Н. А. Лейкинъ
СОВРЕМЕННАЯ ЯЗВА
I
Скрипнула калитка палисадника. Залаяла маленькая собаченка, бросившись отъ террасы. Къ террасѣ медленными шагами подошелъ рослый рыжебородый лавочникъ въ сапогахъ бураками и въ передникѣ, низъ котораго приподнятъ и заткнутъ за поясъ.
— Тише, Фиделька, тише… Не воры идутъ… — успокоивалъ онъ лающую собаченку.
— Кто тамъ? — воскликнулъ пожилой дачникъ, расположившійся завтракать на террасѣ, и выглянулъ въ садикъ изъ за парусинной драпировки.
— Мясникъ къ вашей чести, — откликнулся лавочникъ, приподнимая картузъ и надѣвая его опять.
— Что тебѣ надо? Зачѣмъ?
— Да кто за чѣмъ другимъ, а я все въ одномъ направленіи. За деньгами. Прикажите заборную книжечку погасить.
— Позволь… Но вѣдь за деньгами ходятъ перваго числа… особенно къ служащимъ людямъ, а сегодня только пятнадцатое.
— Это точно… Это дѣйствительно… — согласился мясникъ. — Но ужъ два первыхъ числа прошло, а мы отъ вашего здоровья никакого дивидента не видали.
— Не можетъ быть! — удивился дачникъ. — Развѣ тебѣ жена моя перваго іюля и перваго августа не заплатила? Я ей давалъ деньги для уплаты за мясо.
— Никакъ нѣтъ-съ… Вотъ ужъ два мѣсяца мы при пиковомъ интересѣ… Иначе никогда-бы я вашу честь не посмѣлъ… Ни за іюнь, ни за іюль… Вотъ и августъ въ половинѣ…
— Что-нибудь да не такъ… Марья Андревна! — крикнулъ дачникъ жену.
— Что тамъ? — послышался изъ комнаты голосъ.
— Поди сюда, милый другъ… Тутъ какое-то недоразумѣніе…
На террасу выглянула среднихъ лѣтъ миловидная женщина и, увидавъ мясника, смутилась. Лицо ея вспыхнуло.
— Развѣ ты не уплатила въ мясную за мясо въ іюлѣ и перваго августа? — продолжалъ дачникъ.
— Нѣтъ еще. Но вѣдь ему и не на хлѣбъ… Подождать можетъ, — пробормотала сконфуженно жена и накинулась на мясника:- Чего ты лѣзешь!.. Развѣ пропадало за нами
— Это вы точно, матушка Марья Андревна, это дѣйствительно… Но такъ какъ мы приказчики и сбираемся ѣхать въ деревню, а хозяинъ нашъ…
— Молчи! И ступай вонъ! Деньги будутъ въ свое время уплочены…
— Свое время-то, матушка-барыня, ужъ ушло — вотъ я изъ-за чего…
— Уходи, уходи! Что это за нахальство Въ домъ лѣзть за деньгами!
— Но отчего-же, Маша, ты мнѣ не сказала, что по книжкѣ не уплочено?.. — началъ мужъ.
— Пожалуйста не при людяхъ… Что это за манера! — оборвала его жена и опять сказала мяснику. — Можешь отправляться, отправляться. Деньги твои не пропадутъ.
— Да, да… Ты получишь… Уходи голубчикъ своевременно получишь… Дня черезъ три я самъ тебѣ принесу… — забормоталъ въ свою очередь мужъ.
— Хорошо-съ… Будемъ ждать… А только пожалуйста баринъ… Теперича, такъ какъ мы ѣдемъ въ деревню…
— Ладно, ладно… Будь спокоенъ.
— Прощенья просимъ-съ… Счастливо оставаться. Пріятнаго аппетита…
Мясникъ снова приподнялъ картузъ и сталъ выходить изъ садика.
Мужъ, сидѣвшій уже передъ налитой рюмкой водки и державшій въ рукѣ редиску, чтобъ закусить ею, взглянулъ на жену испытующимъ взглядомъ и изображалъ изъ себя знакъ вопросительный. Она отвернулась и смущенно проговорила:
— Не понимаю, что за манера дѣлать эти очныя ставки съ лавочниками!
— Позволь, Марья Андревна, я вовсе не дѣлалъ тебѣ очную ставку, а если человѣкъ приходитъ за деньгами, а я знаю, что деньги я уплатилъ, — сказалъ мужъ, — то само собой…
— Ну, довольно довольно! Пей водку-то! А то сидишь, какъ истуканъ, съ редиской въ рунѣ…
— Я пораженъ… Я, я… Но куда-же ты дѣла деньги, которыя я тебѣ далъ на расплату?..
Мужъ не только не выпилъ водки, но положилъ и редиску на столъ.
Жена стояла, отвернувшись отъ мужа и соображала, что ей выгоднѣе: накинуться на него и сдѣлать сцену, или оправдываться и потомъ признаться въ употребленіи денегъ на другой предметъ. Наконецъ, она забормотала:
— Куда! Куда! Деньги ему не на хлѣбъ… Ты самъ зпаешь… у насъ семейство… Варичкѣ классное платье… Петенькѣ брюки… А ты такъ мало даешь денегъ на семью…
— Я далъ тебѣ, другъ мой, семъ рублей Варичкѣ на платье…
— А много-ли это семь рублей? Семь рублей одна только матерія… Она дѣвочка большая. А портнихѣ? А… а? Наконецъ, такъ по хозяйству…
— Платье для Варички еще не готово и портнихѣ ты, стало было, еще не платила.
— А варенье я варила. Сколько я варенья наварила! Грибы мариновала. Уксусъ для грибовъ…
— Милая моя, на варенье я тебѣ отдѣльно далъ пять рублей и привезъ изъ города пудъ сахарнаго песку.
— Банки для варенья покупала… Да мало-ли еще что! У тебя два раза въ недѣлю этотъ несносный винтъ… Гости твои жрутъ какъ акулы. Нужно закуску приготовить, нужно водку проклятую…
— На водку и пиво я всякій разъ давалъ деньги отдѣльно. Банки для варенья у тебя прошлогоднія… — слышались возраженія.
— Что ты ко мнѣ, какъ судебный слѣдователь, придираешься! Ты забываешь, что я даже лососиной кормила твоихъ проклятыхъ гостей!
Пауза.
— Можетъ быть у тебя и въ мелочную лавку по книжкѣ не заплочено? — спросилъ мужъ.
— Конечно-же не заплочено, — проговорила жена, сѣла, слезливо заморгала глазами и вынула изъ кармана носовой платокъ.
— Ай-ай-ай! А вѣдь я на все это давалъ каждый мѣсяцъ деньги… — пробормоталъ мужъ, — а зеленьщику? — задалъ онъ вопросъ.
Жена виновато молчала.
— Куда-же ты дѣвала деньги, Манечка? — продолжалъ мужъ.
Жена ужъ плакала и громко сморкалась.
— Скачки проклятыя… — выговорила она наконецъ. — Съ лошадьми мошенничаютъ. Я всегда во всемъ несчастлива… А тутъ ставила на свое и Варичкино счастье…
— Стало быть, ты деньги, что я тебѣ давалъ на уплату за провизію, проигрывала? — растерянно спросилъ мужъ.
— Тотализаторъ… Проклятый тотализаторъ!.. — вырвалось у жены и она зарыдала.
II
Купецъ Семенъ Иванычъ Клубковъ вчера только вернулся съ Нижегородекой ярмарки, куда ѣздилъ недѣли на двѣ. Сегодня утромъ онъ пришелъ въ лавку, истово перекрестился на икону и спросилъ выстроившихся въ струнку за прилавками приказчиковъ:
— Ну, какъ безъ меня торговали?
Выступилъ старшій приказчикъ, среднихъ лѣта человѣкъ, брюнетъ, съ бородой травками, франтовато одѣтый въ темную пиджачную парочку, и какъ-то заикаясь отвѣтилъ:
— Лѣтнее время, само собой… Крупнаго покупателя почитай что вовсе не было… Ну, а по мелочамъ кое-что набиралось по малости… Извѣстно, ужъ лѣтомъ не завалило.
— Ну, вотъ я сейчасъ посмотрю… — проговорилъ Клубковъ. — Запись-то въ порядкѣ вели?
Встрепенулся второй приказчикъ, молодой блондинъ, въ усахъ и свѣтлосинемъ галстукѣ;
— Въ точку-съ… — откликнулся онъ. — Копѣйка въ копѣйку… И листки въ порядкѣ на шпилькѣ повѣшены. Какъ листокъ подадутъ — сейчасъ-же я вносилъ въ книгу.
— Ну, то-то…
Клубковъ сѣлъ около прилавка на стулъ, снялъ шляпу и сталъ отирать лобъ отъ пота. Блондинъ продолжалъ:
— Каждый день, передъ запоромъ лавки, итогъ подводилъ. Съ Николаемъ Захарычемъ скликнусь, у него по кассѣ вѣрно — ну, и запираемся.
Онъ кивнулъ на брюнета съ бородой травками.
— И у тебя касса въ порядкѣ? — перевелъ хозяинъ глаза на брюнета.
— Въ порядкѣ-съ… — пробормоталъ тотъ, поблѣднѣлъ и потупился.
— На текущій счетъ клалъ?
— Клалъ.
— Сколько-же на текущій счетъ положилъ?
— Тысячу сто.
— Только-то? Это за двѣ недѣли-то! Что-же, платежи были? Платежей, насколько мнѣ помнится…
— Два векселя-съ… Триста и сто восемьдесятъ.
— Такъ…. Хозяйка сказывала мнѣ, что только шестьдесятъ рублей на расходъ брала…
— Выдалъ-съ….
— Стало быть, у тебя наличными есть изрядно? — спрашивалъ хозяинъ брюнета.
— На порядкахъ-съ. Въ страховую контору платили…
— Ну, это всего сорокъ одинъ рубль съ копѣйками.
— Столяру-съ…
— Какому столяру?
— Дверь поправлялъ.
— Тысячу рублей, что-ли, отворотилъ столяру-то?
— Рубль съ четвертью.
— Вотъ дуракъ-то! Я о суммахъ спрашиваю, а онъ мнѣ: рубль съ четвертью.
Приказчикъ смѣшался.
— Тамъ рубль съ четвертью, здѣсь рубль съ четвертью — оно и наберется, — проговорилъ онъ. — Полотерамъ платили… За полуду чайника отдавали.
— Молчи… — махнулъ ему рукой хозяинъ, побарабанилъ пальцами по прилавку и сказалъ:- Хозяйка жаловалась мнѣ, что три раза она пріѣзжала въ лавку и тебя на мѣстѣ не было.
Приказчикъ вспыхнулъ.
— За получкой ходилъ. Нельзя-же безъ получки…
— За получкой рано утромъ ходятъ или вечеромъ, а это днемъ было. Съ кого получалъ-то?
— Да мало-ли съ кого… Я и не три раза отлучался. Коли приказываютъ, что зайдите, молъ, въ два часа, то обязанъ-же я за хозяйскими деньгами…
— Ну, ладно. Сдавай кассу, пока въ лавкѣ покупателей нѣтъ, — проговорилъ хозяинъ, вставая, и направился за стеклянную перегородку, за которой стояла конторка и лежали книги. Вошелъ туда приказчикъ-брюнетъ. Подошелъ къ двери перегородки и приказчикъ-блондинъ.
— Ну, ладно. Сдавай кассу, пока въ лавкѣ покупателей нѣтъ, — проговорилъ хозяинъ, вставая, и направился за стеклянную перегородку, за которой стояла конторка и лежали книги. Вошелъ туда приказчикъ-брюнетъ. Подошелъ къ двери перегородки и приказчикъ-блондинъ.
— И мнѣ прикажете по своей части? — спросилъ онъ хозяина.
— Зачѣмъ? Запродажная книга тутъ, такъ и безъ тебя справлюсь. А вотъ кассу отъ Николая Захарова принять надо. Это ужъ онъ долженъ сдавать.
Хозяинъ раскрылъ одну изъ книгъ.
— На четыре тысячи семьдесятъ два рубля продано, — сказалъ онъ, заглянувъ въ нее. — У тебя по кассовой книгѣ такъ? — спросилъ онъ приказчика-брюнета.
— Точно такъ-съ… — отвѣчалъ тотъ, смотря въ книгу, и прибавилъ:- У меня все въ порядкѣ.
— А въ порядкѣ, такъ и чудесно. За та тебѣ хвала и слава, — пошутилъ хозяинъ. — Четыре тысячи семьдесятъ два рубля и сорокъ пять копѣекъ.
Онъ положилъ на счетахъ. Приказчикъ протянулъ ему книжку текущаго счета и сказалъ:
— Вотъ-съ… Тысяча сто положено.
— Отчего у тебя руки трясутся? — спросилъ приказчика хозяинъ. — Куръ воровалъ или пьянствовалъ много въ мое отсутствіе? Охъ, Николай, Николай! Считалъ я тебя за надёжнаго человѣка, а ты…
— Нездоровъ сегодня-съ… — пробормоталъ приказчикъ.
— Съ выпивки и нездоровъ. Отъ тебя и по сейчасъ несетъ перегаромъ. Ну-съ… На текущій счетъ внесены тысяча сто. Долой ихъ. Четыреста восемьдесятъ по векселямъ уплочено. Долой ихъ. Марьѣ Алексѣевнѣ шестьдесять — долой ихъ. Мелкіе расходы…Подсчитано. Двѣсти девяносто. Двѣ тысячи двѣсти два рубля у тебя должно быть на рукахъ. Давай ихъ.
— Въ желѣзномъ сундукѣ-съ… — пробормоталъ приказчикъ.
— Отворяй сундукъ. Вѣдь ключъ у тебя, а не у меня, — сказалъ хозяинъ. — Странно, что ты двѣ тысячи двѣсти въ сундукѣ держишь, а не на текущемъ счету, — прибавилъ онъ.
— Думалъ, что вотъ-вотъ пріѣдете.
— А пріѣхалъ, такъ только бы поблагодарилъ, что на текущемъ счету.
— Нельзя же-съ безъ денегъ… Надо на сдачу.
— А на сдачу двѣ-три сотни мелкихъ бумажекъ, такъ и достаточно.
Щелкнулъ ключъ замка и отворилась крышика желѣзнаго ящика. Приказчикъ вынулъ оттуда пачку сторублевыхъ, сосчиталъ ихъ и положилъ на конторку передъ хозяиномъ.
— Тысяча-съ… — сказалъ онъ.
— Сдавай сдавай… — торопилъ хозяинъ.
Вынута вторая пачка. Приказчикъ сосчиталъ, положилъ и сказалъ:
— Шестьсотъ-съ…
— Ну, дальше…
Приказчикъ держалъ тощую пачку.
— Тутъ восемьдесятъ шесть… Восемь золотыхъ по пяти рублей. Два полуимперіала… Мелочь…
— Стой, стой… Дай костяжки-то со счетовъ скинуть, — остановилъ его хозяинъ, звякая на счетахъ. — Еще четыреста шестьдесятъ одинъ рубль надо.
— Мелочь-съ… — коснѣющимъ языкомъ пробормоталъ приказчикъ. — Восемнадцать рублей серебряными рублями.
— Ну, мелочи на двѣнадцать рублей… ну, съ восемнадцатью рублями, и того тридцать. Тридцать долой… Гдѣ-же остальные-то четыреста тридцать?
Приказчикъ запинался.
— Да тутъ были… — проговорилъ онъ.
— А если были, то куда-же они дѣвались? Тутъ нѣтъ.
Произошла пауза. Приказчикъ вдругъ заплакалъ.
— Семенъ Иванычъ! Отецъ и благодѣтель!.. Простите! Заживу ихъ! — воскликнулъ онъ и, рыдая, бросился хозяину въ ноги.
— Растратилъ? Прокутилъ? Ахъ, ты мерзавецъ! Вотъ отчего жена моя тебя въ лавкѣ не находила! Вотъ какая у тебя получка-то была! — закричалъ хозяинъ.
— Благодѣтель! Видитъ Богъ, не кутилъ я. На другомъ бѣсъ меня попуталъ.
— Любовницу завелъ? Любовница подтибрила? Понимаю!
— Нѣтъ, нѣтъ, благодѣтель, Семенъ Иванычъ! На другомъ бѣсъ меня попуталъ. На скачкахъ, на скачкахъ я соблазнился и проигралъ.
— Тотализаторъ?
— Онъ… Онъ, проклятый… Hо я заслужу вамъ все до копѣечки, Семенъ Иванычъ, простите только меня раба грѣшнаго! — плакался приказчикъ, не поднимаясь съ пола.
Хозяинъ покачалъ головой. Онъ не зналъ, что и говорить.
— Ахъ, ты шельма, шельма! Ахъ, ты эѳіопъ! Ахъ, ты… Туда-же въ тотализаторъ!.. — пробормоталъ онъ. — Хозяинъ отъ тотализатора, какъ отъ чумы бѣжитъ, а ты приказчикъ… Вонъ изъ лавки! — закричалъ онъ, хлопая крышкой сундука.
— Соблазнъ, соблазнъ… Не устоялъ противъ соблазна… — стоналъ приказчикъ и, пошатываясь, направился вонъ изъ-за перегородки.
III
Воскресенье. Семейство статскаго совѣтника и домовладѣльца Пугалова завтракаетъ. На столѣ кулебяка съ сигомъ и капустой, большой никелированный кофейникъ стоитъ на спиртовой лампѣ съ таганомъ. Вокругъ стола усѣлись чады и домочадцы, и происходитъ оживленный семейный разговоръ.
У наружныхъ дверей въ прихожей — звонокъ. Нарядная горничная въ бѣломъ передникѣ съ кружевцами и прошивками, прислуживавшая у стола, бѣжитъ отворять дверь и черезъ нѣсколько времени возвращается и докладываетъ:
— Господинъ Семиполовъ желаетъ васъ видѣть, Михаилъ Петровичъ.
— Семиполовъ? — переспрашиваетъ Пугаловъ.
— Да-съ… Семиполовъ… Вотъ что домъ на углу, такъ самъ домовладѣлецъ.
— Что ему такое? Попроси въ гостиную. Я сейчасъ… — бормочетъ Пугаловъ и торопится доѣдать кусокъ пирога.
Старшій сынъ Пугалова — молодой человѣкъ съ начинающими уже пробиваться на верхней губѣ усиками, въ формѣ одного изъ учебныхъ заведеній, блѣднѣетъ. Сначала онъ закрывается салфеткой, потомъ встаетъ изъ-за стола и незамѣтно уходитъ изъ столовой.
— Семиполовъ… Семиполовъ… Это сосѣдъ нашъ, но никогда не бывалъ у меня. По какому это онъ дѣлу? — продолжаетъ Пугаловъ. — Должно быть, не насчетъ трубъ-ли сточныхъ? Мы хотѣли просить объ очисткѣ уличныхъ сточныхъ трубъ.
Онъ снялъ салфетку, заткнутую за воротничекъ рубашки, всталъ изъ-за стола и вышелъ въ гостиную. Въ гостиной ходилъ изъ угла въ уголъ пожилой мужчина съ довольно объемистымъ брюшкомъ, въ черномъ пиджакѣ, сѣрыхъ брюкахъ и бѣломъ жилетѣ.
— Доброму сосѣду! — раскланялся передъ нимъ Пугаловъ. — Какому счастливому случаю обязанъ, что вы изволили меня посѣтить? Предполагаю, что по дѣлу о сточныхъ трубахъ, объ очисткѣ которыхъ мы хотѣли просить городскую управу.
Оба подали другъ-другу руки и пожали ихъ. Семиполовъ сдѣлалъ серьезное лицо и сказалъ:
— Если вы приступаете съ такимъ вопросомъ, достоуважаемый Михаилъ Петровичъ, то значить моя догадка вѣрна, что вы тутъ ни въ чемъ не причинны и во всемъ виноватъ молодой человѣкъ. Буду поэтому говорить смѣлѣе.
— Пожалуйста, пожалуйста. Впрочемъ, что-же мы стоимъ? Прошу покорно садиться, — предложилъ хозяинъ, указывая на кресло. — Курить не прикажете-ли?
Оба сѣли. Хозяинъ раскрылъ портсигаръ съ папиросами и подвинулъ спички. Гость сдѣлалъ маленькую паузу и спросилъ:
— Посылали вы ко мнѣ недѣль пять тому назадъ за пятьюдесятью рублями?
Пугаловъ даже отодвинулся отъ Семиполова на стулѣ и растопырилъ руки.
— Въ первый разъ слышу, — сказалъ онъ.
— Ну, такъ у меня былъ вашъ старшій сынъ съ вашей карточкой и взялъ пятьдесятъ рублей для васъ, какъ онъ говорилъ. Сынъ вашъ взялъ у меня деньги и обѣщался возвратить ихъ на другой-же день, и вотъ уже прошло около пяти недѣль…
— И не думалъ, и не воображалъ брать у кого-либо денегъ. Сынъ мой также мнѣ ничего не говорилъ о деньгахъ. Вы хорошо знаете моего сына?
— Да какъ-же не знать-то? Вѣдь я вижу, когда онъ бываетъ съ вами въ церкви. Наконецъ, онъ катается на конькахъ вмѣстѣ съ моимъ сыномъ и два раза былъ у меня, въ домѣ. Мой сынъ приводилъ его къ себѣ по какому-то дѣлу. Судите сами, иначе какъ-бы я ему повѣрилъ пятьдесятъ рублей? Зовутъ его Аристархъ — разсказывалъ Семиполовъ.
— Совершенно вѣрно, — отвѣчалъ Пугаловъ, закусилъ губу, потомъ вздохнулъ и проговорилъ:- Предчувствую, что тутъ какая-нибудь возмутительная шалость.
— Вота, вотъ!.. Это-то и заставило меня придти къ вамъ. Можетъ быть ужъ это и не единственный случай, а потому надо все это скорѣе пресѣчь, — продолжалъ Семиполовъ. — Что тутъ шалость, я сейчасъ-же догадался черезъ двѣ-три недѣли. Я разсуждалъ такъ: если-бы сынъ Михаила Петровича взялъ у меня пятьдесятъ рублей дѣйствительно для своего отца, то отецъ, какъ состоятельный человѣкъ, возвратилъ-бы эти деньги сейчасъ-бы.
— Нѣтъ, нѣтъ! Ни зачѣмъ я не посылалъ къ вамъ сына, никакихъ отъ него денегъ я не получалъ! — вскричалъ Пугаловъ. — Тутъ шалость мальчишки, возмутительная шалость! Вотъ возьмите ваши пятьдесятъ рублей.
Пугаловъ полѣзъ въ карманъ за бумажникомъ, вынулъ изъ бумажника деньги и продолжалъ:
— Но прежде чѣмъ я позову сына и приступлю къ разбирательству этого дѣла, будьте любезны разсказать мнѣ, при какихъ обстоятельствахъ это случилось. Мальчишка шалитъ, и это ужъ не первый случай его шалости. Нѣчто подобное уже было. Такъ вотъ-съ… при какихъ обстоятельствахъ?