Два года спустя, когда половцы ушли, пришлось оставить Чернигов и Олегу. Он перебрался на запад, в город Стародуб, чтобы быть ближе к владениям родного брата Давыда Святославича, в то время владевшего Смоленском. Но киевское войско осадило Стародуб, и Олег после долгой осады сдал город. Побежал было в Смоленск к брату, но тот, зная характер «Гориславича», не открыл ему ворот.
Тогда Олег бросился на восток и напал на муромского князя Изяслава, Мономахова сына. В сражении Изяслав был убит, и захватчик на время обосновался в новых владениях, подчинив себе еще и Ростов. Но пришел другой сын Мономаха, Мстислав, и сызнова одолел этого упорного, но незадачливого авантюриста.
Здесь произошло событие, выделяющееся из череды всех этих кровавых, но однообразных пертурбаций. Победитель Мономах, к тому времени уже обладавший и могуществом, и авторитетом, предложил князю-изгою мир. Текст письма, которое Мономах отправил Олегу, сохранился полностью. Этот редкий по величию и художественной силе документ свидетельствует о незаурядном масштабе личности автора (особенно, если учесть, что пишет отец, чей сын совсем недавно пал от руки Олеговых воинов):
«И если начнешь каяться Богу и ко мне будешь добр сердцем, послав посла своего или епископа, то напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром, и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем, чем прежде: ни враг я тебе, ни мститель. Не хотел ведь я видеть крови твоей у Стародуба; но не дай мне Бог видеть кровь ни от руки твоей, ни от повеления твоего, ни от кого-либо из братьев. Если же я лгу, то Бог мне судья и крест честной! Если же в том состоит грех мой, что на тебя пошел к Чернигову из-за язычников, я в том каюсь, о том я не раз братии своей говорил и еще им поведал, потому что я человек».
Своим письмом Мономах положил конец затяжной распре, которая принесла стране неисчислимые горести. На Любечском съезде 1097 года Олег Святославич получил всё, чего хотел — и Чернигов, и Тьмутаракань. Для Мономаха — в том-то и состояла мудрость этого исторического деятеля — политическая целесообразность и мир в стране значили больше, чем воздаяние за зло и личная месть.
В дальнейшем Олег Святославич смут не устраивал и дальновидный Мономах обрел в его лице надежного союзника, однако летопись и народная память не простили «Гориславичу» участия в половецком нашествии.
В следующих поколениях Мономашичам, потомкам Владимира, придется вести упорную борьбу за первенство с Ольговичами, потомками Олега.
Невеликие великие князья
Кризис власти
Судьба Изяслава, первого из преемников мудрого Ярослава, была жалкой. Отдав безо всякой борьбы власть Всеславу Полоцкому, изгнанный собственным народом, он бежал в Польшу. Зять, король Болеслав II, согласился принять участие во внутрирусской ссоре так же охотно, как в свое время, полувеком ранее, это сделал Болеслав I, заступившийся за Святополка Окаянного. Предприятие сулило полякам большую добычу.
Весной 1069 года, через семь месяцев после бегства, Изяслав вернулся с польским войском. Как мы уже знаем, Всеслав выступил было ему навстречу, но, поняв, что с таким противником не совладает, бросил киевлян и скрылся.
Оставшись без предводителя, те обратились за помощью к Святославу и Всеволоду, которые до сего момента сидели по своим уделам и ни во что не вмешивались. Киевляне пригрозили сжечь город и «уйти в греческую землю», если младшие Ярославичи не защитят их от старшего.
Братья взялись посредничать. Они уговорили Изяслава не вводить в город всё войско, а прийти с небольшой дружиной — и тогда Киев сдастся без сопротивления.
Так Изяслав и сделал. Он послал принять сдачу своего сына Мстислава. Тот, в соответствии с именем, начал с мести: велел схватить горожан, которые освободили Всеслава из темницы, и предал их казни. Всего были умерщвлены семьдесят человек, причем казнили и невиновных, «не испытав», то есть безо всякого дознания.
Изяслав занял престол во второй раз.
С поляками произошло то же, что в 1018 году: они рассредоточились по волостям, где местные жители начали их истреблять, так что вскоре королю пришлось убираться восвояси. Ни Киева, ни богатой добычи Болеславу II не досталось (вскоре Изяслав пожалеет о своей неблагодарности).
Изяслав возвращается
Гравюра Б. Чорикова
Получив Киев благодаря младшим братьям, Изяслав оказался зависим от них. Скоро у младших Ярославичей возникло искушение избавиться от этого слабого правителя. В 1073 году Святослав с Всеволодом выступили против Изяслава совместно.
И опять он сдался без боя. Забрав с собой всю богатую казну, Изяслав с семьей опять уехал в Польшу. Он рассчитывал снова получить помощь, а былые вины перед королем искупить щедрыми дарами.
Болеслав подношения от шурина принял, а войска не дал.
Начались унизительные скитания по европейским дворам. Изяслав просил поддержки у германского императора Генриха IV, которому тоже дарил богатые подарки. Но император ограничился тем, что послал в Киев письменное увещевание.
Тогда изгнанник стал молить о покровительстве папу Григория VII, обещая после возвращения подчинить русскую церковь Риму. Все эти мытарства ни к чему бы не привели, но в 1076 году новый великий князь Святослав внезапно умер (от неудачной хирургической операции — «разрезания желвака»), и в этой ситуации Болеслав решил, что теперь можно помочь свойственнику, большого риска не будет.
Изяслав вновь, опять с польским войском, пошел на Киев. Там уже сидел Всеволод, однако сопротивляться не посмел — предпочел уступить верховенство старшему брату.
Изяслав стал великим князем в третий раз. Ненадолго.
В 1078 году в Черниговскую землю явился требовать своей доли Святославов сын Олег (будущий «Гориславич»). Дядья разбили его дружину, но в кровопролитном бою многострадальный Изяслав пал, сраженный ударом копья.
Наследник Ярослава Мудрого сложил голову в малозначительной стычке с младшим родственником — вот как низко пал авторитет киевского князя через неполные четверть века после смерти могущественного монарха.
Следующий великий князь, Всеволод Ярославич, все годы своего малопримечательного правления провел в непрестанных войнах с «изгоями» и разными половецкими ордами, продолжавшими терзать разобщенные русские земли. В старости Всеволод (он умер в преклонном возрасте, шестидесяти четырех лет) много болел и совсем перестал заниматься государственными делами, окружив себя всякими сомнительными личностями. Летопись говорит: «Народ не мог донести до князя правду, и начали его тиуны грабить и продавать людей, а он того в своих болезнях не ведал».
Умер последний из Ярославичей в 1093 году.
Наследовал ему, согласно «лествичному» праву, старший из племянников — Святополк Изяславич, которого Карамзин аттестует следующим образом: «Он имел все пороки малодушных: вероломство, неблагодарность, подозрительность, надменность в счастии и робость в бедствиях. При нем унизилось достоинство Великого Князя…». Следовало бы сказать: еще более унизилось.
Безрассудная кичливость Святополка в сочетании с малодушием, как мы помним, привела Русь к поражению в большой войне с половцами, после чего великий князь был вынужден стать зятем хана Тугоркана.
Косвенное участие в ослеплении Василько Теребовльского, а затем трусливое сваливание вины на Давыда Игоревича окончательно подорвали уважение к Святополку Изяславичу. Если он сумел продержаться в Киеве почти двадцать лет, до самой смерти, то лишь благодаря поддержке самого сильного из русских князей, своего двоюродного брата Владимира Мономаха, который в эти смутные годы пытался любой ценой сплотить грызущихся между собой Рюриковичей вокруг престола.
Худой мир
Крайнее ослабление центральной власти при Святополке ввело в русскую политическую жизнь небывалый доселе феномен: княжеские съезды.
Одной воли Киева для решения внутренних конфликтов и важных общенациональных проблем теперь было недостаточно. С властителями областей приходилось договариваться и торговаться, порой идя на тягостные компромиссы.
Инициатором и организатором института съездов был Владимир Мономах, упорный и последовательный восстановитель расколотого единства.
Первый блин вышел комом.
После потрясений 1093–1096 годов великий князь Святополк и Владимир Мономах встретились с задиристыми младшими Рюриковичами в городке Любеч на Днепре.
Здесь было принято важное династическое решение. Отныне «лествичное восхождение» с передачей уделов — вечная причина раздоров — упразднялось и вместо этого вводилось (впрочем, неокончательно) «отчинное» наследие: за каждой ветвью рода закреплялось владение определенной областью. Это был верный путь к раздроблению страны, но ее как единого целого фактически и так уже не существовало. Зато можно было надеяться, что князья перестанут рвать друг у друга куски.
Здесь было принято важное династическое решение. Отныне «лествичное восхождение» с передачей уделов — вечная причина раздоров — упразднялось и вместо этого вводилось (впрочем, неокончательно) «отчинное» наследие: за каждой ветвью рода закреплялось владение определенной областью. Это был верный путь к раздроблению страны, но ее как единого целого фактически и так уже не существовало. Зато можно было надеяться, что князья перестанут рвать друг у друга куски.
Святополк получил для себя и своего потомства Киев с Туровым. Мономах — Переяславль, Смоленск, Ростов и Новгород (то есть стал сильнее великого князя). Святославичам досталось Черниговское княжество. Алчному Давыду Игоревичу дали Волынь, двум сыновьям отравленного Ростислава — Перемышль и Теребовль.
Все вроде бы остались довольны, поцеловали крест, поклялись: «Да аще отселе кто на кого вьстанеть, то на того будем вси и честьный крест».
Разъехались — и сразу же началась новая свара. Ненасытный Давыд Игоревич «встал» на Василько Теребовльского, устранил соперника жестоким «византийским» способом, и все сызнова передрались.
В следующий раз Мономаху удалось собрать съезд только три года спустя, в 1100 году, в Витичеве. Там произошло нечто вроде семейного суда над Давыдом Игоревичем, против которого объединились все остальные. Порешили отобрать у преступника Волынское княжество, дав взамен на кормление несколько волостей, и еще добавили, скинувшись, четыреста гривен серебра.
При всей скромности результата Витичевский съезд все же принес Руси некоторое успокоение, так что еще через три года стало возможно провести встречу, целью которой стало решение уже не внутренней, а внешней проблемы.
В начале 1103 года у Долобского озера близ Киева Святополк с Мономахом договорились о большом наступательном походе против половцев. К союзу присоединились еще несколько князей, и весной большая армия по суше и ладьями двинулась вниз, к днепровским порогам.
В большой битве на реке Сутень коалиция одержала решительную победу над половецким войском. В сражении полегли два десятка ханов и бесчисленное множество простых воинов.
Польза единства была продемонстрирована с такой очевидностью, что в следующий раз, в 1111 году, князья собрались в масштабный поход на Степь уже безо всякого специального съезда.
Долобский съезд князей
А. Кившенко
Русскому оружию опять сопутствовал успех. Половецкая «столица» (на самом деле — скопление кибиток и глинобитных хижин) Шарукань была разорена, и часть кочевников убралась из Приднепровья на Кавказ. Основные орды от границ не ушли, но угрозы существованию Руси больше не представляли. К тому же удельные князья, вслед за Святополком, стали женить сыновей на половецких царевнах, привлекая на свою сторону отдельных ханов.
Победы русских в борьбе с половцами были заслугой Мономаха, а вовсе не великого князя, который, по выражению Татищева, «к войне не был охотник». Этот внук Ярослава Мудрого к тому же еще был «сребролюбив и скуп». Он не брезговал спекулировать в Киеве солью и хлебом, а также покровительствовал жадным ростовщикам, которые разоряли и закабаляли людей.
Стоило Святополку умереть (это произошло 16 апреля 1113 г.), и в Киеве вспыхнуло народное восстание. Оно было направлено против представителей княжеской администрации, чьи дворы подверглись разграблению, и против ростовщиков, которые были сплошь иудеями, поскольку христианам церковь запрещала ссужать деньги под процент. Так случился первый в истории России еврейский погром.
Народное восстание
Радзивилловская летопись
По «отчинному» праву наследовать Святополку должен был сын, по «лествичному» — первый из сыновей покойного великого князя Святослава (1073–1076), однако через десять дней анархии городская верхушка решила, что навести порядок в Киеве может только один человек: Владимир Мономах.
Держава истосковалась по «сильной руке» — и получила ее.
Владимир Мономах
Ностальгия по величию
«Мономах» — не имя, а, собственно говоря, прозвище, которое Владимир (по-христиански — Василий) Всеволодович гордо носил всю свою жизнь, словно какой-то пышный титул. Князь желал, чтобы все помнили о его «кесарском» происхождении — о том, что он был внуком византийского императора Константина IX Мономаха. Это греческое слово означает «Единоборец» и как нельзя лучше характеризует судьбу Владимира, который всю жизнь в одиночку боролся с логикой исторического развития, пытаясь спасти и возродить обреченный государственный строй. До некоторой степени этому незаурядному человеку даже удалось повернуть время вспять.
Ярослав Мудрый женил сына на византийской принцессе в эпоху, когда Русь находилась в ряду ведущих европейских держав. Тем ярче сиял отсвет былого величия, запечатленный в имени Владимира Мономаха, когда звезда Киева померкла. Статус императорского внука никак не помог князю в его восхождении наверх, не дал никаких династических преимуществ — он долго оставался представителем одной из младших ветвей Ярославичей. Но сам Мономах безусловно придавал своим византийским корням большое значение и, кажется, поглядывал в сторону Константинополя не без вожделения. В бурной событиями и приключениями биографии князя есть эпизод, позволяющий сделать подобный вывод.
Всегда очень осторожный, совершенно не склонный к авантюрам, на склоне лет Владимир ввязался в странное предприятие: попытался ни более ни менее как прибрать к рукам власть над Византией. К тому времени Русь давно уже перестала вмешиваться в большую европейскую политику, и затея Мономаха выглядит явным историческим анахронизмом. Объяснить ее, пожалуй, можно лишь одним: в зените своего могущества, достигнув верховной власти у себя в стране, Владимир при помощи беглого греческого царевича Льва Диогена захотел осуществить мечту, ранее казавшуюся совершенно несбыточной.
История Льва Диогена напоминает приключенческий роман.
Он был младшим сыном императора Романа IV Диогена (1067–1071), свергнутого и ослепленного соперниками в борьбе за власть.
В 1087 году, восемнадцатилетним юношей, царевич, считавшийся воспитанником базилевса новой династии Комнинов, стал предъявлять права на трон и за это был сослан в Херсонес. Оттуда он бежал в степь, к половцам, где нашел союзника в лице хана Тугоркана — того самого, который вскоре разорит Русь и заставит великого князя Святополка жениться на своей дочери.
В 1092 году Лев вторгся с половецким войском в дунайские владения империи и поначалу добился значительного успеха — города признавали его императором и открывали ворота без сопротивления. Однако в результате предательства царевич угодил в ловушку и был захвачен в плен. Его, как в свое время отца, ослепили и заточили в темницу.
Несмотря на увечье, Лев Диоген в конце концов сумел убежать и на сей раз нашел пристанище на Руси, где его называли «цесаревичем Леоном Дивгеньевичем». Владимир Мономах, тогда еще не ставший великим князем, выдал за эмигранта свою дочь Марию.
В 1116 году, наведя порядок в державе, Мономах снарядил зятя в поход на Византию. Кампания началась с побед. Слепцу опять покорились дунайские города. Но в Доростоле царевича «лестью» (то есть коварно) умертвили двое подосланных греками убийц, и Мономахов план провалился.
В византийских источниках претендента называют самозванцем и «Лже-Диогеном» — подлинный царевич Лев якобы давным-давно пал в бою с печенегами, однако эта версия не подтверждается действиями Комнинов. Самозванца попросту казнили бы, а не отправили в ссылку и тем более не подвергли бы ослеплению — так обычно поступали с претендентами императорской крови.
Для российской истории эта неудачная экспедиция Мономаха особенного значения не имеет, и можно было бы о ней не упоминать, но она дает ключ к пониманию личности последнего по-настоящему великого киевского правителя и объясняет мотивы его поступков.
Владимиру было присуще величие замыслов, он обладал истинно масштабным мышлением и этим, по выражению Н.Костомарова, «выделялся посреди всей братии князей русских». Другой характерной его чертой была забота о том, как он будет выглядеть в глазах потомства — побуждение довольно экзотическое для государственного деятеля распадающейся страны и несомненно тоже вызванное стремлением уподобиться византийским императорам, которые издавна поощряли написание хроник.
Именно Владимир велел свести все ранние летописи в единую «Повесть временных лет». Как раз эта редакция древнерусских анналов сохранилась до нашего времени. Неудивительно, что Мономах предстает перед нами фигурой, исполненной значительности, державной мудрости и высокой нравственности, затмевая всех прежних государей.