Может, так подействовал избыток кофеина, может, недостаток сна в сочетании с таблетками «Ноу-Доз» составили гремучую смесь, стимулирующую мозг. Какой бы ни была причина, но в Карсон начала нарастать новая тревога. Она не считала себя ни ясновидящей, ни цыганкой, способной одним глазком заглянуть в будущее, но интуиция вдруг предупредила: даже если Виктор умрет в ближайшие несколько часов, мир, который он хотел создать, ничем не отличался бы от мира, о котором мечтали многие, мира, где ставился крест на исключительности индивидуума, где массы являли собой отряды автоматов, служащих неприкасаемой элите, где плоть стоила дешево. И даже если бы Виктор получил по заслугам и обрел вечный покой на свалке, им, Карсон и Майклу, предстояло жить в мире, еще более враждебном к свободе, человеческому достоинству, любви.
Когда они добрались до дыры, пробитой в бетонной стене, и вошли в подвал главного корпуса фермы, Девкалион повернулся к ним.
– Когда я первый раз увидел Воскресителя, до вашего прихода, он сказал мне… точнее, дал мне понять свойственным ему методом общения без слов… что этой ночью его ждет смерть, здесь или на свалке.
Майкл покачал головой.
– Видимо, нашей стороне сегодня не победить.
– Или это Существо знает, что ради победы необходима жертва, – привел свою версию Девкалион.
Глава 64
Синий сканирующий луч прошелся по Джеймсу, дал добро и отключил подачу электричества на торчащие из стен штыри, которые могли бы изжарить незваного гостя.
С хрустальным шаром в руке Джеймс подошел ко второй стальной двери. Положил шар на пол, вытащил пять засовов из гнезд в дверной раме.
– Попробуй ветчину, – предложил хрустальный шар.
– Ветчину?
– Она сочетается.
– С чем?
– Я знаю путь к счастью, – ответил хрустальный шар.
– Тогда скажи мне, – раздраженно бросил Джеймс.
– Толщиной с папиросную бумагу.
– Это ты про что?
– Подается ломтиками толщиной с папиросную бумагу.
Стальная дверь открылась. Входить в викторианскую, без окон, гостиную Джеймсу запретили. Уходя, велели оставить стальные двери открытыми.
Он выполнил все в точности, хотя в голове у него царил сумбур.
В любом случае, комната эта совершенно его не интересовала. Кому нужна какая-то комната, если до счастья рукой подать.
Хрустальный шар молчал, пока они возвращались в библиотеку.
Джеймс подошел к письменному столу, снял трубку со стоящего на нем телефонного аппарата и позвонил мистеру Гелиосу, чтобы доложить, что поручение выполнено в полном соответствии с полученными инструкциями.
Как только Джеймс положил трубку, хрустальный шар подал голос:
– Ты не создан для счастья.
– Но если ты знаешь путь…
– Я знаю путь к счастью.
– Тогда почему не скажешь мне?
– Также сочетается с сыром, – ответил хрустальный шар.
– Значит, я недостоин счастья. Так?
– Ты – всего лишь мясная машина.
– Я – человек, – возразил Джеймс.
– Мясная машина. Мясная машина.
В ярости Джеймс швырнул хрустальный шар на пол, где он разлетелся, расплескав склизкие желтые семечки и обнажив оранжевую мякоть.
Какое-то время Джеймс, ничего не понимая, смотрел на разбитую дыню.
Когда поднял голову, увидел книгу, забытую кем-то на письменном столе. «Тролли в литературе». Взял ее с намерением поставить на место.
– Я знаю путь к счастью, – сообщила ему книга.
– Пожалуйста, скажи мне, – голос Джеймса переполняла возродившаяся надежда.
– Ты заслуживаешь счастья?
– Я уверен, что заслуживаю. Почему я не должен его заслуживать?
– На то могут быть причины.
– Все заслуживают счастья.
– Не все, – возразила книга, – но давай поговорим об этом.
Глава 65
«GL550» мчался на север, а Джоко надеялся на новую встречу с оленями. И пока надеялся, думал о разном.
Иногда Джоко думал о чем-то важном. Обычно с двухминутными интервалами. Между какими-то действиями.
К примеру, думал, почему что-то уродливое, а что-то – нет. Может, если бы все было прекрасным, то и мир бы переменился.
Люди вот смотрят на одно, восторгаются этим. Потом видят другое и избивают палками.
А может, в жизни необходимо разнообразие. Если всем восторгаться, станет скучно. И бить все палкой – тоже скучно.
Лично Джоко полагал, что он бы не заскучал, если бы ему пришлось всем восторгаться.
Иногда Джоко думал о том, почему у него нет половых органов. Все, что было у Джоко, так это забавная штучка, чтобы писать. Не половые органы. Штучку эту он называл пипкой. К счастью, она утягивалась внутрь, когда не использовалась.
Если бы оставалась на виду, безумного пьяницу вырвало бы, когда он бы ее увидел.
Об одном Джоко старался не думать. О том, почему он такой один. Единственный. От таких мыслей становилось очень уж грустно.
Но Джоко все равно об этом думал. Не мог избавиться от этих мыслей. Они вращались и вертели сальто, как Джоко.
Может, поэтому у него и не было половых органов. Они же ни к чему, если таких, как ты, больше нет.
Со всеми этими мыслями Джоко исподтишка поглядывал на Эрику.
– Ты думаешь о чем-то важном?
– Например?
– Например… о том, чего у тебя нет.
Эрика долго молчала. Джоко уже решил, что опять ляпнул что-то глупое.
– Иногда я думаю, каково это – быть матерью, – наконец ответила она.
Джоко сжался в комок.
– Джоко сожалеет. Сожалеет, что спросил. Это так больно. Не думай об этом.
– И каково это – быть матерью? Я никогда не узнаю.
– Почему никогда?
– Потому что такой я сделана. Чтобы меня использовали. Не для того, чтобы любили.
– Ты была бы прекрасной матерью, – заверил ее Джоко.
Она промолчала. Смотрела на дорогу. Дождь на дороге, дождь в глазах.
– Была бы, – настаивал он. – Ты так хорошо заботишься о Джоко.
Она вроде бы засмеялась. А может, смех этот больше напоминал рыдание.
Так уж сложилось. Джоко говорит. Люди плачут.
– Ты очень милый, – сказала она.
И Джоко подумал: а может, не все так плохо, как кажется.
Эрика Пятая сбросила скорость.
– Вроде бы машина Виктора.
Или все гораздо хуже, чем кажется.
Он приподнялся на сиденье.
– Где?
– На площадке отдыха справа. Точно, его машина.
– Проезжай мимо.
– Я не хочу, чтобы он ехал следом. Мы должны прибыть на место после него, иначе я не смогу незаметно протащить тебя.
Эрика свернула на площадку отдыха. Остановилась позади седана Виктора.
– Оставайся здесь. И не высовывайся.
– Ты выходишь? Но там дождь.
– Мы же не хотим, чтобы он подошел к нам, правда? – и она открыла дверцу.
* * *Получив информацию, что Джеймс с поручением справился, Виктор посидел еще несколько минут, думая о том, как ему попасть на ферму.
У некоторых из Новых людей, там работающих, могло в той или иной степени наблюдаться нарушение функционирования. Ему следовало соблюдать осторожность, но пугаться их он отказывался. Все они были его созданиями, продуктом его гения и могли напугать его не больше, чем произведения Моцарта могли ужаснуть композитора или картины Рембрандта – художника. Либо они подчинялись ему, либо он произносил фразу смерти.
Он не сомневался, что еще один трансформированный Уэрнер на ферме его не встретит. Уэрнер – случай уникальный. И где он теперь? Превратился в пар вместе со всем остальным в «Руках милосердия».
Ни одно восстание против Виктора не могло увенчаться успехом, и не только потому, что могуществом он не уступал мифическим богам. Просто даже самый умный Альфа был идиотом в сравнении со своим создателем, на котором не отражались прожитые столетия.
Эрика Четвертая, Альфа, не могла с ним тягаться. Он убил ее с помощью обычного шелкового галстука, силой одних лишь рук, и мог убить снова, если эта сука действительно ожила. Альфа, женщина, жена… она ему в подметки не годится. И он с радостью воспользуется возможностью наказать ее за эти два возмутительных телефонных звонка. Если она думала, что в ее первой жизни с нею жестоко обращались, во второй ей предстояло узнать, что такое настоящая жестокость.
Поездка на ферму не вызывала у него страха. Ему не терпелось попасть туда и править новым королевством железной рукой, не допуская повторения безобразий, случившихся в «Руках милосердия».
Виктор уже протянул руку, чтобы снять седан с тормоза, когда на шоссе появился автомобиль, направляющийся на север. Вместо того чтобы проехать мимо, он свернул на площадку отдыха и припарковался позади, залив салон «Мерседеса» светом фар.
Зеркала мало что показывали, поэтому Виктор обернулся. Эрика Пятая сидела за рулем «GL550», на котором он велел ей приехать на ферму.
Глядя на нее, злясь, потому что она даже в мельчайших подробностях не отличалась от наглой Эрики Четвертой, Виктор ничего не разглядел на заднем сиденье, но услышал какое-то движение. И тут же понял, откуда взялось ощущение, что он не один: Хамелеон.
Глядя на нее, злясь, потому что она даже в мельчайших подробностях не отличалась от наглой Эрики Четвертой, Виктор ничего не разглядел на заднем сиденье, но услышал какое-то движение. И тут же понял, откуда взялось ощущение, что он не один: Хамелеон.
Феромоны Новых людей, которые он вылил на себя, обеспечивали многие часы защиты. Да только… при тяжелой работе мог выступить пот, ярость и страх приводили к тому, что естественный запах усиливался, и Хамелеон мог его уловить.
Виктор распахнул водительскую дверцу автомобиля и выскочил из салона. В ночь, в дождь. Вода могла заглушить запах его собственных феромонов, но еще с большим эффектом могла смыть феромоны Новых людей, жидкость с которыми он вылил на костюм.
Ему бы сразу захлопнуть дверцу, запереть ее, не возвращаясь к седану, нажатием кнопки на брелке, бросить автомобиль, уехать на ферму с Эрикой. Но теперь он не решался подходить к распахнутой водительской дверце, потому что Хамелеон мог уже перебраться на переднее сиденье.
Хуже того, мог выбраться из седана, на асфальт площадки отдыха. А беспрерывный танец дождя надежно скрывал рябь, выдающую передвижение Хамелеона по твердой поверхности.
И Эрика, само собой, уже успела выйти из внедорожника, возможно, за несколько мгновений до того, как он покинул «S600». Подойдя к нему, почувствовав его напряженность, спросила:
– Виктор? Что случилось?
* * *Эрика велела Джоко: «Не высовывайся».
Велела, как строгая мать. Эрика стала бы хорошей матерью. Но матерью Джоко она не была. Никто не был.
Джоко поднял голову. Увидел, что Эрика и Виктор стоят под дождем. Оба уже вымокли.
Но еще больше его заинтересовал жук. Самый большой жук, которого только видел Джоко. Размером в половину Джоко.
Этот жук вкусным не выглядел. Наоборот, издалека в нем чувствовалась горечь.
В ливневой канаве жуки подползали к Джоко. Поймать их труда не составляло. Жуки не знали, что его большие желтые глаза видят в темноте.
И что-то с этим жуком было не так. Помимо размера.
Внезапно Джоко понял. По манере жука передвигаться. По манере подкрадываться. Это жук-убийца.
Наволочка. На полу. Перед его сиденьем. Развязать шнурок. Внутри – мыло, мыло, мыло. Нож.
Быстро, быстро, быстро, Джоко уже под дождем. Прыгает к Эрике и Виктору. Без пируэтов.
Глава 66
Жук не хотел умирать.
Не хотел и Джоко. Все шло так хорошо. Мыло. Первая поездка в автомобиле. Собеседница. Первые штаны. Никто давно уже его не бил. Скоро он мог получить шутовской колпак. И на тебе, появляется гигантский жук-убийца. Ну почему Джоко всегда так не везет?
Две режущие лапы. Одна рвущая. Шесть клещей. Пила вместо языка. Зубы. Несколько рядов зубов. Все, кроме дыры, плюющейся огнем. Или была и она? Жук, рожденный убивать.
Джоко прыгнул на него обеими коленями. Резал, рубил, пронзал ножом. Поднял над собой, швырнул на асфальт. Вновь поднял и швырнул. Опять. Продолжил резать, рубить, пронзать. Яростно. Безжалостно. Джоко сам себя испугал.
Жук вырывался. Пытался убежать. Но не сопротивлялся и умер.
Удивленный пацифизмом жука, Джоко поднялся. Может, от вида Джоко жука парализовал ужас? Джоко стоял под проливным дождем, жадно хватая ртом воздух. Перед глазами все плыло.
Дождь барабанил по его лысой голове.
Он потерял бейсболку. Ага, вот она, под ногами.
Эрика и Виктор, похоже, лишились дара речи.
– Жук, – выдохнул Джоко.
– Я его не видела, – вырвалось у Эрики. – Пока он не умер.
Джоко – триумфатор. Герой. Его время пришло. Наконец-то его время. Слава.
Виктор пронзил Джоко взглядом.
– Ты его видел?
Регулировочный ремешок бейсболки зацепился за пальцы на ноге Джоко.
– Он собирался… – Джоко чихнул, глядя на Эрику, – …тебя убить.
Виктор не согласился.
– Согласно его программе, он не убивал тех, от кого пахло плотью Новых людей. Из нас троих он мог убить только меня.
Джоко спас Виктора от неминуемой смерти.
– Ты – из моих людей, но я тебя не знаю.
Глупо, глупо, глупо. Джоко хотел лечь перед одной из машин, чтобы его переехали сначала передним, а потом и задним колесами.
– Ты кто? – спросил Виктор.
Джоко хотел побить себя ведром.
– Ты кто? – повторил вопрос Виктор.
Стараясь стряхнуть бейсболку с ноги, все еще тяжело дыша, Джоко ответил без должного вызова:
– Я… дитя… Джонатана Харкера, – он поднял нож. Лезвие сломалось об жука. – Он умер… чтобы родить меня.
– Ты – паразит, спонтанно развившийся в теле Харкера.
– Я… жонглер.
– Жонглер?
– Не важно, – Джоко разжал пальцы, сжимавшие рукоятку ножа. Яростно дернул ногой. Регулировочный ремешок соскочил с пальцев.
– Мне нужно изучить твои глаза.
– Конечно. Почему нет?
Джоко отвернулся. Кувырок, кувырок, кувырок вперед, один назад. Кувырок, кувырок, кувырок вперед. Один назад. Пируэт.
* * *Наблюдавшей, как тролль кувыркается и делает пируэты на мокром асфальте, Эрике хотелось подбежать к нему, остановить, обнять, сказать, что он настоящий храбрец.
– Откуда он взялся? – спросил Виктор.
– Недавно появился в доме. Я знала, что ты захочешь изучить его.
– Что он делает?
– Он любит кувыркаться.
– Я найду в нем ответы на многие вопросы. Почему они меняют форму? Что происходит с плотью? Он мне очень поможет.
– Я привезу его на ферму, – пообещала Эрика.
– А еще глаза. Если он будет в сознании, когда я стану вскрывать его глаза, у меня появится отличный шанс понять, что и как они видят.
Она наблюдала, как Виктор идет к открытой водительской дверце «Мерседеса S600».
Прежде чем сесть за руль, он еще раз взглянул на кувыркающегося, вертящего пируэты тролля, потом на Эрику.
– Только не дай ему скрыться в ночи.
– Не дам. Я привезу его на ферму.
Когда Виктор сел в седан и уехал с площадки отдыха, Эрика вышла на середину шоссе.
Ветер терзал ночь, срывал дождь с черного неба, тряс деревья, словно хотел вытрясти из них жизнь. Ее окружал дикий, неистовый, странный мир.
Тролль шел на руках по разделительной линии.
Когда шум двигателя растворился в реве ветра, Эрика смотрела вслед «S600», пока задние фонари не исчезли в ночи.
Ветер танцевал с ночью, помазывая землю дождем, заставляя деревья аплодировать. Ее окружал свободный, жизнерадостный, удивительный мир.
Эрика поднялась на мыски, широко раскинула руки, набрала полную грудь ветра и замерла перед тем, как сделать первый пируэт.
Глава 67
Ферму окружал точно такой же забор, что и свалку. Только вместо сосен вокруг нее росли дубы с замшелыми стволами.
Щит у ворот указывал, что за забором расположена корпорация «Gegenangriff», что на немецком означало «Контратака». Шутку эту мог оценить только сам Виктор, посвятивший свою жизнь борьбе против окружающего его мира.
Главный корпус фермы занимал два акра, двухэтажное кирпичное здание. Поскольку в о́круге, на территории которого располагалась ферма, всех полицейских, политиков и чиновников заменили дубли, у Виктора не возникало проблем с самим строительством, техническими инспекциями, необходимыми согласованиями.
Ворота он открыл пультом дистанционного управления, припарковался в подземном гараже. Случившееся на площадке отдыха развеяло последние сомнения в необходимости поездки на ферму. Его спас от неминуемой смерти мутант, эволюционировавший из Джонатана Харкера, представителя Новой расы. Спас, убив другое создание Виктора, Хамелеона. В результате Виктор окончательно убедился, что гениальная идея проекта «Новые Люди» и его блестящая реализация привели к возникновению системы синхронности, которая сама исправляла допущенные ошибки, корректировала себя во имя достижения максимального эффекта.
Карл Юнг, великий швейцарский психолог и психотерапевт, выдвинул гипотезу, что синхронность (слово, которое он предложил для, казалось бы, невероятных совпадений, приводящих к существенным последствиям[18]) – беспричинный связующий принцип, который может странными способами упорядочивать нашу жизнь. Виктор наслаждался произведениями Юнга, однако хотел бы переписать многие его эссе и книги, потому что идеям великого швейцарца недоставало глубины понимания. Синхронность не являлась составной частью Вселенной, как верил Юнг, но возникала только в определенные периоды и в определенных обществах, когда люди максимально стремились к рациональности. Чем более рациональным становилось общество, тем заметнее возрастала вероятность возникновения синхронности как средства исправления тех редких ошибок, которые это общество допускало.
Создание Виктором Новой расы и его видение объединенного мира характеризовались такой рациональностью и тщательностью проработки малейших деталей, что система синхронности просто не могла не возникнуть даже без его участия, сама по себе. Что-то произошло с резервуарами сотворения в «Руках милосердия», незамеченное им, Виктором, и, прежде чем началось массовое появление дефектных Новых людей, внезапно, два столетия спустя после их последней встречи, появляется Девкалион, чтобы сжечь лабораторный корпус… действительно невероятное совпадение! Девкалион полагал, что уничтожает Виктора, а вместо этого остановил производство дефектной продукции, заставил Виктора использовать только новейшие, усовершенствованные резервуары сотворения, установленные на ферме. Синхронность исправила ошибку. И, несомненно, синхронность разберется с Девкалионом и расчистит дорогу от мелких препятствий, вроде детективов О’Коннор или Мэддисона, чтобы обеспечить Виктору быстрое продвижение к вершине власти.