– Именно.
– Как долго он оставался?
– Дольше, чем женщина. Примерно час, может, больше. По-моему, время близилось к девяти или даже к десяти, когда он ушел.
– И вы ничего не можете о нем сказать?
– Почти ничего. Ни высокий, ни низкий, ни плотный, ни худощавый. Одет, как джентльмен: шелковые чулки, панталоны. Да, еще была тросточка.
У виконта тоже имелась элегантная прогулочная трость эбенового дерева. Под ее искусно изукрашенным серебряным набалдашником прятался стилет.
– А мистер Росс в тот вечер не покидал дом?
– Если и покидал, я этого не видела.
– В здании имеется другой выход?
– Есть дверь во двор, но там тупик, – мадам Шампань отпила кофе и добавила: – Той ночью у Росса побывал еще один гость.
– Да?
Хозяйка кивнула:
– Незадолго до того, как я сама ушла отдыхать, наверх поднялся еще один джентльмен. Однако почти сразу же спустился обратно.
– Будто обнаружил, что хозяина нет дома?
– Или будто тот был уже мертв.
ГЛАВА 11
Себастьян пытливо всмотрелся в тонкие черты и полуприкрытый веком глаз собеседницы.
– А как был одет второй джентльмен?
– Почти так же, как и первый. Вечерняя накидка и панталоны.
– Мог это быть один и тот же человек?
Хозяйка нахмурилась, словно взвешивая подобную возможность, затем покачала головой:
– Не думаю. Они двигались по-разному. По крайней мере, у меня тогда создалось такое впечатление, поскольку мне и в голову не пришло, что это может оказаться тот же мужчина.
– А вы не видели, эти визитеры приходили к Россу раньше?
– Эти или похожие.
– Однако понятия не имеете, кто они такие?
Француженка открыла было рот, но заколебалась.
– Да? – вопросительно глянул виконт.
Мадам Шампань подалась вперед.
– Люди могут прятать лицо, но при этом забывают, что их произношение говорит само за себя… тому, кто умеет слушать.
– И какие же акценты вы сумели расслышать?
– В основном, русский. Но также шведский и турецкий. И, конечно же, иногда французский, – собеседница не сводила глаз с лица Девлина. – Вы недоумеваете, как я могу различить, да?
Себастьян криво усмехнулся:
– Сомневаюсь, что мне удалось бы распознать шведский или русский акцент. Или отличить турка, скажем, от грека.
– Когда я была ребенком, мой отец служил в Версале. Я росла в окружении людей, говоривших на всех языках Европы, и не только. Мы с братом даже придумали такую игру – подражать произношению иностранцев.
Он заметил, как дрогнули в быстром вдохе ноздри собеседницы, и понял без разъяснений, что брат мадам Шампань, как и ее супруг, мертв.
– Никто из гостей Росса не был вам знаком?
– Я узнала одного из русских – полковника из посольства по имени Дмитрий Чернышев. Насколько я понимаю, они с Александром дружили со времен его службы в России.
Это имя ничего не говорило виконту.
– И больше никого?
– Ну, еще Антуана де Ла Рока, – состроила гримаску мадам.
– А кто это?
– Бывший священник. Покинул Францию более двадцати лет назад с первой волной эмиграции. Пользуется репутацией собирателя старинных, редких книг. Часть его коллекции выставлена на обозрение публики – разумеется, платежеспособной публики, хотя де Ла Рок и утверждает, что плата взимается исключительно для отсеивания уличного сброда.
– И где же эта выставка?
– На Грейт-Рассел-стрит, возле музея. А самого коллекционера частенько можно найти рыскающим по книжным лавкам в Вестминстер-Холле.
– Мог де Ла Рок быть одним из увиденных вами в тот вечер мужчин?
– Он наведывался к Россу регулярно. Но приходил ли в тот вечер? – снова загадочная улыбка. – Как знать…
Виконт заподозрил, что хозяйке кофейни известно гораздо больше, нежели она желает сообщить, но сказал только:
– Второй визитер – тот, кто, по вашим словам, поднялся и очень быстро спустился, – в котором часу явился?
– Примерно в полпервого, незадолго до того, как я отправилась спать. У меня квартира неподалеку, на Райдер-стрит, в другом принадлежащем мне доме, – объяснила мадам Шампань. – Так что вполне возможно, что кто-то посетил мсье Росса после того, как я ушла, или же он сам мог выйти. Этого я бы не узнала.
Девлин поднялся:
– Благодарю, мадам, вы очень помогли.
Собеседница задумчиво посмотрела на него.
– Но ведь вам любопытно, почему, понимая, с какой целью задаются эти вопросы, я назвала имя одного из соотечественников – своего же собрата-эмигранта. Да?
Себастьяна это обстоятельство и впрямь заинтересовало.
От улыбки возле уцелевшего глаза хозяйки собрались морщинки.
– Вот уже некоторое время французское эмигрантское сообщество подозревает, что в наших рядах завелся предатель. Который заявляет, что презирает Наполеона, и в то же время тайно снабжает сведениями Париж.
До Девлина доходили такие слухи.
– По-вашему, двурушником может оказаться де Ла Рок?
Мадам Шампань поджала губы и повела плечом:
– Он утверждает, что бежал из страны, как отказавшийся принимать присягу священник. – Десятки тысяч священнослужителей покинули революционную Францию, чтобы не принимать антипапскую присягу. Тех, кто остался, либо предали смерти, либо сослали на каторгу. – Но при этом смеется и рассказывает, что утратил веру в Бога в десятилетнем возрасте. Одновременно и то, и другое не может быть правдой.
– Это несообразность еще не делает де Ла Рока предателем, – заметил Себастьян.
– Не делает, зато свидетельствует, что он лгун. Помните об этом, когда будете с ним беседовать.
* * * * *
Геро Джарвис расположилась за массивным дубовым столом в библиотеке городского особняка Джарвисов на Беркли-сквер. В руке баронская дочь держала перо, вокруг лежали развернутые карты и громоздились стопки книг. Она намеревалась посвятить вечер исследовательской работе по малочисленным сохранившимся следам исчезнувших лондонских монастырей. Но чернила на пере давно высохли, а Геро все сидела, невидяще уставившись на садик за высокими окнами комнаты.
Признаваясь лорду Девлину, что намеревалась никогда не выходить замуж, она говорила правду. Мисс Джарвис могла прилагать титанические усилия, чтобы изменить драконовские законы Британии о браке и власти, даруемой мужьям в отношении собственных жен, однако была достаточно здравомысляща, чтобы понимать – до действительных изменений еще не одно поколение. Поэтому ту энергию, которую женщины ее возраста отдавали семье, она изливала на исследования, статьи и проекты законодательных актов. Геро также заявила виконту, что собирается продолжать свои занятия, и в этом тоже не лукавила. Однако, не будучи глупой, баронская дочь догадывалась, что ее жизнь вскоре так кардинально переменится, как она даже не могла – да и не хотела – себе представить.
Еще один вопрос состоял в том, кто примет из рук мисс Джарвис бразды правления огромным отцовским особняком на Беркли-сквер. Бабушка, вдовствующая леди Джарвис, давным-давно удалилась в свои покои на третьем этаже и редко отваживалась на большее, нежели жалобы или критика. Мать Геро, Аннабель, была настолько слаба как телом, так и душой, что одной мысли о необходимости составить меню или договориться с торговцами было достаточно, чтобы баронесса с нюхательной солью в руке заковыляла к кушетке.
Требовалось подыскать матери компаньонку, которая сможет и присматривать за ведением хозяйства, и защищать ее милость от злобных выпадов супруга. Лорд Джарвис на дух не переносил глупцов, а психическая устойчивость баронессы всегда была, в лучшем случае, шаткой. Геро перебирала в уме возможных кандидаток, когда в библиотеке появился дворецкий с запечатанной запиской на серебряном подносе.
– Письмо от лорда Девлина, мисс Джарвис, – поклонившись, с бесстрастным лицом провозгласил он.
– Спасибо, Гришем, – она отложила перо, но подождала, пока дворецкий удалится, прежде чем сломать печать и развернуть сложенный лист. Сообщение оказалось лаконичным и деловым:
«Брук-стрит, 24 июля.
Я условился с архиепископом Кентерберийским о проведении церемонии в одиннадцать часов утра в четверг, в часовне Ламбетского дворца. Прошу сообщить, удобно ли Вам это время».
Подпись была простой и небрежной: «Девлин».
Геро некоторое время посидела, чувствуя поднимающееся из глубины души несвойственное смятение. Оказывается, рассматривать имеющиеся малоприятные возможности и выбирать кажущийся наиболее разумным образ действий – одно дело. А вот обнаружить, что тебя буквально швыряет в водоворот неотвратимой судьбы, – совсем иное.
В особенности, если судьбой является брак с таким мужчиной, как Девлин.
Решительно запретив себе раздумывать над всем, что повлечет за собой это замужество, Геро окунула перо в чернильницу и нацарапала однословный ответ: «Удобно».
Решительно запретив себе раздумывать над всем, что повлечет за собой это замужество, Геро окунула перо в чернильницу и нацарапала однословный ответ: «Удобно».
Запечатав записку, баронская дочь поручила одному из лакеев доставить ее, а затем отправилась на поиски матери.
ГЛАВА 12
На древних, истертых плитах Вестминстер-Холла важничающие барристеры[18] и судьи в париках и мантиях группками проталкивались сквозь пестрые толпы покупателей, которые собирались возле тянувшихся рядами от входа в просторный высокий зал прилавков швей и модисток, торговцев писчими принадлежностями и подержанными книгами.
Несколько осторожных вопросов привели Себастьяна к лотку в середине восточного ряда, где худощавый мужчина средних лет, одетый в слегка поношенные замшевые бриджи, рубашку с рюшами и старомодный бархатный сюртук зеленого цвета, с задумчивой сосредоточенностью рассматривал тоненькую книгу в потрепанном переплете из коричневой кожи и мраморной бумаги. Лицо француза отдавало желтизной, а короткая стрижка жидковатых соломенных волос неудачно подчеркивала неестественно длинную шею и маленькую голову.
– Мсье де Ла Рок? – уточнил виконт, приблизившись.
Обернувшийся библиофил окинул Себастьяна пристальным, неожиданно враждебным взглядом. У Антуана де Ла Рока были бледно-голубые глаза, узкое лицо и длинный, с большой горбинкой нос.
– Верно. А вы… Девлин, нет?
– Девлин.
Де Ла Рок приподнял томик и сказал по-французски:
– Раннее издание ньютоновского «Метода флюксий», из библиотеки, собранной в замке Сирей Вольтером и его возлюбленной, маркизой дю Шатле. И вот оно здесь, в лавчонке какого-то невежественного букиниста на берегах Темзы. Причудливый поворот судьбы, не правда ли?
– Вы купите эту книгу? – поинтересовался виконт на том же языке.
Француз запихнул томик обратно между обшарпанных старых фолиантов и перешел на английский:
– Возможно, если завтра она еще будет здесь.
Повернувшись, они пошли рядом под уносящимися ввысь средневековыми окнами.
– Я слышал, вы учились на священнослужителя, – заметил Девлин.
Де Ла Рок вежливо улыбнулся.
– При ancien régime[19] перед сыном дворянина открывались всего две карьеры: шпага и церковь. Трое моих старших братьев избрали армию. Я слыл умником, потому-то в нежном семилетнем возрасте и был препоручен иезуитам. Сложись все иначе, в тридцать лет стал бы епископом. Ну, а нынче … – охватывая лавки с лентами и перчатками, служанок, покупающих белые косынки, бледных студентов права в засаленных сюртуках, француз широко развел руками и затем резко опустил их вниз, – …полюбуйтесь на мою достойную епархию.
– И вам бы пришлось по душе пастырское служение?
Вместо ответа собеседник только усмехнулся, устремляя взгляд куда-то вдаль.
– Как бы мне не льстил ваш визит, мсье виконт, боюсь, не могу не полюбопытствовать, зачем вы меня разыскали.
– Говорят, вы водили знакомство с Александром Россом.
– Водил. Однако не вижу… – де Ла Рок внезапно округлил глаза и, вытянув губы, в смятении пожевал щеку. – Mon Dieu. Росса что, убили?
– Очевидно, вы находите такую возможность несколько тревожащей. Почему?
– Разве это не естественно – встревожиться, узнав об убийстве друга?
– А покойный был вашим другом?
– В некотором роде.
– И в каком именно роде?
– Росс питал возрастающий интерес к редким и старинным изданиям.
Себастьян всмотрелся в узкое лицо собеседника. На полках в квартире убитого стояли книги, но ни одна из них не показалась виконту редкой или старинной.
– В самом деле?
– Угу. Время от времени мне попадались интересующие его экземпляры.
– Какие-то определенные книги?
– Мой товар большей частью французского происхождения. С роспуском монастырей на рынке появилось бесчисленное множество уникальных древних фолиантов.
– На французском рынке.
– Ну, – ухмыльнулся де Ла Рок, – вы же понимаете, есть способы…
– Когда вы видели Росса в последний раз?
Собеседник пожал плечами:
– Кажется, на прошлой неделе. В среду или, может, в четверг.
– А не в субботу вечером?
Де Ла Рок нахмурился, словно в раздумье, затем покачал головой:
– Нет, мы встречались раньше. В среду. Да, определенно в среду.
– Любопытно. Видите ли, я разговаривал кое с кем, кто заметил вас выходившим из квартиры Росса вечером в субботу.
Разумеется, это была ложь, однако виконту хотелось проверить, как поведет себя француз. Вместо того чтобы заволноваться или разозлиться, что его могли заметить, тот небрежно двинул плечом:
– В субботу? Нет. Кто бы ни утверждал это, он ошибается.
– Но вы захаживали на квартиру к Александру?
– Иногда.
– Не знаете, кто еще мог поставлять ему старинные книги?
– Нет, извините.
– Насколько вы были осведомлены о других занятиях Росса?
– Других занятиях? – недоуменно глянул собеседник.
– Думаю, вы меня понимаете.
Де Ла Рок остановился на верху ступеней и посмотрел вниз на шумную, запруженную людьми площадь.
– В настоящее время в Европе происходит дипломатическая революция, – медленно произнес он. – Человек, который утром является другом, к вечеру может сделаться врагом, и наоборот. Таков был мир Александра Росса. На вашем месте, мсье виконт, я бы действовал осторожно. Очень осторожно. Вы входите в опасные воды.
– Это угроза?
Француз повернулся к собеседнику лицом. Жаркое летнее солнце придало резкость его чертам.
– Угроза? Mais non[20]. Считайте это дружеским предупреждением. – Он кивнул через площадь туда, где высились покрытые пятнами копоти стены парламента. – На кону не просто человеческие жизни. На волоске висят судьбы монархий. Россия, Швеция, Австрия, Пруссия… Поверьте, сейчас все не так, как кажется.
Слова прозвучали напыщенно и вычурно – подобно самому де Ла Року.
– Кому могла оказаться выгодной смерть Александра Росса? – спросил Себастьян.
– Полагаю, все зависит от того, что было известно покойному.
– О чем известно?
Глаза француза прищурились в усмешке:
– Если бы я это знал, тоже подвергался бы опасности. Поверьте, мсье виконт, я предпочитаю сводить риск к минимуму.
– Однако явно не прочь рискнуть при необходимости.
– Если шансы хорошие.
– Шансы? Или цена?
– Вообще-то, и то, и другое, – вместо того, чтобы оскорбиться, рассмеялся собеседник и, поколебавшись какой-то миг, добавил: – Есть один швед, разговор с которым может оказаться для вас полезным.
– Швед?
– Высокий блондин по имени Линдквист. Карл Линдквист.
– Кто он? – нахмурился Себастьян.
– С виду торговец.
– Хотите сказать, что в данном случае видимость обманчива?
Де Ла Рок ухмыльнулся:
– Видимость, как правило, обманчива.
ГЛАВА 13
Сжимая обеими руками скромную круглую шляпу и теряясь в догадках, сэр Генри Лавджой следовал за сменявшими друг друга служащими по лабиринту промозглых, плохо освещенных коридоров к кабинету сэра Гайда Фоули на Даунинг-стрит.
Заместитель министра иностранных дел сидел за широким старомодным письменным столом, на котором громоздились стопки депеш и донесений. В большой комнате, отделанной панелями темного дерева, имелся массивный камин из резного песчаника и окно из свинцового стекла в ромбовидном переплете с видом во двор. Когда угрюмого вида клерк, откланявшись, вышел, чиновник откинулся в кресле и раздраженно выдохнул:
– Ну, наконец-то. Я ожидал вас часом раньше.
– Извините за задержку, – слегка поклонился магистрат. – Осматривал место преступления в Бетнал-Грин.
Фоули хмыкнул, очевидно, не впечатлившись ссылкой на занятость, и даже не предложил Лавджою присесть.
– Я вызвал вас, поскольку желаю знать, что это за чертовщина творится?!
– Прошу прощения? – сморгнул сэр Генри.
– Я про возню вокруг Александра Росса. Джентльмен умер от естественных причин. Так с какой стати Боу-стрит сует свой нос, что-то вынюхивает, выспрашивает о его смерти? Это выглядит странно. Очень даже странно.
Магистрат смутно припомнил сообщения о молодом служащем министерства, скончавшемся на прошлой неделе.
– Насколько мне известно, сэр Гайд, мы ничем подобным не занимаемся.
– Не пытайтесь одурачить меня, сэр Генри, – гневно раздул ноздри чиновник. – Сегодня утром ко мне с расспросами заявился Девлин.
– Вы имеете в виду виконта Девлина?
– Ну, конечно же, виконта. А по-вашему, черт подери, о каком Девлине я толкую?
Лавджой полагал себя уравновешенным человеком. Но даже ему пришлось сделать глубокий успокаивающий вдох, прежде чем сдержанно ответить: