– Молод еще, – отшутился Лютый. – Плечи узкие, погоны воеводские не удержатся.
Шутка согрела. За нохчское дело, да и в совокупности со старыми заслугами, вполне могли младшего дать[53]. А уж какая-то награда по-любому светила. Похоже, воевода-розмысл кое-что знал сверх положенного. Не в деталях, конечно, даже не в сути, но что-то знал. Например, что все службы на ушах стоят…
– Найдешь силы до меня добраться? Или совсем от усталости падаешь? А то у меня тут варенья банка закисает. С большой ложкой.
– Только ради варенья еду! – Лютый зевнул. Смачно, до хруста в челюсти. И бросил вознице:
– Поворачивай, Влотко. В Большую Гридницу.
Река Десна, лето 6447 от Сотворения мира, серпень
Подскочивший, словно по тревоге, на непонятный шум Серый влетел в шатер князя. И остолбенел, лишь невероятным усилием воли не дав челюсти стукнуть себя по груди. У вошедшего следом Вашко с самообладанием было похуже. Дружинник, не сдержавшись, выругался. Светлен оглядел ошарашенные рожи русинов и хмуро произнес:
– Ну? Что уставились? Хорош?
И добавил несколько фраз, явно почерпнутых из лексикона посольства. Во всяком случае ни у вятичей, ни у полян слов таких раньше не встречалось. Оказывается, русским командным древлянин владел очень неплохо. Пока князь ругался, оба успели прийти в себя и сообразили, что произошло.
– А тебе идет, – сказал Вашко, с трудом сдерживая улыбку.
– Что идет?! Ты у меня сейчас пойдешь, – Светлен опять перешел на мат, а потом обратно. – Не посмотрю, что посол! Это что такое? – он ткнул пальцем в район головы. И снова добавил пару крепких выражений.
– Судя по всему, – ухмыльнулся Вашко, – ты обидел малолетнюю шаманку. Или малолетняя шаманка на тебя обиделась. Это неприятно, но не опасно.
Серому смеяться не хотелось. Дура-девка мало того, что сама сунула голову в петлю, так еще и их может подвести под неприятности. И значительные… Прикажет разъяренный князь посечь головы и бестолковой колдунье, и ее заступникам, и посекут, невзирая на наметившуюся дружбу. Не столько жизни свои жалко, сколько навсегда испорченных отношений с Киевом! Из-за пионерлагерных шуток приблудившейся школьницы!
– Не опасно, говоришь? – прошипел князь, настроение которого колебалось между отметками «легкое бешенство» и «кого бы казнить в особо извращенной форме». – Кто мне клялся, что от мавки беды не будет? Сегодня же на дым переведем, пока всю дружину не околдовала!
– Да чтоб у меня все беды такими были! – попер в атаку Вашко, за время пути успевший сдружиться с древлянином. – Свет, хочешь, шаманку попрошу, и меня покрасит? Будем фиолетовыми побратимами!
– У вас что, побратимы волосы в один цвет красят? – ярость немного приутихла. Отходчив все же Светлен. Особенно если отвлечь чем-нибудь.
– У нас – нет, – замотал головой Вашко. – У южаков – частенько.
– У южаков… – задумался князь, – это что ж, бывают фиолетовые побратимы, красные, голубые…
– Голубые – нежелательно, – поспешно сказал Вашко.
– Почему? Цвет неба!
– Не только. У южаков голубой – самому Тенгри принадлежит. Людям не положено. Молнией шарахнет, не хуже Перуна, – сочинив подходящий ответ, проскочил неудобную тему русин. – Да и наша «мавка» умеет только в один цвет красить. Молодая еще. Глупая.
Светлен опять вспылил:
– Зови сюда свою «мавку». Пусть обратно расколдовывает! Тоже мне, молодая и глупая!
– Зачем обратно? – недоуменно уточнил Вашко. – Галка тебе уважение оказала. Степные боги крашеным помогают. Не Перун, конечно, но лишним не будет.
– Так они к девчонке и прислушаются! – недоверчиво хмыкнул князь. – Не смеши мои сапоги, брате! Боги не всегда и старейших выслушивают, а ты на мокрощелку надеешься.
– Не скажи, княже, не скажи, – вмешался в разговор до того тихо сидящий на ковре в глубине шатра Жерех, – боги мавку любят. Вспомни. Купец заморский обидеть возжелал, и где он сейчас? Раков кормит. А дивчина от всего сердца накормила – счастье свое нашла.
Серый с благодарностью кивнул сотнику. Вовремя поддержал. Очень вовремя. Можно бы, конечно, и откреститься от девки ради высокой цели, но мутило от одной мысли о таком предательстве. Русские своих не бросают. Жерех тем временем продолжал, почуяв, что не против княжеской шерсти его речи.
– Боги волхвинку малую любят, – повторил он, – про то вся дружина говорит. Кого знаком метила – того боги южанские добром не обошли. Можно глупость девичью на пользу повернуть. Если с подходом правильным к делу отнестись.
– Сговорились вы, что ли? – хмуро спросил Светлен, все еще косясь на кончик фиолетового чуба, падающего на глаза. – Мне что, так и ходить, народу на посмехание?
– Почему нет? – улыбнулся Серый. – Давай всей малой дружине чубы перекрасим. И обзовем покрасивше да погрознее. К примеру, «Волки Велеса». Будет тебе отличительная примета отборных войск.
Князь задумался.
– А что, – уже спокойнее произнес он, – неплохая мысль. Давно хотел лучших воев отметить. А то буянит такой в кабаке, сослепу и не разглядишь. А тут все налицо. Не отбрешутся. Только Велеса к южным богам мешать не будем. Вот Стрибог, тот в самую ту масть ляжет. Обзовем «Стрибоговы дети»!
Присутствующие закивали одобряюще, название понравилось.
– Но шаманку накажите, чтобы невместно было князей по ночам перекрашивать!
Книга«Разрулить» ситуацию со Светленом удалось чудом. Кабы не Жерех с неожиданной идеей фиолетовочубого спецназа, не сносить Галке головы. И хорошо, если только мелкой хулиганке.
А наказания девчонке удалось избежать. Ей, правда, пришлось перед князем повиниться. В процессе еще и умудрившись рассмешить Света до желудочных колик.
Особо не афишируя, князю поднесли виру от русинов. Мы же обещали, что дуреха себя вести будет адекватно. Нам и расхлебывать. Откупное Вашко собирал, отрывая от сердца. Но все же сумел расстаться с кевларовым поддоспешником и парой новеньких метательных ножей, на которых еще мухи не любились. После Галкиной косухи, джинсов и краски для волос, аисторизмов боялись куда меньше. Даже Серый особо не бурчал. Хотя паспорт, телефон и брелок с компасом припрятали. Впрочем, компаса у нас и самих были, и куда лучше дешевого брелока, сработанного «великими тайскими мастерами».
Князь с недоброй ухмылкой виру принял. Внимательно выслушал клятвенные заверения, что «она больше не будет», согласился, что все, что ни делается – к лучшему, и уже в уравновешенном состоянии духа пошел разносить охрану, прохлопавшую малолетнюю террористку. А в процессе еще и отбирать народ в «группу «Альфа» с фиолетовым уклоном».
Река Десна, лето 6447 от Сотворения мира, серпень
– Галка!!!
Голос воеводы разнесся над берегом ревом разъяренного тигра. Впрочем, голос можно было и не повышать. Девочка с утра вела себя тише воды ниже травы. И даже участвовала в приготовлении завтрака. Заслышав рев, она поспешила навстречу Серому с Вашко с глиняными мисками в руках.
– Покушайте, дядя Сережа! – заботливым голосом затараторила кашеварка, старательно отводя глаза. – Похлебка вкусненькая получилась, наваристая!
– Похлебка?! – воевода чуть не вышиб миски из девичьих рук, но за мгновение до этого Галка умудрилась всучить их Вашко. – Похлебка?! Ты мне скажи, какой козел тебя надоумил?! А?! Или сама тупая настолько?! Тебе что, больше заняться нечем?!
– Но дядя Сережа, – заныла девчонка, – все же делом заняты, я одна болтаюсь, как хвост в проруби. А похлебку сварить – больших умений не надо, вот я…
– А почему холодная? – спросил Вашко.
– Так вода в ручье ледяная прямо, – опять зачастила Галка, – аж руки стынут. Из холодной воды горячая похлебка никак не получится…
– Какая вода? – перебил ее Серый. – Кому похлебку?! Кто, парикмахерша ты хренова, придумал князей по ночам перекрашивать?!
– Каких князей? – удивление девочки было совершенно искренним. Если, конечно, не присматриваться. – Я никаких князей не красила…
– А кто Светлену фиолетовый чуб подогнал? Заслав, что ли? Или Изя?!
Галка старательно задумалась, от напряжения даже закусив губу.
– Светлен – это такой матерщинник в татуировках? Так разве ж он князь? Князей таких не бывает! Князья – они…
Галка провела двумя руками вдоль своей фигуры в уточняющем жесте. Получалось, что фигура у князей, по мнению калужских барышень – женская, с грудью не меньше шестого размера, широченными бедрами и почему-то такими же плечами.
– Да что ты в князьях понимаешь, идиотка! – снова вспыхнул Серый. – На хрена ты вообще кого-то красишь? Заняться нечем?
– А чего он обзывается? – надула губы Галина. – Все «мавка» да «мавка»! А вчера еще и «нечистой силой» обозвал! Это с какой радости я нечистая?
– А что, чистая? – тут же влез Изяслав. – Ты, чудо гороховое, в зеркало когда последний раз смотрелась?
Симпатичная девичья мордашка действительно была густо перемазана сажей: готовить в глиняной посуде без ручки – это не туристские котелки на рогульках подвешивать. Особенно когда и с котелками-то навыка нет.
– В Калуге! – обиделась девушка. – Сами у меня все вещи отобрали! Ни в зеркало посмотреть, ни макияж поправить!
– А ну заткнулись все! – рявкнул Серый. Только балагана сейчас и не хватало. – Еще раз! За! Каким! Хреном! Ты! Покрасила! Князя! Светлена?! Ты можешь внятно объяснить, художница недоделанная, на кой ляд тебе это понадобилось?!
– Я доделанная! – обиделась девушка. На глаза навернулись слезы, предвещая близкую истерику с соплями и воем. Впрочем, подобное выражение Галкиного лица всем было хорошо знакомо, но полноценной истерики не наблюдал никто. – И вообще, я не хотела… Оно само получилось… Мимо шла, а там он лежит… А чего он…
– Само, значит?! Ты просто мимо шла? С баллончиком краски? Внутри княжеского шатра?! Как тебе вообще удалось через охрану пройти, ниндзючка доморощенная?!
– Не знаю, – слезы начали прокладывать относительно чистые дорожки на измазанном лице. – Не было там охраны. Не видела никого. Он ругается на меня вечно. И матерится. Ему можно словами всякими называть, да?! А мне что, молчать только?! Он…
– Он – князь! А ты здесь – никто! Ты хоть понимаешь, что он кивнет, и тебе отчекрыжат твою фиолетовую кочерыжку по самую шею?! И никакое везение не поможет. И нам за компанию звездюлин прилетит. Понимаешь?!
Галка насупилась. Сомнительно, что понимала. Но плакать перестала. И то хлеб. Не любил капитан Волошин, когда из-за него женский пол плачет… Но, блин, какая дура. Вот и стоит, руки в бока уперла. И не верит в те вещи, из-за которых он тут распинается. Ну не может же такого быть, чтобы за невинную шутку голову отрубали. Подумаешь, чуб покрасила… И как ей объяснять?
– Между прочим, – протянул Изяслав, – хоть мужики тебя от казни и отмазали, а коробочку с краской отдать придется…
Найти слабое место Изя мог у любого. Коммерсант, итить его налево!
– Как это отдать! – немедленно вскинулась Галка. – Нельзя ее отдавать! Ее в магазин надо вернуть! Она же краденая! То есть случайно прихваченная! Ну, в смысле, сама привязалась! Но скажут, что краденая! Нельзя ее отдавать!
– Да не части, – отмахнулся Славик, – собственно, отдавать краску Светлену или нет, теперь неважно.
– Почему? – уставилась на него наказываемая.
– По местным обычаям, если девушка парню что-то с головой делает, ну венок там надевает или платок накидывает, это равносильно приглашению на сеновал. Без кузнеца. А уж покраска волос тянет минимум на замужество. С отягчающими в виде десятка детей. Так что краска будет у твоего мужа.
– Чего?.. – Галку вроде бы проняло. У оторвы, оказывается, что-то в голове есть.
– Чегочка с хвостиком, – отозвался Вашко, подхватывая игру. – Теперь ты, как честная девушка, просто обязана на нем жениться. То есть замуж выйти. Будешь пятой княжеской женой. Или шестой. Вот придем в Киев…
– Не хочу пятой! – взорвалась Галка. Слез не было ни в одном глазу. – И первой не хочу! Мне нельзя замуж! У меня этот… целибат! Вот! Пусть казнит лучше?!
– Так ведь казнит, – сказал Серый. – Тут люди простые. И прямые, как трамвай.
– И пускай казнит! А замуж не пойду! Стремный он! И воняет, что твой мамонт!
– О чем ругаетесь?! – спросил незаметно подошедший Светлен. Русинская речь с «южанским выговором» на такой скорости им не воспринималась.
Галка выпрямилась, гордо вскинула голову и, упершись взглядом в глаза Светлену, медленно произнесла:
– Ты можешь меня казнить, князь, но замуж я за тебя не пойду! И краску не отдам!
Не успевший остановить девчонку Серый схватился за голову. Вашко обоими глазами начал подмигивать Светлену, пытаясь намекнуть ему, что это розыгрыш. В удивлении вскинул голову Жерех. А виновник торжества вдруг стукнул ладонями по бедрам и захохотал, с трудом выдавливая сквозь смех:
– Ну, мавка! Ну, молодец! Не пойдешь, значит?! А если я хорошо попрошу?
– Все равно не пойду! – притопнула ногой Галка. – И не проси даже. И перестань меня «мавкой» называть. Меня Галей кличут!
– Как? – выдавил Светлен, не переставая смеяться. – Галкой? Отдай ее, воевода! Замуж отказывается, так будет «Стрибоговым детям» чуприны красить, а?! Что ж теперь за дружина без багряных чубов? Ладно, красавица, – наконец, просмеялся он, – неволить не буду. А стряпней своей угостишь в знак примирения?
Эта фраза была для девушки сложновата, и Серый поторопился перевести:
– Пожрать князю тащи. И теплого, а не из ручья! – и, глядя, как Галка метнулась к костру, пробормотал ей вслед: – Террористка на мою голову…
Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, червень
На столе Скворца Буривоя ждала большая чашка кафы[54]. Черная жидкость была такой крепости, что тут же свело скулы. Зато в голове малость прояснилось. Лютый отхлебнул еще пару глотков и вопрошающе уставился на хозяина:
– Не томи, Голуб Мстиславов, не на кафу же звал.
– Не буду тебя мучить, не буду, – кротко улыбнулся Скворец и тут же перешел к делу. – Прочел я твою книгу. Обдумал. В бересах кое-каких порылся. Удивил меня твой предок.
– Не предок мне Мстислав, – поморщился Лютый. – Мой род от Нежданы, сестры его, и Буривоя. Но почему-то книга у нас хранится.
– Это неважно.
Скворец отмахнулся от пустяковой детали, миг помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил.
– То, что ты знаешь, пропущу. Сразу выводы. Изложенная в книге версия абсолютно логична, непротиворечива, всем имеющимся у нас данным соответствует и объясняет их лучше существующих версий. Это раз.
Лютый кивнул. И покрепче ухватил чашку. Горячие бока, обжигая пальцы, будили не хуже завезенного из Арабии напитка.
– А второе что?
– Физики утверждают, что путешествие во времени невозможно в принципе.
– Почему? – не понял Лютый. За прошедшее время он уже сжился с этой невероятной мыслью. И потому неверие других вызывало удивление.
– «Если ты пойдешь в прошлое и убьешь собственного дедушку, то не родишься и не сможешь пойти в прошлое», – розмысл явно кого-то передразнивал.
– Это что за бред? – голова с устатку была не в состоянии переварить столь сложную фразу.
– Основной довод противников, – пояснил Скворец, мгновенно посерьезнев. – Сам понимаешь, не стоит и гроша. В нашем случае как только русины изменили историю, по логике недоверцев[55], они должны бесследно исчезнуть. Или в пустоте раствориться до того, как изменили. Ну и дальше в том же духе.
Он посмотрел на осоловелые глаза скрытника и добавил:
– Признаюсь, сам в этих резонах запутался. Суть в том, что я Мстиславу почти поверил. Достаточно, чтобы попытаться доказать правоту. Или неправоту. Но работы предстоит немало.
– От нас что?
– Как всегда, – развел руками воевода-розмысл. – Я собираю группу. Привлеку кое-кого со стороны. Стрыя твоего, например. Нужны люди, способные посмотреть на происходящее и произошедшее с разных сторон. Введу в курс дела, наметим план работы, раскидаем обязанности. От Управы наблюдатель нужен. Ты им, друже, и будешь, поскольку заварил эту кашу.
– Назначенный наблюдатель?[56] – удивился Лютый.
– Так точно! – подтвердил Скворец. – Как только всех соберу, даем делу первую скрытность. Так что без тайных никуда. Я бы прямо сейчас дал, но зачем время терять? Пусть люди работают, пока допуска подписывать будем, – Голуб посмотрел на хлопающего глазами волхва и рассмеялся. – Не бойся, по раскопкам тебя таскать не станем. Разве что в качестве кострового.
– Да таскай, сколько влезет. Лишь бы результат имелся.
– Учту, – усмехнулся воевода. – Ладно, езжай спать, а то прямо здесь свалишься.
– Угу, – кивнул Лютый и снова с трудом подавил зевок, рвущийся наружу. – Просьба одна. Будешь Ждана приглашать, скажи, что я за него просил. Старику приятно будет, что не забываю. Будто его можно забыть!
– Это точно, – хохотнул Скворец. – Сделаю. Не вопрос.
Книга«В Киеве нас не заметили. Нет, все, кому надо, о вятичском посольстве знали. И кому не надо – тоже. И что с того? Прислали очередные земли своих представителей. Вождей по лесам сотни ховаются. И посланников их в Киеве предостаточно. Что, из-за каждого хай на весь мир поднимать? Обойдутся! Каждый князек, сумевший свой сосновый кремль осиновым тыном обнести, с одной стороны, хочет быть полновластным владыкой «своей земли», но с другой – отлично понимает, что два десятка его дружинников – ничто перед настоящей опасностью. Вот и жаждет в защитниках иметь не кого-нибудь, а князя. Притом не слишком далекого, да посильнее, и чтобы справедливый и милостивый. А еще желательно, чтобы по крови родство было хоть на осьмушку. В общем, идеал, которого, естественно, не существует и существовать не может.