— А как же, — спрашиваю, — балы да охота?
— Балы… — тихо повторяет Дара. — Да, на бал во дворце мечтают попасть очень многие… кроме тех, в чью честь его устраивают. Каждый шаг выверен: и чей поклон «благосклонно заметить», а чей — нет… все расписано за три недели вперед. И больше всего боишься споткнуться… Раньше, в детстве, мне несколько раз удавалось тайком выбраться из дворца… на праздник Дня Длинного Солнца, в деревню близ замка. Там… там было очень весело. Я забывала почти обо всем. Но как-то меня не вовремя хватились… и остались лишь балы. К счастью, — добавляет она, — принято считать, что сейчас не лучшее время для балов.
Да уж, думаю, интересная мне принцесса в попутчицы досталась. Нестандартной выделки. Балы ей, значит, не по душе…
— А что, — спрашиваю, — вам, королям, непременно нужно именно балы устраивать? Я вот помню, когда по случаю переезда празднество было, так вполне себе народное гулянье.
Ляпнул и почти сразу язык прикусил, но поздно. Праздник-то в тот раз был, можно даже сказать, почти удался — да вот только по девчушке, что сейчас напротив меня, какая-то нехорошая личность из самострела пальнула.
И Дара об этом вспомнила.
— Того, кто стрелял в меня той ночью, — а личико у нее при этом серое, словно не у костра лежим, — так и не поймали, не нашли.
Насчет «так и не поймали» я не сильно удивился. Там ведь сразу после выстрела такое столпотворение началось — свою бы голову целой сберечь.
— Что, и следов никаких?
— Брошенный арбалет. Из башни, где его нашли, два выхода: на стену — но у той двери стояли двое стражников — и в подземелье.
Тут у меня в голове словно щелкнуло. В тамошнее подземелье мы как раз утром того самого дня за вином поход учинили. Мы — это я, Коля-Рязань, то есть командующий всея замковым ПВО Рязанцев Николай, Карален и ее двоюродная сестра магичка Второго Круга Посвящения Ринелика Пато, для друзей просто Елика. И в процессе похода приключилась с нами одна непонятность… о которой, как я сейчас запоздало соображаю, очень похоже, что никто доложить так и не удосужился. Ладно я — первый день в замке, плюс его сиятельство герцог комбриг Клименко как раз в тот день на меня снизошел, на манер божьего откровения, а остальные… хотя какие там остальные! Вино-то мы из особого секретного подвальчика изъяли, полный бочонок почти археологической ценности.
В общем, сделал я себе мысленную зарубку — по возвращении сходить и отрапортовать кому надо. Шутки-шутками, пьянки-пьянками, а…
— Сергей… ты о чем сейчас подумал?
— Да так, — говорю, — мысли всякие.
— У тебя лицо стало будто каменное. Словно… словно ты убивать кого-то собрался.
— Ну вот еще, — усмехаюсь. — Я если и в самом деле кого-нибудь на тот свет переправлять надумаю, то уж чего-чего, а непреклонную суровость на физиономии точно изображать не стану. Разве что для кинохроники запечатлеться попросят. А в бою, знаешь ли, не до того.
— А… ты многих убил? Там, у себя.
Интересный вопросик.
— Не знаю, — честно сознаюсь, — не считал.
— А что ты почувствовал, когда убил первого… врага?
Вот ведь настырная.
— Да, в общем-то, ничего, — отвечаю. — Я ведь и не знаю точно, кто у меня первым был.
— Как это? — удивленно переспрашивает Дара.
— Да вот так, — говорю, — получилось. Первый бой — это ведь первый бой.
У нас в роте уже и раненые были, и убитые — от авиации. Еще на марше «мессеры» два раза колонну атаковали.
Потом, когда окопы вырыли, мимо нас полдня отступающие шли. А мы все смотрели и думали — это ж какая силища на нас прет.
Мы тогда сильно танков боялись. Наслушались о них всяких ужасов. Да и к тому же перед войной о своих танках фильмов насмотрелись — броня крепка и танки наши быстры, так что всякие самураи от них наземь сыпятся, точно яблоки с хорошей ветки. И если теперь немцы так прут, значит, у них танки еще страшнее?
А у нас — ни артиллерии, ни даже «ПТР». Одни гранаты. Да разве можно гранатой немецкий танк остановить?
Танков в тот раз не было. А напоролась на нас, судя по всему, немецкая моторазведка — три мотоциклиста, два бронетранспортера и грузовик. И длился мой первый бой всего-то несколько минут — подбили мы им два мотоцикла из трех и один бронетранспортер. То есть бронетранспортер-то мы даже и не подбили — у него мотор заглох, а немцы с ним возиться не стали, бросили.
Ну а я, я — как все, стрелял и даже не в белый свет, а по серым фигуркам, и падали они, только разве разберешь — твоя это пуля была или чужая? Я так Дарсолане и сказал.
— А потом?
— А что потом? Потом уже не первый бой был.
Так, чтобы уж совсем уверенно сказать — мои, это разве что через неделю было, когда я у раненого пулеметчика «Дегтярев» забрал. Вот тогда уж точно эти серые фигурки от моих очередей наземь валились, только мне важней были не те пять-семь, которые, скошенные упали, а то, что остальная цепь тоже залегла, а значит, опять атака у фрицев захлебнулась. Пятая за день.
— Сергей, а в первом бою… что было самое главное?
— Главное?
Ну и вопросики у ее высочества…
— Главное — что врагов можно убивать.
Да. Пожалуй, именно так. Конечно, мы это и так знали, но… когда комроты вызвал добровольцев и я встал… и мы пошли, и увидели вблизи перевернутые мотоциклы… придавленный коляской труп пулеметчика… и другие трупы, в серых, мышастых мундирах, лежащие в такой же серой пыли… это было совсем другое.
А через полчаса начался минометный обстрел, и за несколько минут огневого налета рота потеряла восьмерых убитыми и ранеными. Затем немцы пошли в атаку.
— Малахов?
— Да.
Что-то все-таки в огне завораживающее есть. Вот и сейчас засмотрелся я в этот костер и вроде бы выключился на секунду.
— Расскажи мне… о войне. О вашей войне.
Ох, думаю, высочество, ну и просьбочки у тебя!
— Тебе лет-то сколько? — спрашиваю. — А, ваше высочество?
— Ва-а-первых, Малахов, — надменным таким голосочком говорит принцесса и еще слова нарочно так растягивает, точь-в-точь, как рыжая моя, ненаглядная, когда злится, — спрашивать даму о возрасте — неприлично. А во-вторых, я первая спросила.
— А в-третьих, высочество, лет-то тебе сколько?
Вот интересно, соврет — не соврет?
— Во… Семнадцать.
— Эх ты, — говорю, — высочество.
Ну что ей, спрашивается, рассказать?
О ночных заревах на полнеба? Об облаках, крест-накрест перечеркнутых дымами? О ярко-красном снеге?
Или о бесформенных грудах металла по обочинам дорог? И о серых колоннах, угрюмо глядящих из-под козырьков? Или…
Да разве можно это рассказать? Может, уже потом, после войны, кто найдется и слова нужные найдет.
А что мне этой девчонке несмышленой сказать?
— Война как война, — говорю. — Кровь и грязь.
Глава 4
Мы уже почти засыпать начали, когда этот вой раздался. Хороший такой вой, душевный — вроде бы и далеко, а по спине холодом здорово пробирает.
Ну, я поначалу остроты ситуации не оценил: подтянул автомат поближе и дальше спать приготовился. А принцесса сразу вскочила, словно ее вышибным зарядом подбросило.
— Вставай!
— С чего? — спрашиваю. — Из-за солистов этих серых? Брось… костер же…
Хотя, запоздало соображаю, вовсе и не факт, что здешних волчишек костром остановишь. Это у нас в прифронтовой полосе зверье пуганое донельзя, а местные запевалы знать не знают и ведать не ведают, что за штука такая — ружье, а уж тем более автомат.
Зато вот если кое-какие литературные примеры припомнить: «Дети капитана Гранта» или, скажем, «Робинзона Крузо», — есть у товарища Дефо ближе к финалу одна веселенькая волчье-медвежья сценка…
— Простые волки воют иначе. Это песнь оборотней.
Та-ак…
А ведь, думаю, слышал я похожую арию, — когда мы с трофейной Короной возвращались. И Роки тогда этих оборотней именно что по звуку классифицировал… позеленев при этом на манер листвы.
И еще кое-что вспомнил из слов орка, Грыма Аррыма: стая Хэлга в количестве пяти сотен… и волкодлаки у них плохо объезжены. Если не фантазировать на тему, что они волков в упряжки запрягают — а это навряд ли, здесь не Аляска, реки Юкон и реки Клондайк на картах не имеется, — то выходит, волчишки у них под седлом ходят. В Травяном Мире я за эту деталь как-то не зацепился, а сейчас, под аккомпанемент завываний… приближающихся. Волк размером с пони или даже с ишака — мысль о близком личном знакомстве как-то мне оптимизма не внушает.
Вскочил, глаза протер.
— Сколько их?
— Не знаю, — напряженно, почти зло шепчет Дарсолана. — Сами по себе оборотни редко сбиваются в стаи. Но мы в приграничье, а Враг иной раз засылает на нашу сторону молодняк из своих стай… порезвиться.
Та-ак…
— Сколько их?
— Не знаю, — напряженно, почти зло шепчет Дарсолана. — Сами по себе оборотни редко сбиваются в стаи. Но мы в приграничье, а Враг иной раз засылает на нашу сторону молодняк из своих стай… порезвиться.
Та-ак…
Главное сейчас, думаю, — не паниковать. Как и всегда на войне. Стоит начать дергаться да суетиться — считай все, пиши пропало!
Впрочем, если по виду судить, то ее высочество держится очень даже на уровне. И в панику впадать явно не собирается, равно как и обмороки с истериками закатывать.
— Что ж, — так же шепотом спрашиваю, — вы этих тварей на входе не шлепаете? А то меня Виртис уверял, что маги ваши даже переброску мыши засечь сумеют.
— Сказать легко, — огрызается Дара, — но у нас слишком мало магов, чтобы гоняться за каждым волкодлаком.
— На меня-то не рычи. Что делать будем?
— Драться!
Ну да. Идея ценна остротой и свежестью, как такие вот «умные» мысли старшина Раткевич комментирует. Оно канешна… чем простым обедо-ужином послужить, лучше для начала подраться спробовать.
— Они на волков хоть похожи?
— Похожи. Только больше… сильнее… быстрее… и убить их можно лишь серебром или огнем.
— А обычным оружием?
— Затянется на глазах.
Вот тебе и раз. И, как назло, не наличествует при мне родного советского ранцевого огнемета. Даже «березина» с его двенадцать запятая, или, как говорил старшина Ушаков, комма семь, который не то что волчару — слона одиночным завалит. Всего арсенала — нож, пистолет да «ППШ». Машинка хорошая, но против зверюги… полосовать очередями, да ждать, пока сдохнет, — это ж патронов не напасешься.
Имелись, конечно, у меня в рукаве, то есть на самом деле в особых кармашках куртки, козыри — две обоймы к «ТТ». В них-то пули даже не просто серебряные — особого заговора. Причем не здешних придворных магов, а какого-то чуть ли не заграничного спеца, магистра Чева. Товарищ комбриг Клименко при мне эти патроны на манер бриллиантов доставал: из сейфа, в смысле, из шкафа, который он сейфом кличет… ну да магии там не меньше, чем железа, из шкатулки, из мешочка бархатного, да еще промасленными платочками обернуты в три слоя, каждый патрон ин-ди-ви-дуаль-но.
Только ведь если козыря вот так, в первую же, считай, ночь на стол выкидывать — далеко мы не уедем.
— Ну а если саблей твоей… в смысле, — живо поправляюсь, — Сиятельным Мечом Эскаландером?
— Эскаландер справится с ними шутя. Но… весть, что один из Великих Мечей почуял кровь, разносится далеко.
— Ясно, — киваю, — демаскировка. Отпадает. А что-нибудь менее магически громогласное в арсенале наличествует?
— Вот как раз над этим я и размышляю!
Ну, дело, конечно, нужное.
Я тоже кое-что в голове прокачал — и принялся остатки нашего костерка затаптывать.
— Сергей… зачем?
Отвечать я сразу не стал, а сначала дотоптался и уже потом аккуратно так взял ее высочество за плечико, развернул в нужном направлении, да еще и пальцем ткнул, для верности.
— Видишь?
Вопрос, что называется, риторический — луна здешняя габаритами раза в два больше нашей. И когда она, как этой ночью, полным диском… даже не сияет — наяривает во всю ивановскую… хоть книжку читай, иголкой вышивай, никаких лампочек не требуется. Благо, и облаков по ночам здесь тоже не предусмотрено — облака днем солнце от людей закрывают, а луна ночная… она не для людей, для других.
— Костер, — говорю, — даже если мы в него сено из фургона покидаем, в плане освещения даст не так уж много. А вот засветку глазам он устроит отменную, круг шагов десять — и все, за его пределами шиш чего разглядишь! Спрашивается, зачем он вообще тогда нужен, если в небе такая иллюминация развешана? Свету ведь, — добавляю, — и так хоть вагонами вывози!
Добавлял я, впрочем, уже пустому месту — слушать лекцию до финала ее высочество не пожелала. Правильно, к слову сказать, сделала — а я хорош, нашел время…
Со временем у нас, кстати, не так чтобы очень — вой все ближе.
— Держи!
Я повод схватил — и едва удержал. Кони-то тоже на слух не жалуются и волчий вой от соловьиных трелей отличают превосходно. Отличив же, нервничают. К примеру, на дыбы встают и копытами машут так, что только успевай башку из-под них выдергивать.
У меня получилось… ну а дальше и принцесса подоспела.
— Быстрей!
Я на козлы вскочил, вернее, попытался вскочить, чуть обратно вниз не улетел, развернулся — как раз вовремя… чтоб одно летающее седло поймать руками, а не, что называется, мордой лица.
— Ты не верхом?
— Один в фуре не отобьется. — Дара мимо меня скользнула, загремела чем-то. — А Красотка за себя постоять сумеет, у нее «серебряные когти» на копытах. На, возьми!
— Что это еще?
— Перчатка. Боевая. С серебряной насечкой. На правую руку.
— А размерчик?
— Натягивай! На ней заклятье Рхасса… — Дара на миг замялась. — Магия подходящего размера.
Я эту… Рхассом клятую боевую рукавицу повертел так, сяк, попробовал надеть — а она и впрямь на руку легла, словно вторая кожа. Еле обратно стащил.
— Нет уж, — говорю, — давай меняться. Мне левую, а тебе…
— Малахов! Я левой управлюсь ловчее, чем ты — двумя!
И что тут возразить? Вот и я заткнулся.
Когда выкатили на тракт, вой уже совсем близко раздавался. Зато и кони под эдакий аккомпанемент враз такой разгон взяли — были б у нашего фургона крылья, свечой бы в небо ушел, не хуже любого «яка».
Кнут я, впрочем, все равно приготовил. Не для лошадей — для этих… певцов серых. Хорошим кнутом много чего интересного натворить можно, если умеючи. А я умею — так уж вышло. У Вани-Синицы во взводе — до того, как он к нам в разведку попал, — цыган один был, так он как-то на спор полено напополам перешиб. Ну и капитан наш, когда Синичкин про этот спор ляпнул, загорелся, приказал старшине Раткевичу кнутов раздобыть и две недели нас дрессировал… пока не счел результаты «условно применимыми». Так что полено я, конечно, не перешибу, да и насчет прибить вусмерть полной уверенности нет, но приложить сумею!
Прислушался — нет, догоняют все-таки гады. Медленно, потихоньку, но сокращают дистанцию, уже отдельные голоса четко определить можно… и сосчитать. Подумал я — и сменил обойму в «ТТ» на заговоренные. Жалко, конечно, будет, ну да жадность — она в жизни далеко не всегда полезна.
Эх, Аризону бы сюда! Шесть цилиндров — не две конячьи силы! И это, что называется, вынося за скобки крупнокалиберный в кузове. Он хоть и не серебром лупит, но, думается мне, с перевариванием бронебойно-зажигательных пуль тоже обязаны проблемы возникнуть, даже у оборотней.
— Сергей, готовься!
Я еще пошутить напоследок успел: «всегда готов» — и тут одна зверюга справа сквозь кусты проломилась и прыгнула.
Скажу честно: прыгни он на меня, может, чего-то б и выгорело, в смысле, получилось. Потому что когда такая вот туша — раза в полтора, а то и в два больше обычного волчары — на тебя летит, кнутом или даже прямым справа в челюсть черта с два ее остановишь. Инерция… просто и тупо за счет массы пробьется.
Но — повезло. Прыгнул волк коню на спину, в полете схлопотал от меня кнутом по хребту и оттого на конской спине не удержался — посыпался вниз, под копыта и колеса… фургон чуть ли не на метр вверх подлетел, а уж что громче хрустнуло, наша ось или волчий хребет, я и думать не стал. Тем паче, что думать-то было особо некогда.
Следующий был умнее — попытался ко мне на козлы заскочить. Вот его-то я своим коронным «справа и снизу в челюсть» поприветствовал. Даже слегка перестарался — вложился в замах так, что сам едва следом за оборотнем не улетел.
— Сверху!
Едва успел руку вскинуть — клыки перед самым лицом клацнули. Хорошие такие клыки, большие, длинные, много их в пасти… и, наверное, острые, но дарина перчатка этим зубкам оказалась не по зубам.
Правда, и я, как в капкане, очутился. Врезал рукоятью кнута по серой морде раз, другой… не отпускает, зараза. А справа, замечаю краем глаза, еще один появился и, оценив обстановку, начал к прыжку изготавливаться.
Ладно, думаю… не хотите по-хорошему — тогда умрите геройски!
Захлестнул зверюге, лежащему на крыше, шею, вцепился покрепче и, когда волчара справа, наконец, прыгать решился, оттолкнулся, качнулся, «поймал» его сапогами и в обратный полет отправил. Сапоги у меня с подковкой, хоть и не серебряной, как у дариной кобылы, но минут на пяток этот попрыгунчик из игры выбыл.
Ну а я пока все продолжаю на верхнем оборотне висеть — и каждый делает вид, что торопиться ему некуда и незачем. А что, у меня кони мчат так, что глядеть любо-дорого, на флангах пока чисто, в тылу — в смысле, в фургоне у Дарсоланы, судя по звуку, тоже все в норме. И зверь в ткань всеми лапами вцепился, распластался и подыхать от удушья, похоже, явно не настроен. Рычит сквозь перчатку, глазами полыхает. Фонарики у него еще те — два мрачно-багровых круглых огня без всяких зрачков и прочих белков, словно и в самом деле кто-то изнутри черепа керосиновым факелом подсвечивает.