Пока книжка парилась в издательстве в ожидании спонсорских поступлений на расчетный счет, друг Скептик, со свойственным ему сарказмом, осведомлялся по телефону, как ему теперь меня называть: «начинающим писателем» или «молодым писателем»? Хорошо иметь таких друзей!
Вполне возможно, что засев за вторую книжку я совершил ошибку, обрекая себя на те же муки, которые испытал, написав первую. Оказалось, что вынашивать идею, отбирать и сортировать материал, писать, править, переделывать неудачные предложения и абзацы куда увлекательнее, чем ходить со снятой шляпой по кругу, собирая спонсорские средства на публикацию в издательстве.
Изначально я намеревался взять за основу принцип; не обращаться за финансовой помощью в государственные или муниципальные структуры. Только частник! Связываться с этим государством не было никакого желания. Так хотелось провозгласить: «Да здравствует капитализм: «дикий», олигархический, компрадорский, мелкобуржуазный, глобальный, какой угодно!» Хотя, должен признаться, что и капитализм у нас в стране получился какой-то ублюдочный, вернее, чиновничье-криминальный. Но на деле получилось несколько иначе.
И хотя я обращался, за редким исключением, к предпринимателям и генеральным директорам фирм и предприятий, которых знал с детства или к тем, с кем наши пути на каких-то жизненных этапах пересекались, и в большей части случаев получал поддержку, тем не менее, я стал догадываться, что мог ощущать в душе господин Воробьянинов, стоявший за подаянием недалеко от Провала в славном солнечном городе Пятигорске.
Больше всего я опасался отказов хамского характера. Отказы как таковые, разумеется, имелись, но я не был в претензии; у людей, возглавляющих различные предприятия, могли складываться различные финансовые обстоятельства, и, в принципе, никто не обязан выделять определенные, пусть небольшие, суммы на материальную помощь для издания книги о какой-то там судебной медицине. Я был рад каждой перечисленной одной-двум тысячам рублей. Как говорят в народе: «Курочка по зернышку клюет — весь двор в г…не».
Но однажды напоролся на предельно откровенный ответ одного далеко не бедного знакомого предпринимателя:
«Лучше я на эти деньги внукам конфеты куплю».
Понятно и доходчиво! Целый день я не находил места и мысленно бичевал себя за то, что позвонил этому человеку, хотя заранее на сто процентов был уверен в негативном ответе, правда, не в такой форме. Словно бес толкнул меня под локоть, когда я взялся за телефонную трубку, увидев его номер в записной книжке. С тех пор избирательность и осторожность в поисках спонсоров еще более усилились.
Одним словом, для меня творческий процесс был более занимательным, чем издательско-финансовая сторона дела.
Но делать нечего, вирус писательства, по всей видимости, уже заразил мой организм, и сопротивляться ему совершенно бесполезно, да и ни к чему. Поэтому я выношу на суд читателя свой новый опус под названием «Хроники судебного медика -2».
Игорь Гриньков
Элиста, 2006 год, февраль.
ГОРОДНИЧИЙ
Эта криминальная история, произошедшая в Элисте в апреле 1990 года, взбудоражила и потрясла не только общественное мнение многих горожан; отголоски ее выплеснулись затем на страницы центральной печати. Так 12 февраля 1991 года, уже после вынесения приговора преступнику, в газете «Советская Россия» появилась статья — судебный репортаж «Нелюдь», рассказывающая о кровавой драме в столице Калмыкии.
Хочу напомнить, что в начале 1991 года, до скоморошного путча ГКЧПистов, «Советская Россия» была не сегодняшней оппозиционной и затурканной «савраской» с мизерным тиражом, а влиятельным официальным печатным органом ЦК компартии РСФСР, имевшим большой авторитет среди читателей и многомиллионный тираж. Газета распространялась не только в Российской Федерации, но и в остальных Союзных Республиках. Она была, не считая обязательного официоза, по-настоящему профессионально сделанной и интересной. И чтобы на ее страницах «засветилась» маленькая степная, автономная республика, должно было случиться нечто экстраординарное.
А случилось страшное. Была изнасилована и убита 7-летняя девочка А-ва Оля, причем… родным дядей.
14 апреля 1990 года, ближе к полуночи, в дежурную часть Элистинского ГОВД явился возбужденный гражданин Городничий Александр Егорович, тракторист мехлесхоза, мужчина невысокого роста в возрасте слегка за 30-ть, с жидкой рыжеватой бородкой и белыми остекленевшими глазами свежемороженого судака, от которого явственно попахивало спиртным. Он принес заявление на имя начальника ГОВД о пропаже племянницы А-ой Оли, учащейся 1-го класса, которая «…ушла из дома к подружке 14.04.90 г., примерно в 18 часов…» и до сих пор не вернулась. К заявлению прилагалась цветная фотография девочки, с которой на вас доверчиво смотрела улыбающаяся симпатичная первоклассница со светло-русыми волосами, одетая в коричневую школьную форму с белым отложным, накрахмаленным воротником. На столе перед девчушкой строго симметрично лежал нераскрытый «Букварь», и эта трогательная, наивная деталь особенно подействовала на дежурных, которые отнеслись к заявителю с пониманием и сочувствием.
Они даже не придали особого значения несколько преувеличенному возбуждению Александра Городничего, постоянно выкрикивавшего: «Если найдете, сам убью гада!» Человек в горе, мало ли что может сорваться с языка!?
На углу заявления о пропаже ребенка уже наутро следующего дня появилась резолюция начальника ЭГОВД Сулимина В. В.:
«ОУР Бургустинову С. А.
Прошу организовать розыск».
Маховик сыска начал набирать полные обороты. По местному телевидению и радио прошла информация об исчезнувшей девочке с указанием примет: «…рост примерно 105 см, худенькая, глаза голубые, волосы светлые, рыжие, длинные. На правом ухе виден шрам от укуса собаки. Девочка была одета в платьице синего цвета с красной вставкой на груди, коричневые колготки, на ногах тапочки-«мыльницы» темно-синего цвета. Товарищи! Если кто-то из вас видел ребенка и знает о его местонахождении, позвоните, пожалуйста, по телефону 02…»
В 80-90-е годы в уголовном розыске города и в МВД служили крепкие телесно и развитые интеллектуально парни, которые умели работать не только руками и ногами, но и мозгами, и ели свой хлеб не даром. Они не лютовали в пыточных подвалах, подобно печально известным заплечных дел мастерам Малюте Скуратову и князю-кесерю Ромодановскому, а предпочитали действовать более тонкими способами, подбирая к каждому задержанному индивидуальный подход, с учетом его характера, морально-психологического состояния и других факторов. Уже на следующий день оперативники располагали информацией, что 14 апреля, около 15 часов пополудни, А. Городничий подъезжал к дому А-вых на своем синем тракторе «Беларусь» с экскаваторным устройством, известном среди специалистов под смешным названием «петушок». Были выявлены свидетели, видевшие трактор Городничего на улице Чернышевского, где проживал его родной брат с семьей. Нашелся также человек, подтвердивший, что примерно в это время видел А-ву Олю вместе с ее дядей Сашей в кабине трактора, ехавшего по улице Кирова.
Сергею Андреевичу Бургустинову, отобравшего 15 апреля объяснение у Городничего, последний поведал:
«…в 15 часов я вышел из дома (брата — примеч. автора), хотел поехать в лесхоз. На улице играла моя племянница А-ва Оля. Она попросила меня прокатить ее на тракторе. Я посадил ее в кабину и довез до улицы Кирова, всего проехал с ней около 20 метров. Оля вышла и направилась в сторону Кировского магазина. Она сказала, что пойдет к подружке. А я поехал в лесхоз. Где-то в 16 часов 30 минут я поставил трактор в гараж лесхоза…»
Оперативника сразу насторожили некоторые несостыковки в этом объяснении. При подаче заявления накануне ночью А. Городничий вообще не упоминал о том, что катал племянницу; ни у одной из своих подруг и одноклассниц Оля в тот день не появлялась; сторож Элистинского мехлесхоза показал, что Городничий приехал в гараж после 19-ти часов вечера, когда уже начало темнеть. Что-то тут было не так. Кроме всего прочего, некоторые эпизоды из прошлой жизни пока еще свидетеля Городничего, которые стали известны оперу, давали основания взять в разработку дядюшку пропавшей девочки и заняться с ним более тщательно.
И Бургустинов решил дожать своего визави. Глагол «дожать» в данном случае вовсе не означает каких-либо противоправных действий, связанных с физическим насилием: всяких там «слоников» (это когда на голову надевается противогаз, а кислородный шланг пережимается рукой, резко ограничивая доступ воздуха), «растяжек» и тупого мордобоя. Настойчивые опера могли психологически сломить волю оппонента, тем более такого бесхребетного, каким оказался Городничий.
И он начал понемногу «колоться», что переводится с милицейско-блатного жаргона на русский язык, как — «давать показания». То, что он стал рассказывать Сергею Бургустинову, привело этого сотрудника уголовного розыска, привыкшего по роду службы ко всяким мерзостям, в состояние легкого замешательства. Но на это потребовалось несколько дней.
Уже 16 апреля прокуратура г. Элисты возбудила уголовное дело, расследование которого было поручено старшему следователю Антону Санджиевичу Ольдееву…
Антон в те годы был худощавым красавцем с черной густой шевелюрой, тонкими щегольскими усиками над верхней губой и хитрым прищуром калмыцких глаз. Это на представленном фото он без своих неизменных усов; решил, видимо, на время сменить имидж. Кстати, сухопарости фигуры с годами он не утратил, поэтому со спины его и сейчас можно принять за молодого мужчину, но предательские седина, пробившаяся в смоляных волосах, сутулость плеч, усталость и озабоченность во взоре безошибочно выдают пожившего и много повидавшего на своем веку человека.
Прежде чем поступить в Саратовский юридический институт, очень престижное учебное заведение не только в РСФСР, но и в Советском Союзе, Антон, как и большинство его сверстников, отслужил 2 года в Советской армии (инженерные войска на Украине). Так что, если он и не понюхал пороху в буквальном смысле этого слова, то уж вкус солдатской пайки ощутил очень даже натурально. Потом еще 2 года работы в народном хозяйстве, где будущий прокурорский работник занимался животноводством, а попросту чабановал. А реальная и тяжелая работа на земле, знаете ли, очень хорошо формирует правильные взгляды человека на жизнь и ее проблемы.
Затем последовало поступление в Саратовский юридический институт, который славился своим профессорско-преподавательским составом и добрыми традициями подготовки кадров юристов разных специальностей. Таким образом, перед поступлением на юрфак у Антона Ольдеева уже имелся кое-какой жизненный опыт, приобретенный во время армейской службы и на гражданке. Наличие такого опыта просто необходимо будущим юристам, особенно прокурорам и судьям. Он помогает избегать огульного обвинительного экстремизма при расследовании уголовных дел, учит принимать во внимание все многообразные нюансы межличностных отношений, угадывать скрытые мотивы человеческих поступков. Ведь в руках практических работников юстиции человеческие судьбы, которые сломать проще простого, а найти взвешенное решение, соответствующее статьям УК, но также учитывающее многообразные жизненные коллизии, которые не в состоянии вместить в себя никакие законы и нормативные акты, чрезвычайно сложно.
У нормального следователя и судьи дух закона всегда выше его формальной буквы. Он должен видеть человека не в абстрактной, но в конкретной ситуации, а не просто подследственного, к которому при желании можно привязать любую статью. Очень хотелось бы, чтобы бездушный тезис: «Был бы человек, а статья найдется», — окончательно ушел в прошлое, но, увы, настоящее положение дел в стране не дает повода даже для осторожного оптимизма.
В советское время существовало золотое правило — принимать на юридические факультеты ребят, обязательно отслуживших в армии, и девушек — при наличии двухгодичного трудового стажа. Это было очень дельное правило. Сейчас, когда требования к абитуриентам-юристам резко снизились, и в юристы идут зеленые мальчишки и девчонки прямо со школьной скамьи (сами ребята, разумеется, не при чем, система сложилась такая), то по окончании вузов открывшиеся перед некоторыми из них (нестойкими в моральном отношении) возможности, связанные с определенной властью над человеком, служат плохую службу. У части этих выпускников от такой возможности начинает кружиться голова, что не сулит их потенциальным подозреваемым (подследственным, обвиняемым) ничего хорошего. Я уже не говорю о расплодившихся, словно грибы после дождя, многочисленных филиалах юридических «университетов» и «академий», со слабой материальной базой и средними по уровню подготовки преподавателями. Эти «филиалы» ежегодно пекут, как блины, юристов — недоучек, получающих после окончания в карман официальный диплом, но имеющих в голове полный вакуум.
Антон учился в то благословенное время, когда тотальная коррупция еще не проникла в стены наших высших учебных заведений, и оценки на экзаменах ставились в зависимости от конкретных знаний студента, а не от количества купюр, вложенных в зачетку. Но даже если бы дела тогда обстояли именно таким образом, то бывшему животноводу платить было нечем; материальное положение семьи сельского парня было более чем скромным, и не располагало к излишествам. Антон на протяжении всех лет учебы постоянно подрабатывал то тут, то там, чтобы свести концы с концами. Зато полученные знания были надежны; природа не обделила Ольдеева ни усидчивостью, ни практической сметкой, ни цепким умом.
По окончании Саратовского юридического института в 1983 году Антон Ольдеев 5 лет отработал следователем в прокуратуре Городовиковского района; хорошая практическая школа, доложу я вам. В 1988 году он был переведен в аппарат прокуратуры КАССР, а в 1990 году, на момент описываемых событий, назначен старшим следователем прокуратуры города Элисты. Для справки: в настоящее время Антон Санджиевич работает в должности прокурора-криминалиста прокуратуры РК.
В те годы выделиться в профессиональной среде следователей прокуратуры было достаточно сложно, потому, что в городе и практически в каждом районе республики работали настоящие профессионалы своего дела. В городе можно было отметить Станислава Самохина и Ивана Литвиненко, в следственном отделе прокуратуры «царствовали» Вячеслав Ильжиринов, Анатолий Мантыев и Сергей Нудной, в Целинном районе Василий Ильжиринов (младший брат Вячеслава) и Бадма Садваев, в Ики-Буруле — Владимир Докуров, в Яшкуле — Сергей Бамбышев, в Комсомольском — Валентин Карсаев. Это были дотошные ребята, умеющие отделять главное от второстепенного, всегда имевшие тесные деловые контакты с судебными медиками. Я помню, как в каждом криминальном случае Василий Ильжиринов приезжал на перекладных из Троицкого и присутствовал на вскрытии трупа в обязательном порядке. Страдая от природы сильной близорукостью, он буквально елозил лицом по трупу, фиксируя каждую мелочь и повреждение. И не потому, что не доверял эксперту. Ему было важно составить свое личное мнение, чтобы потом проанализировать увиденное со специалистом, наметить дальнейший план исследований, исходя из принципа целесообразности и полезности для дела. Иван Литвиненко, например, наносил на схемы тела человека повреждения и обсуждал с экспертами возможные механизмы их образования. Даже прокурор города Юрий Станиславович Бирюков, несмотря на занимаемую высокую должность, не гнушался самолично приезжать к экспертам (у меня он бывал неоднократно), чтобы решить ту или иную следственную проблему, связанную с экспертным исследованием.
На смену им пришли более молодые, способные следователи, такие как Давид Бальденкинов, Сергей Говоров, Батр Горяев, Олег Дорджиев, Шурган Кикеев, Анатолий Муниев, Басан Сергеев, Олег Чернявский, Валерий Чуб, всех и не перечислишь. Сейчас многие из них работают прокурорами, судьями, и такой рост закономерен. На этом элитном фоне Антон Ольдеев не затерялся, а занял свое достойное место.
В настоящее время также не перевелись смышленые парни с хорошими потенциальными возможностями, но появились и большие любители кабинетной работы и телефонов, не желающие оторвать свой холеный, откормленный, барский зад от кресла для живого общения с экспертом. Полагаю, что хороших (путевых) следователей из них не получится…
Уже на первом допросе Городничего в качестве подозреваемого, после проведенного хронометража, который установил явные расхождения по времени с показаниями свидетелей, следователь Ольдеев услышал первую версию событий. Антон рассказывал мне, что Городничий был очень напряжен; взгляд исподлобья, враждебный, недоверчивый (взгляд зека, по выражению Ольдеева).
На вопрос следователя, где он находился в промежутке между 15-ю и 18-ю часами, А. Городничий рассказал, с кем пьянствовал в этот отрезок времени, а затем сообщил:
«…Где-то в 20-ом часу я возвращался на тракторе к брату Володе. На Кировском мосту, на переходном мостике, я увидел Олю. Она увидела мой трактор и бросилась навстречу ко мне. Я посадил ее к себе в трактор и поехал дальше. Оля сидела в кабине и держалась за ручку (левой дверцы — примеч. автора). Когда я стал поворачивать вниз (и влево, с улицы Островского на Кировский мост), то на повороте дверь распахнулась и Оля выпала из кабины на асфальт. Я сразу остановил трактор, но не смог сразу нажать на тормоза, и трактор наехал на нее задним левым колесом.