разрешите мне для вас готовить. Хорошую еду.
– Нормально. – Я посмотрел на ее ноги. Затем поласкал одно колено. Поцеловал ее. Она ответила мне, как одинокая женщина.