Бураттини. Фашизм прошел - Елизаров Михаил Юрьевич 5 стр.

Лед и Холод как мистические, алхимические элементы – не открытие Андерсена. Лед – постоянный элемент средневековых трактатов алхимиков и каббалистов, рассуждающих о ледяной природе. Для алхимика Лед – это мистический предел, отделяющий жизнь от духа. Мистик и философ XVI века Чезаре делла Ривьера трактует слово «ангел» как gelo antico, то есть Древний Лед. Подвижник Знания, сделавшийся частичкой Льда, обретает иную природу – ангелическую. Собственно, таким и становится Кай, едва сердце его преображается Льдом, – он «ангел». Само его имя «Кай» созвучно Eis и Sky. Кай – это Небесный Лед. Герда это – Erde, по-немецки «земля». Герда олицетворяет все земное – страсти, чувства. Она охотно и часто плачет. Слезы Герды – это Соль Земли (соль – кристалл враждебной льду природы, и в гололед улицы посыпают солью).

Лед у Андерсена отнюдь не выступает материей Зла. Пришедшая с Христом земная Герда не способна уничтожить Ледяной Чертог, потому что он не противоречит Христу. Ничто не изменяется во дворце Снежной Королевы. Он не рушится, как толкиеновский Мордор. От вмешательства Герды растаяло только ледяное сердце Кая. Льдинки же, словно в насмешку над Каем, складываются в «Вечность», которая уже недостижима для него. Он перестает быть подвижником Знания, лишается своей бессмертной ангелической ледяной природы и становится обычным земным человеком. Для средневекового алхимика-гностика «Снежная Королева» описывает ледяную космогонию Духа и повторное грехопадение.

Лед как алхимическая субстанция не оставил в покое и XX век. В двадцатые годы возникла еще одна космогония Льда, одухотворившая одну из самых грозных цивилизаций XX века – Третий рейх. Речь идет о Welteislehre, или «Учении о мировом льде» Ганса Гербигера. Его идеологическая доктрина стала на тот период символом возрождения немецкого народа. В XXI веке замечательный русский писатель Владимир Сорокин создает трилогию «Лед» – о братьях Света, позабывших самих себя и возвращенных Льдом к осознанию своего божественного происхождения.

Лед одной своей фактурой будоражит ум и рождает образ. Гербигера осенило, когда он наблюдал, как расплавленную сталь вылили на покрытую льдом землю. Владимир Сорокин в одном из интервью говорил, что идея «Льда» пришла к нему, когда он увидел выброшенный на асфальт кусок льда.

Ганс Гербигер утверждал, что Солнечная система образовалась в результате падения на Солнце гигантского ледяного метеорита. Взрыв выбросил массы расплавленного вещества, которые и образовали планеты. Согласно теории Гербигера, у Земли существовало четыре луны – четыре ледяных спутника, с определенной периодичностью падавших на Землю. Эти падения льда вызывали мировые катастрофы, вершившие геологическую историю Земли. Катастрофы обусловливали исчезновение старых и возникновение новых цивилизаций и рас. Падение второй луны породило гигантов: сверхлюдей и сверхчудовищ. Падение третьей ледяной луны уничтожило и тех, и других, разделив новое человечество на арийцев и прочих.

В романах Владимира Сорокина удары молота, сделанного из космического Льда, пробуждают уснувший Дух в сынах Света. Их всего двадцать три тысячи. Они были погребены в «мясных машинах» – в людях. «Проснувшиеся» – по сути те самые льдинки из дворца Снежной Королевы, двадцать три тысячи ледяных осколков, пытающихся выложить из самих себя слово «Вечность» (или «Бог»). Дети Света ошибаются, создают слово «Смерть» и гибнут.

Лед – творец и творческий материал. Он способен породить Вселенную, прекрасное художественное произведение, нацистскую космогонию. И этим возможности Льда еще не исчерпаны.

«Снежная Королева» как любительский алхимический опыт

В короткий период с 1612 по 1616 год в немецком городе Касселе один за другим вышли в свет три опуса, знаменуя начало величественной религиозной мистификации розенкрейцерства: «Слава Братства», «Провозвестие Братства Розы и Креста» и «Химическая Свадьба Христиана Розенкрейца». По общему мнению, «Химическая Свадьба» представляла собой записанную аллегориями алхимическую процедуру Великого Делания.

Основоположником ордена назывался Христиан Розенкрейц (1378–1484). Великий Магистр с юношеских лет путешествовал по Востоку, набирался тайных знаний в мистическом городе Дамкаре, вернулся посвященным на родину и в 1400 году (как вариант – в 1410) создал тайный орден. Таким образом, благодаря легенде история розенкрейцеров углубилась еще на двести лет, создавая исторический фундамент.

Христиана Розенкрейца как исторической фигуры, по-видимому, никогда не существовало. Его «родителями» были два блестящих немецких философа – Иоганн Валентин Андреа и Якоб Беме. Они сочинили все три розенкрейцерских текста, дали им печатную жизнь (Валентин Андреа был издателем Христиана Розенкрейца) и с удивлением обнаружили, что шуточный литературный продукт обрел реальность и размах. Орден не просто не замедлил появиться, но быстро обзавелся многочисленными адептами, сторонниками и, что немаловажно, историей, уходящей даже не к Христиану Розенкрейцу, а в совершенную архаику – чуть ли не в Египет, к верховным жрецам Тота. Доктрина розенкрейцерства с ее гуманистическим пафосом пришлась по душе всем любителям теософии. Герметическая наука во всем мире одна и та же – тайное знание об абсолютной истине. Розенкрейцерство также провозглашало синтез всех религий и наук, тайное знание.

Общественность приписывала розенкрейцерам невероятные возможности: дескать, они знали секрет философского камня, а стало быть, обладали бессмертием. Фигуры Сен-Жермена и Калиостро связывались именно с орденом розенкрейцеров.

Появление ордена было вызвано подспудной исторической необходимостью увязать историю средневекового европейского гностицизма – тамплиеров, катаров – с новой эпохой. Но, в отличие от тех же тамплиеров, которые были настоящими христианами, розенкрейцеров христианами назвать уже было нельзя. Доктрина розенкрейцерства опиралась на гностические традиции. Христос для розенкрейцеров был воплощением божественного начала в человеке – «внутренний Христос» теософов разлива Е. П. Блаватской.

Визиткой розенкрейцеров были Роза и Крест. Поначалу комбинации символов менялись: роза и помещенный внутрь крест, потом крест, увитый розами. Крест как символ древнего христианства. Кстати, одним из первых изображений символики розенкрейцеров были роза и тау-крест, иногда называемый египетским. По сути розенкрейцеры сознательно мимикрировали под символы христианства. Крест розенкрейцеров был христианским, потому что назывался «крестом». Это была «акустическая» защита – произнесенное вслух слово «крест» говорило само за себя и уберегало от обвинения в ереси. Роза в аллегорическом прочтении означала Деву: Дева Роза, Невеста Христова, Святая Церковь.

При этом розенкрейцеры исповедовали свою универсальную теософскую религию. Роза розенкрейцеров – символический извод шестиконечной звезды каббалистов, фигура большой вселенной, макрокосм. Микрокосм, то есть человека, обозначала пентаграмма – символ света и божественного человека. Чтобы избежать знакомства с инквизицией, символы трансформировали.

Крест был также символом Адама. А розенкрейцеры в первую очередь были алхимиками. Кроме мужского знака, требовался знак женский – круг или роза, иначе как же быть со свадьбой. Крест и Роза – это символы великого алхимического Делания.

В чем различие между химией и алхимией? В том, что алхимия допускает трансмутацию химических элементов. Алхимия всегда была наукой оккультной, тайной. Ее результаты следовало скрывать от людей непосвященных, поэтому записи велись на языке аллегорий.

Что есть химическая свадьба: сакральный брак (химический процесс) между разъединенными «королем» и «королевой» (под аллегорическими титулами понимались соли и металлы). В результате должен появиться «принц», философский камень, способный порождать золото, то есть метафизический свет.

Философский камень также постоянно сравнивался с Христом и зачастую им же объявлялся. По словам Парацельса: «Философский камень – это Христос природы. Христос – это философский камень Духа».

Гете в «Фаусте» так описывает Делание:

Всякий алхимический опус – рецепт нахождения Христа, философского камня.

«Красная» и «белая» субстанции проходили процесс перегонки в так называемой стадии «нигредо», затем очищения в стадии «альбедо» и соединялись в стадии «рубедо» – красный жених и невеста с белой лилией. Рыцарские романы Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха также описывают Великое Алхимическое Делание: на рыцаре Парцифале не случайно красные доспехи, а Бланшфлер (Белый Цветок) в белом платье.

Ради чего алхимик посвящал всю жизнь Деланию – кропотливому труду не одного десятилетия. Овчинка стоила выделки. Речь ведь шла не о возможности обращать ртуть и свинец в золото. Это был, скорее, побочный эффект. Процесс Делания преображал суть алхимика. Он переходил на новый духовный уровень. Соединившись с внутренним Христом, он получал бессмертие, молодость, постигал тайны материи и энергии.

XIX век вывел розенкрейцеров из тени. Розенкрейцерская символика, различные алхимические опусы прошлых веков – все сделалось доступным. Возможно, под очарование розенкрейцерского мифа попал и Ганс Христиан Андерсен. «Снежная Королева» напичкана алхимическими аллегориями и символами. В сказке налицо попытка Великого Делания.

Розенкрейцерскую Розу (макрокосм и женское начало) в сказке изображает цветущий Розовый Куст, рядом с которым Герда и Кай читают псалом. Христианство у Андерсена не более чем символ Креста. В основе Делания лежат «разлученные» химические элементы: «король» и «королева». У Андерсена – «мальчик» и «девочка». Красные розы подчеркивают «красную» суть Герды и Кая. Герда – это Erde, Земля, Кай – Sky, небо или воздух. Снежная Королева, забирающая Кая, – Дева Льда, белая алхимическая субстанция – Лед (замерзшая структурированная вода). Белый элемент преображает красный. Кай становится «белым», замерзшим – меняет свой «химический» состав. Дворец Снежной Королевы, где заточен Кай, – символ герметичного сосуда (в алхимии это запечатывание в сосуд горного хрусталя называлось «закупоривание Гермеса»).

Герда ищет Кая, ее путь к нему своего рода череда химических преображений: она проводит время в саду у колдуньи (цветы у гностиков – символы мистической тайны) – процесс химического обогащения. Герда встречает Принца и Принцессу (элементы, уже нашедшие друг друга, – готовое соединение), Маленькую Разбойницу (возможно, она символизирует селитру и уголь – порох). Герда находит Кая и преображает его «слезами» – солью. Кай снова меняется. Выросшие вместе Кай и Герда возвращаются в дом к Розовому Кусту. Это и есть их «свадьба», снова звучит псалом о младенце Христе, светит жаркое летнее солнце. Слияние Герды и Кая должно дать философский камень, внутреннего Христа, и яркий летний свет (огонь) – его предвестник.

Вполне возможно, у любого алхимика подобный «рецепт» из стихий вызвал бы улыбку. Андерсен напоминает ребенка, пекущего пирожки из песка. Но в сути он остается верен заветам розенкрейцеров – в результате Делания преображать свою духовную природу.

Бураттини. Фашизм прошел

В маленьком городке на берегу Средиземного моря в каморке старого шарманщика Карло появился будущий кукольный Мессия. Неунывающего деревянного дуче звать Burattino. В переводе с итальянского – марионетка. Сделанный из говорящего бревна, оживший маленький идол в скором времени взорвет житейский уклад выдуманной книжной «Италии».

Burattino увидел свет в 1936 году, когда его прототип Бенито Амилькаре Андреа Муссолини уже находился в зените свой диктаторской славы.

Два дуче Бураттини и Муссолини намертво связаны 1883 годом. Достаточно того, что «отец» Буратино, писатель Алексей Толстой родился в 1883-м – как и Бенито Муссолини. Их временной союз освящен еще одной датой – в этом же ключевом восемьдесят третьем несостоявшийся священник Карло Коллоди (папа Карло) написал книгу: «Приключения Пиноккио. История деревянной куклы».

Сходство Пиноккио и Буратино формальное – до какого-то момента их роднит близость сюжетных линий. Но даже в этих «одинаковых» эпизодах отчетливо просматривается разница смыслового наполнения. Приключения Пиноккио – последовательный набор библейских цитат и притч (там и блудный сын, и отрок в печи, и Иона в китовом чреве), нравоучительная история, в которой христианский карательный аппарат проводит последовательную воспитательную работу, выковывая из непутевой лживой куклы образцового католика.

Мир Буратино принципиально иной. Уже с двадцатых годов, находясь в эмиграции, Толстой наблюдал победное шествие по Европе идеи национального реванша. Тогда же он и принимается за обработку Пиноккио. Толстовская сказка о «Золотом ключике» сознательно или невольно описывает победное вторжение кукольного фашизма в «авраамическую» буржуазную тиранию.

Жизнь в Буратино вдохнуло не кабалистическое заклинание. Полено, из которого он был сделан, изначально содержало душу. Поэтому появление Буратино бросает вызов «иудейской метафизике» Карабаса Барабаса – заклинателя бесправных кукол-големов.

Само имя Карабас Барабас – пародийный извод знаменитой «абракадабры», древнееврейского магического заклинания avda kedavra – «что сказано, должно свершиться».

Доктор кукольных наук поразительно похож на плакатного иудея-эксплуататора, какими их злобно изображала пропагандистская машина Третьего рейха: алчный, жестокий, тучный и клочнобородый, готовый рыдать и валяться в пыли перед властью, клеветать, давать взятки.

У кукол Карабаса Барабаса нет воли, они послушные рабы. Но с появлением Буратино големы выходят из-под его контроля. Из театра Карабаса Барабаса сбегает прима Мальвина, а за ней и Пьеро. Куклы живут предчувствием Буратино. Едва он появляется на сцене, они узнают его: «Это Буратино!» Они понимают, что видят своего вождя, дуче Бураттини. Так ликовали толпы итальянских пролетариев при виде своего Бенито. (На закате политической карьеры Муссолини окончательно превратился в burattino, возглавив марионеточную республику Сало. А потом его, уже бездыханного, совсем как в «Золотом ключике», вместе с его Мальвиной – Кларой Петаччи подвесят за ноги в Милане, на Пьяццале Лорето… Художественная судьба Буратино сложилась куда удачнее. Во всяком случае, в пределах сказки мы наблюдаем только его взлет.)

И во взрослой литературе Алексей Толстой уделял пристальное внимание сильной личности, жизнеспособной боевой машине. Буратино – неунывающий деревянный организм, лидер и оратор, человек действия, циник, презирающий образование и декадентство. Для Буратино не существует женщины, и при этом он – воплощение потентности. Вечно эрегированный нос Буратино – символ его мужской состоятельности. Буратино смел, весел, беспринципен и при этом – неистребимо обаятелен. (Если бы из писателя Эдуарда Лимонова изъять половину его души, которую занял страдающий лирик Пьеро, то Лимонов был бы земным воплощением Буратино.)

В конце сказки, когда низвергнут иудейский мир-театр Карабаса, победитель-«фашист» Буратино получает в награду свой мир-театр под названием «Молния». На занавесе изображен его сверкающий логотип – победная руна Зиг. Буратино с гордостью сообщает друзьям, что поставит пьесу «Золотой ключик», в которой сам же себя и сыграет, и прославится на весь свет. Кукольный фашизм прошел!

Прототип Буратино – Бенито Муссолини – также был актером самого себя. И он исполнял свою роль до конца. Лишь в последнем интервью он признался, что больше не директор волшебного итальянского театра «Молния».

Что он прозревал, когда говорил: «Я жду конца трагедии – я не чувствую себя больше актером. Я последний из зрителей…»

Фильмы

«Собачье сердце» – сбитые ориентиры. Киноверсия

«Профессор Преображенский, вы творец!» – под всеобщие аплодисменты восклицает восторженная поклонница науки.

Увы, Преображенский способен именно преображать, но не создавать. Не Создатель, а Подражатель. Акт сотворения Шарикова из гипофиза трупа и собаки – пародия на божественный акт сотворения. В этом контексте фамилия Преображенский, намекающая на сословное, а именно церковное, происхождение, приобретает нарицательный комедийный оттенок. Соратник Преображенского и второй демиург доктор Борменталь – носитель еще более «говорящей» фамилии: «Бор» – машина для сверления; «менталь» – область умственного, мозг. Борменталь – тот, кто сверлит мозг, по-простому – «мозгоеб».

Борменталь действительно редкий зануда: стоит вспомнить его реплики: «Иканье за столом у других аппетит отбивает; сначала налейте Филипп Филиппычу, потом мне». У определенной публики эти два персонажа неизменно вызывают коллективный спазм сочувствия и классовой солидарности.

Но что хорошего сделал «творец» Преображенский? Из его телефонного разговора можно понять, что он в свое время восстановил функцию семенников чекистскому наркому – не бескорыстно, а чтобы обеспечивать себя охранными бумажками. Стареющей потаскухе пообещал пересадить яичники обезьяны, чтоб та могла и дальше представлять интерес для карточного шулера Морица. Вылечил дряхлого развратника: «Голые девушки стаями», «Ей-богу, последний раз такое на Рю де ля Пэ». Профессор принимает платежеспособных нэпманов, но не простой народ. (С его слов, только ради науки.) Старушку-странницу, которая пришла всего-то «на собачку говорящую посмотреть», Преображенский просто не пускает на порог.