Борис. Правильно, раба из человека надо с самого детства выдавливать! Нельзя железной метлой загонять в счастье…
Федя. Липа, у меня такое впечатление, что ты эти двадцать лет в холодильнике с включенным телевизором пролежал!
Светлана. Боренька, я не знаю, как у вас в Австралии, а у нас России, если не заставишь – ничего не будет. Это плохое само к человеку прилипает, а хорошее нужно к нему пришивать суровыми нитками…
Черметов. Суровыми?
Светлана. Суровыми! А раба у нас из себя, если и выдавливают, то почему-то вместе с совестью.
Некоторое время они молча смотрят друг другу в глаза.
Евгения Петровна. Феденька, а что дальше-то было?
Федя. Дальше? Ну, Ванечка вышел и стал читать стихи. Мои. Я сижу в зале и понимаю: сейчас умру, потому что стихи отвратительные! И вдруг все захлопали. А Ванечка заставил меня выйти на сцену. Ну и…
Анна. И все узнали, что у нас в школе есть свой гений!
Федя. А через неделю эти стихи напечатали в областной газете…
Борис. Это я отца попросил. Мне тоже можешь сказать «спасибо»!
Федя. Спасибо, Липа!
Борис. Пожалуйста, Строчок!
Евгения Петровна. Феденька, почитай нам эти стихи!
Федя. Эти? Даже не знаю… Совсем юношеские…
Черметов. Давай-давай! У нас сегодня вечер воспоминаний.
Федя. Ну, хорошо… Сейчас… (Закрывает глаза, встает в свою позу.)
Дразнилки. Драки. Синяки. Крапива.
Соседний двор. Мальчишечья война.
А в том дворе – немыслимо красива —
Была в ту пору девочка одна.
Я жил, учебник не приоткрывая,
Я потерял надежду и покой.
Граница меж дворами – мостовая.
Я вдоль бродил, но дальше ни ногой.
Пришла метель на смену летней пыли
Велись слезопролитные бои…
А во дворе у нас девчонки были.
Конечно, не такие, но свои.
В руках – синица, и мало-помалу
Любовь пропала. Где-то к февралю.
И девочка-красавица пропала.
Квартиру, видно, дали журавлю.
Смешно сказать, через дорогу жили.
Я был труслив, она была горда…
(Забывает текст, трет лоб.)
Я был труслив… труслив…
Борис. Это мы уже слышали.
Светлана. Не мешай!
Федя. Черт… Забыл… свои стихи. Такого со мной еще не было!
Светлана. Напомнить?
Федя. Нет! Я сам. Просто надо еще выпить…
Евгения Петровна. Не надо, Феденька!
Федя. Эх, да что вы понимаете! (Убегает в «запроходную» комнату – выпить.)
Евгения Петровна. Лечить надо Федю. Гибнет!
Черметов. Бесполезно. Я его два раза в больницу укладывал – убегал. А насильно лечить теперь нельзя. Свобода, понимаешь ли!
Евгения Петровна. В Серпухов его надо везти.
Борис. А что там, в Серпухове?
Отец Михаил. Та м чудотворная икона «Неупиваемая чаша».
Борис. И что?
Евгения Петровна. Помогает. Соседка наша так зятя вылечила. Пил страшно. Жену, дочку соседкину, бил смертным боем. Повезла, приложила его к образу – и как отрезало. Правда, теперь жалеет она.
Анна. Почему?
Евгения Петровна. Зять с пьяных-то глаз жену лупцевал, а с трезвых сразу бросил. Но все равно чудо!
Борис. Я в чудеса не верю…
Отец Михаил. Просто ты с настоящим чудом еще никогда не сталкивался.
Борис. Сталкивался! Прилетаю на родину, а мой одноклассник Тяблик, с которым мы за девчонками в душе подглядывали, – поп! Разве не чудо?
Отец Михаил. Чудо, что Ванечка в десятом классе дал мне почитать Библию. Через Ванечку меня Господь и позвал…
Борис. Откуда у него Библия взялась? Тогда трудно достать было. Моему отцу в обкоме партии выдали, как бойцу идеологического фронта, чтобы знал опиум по первоисточнику.
Евгения Петровна. От деда моего осталась. Он церковным старостой был до революции. Но я скрывала, а Библию прятала. Но Ванечка мне говорил: нечестно такую книгу от людей прятать! Такой справедливый мальчик…
Светлана. Чермет, а помнишь, как в шестом классе ты Борьке глаз подбил?
Черметов. Конечно, не помню! Я много кому чего подбивал…
Борис (радостно). Я помню! Только это в седьмом было. На контрольной по алгебре. Я Вите… Виктору неправильный результат подсказал.
Черметов. А-а, вспомнил! Нарочно, гад, наврал!
Борис. Ну, вот опять! Конечно, не нарочно!
Черметов. А почему тогда мне пару поставили, а тебе тройку?
Светлана. Потому что Борькин папа чуть что, сразу Гестаповне звонил!
Евгения Петровна. Кому он звонил?
Анна. Галине Остаповне. Директрисе. Она его как огня боялась.
Евгения Петровна. А-а… хорошая женщина. Как она, жива?
Отец Михаил. Преставилась. У нас в храме отпевали. Лежала на одре, как школьница. (Встает.) Пойду с Федей поговорю. Может, поедет в Серпухов?
Черметов. Денег, скажи, на дорогу дам!
Тяблов уходит в «запроходную» комнату.
Борис. Гестаповна как увидела меня с фингалом, сразу заверещала и стала разбираться: кто, где, когда? Я молчу, Чермета не выдаю!
Анна. Да ладно уж, пионер-герой! Он бы тебя просто убил! Правда, Вить?
Черметов. Это точно! Предательства не прощаю никому!
Светлана. Тогда Гестаповна собрала наш класс на допрос. Никто не сознается. Все на тебя, Чермет, смотрят. А ты молчишь, трусишь – отца в школу вызовут.
Черметов. Да, у бати рука тяжелая была!
Светлана. А Гестаповна психует – Борькиного отца боится…
Евгения Петровна. Боренька, а как твой папа? Жив, здоров?
Борис. Жив! Кипучий старик! За права аборигенов теперь борется…
Евгения Петровна. Не скучает по России?
Борис. Скучает. Советские песни каждый день слушает. Даже плачет иногда…
Анна. Погоди, Свет, а чем тогда все закончилось?
Светлана. А вот чем: Гестаповна сказала, если виновного не выдадим, на майские праздники в поход на озеро не пойдем. А мы всю зиму готовились. Вот тогда Ванечка встал и объявил, что это он Липовецкому глаз подбил, когда они боксерские приемы отрабатывали. Гестаповна, конечно, не поверила, но Борька подтвердил.
Борис. Точно! Я сразу подтвердил. И отцу то же самое сказал.
Светлана (Чермету). А Ванечка потом в лицо назвал тебя трусом…
Черметов. И мы дрались за гаражами. По-настоящему.
Евгения Петровна. Господи, вот и узнала через столько лет! Ваня тогда домой пришел – живого места не было. Ему даже губу зашивали…
Черметов. Мне тоже хорошо досталось, Ванька крепкий был парень! Зуб мне вышиб. А потом отец еще добавил за порванную форму. (Обходит неподвижного героя.) Спасибо, тебе Ванечка! Спасибо! Смотрите, кажется, улыбнулся!
Светлана. За что же – спасибо?
Черметов. Ну, как же! Если бы я в Афган не попал, кем бы сегодня был? Никем. Та м всему научился: и дружить, и ненавидеть, и до конца идти!
Светлана. И убивать.
Черметов. И убивать. До сих пор по ночам душманов мочу и кишки однопризывнику моему Сереге Рыбину в брюхо назад засовываю. Спасибо, Ванечка! Ты же первым в Афган попросился. Ну, как же от тебя отстать? (Смотрит на Светлану.) Никак нельзя! Мне сначала в военкомате отказали. Чтобы башку под пулю подставить, оказывается, надо еще и характеристику хорошую иметь! Добыл, спасибо Гестаповне! На смерть послали, как наградили! Умела Советская власть мозги компостировать…
Евгения Петровна. Ты Советскую власть, Витенька, не ругай – она тебя выучила!
Светлана. И завод чугунолитейный подарила.
Черметов. Не подарила, а расплатилась со мной! (Поднимает рубаху и показывает шрам.) Вот за это!
Анна. Ух, ты! (Гладит шрам.) Бедный Черметик…
Светлана. Что ж она с Ванечкой заводом не расплатилась? А только вот этим? (Показывает на Ванечку.) Поделился бы с героем!
Евгения Петровна. Это ты зря, Светочка! Витенька давно счет на Ванечку открыл и каждый месяц деньги переводит…
Светлана. И много?
Евгения Петровна. Нам хватает.
Светлана. Вы мне этого никогда не говорили!
Евгения Петровна. Не велел…
Анна. Кто бы на мое имя счет открыл?
Черметов. Королева, о чем разговор!
Анна. А знаете, я ведь королевой тоже благодаря Ванечке стала. Он прочитал где-то про областной конкурс и уговорил меня пойти. Сама бы я ни за что не решилась. Мне казалось, у меня нос длинный. Я даже по утрам перед зеркалом плакала. Представляете? А Ванечка принес какой-то журнал и стал показывать, какие некрасивые носы у фотомоделей. И я решилась…
Борис. Нет, королевой ты стала… благодаря мне!
Анна. Как это?
Борис. А вот так. Я отца за тебя попросил. Он был председателем жюри.
Анна. Да? Я не знала. Я думала… То-то он меня потом за кулисами обнимал. Еле отвязалась.
Черметов. Правильно думала! Ты и была самая красивая! А жюри это просто по достоинству оценило. А вообще-то интересно получается: все мы тут, оказывается, чем-то Ванечке обязаны. Только одна Светочка молчит, скрывает, ничего не рассказывает…
Борис. Я тоже еще не рассказывал, чем Ванечке обязан. А ведь он научил меня…
Черметов (презрительно). Иди-ка лучше посмотри, чтобы Федя с батюшкой в хлам не надрызгались!
Борис (растерянно). Да, конечно, сделаю… (Понуро уходит в другую комнату.)
Анна. Чермет, он у тебя просто ручной стал, наш гордый австралиец!
Черметов. За деньги можно кого угодно приручить! Правда, Светик? Ну, давай – рассказывай, чем ты Ванечке обязана! Соврешь – умрешь!
Светлана. Я перед Ванечкой очень виновата. Очень… (Всхлипывает.)
Возвращаются Борис с Тябловым. Они поддерживают Федю.
Евгения Петровна (обнимает Светлану). Ну, ладно, ладно…Что было, то было. Жизнь есть жизнь (Сыну, с наигранной веселостью.) Видишь, Ванечка, какие у тебя одноклассники! Не забыли, помнят, какой ты хороший был!
Федя (с трудом ворочая языком). Евгения Петровна, ну какие мы одноклассники? Одноклассники – это люди одного класса. Богатые… Бедные… Нищие… А мы здесь все давно уже разноклассники!
Звонит мобильный телефон. Черметов берет трубку.
Черметов (слушает, смотрит на Бориса). Я так и думал. Неважно. Через минуту начинайте!
Анна. Что, что начинается?
Черметов. Как что? Сюрприз! Фейерверк в честь Ванечкиного сорокалетия!
Федя. Фейерверк – реликт сакральных инициаций в честь бога огня…
Черметов. Реликту больше не наливать!
Евгения Петровна. Витенька, но фейерверк – это же, наверное, дорого!
Борис (готовя камеру). В Австралии жутко дорого.
Черметов. Когда душа просит, ничего не дорого! Запомни это, австралиец, если хочешь у меня работать! А потом – концерт!
Анна. Какой еще концерт?
Черметов. Узнаешь, зайка моя!
Анна. Ну, кто, кто? Скажи!
Черметов изображает известного певца. (Или певицу.)
Анна (потрясенная). Настоящий? Не может быть! У нас во дворе? Не верю! Двойник, наверное?!
Черметов. Двойник? Ну, нет… у меня все натуральное!
Анна (игриво). У меня тоже!
Федя. Врет!
Черметов. Проверим!
Федя. Чему ты радуешься, глупая королева? Безголосый балбес будет орать под фанеру какую-нибудь чепуху… «Киска моя, я твой хвостик!»
Анна. Ну и не ходи!
Федя. Не-ет! Я пойду, буду слушать и презирать!
За окном с визгом взвиваются первые гроздья фейерверка.
Черметов. Начинается! Все во двор!
Все бросаются к выходу. Черметов в суматохе удерживает за руку Светлану. Они остаются вдвоем, если не считать Ванечку. Его лицо искажено ужасом. Некоторое время они стоят молча, смотрят на фейерверк за окном. Черметов хочет развернуть Ваню так, чтобы и ему были видны гроздья огней.
Светлана. Не надо! Он боится этого… (Она затыкает Ване руками уши – его лицо успокаивается.)
Черметов. А ты?
Светлана. Мне все время кажется, вот сейчас ты засмеешься и скажешь, что это просто жестокий розыгрыш.
Черметов. Зачем ты вспомнила про ту драку?
Светлана. Захотелось почему-то…
Черметов. Я ведь для тебя тогда с Ванькой подрался. Чтобы ты не думала, будто я трус.
Светлана. А ты не трус?
Черметов. Нет, не трус. Раздевайся!
Светлана. Значит, это не розыгрыш. Тогда дверь запри!
Черметов запирает дверь. Она отнимает руки от ушей инвалида и расстегивает блузку. Лицо Вани снова искажается ужасом.
Светлана. Закрой балкон! Видишь, ему плохо!
Черметов. Сейчас ему будет хорошо! (Закрывает, в комнате становится тише.) А почему ты даже не спрашиваешь, зачем мне это нужно?
Светлана. Ты уже объяснил, что хочешь посмотреть на свою голую сорокалетнюю одноклассницу.
Черметов. Да, хочу!
Светлана. Чермет, я не виновата, что твоя жена спала с этим… Гуковским.
Черметов. Виновата. Раздевайся!
Светлана. Ну что ж, смотри… (Продолжает раздеваться.)
Черметов (оценивая.) А ты еще очень даже ничего! (Разворачивает Ванечку.) Ванечка, гляди, как наша с тобой Светочка хорошо сохранилась! Улыбается!
Светлана. Я рада, что не разочаровала тебя. Чего ты еще хочешь?
Черметов. Всего!
Светлана. Хорошо. Пойдем в спальню!
Черметов. Нет, здесь! При нем!
Светлана. Хорошо, при нем… (Снова поворачивает Костромитина лицом к окну.)
Черметов. Нет, чтобы он видел! (Разворачивает кресло с Ванечкой.)
Светлана. Чермет, ты – извращенец?
Черметов. Ну почему же? Может, я хочу дать Ванечке шанс!
Светлана. Какой еще шанс?
Черметов. Последний! Я недавно по телевизору видел: жена привела домой любовника, а муж у нее такой же никакой, после аварии. И что ты думаешь? Увидел соперника, очнулся, вскочил… Потом, правда, опять вырубился. От огорчения. Может, и Ванечка… если увидит… А?
Светлана. Ну, ты и скотина!
Черметов. Почему же? (Подходит, обнимает ее, целует в шею.) Разве ты не хочешь вылечить Ванечку?
Светлана. Они сейчас вернутся…
Черметов. Нет, не вернутся. Фейерверк еще не кончился. А потом будет концерт звезды. Все соседи откроют окна, выбегут на улицу, не веря своему счастью! Деньги, конечно, жуткая дрянь, но на них можно купить счастье… для других. Помнишь, как мы во дворе орали под гитару: (Поет.)
Птица счастья завтрашнего дня
Прилетела, крыльями звеня.
Выбери меня, выбери меня,
Птица счастья завтрашнего дня!
Светлана. А на тебя с балкона водой плеснули. Чтобы спать не мешал.
Черметов. А попали на бедную Светочку. Ты была в такой беленькой кофточке, тоненькой. Кофточка сразу стала прозрачной, как стекло. И я увидел, что у нашей отличницы есть тело. Настоящее. Женское. Красивое. Ты засмущалась, покраснела, как первомайский шарик, и убежала домой – переодеваться. А грудь у тебя с тех пор почти не изменилась! (Гладит ее грудь.)
Светлана. Всё изменилось. (Кивает на Ванечку.) А он тогда, между прочим, отвернулся.
Черметов. Ну, Ванечка, что же ты теперь не отворачиваешься?
Светлана. А ты все смотрел, смотрел, смотрел… Я хотела тебя возненавидеть. Но почувствовала совсем другое.
Черметов. Что же ты почувствовала? (Снова обнимает и целует ее.)
Светлана. Это нельзя объяснить. Но именно этим объясняется то, что потом с нами случилось.
Черметов (целует ее в шею). Ты умная! Ты строгая. Ты чистая. Я именно о такой мечтал. Если бы ты меня не предала, я бы сегодня был совсем другим. Как ты думаешь, Ванечка видит сейчас, что мы делаем? А?!
Светлана. Чермет, ты кому хочешь отомстить – ему или мне?
Черметов. За что мстить Ванечке? Он святой теловечек. Таким и останется. Или нет? Погоди, кажется, пошевелился? Неужели очнулся? (Подходит ближе, вглядывается.) Нет, померещилось…
Светлана. Значит, ты мстишь мне?
Черметов. Да, тебе! И ты отлично знаешь, за что! Ну, давай, давай – пока ты разделась только на половину того, что занял твой Павлик.
Светлана. Чермет, не надо! Ты же на самом деле не такой!
Черметов. Ах, ты даже еще помнишь, какой я на самом деле?
Светлана. Помню…
Черметов. Значит, помнишь? Ну, Ванька, смотри, что сейчас будет! (Валит ее на пол.)
Светлана. Отпусти! (Вырывается, вскакивает, прячется за коляской с безучастным Иваном.)
Черметов. Сейчас он восстанет и спасет тебя! (Трясет афганца.) Ну, вставай! Нет, не спасет. Может, он тебя, Светик, не очень-то и любил? Просто приехал в отпуск, отдохнул. Иногда так смешно бывает…
Светлана. Что тебе смешно?
Черметов. Ну, когда въезжаешь в отель, тут же звонят, спрашивают: «Молодой человек, не хотите с девушкой отдохнуть?» А разве с женщиной отдыхают? С настоящей женщиной работают, вкалывают! До седьмого пота, до кровавых волдырей на сердце! Светик, а давай по-другому… Ты с Ванечкой попробуй! Потормоши героя! Вдруг ему как раз этого для жизни не хватает? Я отдельно заплачý. А?