Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма 2 стр.


— Правосудие свершилось, — произнес незнакомец, оборачиваясь к собранию. Призраки пристально следили за происходившим горящими глазами, видневшимися в складках саванов.

— Итак, — воскликнул председатель, — ты одобряешь эту казнь?

— Да, если жертва в самом деле виновна.

— Готов ли ты выпить за смерть любого, кто, как этот преступник, выдаст тайны святого ордена?

— Да, готов.

— Какой бы напиток тебе ни предложили?

— Любой!

— Подайте кубок! — приказал председатель.

Один из палачей приблизился к новому члену общества и подал ему красный дымящийся напиток в человеческом черепе на бронзовой подставке.

Незнакомец принял кубок из рук палача и, подняв его над головой, провозгласил:

— Пусть смерть покарает того, кто выдаст тайну святого ордена!

Поднеся кубок к губам, он залпом осушил его и хладнокровно вернул палачу.

Шепот удивления прошел среди собравшихся; призраки в саванах, казалось, переглянулись.

— Хорошо, — сказал председатель. — Подайте пистолет!

Один из призраков приблизился к председателю, держа в одной руке пистолет, в другой — свинцовую пулю и пороховой заряд.

Новый член общества едва взглянул на них.

— Итак, ты обещаешь безропотно подчиняться святому ордену? — спросил председатель.

— Да.

— Даже если повиновение обернется против тебя?

— Тот, кто приходит сюда, не принадлежит себе, он принадлежит обществу.

— Так, значит, ты подчинишься мне, чего бы я от тебя ни потребовал?

— Я готов повиноваться.

— Сию минуту?

— Сию минуту.

— Без малейшего колебания?

— Да.

— Возьми пистолет и заряди его.

Незнакомец взял пистолет, насыпал пороху на полку, забил заряд шомполом, потом вкатил пулю и дослал ее другим шомполом.

Угрюмые обитатели мрачного замка наблюдали за ним в гробовом молчании. Только ветер завывал среди обвалившихся арок.

— Пистолет заряжен, — холодно произнес незнакомец.

— Ты в этом уверен? — спросил председатель.

Улыбка пробежала по губам незнакомца. Он взял шомпол и вставил его в ствол пистолета. Шомпол оказался на два пальца длиннее ствола.

Председатель удовлетворенно кивнул.

— Да, он действительно заряжен, — сказал он, — и заряжен как следует.

— Что же дальше? — спросил новый член общества.

— Взведи курок.

Незнакомец повиновался, и среди полной тишины, при которой происходил этот разговор, послышался щелчок собачки.

— А теперь, — продолжал председатель, — приставь пистолет ко лбу.

Новый член общества повиновался без колебаний.

Присутствующие замерли. Казалось, свет ламп померк, призраки стали похожи на настоящие привидения, они больше не дышали.

— Огонь! — скомандовал председатель.

Щелкнул курок, кремень чиркнул по колесцу, порох на полке вспыхнул, однако выстрела не последовало.

Радостный крик вырвался из груди почти всех присутствующих, а председатель инстинктивным движением простер руку к незнакомцу.

Но самым придирчивым членам двух испытаний оказалось недостаточно, и несколько голосов вскричало:

— Кинжал! Кинжал!

— Вы настаиваете? — спросил председатель.

— Да! Кинжал! Кинжал! — раздались те же голоса.

— Ну что же, подайте кинжал, — приказал председатель.

— Это ни к чему, — проговорил незнакомец, презрительно покачав головой.

— Как это ни к чему? — опешили присутствовавшие.

— Да, незачем, — громко повторил новый член общества, перекрывая гул голосов, — повторяю, что это бесполезно: вы теряете драгоценное время.

— Что вы говорите? — воскликнул председатель.

— Говорю, что знаю все ваши хитрости, что испытания, которым вы меня подвергаете, — детские игры, недостойные серьезных людей. Говорю, что этот мертвец жив, что его кровь, которую я пил, — всего-навсего вино, спрятанное в плоской фляге на его груди под одеждой. Говорю, что порох и пуля упали в рукоятку пистолета в тот самый момент, когда я, взведя курок, нажал на спуск. Возьмите же это безобидное оружие, годное разве для того, чтобы пугать им трусов. Поднимайся же, мертвец: тебе не напугать смельчака!

Страшный крик разнесся под сводами залы.

— Так ты знаешь наши тайны!.. — вскричал председатель. — Кто же ты: ясновидящий или предатель?

— Кто ты? — в один голос вскричали триста человек, в то время как два десятка шпаг сверкнули в руках призраков, ближе других стоявших к незнакомцу и готовых в едином порыве спуститься со скамей и поразить его.

Улыбаясь, он спокойно поднял голову и встряхнул ненапудренными волосами, которые держала лента, повязанная на его голове.

— Ego sum qui sum — сказал он, — я есмь сущий.



Он обвел взглядом тесно обступивших его людей. Под его властным взглядом шпаги медленно опускались по мере того, как незнакомец переводил взгляд с одного призрака на другой. Одни призраки опускали шпаги немедленно, подчиняясь влиянию незнакомца, другие — нехотя, как бы пытаясь противодействовать ему.

— Ты произнес неосторожное слово, — вымолвил председатель, — ты не говорил бы так, если бы знал о последствиях.

Незнакомец, улыбаясь, покачал головой.

— Я ответил так, как должен был ответить, — произнес он.

— Так откуда же ты прибыл? — спросил председатель.

— Я пришел к вам из страны, откуда исходит свет.

— Однако согласно полученной инструкции мы ожидаем посланца из Швеции.

— Идущий из Швеции может прибыть с Востока, — возразил незнакомец.

— Повторяю: мы не знаем, кто ты.

— Кто я?.. Хорошо, — согласился незнакомец, — я скажу вам, кто я, когда придет время, раз уж вы делаете вид, что не понимаете, кто перед вами. Но прежде я скажу вам, кто вы.

Призраки содрогнулись, поспешно переложили шпаги из левой руки в правую и вновь подступили к незнакомцу.

— Начнем с тебя, — проговорил незнакомец, указав на председателя. — Ты мнишь себя Богом, на самом деле ты только его предтеча. Ты представляешь шведскую ложу; я назову твое имя, чтобы избавить себя от необходимости называть остальных. Сведенборг, неужели ангелы, с которыми ты непринужденно беседуешь, не сообщили тебе, что тот, кого ты ожидаешь, уже в пути?

— Да, — отвечал председатель, приподняв капюшон, чтобы лучше видеть собеседника. — Они мне сказали.

Откинув капюшон савана, он нарушал обычаи ложи. Перед собравшимися предстал восьмидесятилетний старец с благородными чертами лица и седой бородой.

— Прекрасно! — воскликнул незнакомец. — Итак, слева от тебя — представитель английских кружков и председатель каледонской ложи. Приветствую вас, милорд! Если вы унаследовали величие своего предка, Англия может надеяться на возрождение былой славы.

Шпаги опустились, гнев присутствовавших мало-помалу сменялся удивлением.

— А, вот и вы, капитан! — продолжал незнакомец, обращаясь к крайнему слева от председателя высокопоставленному чину собрания. — В какой гавани оставили вы прекрасный корабль, с которым обращаетесь нежно, словно с любовницей? Фрегат столь же славен, как и его имя — «Провидение», которое должно принести удачу Америке, не так ли?

Он обратился к человеку, сидевшему справа от председателя.

— Теперь твоя очередь, цюрихский пророк, — произнес он. — Ну-ка, посмотри мне в глаза, ведь ты вознес физиогномику почти до волшебства, так скажи во всеуслышание, не доказывают ли линии моего лица моего высокого предназначения?

Тот, к кому он обратился, отступил на шаг.

— Ну что ж, — продолжал незнакомец, взглянув на его соседа, — тебе, потомок Пелайо, предстоит вторично изгнать мавров из Испании. Это было бы нетрудно, если только кастильцы не навсегда потеряли меч Сида.

Пятый руководитель общества словно онемел и сидел не шелохнувшись. Казалось, слова незнакомца обратили его в камень.

— Ну, а мне, — заговорил шестой чин, подавшись к незнакомцу, который, казалось, забыл о нем, — мне ты ничего не скажешь?

— Отчего же? — отвечал незнакомец, пронизывая его взглядом. — Я могу сказать тебе то же, что Иисус сказал Иуде: узнаешь в свой час.

Тот, к кому обращены были эти слова, стал белее савана, в то время как все собрание роптало. Присутствовавшие, казалось, требовали у нового члена общества доказательств столь нелепого обвинения.

— Ты забыл представителя Франции, — вымолвил председатель.

— Его нет среди нас, — высокомерно отвечал незнакомец, — и ты хорошо это знаешь, хотя и спрашиваешь; вот его кресло. Теперь же хочу напомнить тебе, что твои уловки смешны тому, кто видит в темноте, действует, несмотря на непреодолимые препятствия, и не боится смерти.

— Ты молод, — возразил председатель, — а говоришь с такой уверенностью, словно ты Бог. Подумай вот о чем: наглостью можно ошеломить нерешительного либо несведущего.

— Ты молод, — возразил председатель, — а говоришь с такой уверенностью, словно ты Бог. Подумай вот о чем: наглостью можно ошеломить нерешительного либо несведущего.

Губы незнакомца тронула презрительная улыбка:

— Вы все нерешительны, так как бессильны против меня; вы несведущи, потому что не знаете, кто я, а я вас знаю. Значит, я мог бы одержать над вами верх, прибегнув к наглости, да только зачем наглость тому, кто всемогущ?

— Где доказательства твоего всемогущества? — спросил председатель. — Представь нам доказательства.

— Кто вас созвал? — в свою очередь спросил незнакомец.

— Верховная ложа.

— Очевидно, есть какой-то смысл в том, что вы съехались сюда, — произнес незнакомец, обращаясь к председателю и пяти высшим чинам, — вы из Швеции, вы из Лондона, вы из Нью-Йорка, вы из Цюриха, вы из Мадрида, вы из Варшавы, наконец, все вы, — продолжал он, обращаясь к собравшимся, представлявшим различные уголки земного шара, — приехали из четырех частей света затем только, чтобы собраться в этом храме грозной веры.

— Разумеется, — отвечал председатель, — мы собрались, чтобы встретить создателя таинственного царства на Востоке. Он объединил два полушария в одной вере, благодаря ему сплелись в дружеском пожатии руки всех людей.

— Есть ли какой-нибудь знак, по которому вы могли бы узнать его?

— Да, — отвечал председатель. — По милости Божией ангелы открыли мне этот знак.

— Так вы один владеете тайной?

— Да.

— И вы никому не говорили о нем?

— Ни одной душе!

— Огласите его!

Председатель колебался.

— Говорите же, — повелительно повторил незнакомец. — Говорите, настало время открыть тайну.

— На груди у него должна быть алмазная пластинка, — проговорил высший чин ордена. — На пластинке — три начальные буквы девиза, значение которого известно ему одному.

— Какие же это буквы?

— L.P.D.

Незнакомец распахнул сюртук и жилет: поверх батистовой рубашки сияла алмазная звезда, на ней сверкали три рубиновые буквы.

— Это он! — в страхе воскликнул председатель. — Неужели это он?!

— Тот, которого так ждут! — озабоченно добавили высшие чины общества.

— Великий Кофта! — вскричали триста человек в один голос.

— Ну что же? — вскричал незнакомец, не скрывая своего торжества. — Теперь вы поверите мне, если я повторю: «Я есмь сущий»?

— Да! — выдохнули призраки, простираясь ниц.

— Приказывайте, учитель! — воскликнули председатель и пять высших чинов, поклонившись до земли. — Приказывайте, и мы будем повиноваться.

L.∙.P.∙.D

Наступила мертвая тишина. Казалось, незнакомец собирался с мыслями.

Спустя несколько минут он заговорил:

— Господа! Вы можете опустить шпаги: они только мешают вам. Слушайте меня внимательно, потому что вам многое предстоит узнать, хотя я буду немногословен.

Присутствующие слушали с удвоенным вниманием.

— Источник великой реки почти всегда божественного происхождения и потому невидим. Когда плывешь по Нилу, Гангу или Амазонке, знаешь, куда направляешься, но понятия не имеешь, откуда держишь путь! Я начал себя помнить с того дня, как душа моя стала воспринимать окружающий мир; я тогда жил в Медине, святом городе, и резвился в садах муфтия Салааима.

Это был почтенный старец, которого я любил как отца. Однако он не был моим отцом. Взгляд его был нежен, а тон — почтителен. Трижды в день он оставлял меня, уступая место другому старцу. Когда я произношу его имя, я испытываю признательность и вместе с тем страшно робею. Имя этому уважаемому старцу — светочу, прошедшему все науки, постигаемые человечеством, обученному семью небесными духами всему, что должны знать ангелы для общения с Богом; имя ему — Альтотас. Он был моим наставником, учителем. Теперь это мой друг, к которому я отношусь с глубоким почтением, так как он вдвое старше старейшего из вас.

Торжественная речь, величественные движения, строгий тон незнакомца произвели на собравшихся сильнейшее впечатление. Время от времени их охватывало необъяснимое беспокойство.

Путешественник продолжал:

— К пятнадцати годам я был уже посвящен в великие таинства природы. Я знал ботанику, но не ту науку, которой владеет рядовой ученый, ограничившись знанием своей местности, — я знал шестьдесят тысяч видов различных растений на всей земле. С помощью моего учителя, который, возложив руки мне на голову, посылал сквозь мои опущенные веки луч божественного света, я умел путем почти сверхъестественного самосозерцания проникать взглядом в морскую пучину. Я изучал неописуемо чудовищные заросли, покачивавшиеся в зеленовато-мутной воде, где обитали безобразные и бесформенные существа. Чудовища эти никогда не попадаются нам на глаза; должно быть, Господь забыл про них в то самое мгновение, когда сотворил их своею властью, не устояв перед искушением Сатаны.

Помимо ботаники, я с удовольствием отдавался изучению как мертвых, так и живых языков. Я знал все наречия, на которых говорят от Дарданелл до Магелланова пролива. Я разбирал таинственные иероглифы в гранитных книгах, что зовутся пирамидами. Я охватил все человеческие знания, от Санхуниафона до Сократа, от Моисея до святого Иеронима, от Зороастра до Агриппы.

Я учился медицине не только по Гиппократу, Галену, Аверроэсу, но также у такого великого учителя, коим является природа. Я разгадал тайны коптов и друзов. Я собрал семена добра и зла. Когда самум или тайфун проносились над моей головой, я посылал с ними семена жизни или смерти, а вместе с ними — мой приговор или благословение тому краю, к которому был обращен мой взор. В этих занятиях, трудах, странствиях я достиг двадцатилетнего возраста.

Однажды учитель нашел меня в мраморном гроте, где я прятался от полуденного зноя. Выражение его лица было строгим, и в то же время он улыбался. В руке он держал флакон.

«Ашарат! — обратился он ко мне. — Я всегда говорил тебе, что все в этом мире не имеет ни начала, ни конца, что колыбель и гроб сродни друг другу. Чтобы осмыслить свои прошлые жизни, человеку не хватает лишь ясновидения, которое сделало бы его равным Богу, потому что с того дня, как он воспримет этот дар, он ощутит себя бессмертным, подобно Богу. Итак, я составил напиток, позволяющий прозреть. Надеюсь, что скоро я также открою секрет вечной молодости. Ашарат! Я вчера отпил немного из этого пузырька. Ты должен выпить сегодня то, что осталось».

Я безгранично доверял ему, я боготворил моего великого учителя, однако рука моя дрогнула, когда я коснулся флакона, протянутого Альтотасом. Так, должно быть, дрожала рука Адама, взявшая яблоко, которое дала ему Ева.

«Пей!» — произнес он, улыбаясь.

Он возложил руки мне на голову, как делал всегда, когда хотел, чтобы ко мне пришло прозрение.

«Усни, — приказал он, — и прозревай!»

Я мгновенно уснул. Мне привиделось, будто я лежу на сандаловом дереве и алоэ, приготовленных для жертвенного костра. Надо мной пролетел ангел, переносивший волю Всевышнего с Востока на Запад. Ангел осенил меня крылом — вспыхнул огонь. И, странное дело, не испытывая ни малейшего волнения и страха, я свободно раскинулся, отдавшись языкам пламени, словно феникс, черпая новые силы в источнике жизни.

Плоть моя исчезла, осталась одна душа, принявшая форму тела, а оно было прозрачно, неосязаемо, легче воздуха, которым мы дышим и в котором оно парило. В тот момент я, подобно Пифагору, увидевшему себя при осаде Трои, припомнил тридцать две жизни, прожитые моей душой.

Перед глазами вереницей глубоких стариков проходили столетия. Я узнавал себя под разными именами, которые носил со дня своего первого рождения вплоть до последней смерти. Как вы знаете, братья, в этом заключается один из важнейших постулатов нашей веры. Души — это многочисленные божественные эманации, наполняющие мировое пространство. Они сверху донизу занимают ступени иерархической лестницы. В час своего рождения человек принимает наугад одну из ранее живших в ком-то душ, а в смертный час отдает ее для новой жизни и последующих ее превращений.

Незнакомец говорил убежденно, обращая свой взор к небесам. Гнев присутствовавших сменился удивлением, а когда он заговорил о вере, шепот восхищения прошел по рядам собравшихся.

— После пробуждения, — продолжал ясновидец, — я почувствовал себя больше чем просто человеком, я ощутил себя почти Богом.

Я решил посвятить счастью человечества не только теперешнюю жизнь, но и те, что мне предстоит прожить.

На следующий день, будто угадав мои мысли, ко мне явился Альтотас и сказал:

«Сын мой! Двадцать лет тому назад ваша мать умерла, родив вас. Вот уже двадцать лет невидимое препятствие не позволяет вашему прославленному отцу открыться вам. Мы с вами продолжим путешествие, ваш отец будет среди тех, с кем мы будем встречаться. Он благословит вас, но вы об этом не узнаете».

Назад Дальше