– Я снова перестал понимать вас. О каком балансе вы говорите? И что такое «разрушительное направление»?
– Я всё вам сейчас объясню… – Со стороны дома, где провёл ночь император, донеслось «На караул!» – Анкр недовольно обернулся. – Я очень долго, вы даже не представляете, как долго, исполнял свою миссию. И я устал, я изверился, силы мои на исходе. Меня пора сменить…
Ему пришлось умолкнуть, чтобы переждать оглушительные крики «Vive l'empereur!». Должно быть, на крыльце появился Наполеон.
– Вы сказали, что всё объясните, однако привели меня в ещё большее недоумение, – с нетерпением молвил Самсон. – Не хотите же вы предложить мне сделаться личным фармацевтом вашего монарха?! Я отравил бы этого кровопийцу в первый же день!
Эти слова вырвались у него сами, но барон не рассердился, а лишь устало улыбнулся.
– Не сомневаюсь. Я ведь знаю, почему вы здесь. Пора нам прекратить обманывать друг друга. Я первый разоружусь перед вами. Бот, держите. Пусть это будет знаком моего к вам доверия.
Анкр протянул Фондорину круглый металлический предмет, по виду напоминающий карманный хронометр, однако без циферблата.
– Что это?
– Биоэмиссионный локатор. Вам ведь известно, что в природе существуют разного рода излучения, не улавливаемые человеческими органами чувств, однако регистрируемые особыми приборами.
– Разумеется. Электричество или, например, магнетизм.
– Не только. Каждый живой организм является излучателем биологической энергии, причём совершенно индивидуального, неповторимого спектра. Это открытие сделано тысячелетия назад, но содержится в строгой тайне немногими посвящёнными. Локатор способен на огромном расстоянии ощущать эмиссию тела, на которое он настроен. Это своего рода компас. После Бородинского сражения, когда вы лежали в беспамятстве, я сделал вам инъекцию, которая исполняет роль вечной метки. Настроенный на неё локатор всегда отыщет вас, где бы вы ни находились. Даже если вы умрёте и естественная биоэмиссия остановится, метка останется в костях. Этот прибор разыщет вас и в могиле, хоть через сто или двести лет.
– Как интересно! – воскликнул профессор, рассматривая аппарат.
Одна-единственная стрелка указывала прямо ему в грудь, на шесть часов, хотя шёл уже восьмой час. Сбоку в корпусе виднелась едва заметная кнопочка. Фондорин нажал её и услышал ровный писк.
– Локатор снабжён звуковым индикатором, – объяснил Анкр. – Это удобно в темноте. И пригодилось слепому Хонсу, когда он искал вас по всей Москве. Чем дальше от объекта, тем сигнал тише и прерывистей.
– Теперь я понимаю, почему ваши копты меня находили везде и всюду!
– Простите. Мне следовало играть с вами в открытую. Но я должен был лучше изучить вас. В таком деле не должно произойти ошибки. Последствия будут слишком тяжёлыми… К тому же вы ведь тоже не вполне со мною откровенны.
Профессор сделал вид, что не расслышал заключительной фразы.
– На каком же расстоянии действует локатор?
– В пределах одного земного полушария. При дистанции в несколько тысяч километров контакт установится не сразу, и писк будет не слышен без звукоусилителя, но стрелка укажет направление… Берите-берите. Локатор ваш, и другого у меня нет. Даю вам в том слово. Теперь вы по-настоящему свободны. Если захотите исчезнуть, я больше не смогу вас найти…
В деревне всё пришло в движение. В сторону Малоярославца потянулась кавалькада: впереди император со штабом, позади полуэскадрон конвоя.
– И ещё один знак доброй воли, прежде чем я перейду к главному… – Барон со вздохом посмотрел туда, где перед раззолоченной свитой ехал в седле сгорбленный человечек в чёрной шляпе и простой серой шинели. – Я устраню препятствие, стоящее между нами. Вам кажется, что интересы вашей родины важнее всего на свете – важнее вашей жизни, науки, прогресса. Ради них вы готовы пожертвовать нашей дружбой. Я же хочу доказать вам, что наши отношения значат для меня больше, чем все империи вместе взятые. Вы хотите, чтобы Франция проиграла эту войну? Да будет так. Ради вас я откажусь от этого превосходного сосуда.
Он кивнул вслед Великому Человеку и снова повернулся к собеседнику. Но взгляд Анкра не задержался на лице профессора.
– Боже, что это? – пробормотал барон, глядя мимо Самсона.
Фондорин обернулся. Из оврага, будто перекипевшая каша из котла, валила конница. С ходу, не останавливаясь, она с гиканьем, свистом, улюлюканьем разворачивалась в густую, ощетиненную пиками лаву.
V.
Должно быть, начальник отряда увидел, что французы пришли в движение, либо же при свете занимающегося дня разглядел у одного из маячивших в поле всадников белую ленту на шапке.
Ах, до чего же это было некстати! Разговор с Анкром повернул в такую сторону, что в налёте, возможно, отпадала всякая надобность!
– Это русские казаки? – спросил фармацевт. – Почему они так близко?
Фондорин уже разворачивал коня. Он схватил лошадь барона под уздцы, рванул.
– Быстрей! Прочь отсюда, прочь!
Они поскакали к деревне, где метались перепуганные обозные, а вокруг императора сбилась кучка генералов и офицеров. Гвардейский полуэскадрон кое-как выстроился впереди, но заслон получился жидковат.
Оглянувшись, профессор увидел, что преследователи перешли с рыси в намёт. Их низкорослые лошади без труда догоняли английскую кобылу барона, не привыкшую к скачке по рыхлой земле.
«Они проткнут его пикой – просто потому что на нём синий мундир!» От этой мысли Фондорину сделалось страшно. Ошибка будет роковой, утрата невосполнимой!
А офицер с серебряным эполетом на плече, мчавшийся впереди всех, уж целил в спину фармацевту из пистолета.
– Не стреляйте! – заорал Самсон, натянув поводья. – Это я!
Барон пронёсся мимо, что-то крича ему, но профессор смотрел на казачьего командира. Тот, слава богу, услышал истошный вопль и, кажется, понял, кто перед ним.
– Этого с красной повязкой не трогать! – приказал он, указав на Самсона. Поднял коня на дыбы и остановился как вкопанный. – Вы Фондорин? Полковник Анциферов-двенадцатый! Прибыл в ваше распоряжение! Что это здесь?
– Штаб Наполеона.
Глаза горбоносого, черноусого полковника блеснули хищным пламенем.
– Ах, вон что! Ну, теперь понятно!
Он закричал ускакавшим вперёд казакам:
– Станишники! Влево бери! Там Бонапартий! К чёрту обоз! За мной!
Но услышали командира и присоединились к нему немногие. Большинство донцов предпочли не лезть под палаши лейб-жандармов и выбрали добычу полегче. Чёрные шапки с алым верхом замелькали меж карет и повозок – там было чем поживиться. За полковником в атаку устремилось не более полусотни всадников.
Туда же поскакал и профессор. Он видел, что Анкр успел присоединиться к императорской свите. Теперь там шла рубка. Нельзя было допустить, чтоб голова великого учёного угодила под казачью шашку!
С обеих сторон от Фондорина, откуда ни возьмись, возникли два чубатых молодца. Один удержал лошадь профессора за поводья, другой сказал:
– Осади, вашблагородь! Куды лезешь? Господин полковник приказал тя беречь.
С того места, где остановили Самсона, до сечи было рукой подать. Он видел бой во всех подробностях. Цепочка телохранителей была смята, императора от пик и сабель защищали штабные. Сам Наполеон сидел в седле, сложив руки на груди, и смотрел на резню со спокойною улыбкой. Следовало признать, что «сосуд», избранный Анкром, был из чистейшего хрусталя. Разглядел Фондорин и самого барона, чёрная двухуголка которого высовывалась из-за плеча Великого Человека.
– Уланы идут! Ляхи! – зашумели вокруг. – Уходим, ребята! Казаки начали поворачивать лошадей. По дороге бешеным галопом приближалась польская конница, спешила на выручку императору.
– Эх, не взяли! – плачущим голосом пожаловался Анциферов-двенадцатый, проезжая мимо. – Ввек себе не прощу! Отходим. – А своим людям наказал, кивнув на профессора. – Чтоб волос не упал!
Закричал Фондорин вслед полковнику, что ему нужно оставаться средь французов, да тщетно, а непрошеные защитники не вняли его протестам – знай, тащили за собой. Он беспомощно оглянулся. Кучка уцелевших сбилась вокруг своего вождя. Анкр махал Самсону шляпой, делал какие-то знаки. «Я вернусь! Вернусь!» – жестом показал ему уволакиваемый прочь профессор.
Гонка длилась долго – по оврагу, вдоль реки, полем. На хвосте у казаков сидела конница Мюрата и Понятовского, жаждавшая отомстить наглецам, что осмелились покуситься на Маленького Капрала. Лишь перед полуднем, на опушке обширного леса, неприятель наконец отстал.
В протяжение погони Фондорин несколько раз приближался к Анциферову и просил отпустить его подобру-поздорову, но чёртов двенадцатый не желал и слушать. Полковник пребывал в совершенном отчаянии – не из-за преследования, а из-за того, что «не добыл Супостата».
В протяжение погони Фондорин несколько раз приближался к Анциферову и просил отпустить его подобру-поздорову, но чёртов двенадцатый не желал и слушать. Полковник пребывал в совершенном отчаянии – не из-за преследования, а из-за того, что «не добыл Супостата».
– Сколь я злосчастен! – восклицал он со слезами. – Подумать только! Мог прославить свой род на вековечные времена! Ах, как жестоко обошлась со мною судьба!
Профессор был ему нужен в качестве стороннего свидетеля, который подтвердил бы перед начальством, что Анциферов сделал всё возможное.
От причитаний полковник переходил к лютому гневу, кроя ужасными словами «станишников», для которых пожива дороже славы.
На первой же большой поляне он выстроил свои потрёпанные сотни в каре, долго и люто бранил казаков, а потом обрушил на них кару, от которой по рядам пошёл вой и ропот. Командир заставил полк вывернуть содержимое седельных сумок. На землю со звоном сыпалось столовое серебро, шелестели собольи да куньи шубы, шуршали шелка.
Под брань полковника, под жалобы безутешных казаков Самсон попятился к деревьям. Всем сейчас было не до него. Лошадь он оставил, прихватил только свой бесценный сак.
Лес этот назывался Колывановским, по имени помещика, соседствовавшего с имением Гольмов. Каждая тропка, каждая полянка были здесь хожены-перехожены. Заблудиться профессор не боялся.
Оказавшись под прикрытием елей, Фондорин повернулся и побежал. Пускай светлейший думает про него, что хочет. Долг и любопытство гнали Самсона Даниловича обратно во французский лагерь.
Довольно скоро он вновь вышел к Протве, перебрался на другой берег знакомым бродом. Впереди раскинулось большое село Спас-Загорье, где они с Кирой всего несколько месяцев назад венчались.
При взгляде на церковь у Фондорина в первое мгновение сжалось сердце – он вспомнил тот счастливый мартовский день. А во второе мгновение профессору припомнилось ещё кое-что. Мысль была здравая и полезная.
Вместо того чтоб обойти деревню и прямиком направиться к тракту, вдоль которого располагалась французская армия, Самсон Данилович взял сумку под мышку и зашагал туда, где над серыми крышами торчала трёхъярусная колокольня.
Вблизи сделалось видно, что деревня пуста и выглядит так, словно по ней прошёлся могучий ураган. Чуть не половина изб были разобраны. Верно, войска, русские ли, французские ли, собирались использовать брёвна для переправы или возведения укреплений, да отчего-то передумали.
Спас-Преображенская церковь тоже стояла брошенная. Над широкой каменной лестницей старомосковского зодчества высились резные врата. Ранней весной, когда жених с невестой поднимались к ним под приветственные крики гостей и челяди, створки были широко раскрыты. Ныне на них висел огромный замок.
Но Фондорину подниматься туда было незачем. То, что он искал, располагалось ниже: под третьей ступенькой сбоку.
Вот она, та самая щель! И маленькие буквы – «K» и «S». Он сам их вырезал на плите кончиком ножа.
Дело было так.
Во время венчанья случился маленький казус, который, несомненно, испортил бы торжество людям менее просвещённым, чем профессор и его невеста. Когда они первыми вышли из храма на крыльцо, у нововенчанной супруги соскочило кольцо, широковатое для её тонкого пальца. Приметы хуже, чем эта, как известно, не бывает. Всякий знает: если кто-то из молодых обронит венчальное кольцо, из сего брака не выйдет ничего кроме туги и горя. А перстенёк не просто упал. Он проскакал с легкомысленным звоном по ступеням и провалился в щель. Хорошо, что никто из родственников и гостей, шествовавших сзади, этого не видел – празднество было бы омрачено.
Переглянувшись, супруги поняли друг друга без слов и спустились по лестнице, как ни в чём не бывало. Назавтра вечером, когда служба в церкви закончилась, они приехали в Загорье верхом, чтоб достать кольцо.
Оно лежало между краем ступеньки и бордюром. Вдруг Кира Ивановна говорит: «Нет, не доставай! Лучше положи туда же своё. Давай это будет наш с тобой секрет. Пусть кольца пролежат здесь год. Если наш брак выдержит это испытание, в следующем марте мы их достанем и не снимем до конца наших дней. А коли окажется, что мужа и жены из нас не получилось, да будет тут погребено наше незадачное супружество».
Она, видно, придумала это заранее, ибо тут же достала из седельной сумки серебряную шкатулочку и узкий кирпич. Сняла у мужа с пальца кольцо, своё извлекла из пыли, бережно вытерла. Уложила оба перстня в ларчик, спрятала его в выемку, а сверху прикрыла кирпичом – он пришёлся в самый раз, будто всегда тут лежал. Глазомер у Киры был превосходный.
Самсону идея понравилась. Ему вообще нравились все Кирины идеи (как уже говорилось, разногласия между супругами начались лишь с начала Бонапартова нашествия). На всякий случай он вырезал на ступеньке их инициалы да укрепил кирпич глиной, чтоб покрепче держался.
За полгода кирпич присох к камню, и выковырять его Самсон сумел не сразу. С бьющимся сердцем он открыл шкатулку и посмотрел на кольца. Пусть лежат. Год ещё не прошёл.
Если до следующего марта они не встретятся, значит, его не будет средь живых. Наверняка Кира наведается сюда одна. Не может быть, чтоб не наведалась…
Откроет тайник и увидит, что муж был здесь, оставил ей весточку – и не только весточку. Анкр говорил, что биоэмиссионный локатор находит человека и после смерти. Что ж, будет Кире последнее утешение: отыскать прах и предать его погребенью…
Профессор положил прибор в ларец и занялся приготовлением «письма». Места в шкатулке было немного. Он выбрал из сака три самых маленьких пузырька (лекарство от простуды в скляночке простого стекла; желудочные капли в синей; снотворное в красной). Содержимое вылил, прополоскал бутылочки водой. Послание оставил в синей – то был любимый цвет Киры. В две другие решил налить неразведённого берсеркита. Пузырёк прозрачного стекла наполнился бесцветным мухоморным экстрактом до самой пробочки – это была двойная порция; красный – до половины, больше не хватило, пришлось добавить спирта. Если тайник найдёт кто-то чужой и выпьет, от обычной дозы впадёт в бешенство и расколотит всё вдребезги; от двойной – вообще учинит над собою что-нибудь саморазрушительное.
Дело было сделано, но уходить от дорогого сердцу места не хотелось. Фондорин придумал ещё одно занятие, чтобы задержаться подольше. Наскоро сочинил строительный раствор из того, что можно было найти во дворе: немного извести, песок, вода, добавил серной кислоты. Для экспромта получилось недурно – и по цепкости, и по вязкости. Теперь можно было не опасаться, что зимний холод и весенняя сырость расшатают кирпич.
Потом Самсон долго шёл по лесной дороге, которая, в конце концов, вывела его на Новокалужский тракт, к французской линии охранения. Предъявив караульному начальнику письмо с подписью императора, Фондорин попросил сопроводить его в ставку, что и было исполнено.
Выяснилось, что Наполеон остался на том же месте. Армия прекратила движение. Будет ли новое сражение, никто не знал.
Вечером, уже в темноте, смертельно усталый и по пояс залепленный грязью, профессор явился перед бароном Анкром. Тот кинулся к нему, чуть не плача от радости.
– Боже, как я волновался! Вы живы, вы снова со мной! Больше мне ничего не нужно. Идите в избу, там тепло. Я уступлю вам своё ложе. Вы отдохнёте, выспитесь, а завтра мы продолжим разговор. Только одно: верните мне локатор. Как проклинал я себя за то, что отдал его вам!
– Прибора у меня нет, – отвечал профессор, ведя фармацевта прочь от крыльца.
– Где же он?
– Неважно.
– Куда вы меня тянете?
– Подальше от чужих ушей. Я не хочу ждать до завтра. Мы продолжим беседу сейчас. Итак, вы сказали, что готовы отказаться от своего «сосуда»…
CODE-5
I.
– …Да-да. Я пообещал вам, что Франция проиграет эту войну. И я своё обещание исполнил. Ваша страна победила.
Они стояли в крестьянском дворе. Над соломенными крышами изб завывал осенний ветер. В поле горели костры – там ночевали те, кому не хватило места в деревне.
– Объясните, – недоверчиво сказал Фондорин. – С сегодняшнего утра ничего не произошло. Сражения не было, армия не тронулась с места.
– В том-то и дело. Сражения не будет, а завтра мы повернём назад.
– В Москву?!
– Нет. Сейчас я всё расскажу… – Фармацевт снял очки. В его глазах вспыхнули искорки – отражённый свет огней. – После утреннего происшествия, когда император чуть не попал в плен, он вызвал меня для беседы с глазу на глаз. Хоть во время стычки государь держался безукоризненно, инцидент глубоко потряс его. «У меня к вам две просьбы, Анкр, – сказал он. – Изготовьте мне яд мгновенного действия. Я не могу позволить себе попадать в плен. Слишком высока моя ответственность перед историей».