– Это еще не все, – сказал Глиннес и стал извлекать другие пакеты, а Марча принялась тут же их раскрывать, не в силах сдерживать свой восторг. В отличие от большинства триллов, обладание ценными вещами приносило ей огромное удовольствие.
– Вот это – звездные кристаллы, – сказал Глиннес. – У них нет никакого другого названия, их как раз такими, с уже как бы отшлифованными гранями и всем остальным, находят среди шлака, покрывающего поверхность потухших звезд. Ничто не может их поцарапать, даже алмаз, и к тому же у них совершенно необычные оптические свойства.
– О, они такие тяжелые!
– А вот это старинная ваза, никто толком не знает, сколько ей лет. Надпись на днище, говорят, выполнена на языке эрдов.
– Восхитительная вещица!
– Ну а это не имеет такой уж особой ценности, просто привлекло мое внимание своей необычностью – щипцы для орехов в виде морды фантастического зверя. По правде говоря, я откопал их в одной из лавчонок среди всякого старья.
– Но с каким искусством выполнена эта вещица. Она, ты считаешь, для раскалывания орехов?
– Да. Закладываешь орех между вот этими челюстями и прижимаешь сзади… А вот это для Глэя и Ширы – ножи, выкованные из протеума. Режущие кромки представляют из себя единую цепочку из взаимосвязанных молекул – совершенно неразрушаемый сплав. Таким ножом можно сколько угодно ударять о сталь, и он никогда не затупится.
– Глэй будет в восторге, – чуть сдержаннее, чем раньше, произнесла Марча. – И Шира тоже будет очень доволен.
Глиннес скептически фыркнул, а Марча не без душевной борьбы проигнорировала этот выпад сына.
– Большое тебе спасибо за подарки. Они, по-моему, просто замечательные. – Она взглянула на открытую на веранду дверь, из которой просматривался причал. – А вот и Глэй.
Глиннес вышел из дома и стал дожидаться брата на веранде. Глэй, поднимаясь по дорожке, вдруг остановился, но особого удивления не высказал. Затем снова зашагал, но уже медленнее. Глиннес спустился по ступенькам, и братья принялись радостно хлопать друг друга по плечам.
На Глэе, как сразу же заметил Глиннес, был не обычный парай триллов, а серые брюки и темный пиджак.
– Добро пожаловать домой, – произнес Глэй. – Я встретил Харрада-младшего. Он сказал мне, что ты уже здесь.
– Я очень доволен тем, что вернулся домой, – сказал Глиннес. – Тебе и маме было, наверное, очень неуютно здесь. Но теперь, когда я здесь, мы быстро сумеем сделать дом таким, каким он всегда был раньше.
– Да, – как-то неопределенно покачав головой, произнес Глэй. – Жизнь как бы приостановилась. Но теперь все определенно меняется, я надеюсь, к лучшему. Глиннесу показалось, что он не очень-то понимает, о чем говорит Глэй.
– Нам очень многое нужно обсудить. Но самое главное – я очень рад тебя видеть. Ты теперь выглядишь таким повзрослевшим, таким умудренным жизнью и, как это повернее сказать, таким уверенным в себе.
Глэй рассмеялся.
– Когда я оглядываюсь назад, я вижу, что всегда слишком много размышлял и пытался разгадать слишком уж большое количество загадок. Все это я давно уже забросил. Я, так сказать, разрубил гордиев узел.
– Каким же образом?
Глэй умоляюще закатил глаза.
– Все это слишком сложно, чтобы объяснить так сразу… Ты тоже прекрасно выглядишь. Служба в Гвардии пошла тебе на пользу. Когда ты должен туда вернуться?
– В Гвардию? Никогда. Я взял расчет, поскольку я теперь, кажется, сквайр Рабендари.
– Да, – бесцветно заметил Глэй. – У тебя преимущество в целый час передо мною.
– Пройдем в дом, – предложил Глиннес. – Я привез тебе подарок. И кое-что для Ширы. Сам ты что думаешь – он мертв?
Глэй печально кивнул.
– Другого объяснения не существует.
– И я так считаю. А вот мама уверена в том, что он «в гостях у друзей».
– В течение двух месяцев? Такое исключено.
Они вошли в дом, и Глиннес вынул нож, который он приобрел в Лаборатории новых технологий в Бореаль-Сити на планете Мараньан.
– Будь поосторожнее с лезвием. Можно порезаться даже при малейшем прикосновении к нему. Но им можно перерубить толстый стальной стержень без всякого вреда для него самого.
Глэй осторожно взял нож и с опаской провел взглядом вдоль невидимой кромки.
– Мне как-то даже страшно смотреть на него.
– Да, этот нож почти что волшебный. Второй нож, поскольку Ширы нет в живых, я оставлю у себя.
– У нас нет полной уверенности в том, что Шира умер, – отозвалась Марча из дальнего конца комнаты.
Оба брата оставили это заявление матери без ответа. Глэй положил свой нож на каменную доску.
– Нам не мешало бы разобраться в отношении острова Эмбл, – произнес, усевшись поудобнее, Глиннес.
Глэй прислонился к стене и исподлобья взглянул на Глиннеса.
– Тут уж ничего не добавить, ни убавить – я продал остров Льготу Касагэйву.
– Эта сделка не только неразумна, она незаконна. Я намерен аннулировать договор о продаже.
– В самом деле? И каким же образом ты этого добьешься?
– Мы вернем деньги и велим Касагэйву убраться. Все крайне просто.
– Если ты располагаешь двенадцатью тысячами озолов.
– Я – нет, но вот ты располагаешь. Глэй медленно покачал головой.
– Их больше нет у меня.
– Тогда где же деньги?
– Я отдал их.
– Кому?
– Некоему Джуниусу Фарфану. Я отдал их, он взял. Я не могу забрать их у него назад.
– По-моему, нам следовало бы встретиться с Джуниусом Фарфаном – и сделать это немедленно. Глэй снова покачал головой.
– Пожалуйста, не ворчи на меня за судьбу этих денег. Твоя доля остается у тебя – ты теперь сквайр Рабендари. А остров Эмбл позволь мне считать своей долей.
– Ни о каких долях даже и речи быть не может. Так же, как и о том, что кому принадлежит, – возразил Глиннес. – Рабендари принадлежит нам обоим в равной степени. Это наша родина.
– Если следовать формальной букве закона, то это действительно так, – сказал Глэй. – Но я предпочитаю рассматривать данный вопрос иначе. Как я уже тебе говорил, все сейчас меняется самым коренным образом.
Глиннес откинулся к спинке стула, не в силах выразить словами охватившее его негодование.
– Давай оставим все так, как есть, – устало произнес Глэй. – Я взял себе Эмбл, ты – Рабендари. Разве это, в конце концов, не справедливо? Я уезжаю отсюда и оставляю тебя полновластным хозяином Рабендари.
Глиннес попытался было громко воспротестовать, но слова застряли у него в горле.
– Выбор за тобой, – единственное, что ему удалось вымолвить. – Надеюсь, ты еще передумаешь.
Глэй в ответ только загадочно улыбнулся, что было истолковано Глиннесом, как желание вообще уклониться от ответа.
– Есть у меня еще один вопрос, – сказал Глиннес. – Относительно расположившихся на нашей земле треван.
– Это Дроссеты, люди, с которыми я странствовал по Тралльону. Ты возражаешь против их присутствия?
– Это твои друзья. Если ты сам так решительно настроен переселиться в другое место, то почему бы тебе не взять с собой и своих друзей?
– Я еще не знаю, куда я отправлюсь, – ответил Глэй. – Если ты хочешь, чтобы они ушли, то возьми и скажи им об этом. Ведь ты – сквайр Рабендари, а не я.
Марча снова вмешалась в разговор братьев.
– Никакой он еще не сквайр, пока окончательно не выяснится до конца судьба Ширы!
– Ширы нет в живых, – сказал Глэй.
– Все равно Глиннес не имеет права, вернувшись домой, сразу же создавать воображаемые трудности. Готова поклясться, он такой же упрямый, как Шира, и такой же черствый, как его отец.
– Разве я создал трудности? – возмутился Глиннес. – Это вы сами натворили здесь черт знает что, а мне теперь надо раздобыть где-то двенадцать тысяч озолов, чтобы спасти Эмбл, затем прогнать отсюда эту шайку треван, пока они не созвали сюда все свое племя. Хорошо, что я еще вовремя вернулся домой, пока у нас есть все-таки свой дом.
Глэй с каменным выражением лица налил себе кружку яблочного вина, всем своим видом показывая, что все это ему до чертиков успело наскучить… С поля за домом донесся стонущий, скрипучий звук, затем чудовищный грохот. Глиннес тотчас же вышел на заднее крыльцо глянуть, что же произошло, затем вернулся и бросил Глэю прямо в лицо:
– Твои друзья только что срубили одно из самых старых наших ореховых деревьев.
– Одно из твоих деревьев, – слегка улыбнувшись, уточнил Глэй.
– Не угодно ли тебе сказать им, чтобы оставили нас в покое?
– Они не обратят на меня никакого внимания. Я задолжал им множество различных любезностей, оказанных ими.
– У них есть имена?
– Глава – Ванг Дроссет. Его спутница – Тинго. Сыновей зовут Эшмор и Харвинг. Дочь – Дьюссана. Старуха – Иммифальда.
Глиннес извлек из багажа оставленный ему за добросовестную службу пистолет и сунул в карман. Глэй наблюдал за этим, скривив губы в язвительной усмешке, затем шепнул что-то Марче.
Глиннес быстрым шагом пересек луг. Приятный, не слепящий свет послеполуденного солнца, казалось, прояснял цветовую гамму ближнего плана и создавал впечатление, будто дали сами по себе издают мерцающий блеск. Множество самых различных чувств переполняло сердце Глиннеса: печаль, тоска по добрым старым временам, гнев на Глэя, который ему никак не удавалось смягчить.
Он подошел к стоянке треван. Шесть пар глаз настороженно следили за каждым его шагом, пытаясь еще по внешнему виду и манере держаться выяснить, что он из себя представляет. Особой опрятностью стоянка не отличалась, хотя, с другой стороны, была не такой уж и грязной – Глиннесу доводилось видеть стоянки в куда более худшем состоянии. Разведены были сразу два костра. У одного из них мальчик время от времени поворачивал шампур с нанизанными на него от одного конца до другого пухлыми лесными курочками, по сути еще цыплятами. Из котла над другим костром исходил острый запах полевых трав – Дроссеты варили специфическое треванское пиво, от частого употребления которого их глазные яблоки приобретали поразительно желто-золотистый оттенок. У женщины, помешивающей пиво, было сосредоточенное, с острыми чертами лицо. Волосы ее были выкрашены в ярко-красный цвет и свешивались с затылка двумя косами. Глиннес предпочел держаться от нее подальше, сторонясь зловония.
Навстречу ему, оставив в покое сваленное дерево, с ветвей которого он собирал орехи, вышел мужчина. За ним, стараясь не отставать от него, показались двое здоровенных парней. У всех троих черные брюки были засунуты в черные сапоги с голенищами «гармошкой», свободные рубахи из светло-коричневого шелка, цветные платки на шее – типичный наряд треван. На голове у Ванга Дроссета была плоская черная шляпа, из-под которой непослушно выбивались роскошные каштановые волосы. Кожа у него была необычного бисквитно-коричне-вого цвета, глаза, как бы подсвеченые изнутри, источали желтоватый блеск. Всем своим видом он производил очень внушительное впечатление. «С таким человеком шутки плохи», – подумалось Глиннесу.
– Это вы – Ванг Дроссет? А я – Глиннес Халден, сквайр острова Рабендари. Настоятельно рекомендую покинуть эту стоянку.
Ванг Дроссет подал знак сыновьям, и они принесли пару плетеных стульев.
– Садитесь и подкрепитесь слегка чаем, – предложил Ванг Дроссет. – А уж после этого и обсудим наш уход отсюда.
Глиннес улыбнулся и отрицательно мотнул головой.
– Я предпочитаю стоять.
Если он сядет и разопьет с треванами чай, он тем самым станет им хоть чем-то обязанным, и они тогда смогут выпрашивать у него определенные послабления. Чтобы не встречаться с взглядом Ванга Дроссета, он посмотрел на мальчика, переворачивавшего шампур, и только теперь обнаружил, что это не мальчик, а изящная, хорошо сложенная девушка лет семнадцати-восемнадцати. Ванг Дроссет что-то коротко бросил ей через плечо. Девушка выпрямилась и направилась к поблекшей красной палатке. Перед самым входом в нее она обернулась. Даже одного мимолетного взгляда хватило Глиннесу, чтобы увидеть, какое красивое у нее лицо, какие от рождения золотые глаза и золотисто-огненные волнистые волосы, пышной короной обрамлявшие голову и спадавшие, прикрывая уши, на шею и плечи.
Ванг Дроссет осклабился, сверкнув белизной отличных зубов.
– Что касается стоянки, то я прошу разрешить нам остаться. Мы здесь ничему не причиняем вреда.
– В этом я не очень-то уверен. Соседство треван вызывает массу неудобств. Исчезает скот и домашняя птица, не говоря уже обо всякой утвари.
– Мы не украли у вас ни единой животины, – кротко произнес Ванг Дроссет.
– Вы только что уничтожили великолепное дерево – и только для того, чтобы было легче снимать с него орехи.
– В лесу полным-полно деревьев. Нам понадобились дрова. Не так уж велика потеря, не сомневаюсь в этом.
– Это для вас – невелика. А вы знаете, что я еще мальчиком играл на этом дереве? Вот, посмотрите. Это я поставил здесь отметину. А вот на этой развилке я соорудил шалаш, в котором даже иногда спал по ночам. Как я любил это дерево!
Ванг Дроссет слегка скривился при мысли о том, что человек может полюбить дерево. Двое его сыновей презрительно рассмеялись и, отойдя чуть в сторону, начали упражняться в метании ножей в цель.
– Дрова? – возмутился Глиннес. – В лесу навалом сушняка. Вам нужно только принести его сюда.
– Очень далекий путь для людей с больной спиной. Глиннес показал на шампур.
– Эти птицы еще даже наполовину не выросли. Они еще не вывели потомства. Мы охотимся только на трехлетнюю дичь, которую, не сомневаюсь, вы уже всю выбили и съели, как, наверное, и двухлетнюю. А после того, как вы разделаетесь с однолетками, в этом лесу больше уже не будет птицы. А вон на том блюде – земляные яблоки. Вы их повырывали целыми пучками вместе со всей корневой системой, и тем самым уничтожили весь наш будущий урожай. А еще говорите, что вы не причиняете вреда! Вы зверски обращаетесь с почвой. Ее плодородие не восстановится и через десять лет. Сворачивайте палатки, грузите свои фуры и уходите.[11]
– Ваши слова звучат невежливо, сквайр Халден, – смиренно произнес Ванг.
– А разве выбирают выражения, когда отстаивают сохранность своей собственности? – спросил Глиннес. – Нет, конечно же. Вы слишком многое от меня требуете.
Ванг Дроссет отвернулся, прямо-таки шипя от злости, и стал смотреть куда-то вдаль. Эшмор и Харвинг теперь упражнялись еще в одном поразительном треванском искусстве, демонстрации которого Глиннесу никогда раньше не доводилось быть свидетелем. Они расположились на удалении примерно в десяток метров друг от друга, и каждый из них бросал по очереди нож в голову другого. Тот, в голову которого целился напарник, неуловимым взмахом своего ножа отбрасывал брошенный в его сторону нож и притом столь удивительным образом, что он, быстро вращаясь, взлетал высоко в воздух.
– Треване могут быть не только добрыми друзьями, но и заклятыми противниками, – тихо произнес Ванг Дроссет.
– Вы, наверное, слышали поговорку: «Хорошие треване живут восточнее Занзамара»,[12] – ответил ему Глиннес.
– Неужели мы на самом деле такие плохие, как вам кажется? – спросил Ванг Дроссет елейно-вкрадчивым голосом. – Ведь наше присутствие на острове делает жизнь на нем более приятною! Мы будем играть чудесные мелодии на ваших праздниках, тешить ваши взоры замечательными танцами с ножами…
Он взмахом руки показал на своих сыновей, которые, высоко подпрыгивая и дергаясь всем телом, так быстро размахивали своими ножами, что они образовывали ярко сверкающие дуги.
То ли случайно, то ли в шутку, а может быть, и из жажды крови иноплеменника, но один из ножей оказался брошен прямо в голову Глиннеса. Ванг Дроссет издал хриплый нечленораздельный звук – может быть, пытаясь предупредить Глиннеса, а может быть, ликуя в душе. Глиннес же, давно уже предчувствуя недоброе, быстро пригнулся, и нож воткнулся в цель у него за спиной. Взметнулся его пистолет и исторг сноп синей плазмы. Один из концов шампура вспыхнул, и птичьи тушки попадали в уголья костра.
Из палатки стрелою вылетела Дьюссана, в глазах ее пылал огонь такой же безжалостный, как и плазма пистолета. Она схватила шампур и, не обращая внимания на то, что он обжигал ей руку, принялась сбрасывать с него дымящиеся тушки на землю, не переставая ни на мгновенье выкрикивать ругательства и проклятья.
– Подлый уруш,[13] ты погубил наш ужин. Чтоб у тебя на языке выросла борода. Убирайся отсюда прочь со всеми своими потрохами, пока ноги целы. Мы тебя раскусили, фаншер ты этакий! Тебя сюда пригнал спэг,[14] от которого ума у тебя стало еще меньше, чем у такого бугая, как твой старший братец. А таких, как он, совсем немного…
Ванг Дроссет поднял сжатую в кулак ладонь. Девушка примолкла и принялась со злостью счищать землю с птичьих тушек. Когда Ванг Дроссет снова повернулся к Глиннесу, злорадная улыбка играла на его лице.
– Это очень недружественный поступок, – сказал он. – Вам не по душе наши забавы с ножами?
– Особого восторга не испытываю, – ответил Глиннес, после чего извлек свой собственный новый нож и, вытащив из цели треванский нож, снял с его лезвия стружку столь же легко, будто это был ивовый прутик. Дроссеты, как завороженные, следили за его действиями. Он же спрятал свой чудо-нож в чехол.
– Общедоступные земли всего лишь в миле отсюда, на левом берегу рукава Илфиш, – произнес Глиннес. – Если вы разобьете стоянку там, то это не вызовет чьего-либо неудовольствия.
– Как раз оттуда мы сюда и перебрались, – вскричала Дьюссана. – Нас пригласил спэг Шира. Вам этого разве недостаточно?
Глиннес никак не мог постичь причин для такой щедрости Ширы.
– Я считал, что это сделал путешествовавший с вами Глэй.
Ванг Дроссет снова подал знак девушке. Она резко развернулась и понесла птичьи тушки к кухонному столику.