— Ну-ка, ну-ка… Точно! Свод пробит! Теперь только расширить лаз… Заступом, заступом!.. Так, теперь вроде просунусь… Хисс, крепи верёвку!
— Ос-с-сторожнее, мас-с-стер!
— Ничего, не впервой… Так… Вроде крепко. Как только скомандую, тащи меня наверх. Лампу передай!.. Проклятье, даже простого огня колдовством не засветить!..
— Вс-сё в порядке, мас-с-стер?
— Да… Тут костей каких-то полно… Ага… Чувствую Печать… Приготовься, зелёный хвост, как только я сниму заклятье, здесь всё взлетит на воздух! Не успеешь меня выдернуть — пиши пропало. Сам погибнешь.
— Понимаю, мас-с-стер! Не бес-с-спокойтес-с-сь!
— Внимание! Начинаю!..
Я спускаюсь всё глубже и глубже под землю. За спиной, на поверхности, идёт какая-то малопонятная возня, но меня она сейчас не волнует. Пусть они делают что хотят. Мой путь вниз. Я не могу ошибиться — там, на дне, кроются океаны Силы. Мне она будет нелишней. Я чувствую, что повторная встреча с той красоткой, хозяйкой Оркуса, и её быкоподобным братцем едва ли пройдёт мирно. А я хочу нанести им визит. Я ощущаю, как в душе медленно разгорается мрачный огонь. Думаю о тех пытках, которым подвергну эту парочку после того, как одержу победу, и мне становится приятно. Вроде бы я не должен так думать… вроде бы это нехорошо… Хотя почему нехорошо? Они могут пытать меня, а я не могу? А, ты спрашиваешь, чем же я тогда буду отличаться от них, тихий пушистый зверёк, обосновавшийся в моём сознании? Ты прав, мой милый, — ничем. Потому что я никогда от них ничем и не отличался. Просто я сильнее, вот и всё. И они боятся меня. Сей факт доставляет мне удовольствие, и изменить такое положение вещей не в моей власти. Для этого мне нужно перестать быть самим собой.
В тоннеле царит непроглядная тьма. Не обычный мрак, нет, в нём я вижу так же хорошо, как и на свету. Нет. Чья-то воля старательно заполнила воздух зыбким и липким туманом — специально, чтобы помешать таким, как я.
Таким, как я… Во имя Неназываемого, но кто же я всё-таки такой? Неужели же просто Губитель?..
Гладкие стены и пол. Повсюду кости. Здесь словно взорвалось специальное Огненное заклятье. Прах и пепел, пепел и прах. Я думаю о мириадах созданий, сгоревших здесь заживо, и мне вновь становится приятно. Это должен был быть славный бой. Меня не прельщает уничтожение ради уничтожения. Но в бою — я чувствую — нужна абсолютная беспощадность. И я уважаю тех, кто на неё способен.
Тоннель ведёт меня вниз долго, очень долго. Сколько именно — неважно, я ведь не нуждаюсь ни в сне, ни в еде, ни в питье. То есть я могу и есть, и пить, и спать, и получать от этого удовольствие, но если ничего этого нет, то прекрасно обхожусь безо всего.
И вот наконец пол подземного хода становится горизонтальным. Стены расходятся в стороны, и я оказываюсь в просторной пещере. Даже мне с моим зрением не разглядеть дальнюю от входа стену.
Я стою возле порога и смотрю. У пещеры нет пола. Вместо него пышущее жаром озеро тёмнокрасного цвета. Вода в нём, если только это вода, тягуча, словно кисель. Поверхность кипит, и видно, как среди лопающихся пузырей проступают контуры отвратительных созданий — с лапами, пастями, щупальцами, крыльями… В них я ощущаю тупую и смертоносную злобу. Они неинтересны. Они не способны упиваться боем и сражаться насмерть. Они даже не знают, что такое смерть. Их посылают в сражение, и они идут, делая единственное, на что способны. Кто же это развлекается тут подобным образом? Впрочем, неважно. Он делает доброе дело. Создаёт для кого-то врагов, которых можно уничтожать, борясь тем самым со скукой — самым страшным врагом живущих.
Вдоль края раскалённого озера вьётся узкая тропка. Иду по ней. Я чувствую великую силу, нагнетаемую откуда-то из глубины в это озеро, я собираюсь позаимствовать часть столь щедро растрачиваемой мощи. Для этого мне надо опуститься ещё глубже. Я не сомневаюсь, что найду путь.
Рагнвальд стоял на краю леса. Перед ним расстилалось тихое круглое озерко, солнце тонуло в пронзённых алыми копьями заката тучах. День кончался.
Это озеро лежало в двух днях пешего пути от Холма Демонов. Заклятие Перемещения отправило странника именно сюда — раз уж напала Орда и ему пришлось в значительной мере себя раскрыть, так уж хоть ноги по буреломам меньше сбивать пришлось. Здесь, у озера, имелось всё потребное, чтобы исправить содеянное молодым волшебником у Холма Демонов, не нарушая при этом Закона Равновесия.
Рагнвальд посмотрел себе под ноги. Там лежала сумка, плотно набитая его сегодняшней добычей — травы и коренья, употребляемые здешними ведунами, лапка летучей мыши, вынутый заячий след, кусочек сброшенного лосиного рога, цельный медвежий зуб и в особом кожаном мешочке спящая муравьиная царица размером с ладонь взрослого человека.
Лесные обитатели не прятались от Рагнвальда. Волшебник, думали они, обычный волшебник… Правда, незнакомый, но так что с того? Осторожные лесные духи на всякий случай забивались поглубже в туман своих логовищ — вдруг пришелец решит, что они ему пригодятся, и бедняг властью чар заключат в крошечные коробочки — служить неведомому повелителю в его колдовских делах. Пущевые хеды тоже спешили убраться с дороги Рагнвальда — он не принадлежал к Кругам Злобных. Гурры какое-то время взирали на пришельца с любопытством, но, сочтя его обычным смертным чародеем, оставили в покое. Для них он был слишком силен.
И только один народ, феи, что-то заподозрили. Когда Рагнвальд очутился на границе цветущего майского луга, Цветочный народ весь, от мала до велика, бросился к нему. Прозрачные, словно у стрекоз, крылья били воздух, на крошечных прекрасных личиках написаны были восторг и обожание — чистых душой фей не обманул тщательно сработанный карнавальный костюм смертного волшебника. Рагнвальд поспешно отступил в лес, но было уже поздно. Неотступно следивший за ним через хрустальный шар нечеловеческий взор увидел всю эту сцену. Жёлтые клыки оскалились в усмешке. Вот и вторая удача. Хозяин будет уже не просто доволен, но очень доволен!
Собрав всё, что требовалось, Рагнвальд задумался. Открывать свое инкогнито он не хотел, но время было очень дорого. Лёгкий, неразличимый глазом жест — и он исчез. Разумеется, Читающий Заклятья прочёл бы в своём сверкающем Эфирном Шаре самое обычное заклятье Перемещения…
И вот он вновь, Холм Демонов! Теперь за работу… но стоп! Что здесь случилось?! Печать/
— Мас-с-стер, мас-с-стер, ты так с-с-сейчас-с занят, ты произнос-с-сишь очень, очень опас-сные с-слова! С-старый Хисс и не с-знал, что ты с-знаешь такие… Ты не ус-с-слышишь меня, мас-с-стер, и не с-сможешь ничего с-сделать, и не с-станешь с-смеяться над великим с-змеиным царём… Ты выс-зываешь Духов. Очень хорошо, с-старый Хисс будет с-знать… Каких Духов? Так, оч-чень, очень могучих: Арфаурэель, Дух Небес-сного Пламени… я и не с-знал, что твоему отцу удалос-сь с-закляс-сть его… Ибидрас-зиль, Дух С-звёз-дного Рас-ссеянного С-света… С-самостанель, Дух С-за-родышей Жизни во Мгле… да, великая троица… Теперь они начинают с-снимать Печать… надрезать удерживающие её путы… ос-стальное ты должен с-сделать с-сам, мас-стер… Так… путы подрезаны… Духи удаляются… надо же, такие с-сильные, могучие, а с-служат этакому с-скупердяю, как твой батюшка, мас-стер… И уходят так с-скромно — ни пламени, ни блес-ска… А теперь тебе, похоже, мас-стер, удалось с-снять Печать…
— Хисс! Хисс! Тяни же, во имя всех богов! Тяни! Я совсем без сил! Ой! Чуть не выронил Печать… Да скорее же!
— Мас-стер! Вы с-сейчас уроните Печать!
— Нет! Ничего! Ты только тяни… тяни… тяни…
— Ты с-совсем ос-слаб, мас-стер… Дай руку…
— На… Стой! Печать! Нет! Хисс, тварь! Предатель!
— Ты с-смеялся надо мной, мас-стер. Твои пальцы ос-слабли, и я вырвал Печать. А теперь…
— Ах, у тебя ещё и нож! Нет! Нет! Не-ет!..
— Лети во тьму, мас-стер…
Грифон Эльтары взмыл в воздух. Ошарашенные обитатели хутора провожали сказочное существо взглядами: ничего подобного они доселе не видывали. Вместе со странной пришелицей исчез и не менее странный гном Двалин. Пропали и все его вещи — когда только собрать успел. Молодки скрипели зубами и беспричинно шпыняли своих кавалеров. Заменить в постели гнома не мог никто из них.
Двалину доселе не приходилось летать. Желудок гнома предательски сжался, ладони покрылись потом, он не мог заставить себя взглянуть вниз ни за какие земные и небесные сокровища. Однако он решил, что скорее сам спрыгнет со спины зверя, найдя быструю смерть, чем выкажет повелительнице Эльтаре свой испуг. Повелительница Эльтара… Гном вновь заскрежетал зубами. Он попался! Он стал рабом! Рабом, который не может ни сбежать, ни восстать против своего господина! Древнее проклятие обрушилось и на его плечи; а он-то, гордец, считал подобную участь уделом лишь слабых душой, тех, что бежали на юг, спасаясь от тягот постоянной войны с Ордой и Нечистью. Что ж, от войны они и впрямь спаслись. А вот от Древнего Долга…
Невольно Двалин покосился на свою высеребренную секиру, заткнутую за пояс. Искушение было велико. Разом оборвать эти муки… поступить, как достойно воину Подгорного племени, воину, хаживавшему в рядах хирда против армады троллей Отпорного Хребта! В тот день под трупами на смертном поле скрылась земля, и многие годы там ничто не росло — столько пришлось впитать в себя Кормилице отравной тролличьей крови… Так неужто он не решится?! Ему хватит и доли мгновения. Вырвать оружие, размахнуться… и снести с плеч эту гордую, прекрасную и такую жестокую головку повелительницы Эльтары! Сколь бы могуча она ни была, руки Двалина волшебница остановить уже не успеет. Ясно, что после этого удара он, Двалин, проживёт лишь несколько секунд — пока будет длиться его свободный полет со спины грифона до земли. Но зато он умрёт, как подобает гному… и больше эта чародейка не сможет обратить в жалкого прислужника никого из Подгорного племени.
Пальцы Двалина медленно поползли по поясу, наконец нащупав тёплую рукоять. Медленно и осторожно гном потянул оружие вверх, сейчас он не думал о смерти. Его задачей стало вытащить секиру, а всё остальное уже не имело значения. Эльтара, казалось, ничего не замечает.
Обливаясь потом, гном дюйм за дюймом тянул оружие вверх. Несколько раз ему приходилось замирать, когда Эльтара шевелилась, и Двалину казалось, что повелительница вот-вот обернётся. И мало-помалу ему удалось высвободить рукоять. Теперь оставалось нечто уже совсем простое.
Расширенными глазами гном смотрел в затылок своему прекрасному врагу. Как всякий из числа Подгорного племени, Двалин был неравнодушен к красоте, тем более столь необычайной, как у его пленительницы. Ударить… разрубить череп… чтобы тонкое тело упало вниз сломанной игрушкой… чтобы роскошные волосы щедро залила кровь… и чтобы потом твари Орды вволю попировали над её бренными останками…
Гном никогда не бил в спину. В горячке боя, когда ты один против множества врагов, там уже не разбираешь, куда придётся смертельный удар — в грудь или в лопатку. Но здесь… подло и коварно ударить, раскроить голову той, перед кем его племя — а значит, и он сам — в громадном, до сих пор не оплаченном долгу… Двалин помотал головой. Глаза начинал разъедать пот. Как ни крути, умирать так глупо не хотелось.
Но и жить так тоже нельзя!
Секира медленно начала подниматься. Эльтара не оборачивалась. Лезвие поднялось ещё выше. И тут волшебница запела.
Если бы это была чарующая медоточивая песня, Двалин, наверное, всё-таки ударил бы (по крайней мере, он старался уверить себя в этом). Но вместо этого раздались немудрёные, кое-как срифмованные вирши, в которых чувствовались и злость, и боль.
Я вел полки к победе, в огонь,
Я шел, круша города
Я Гондора силу развеял в пыль, Я стер ее навсегда
Я вел полки через сотни лиг
В огне, и в крови, и в боях
И к Гавани Серой в свой час подступил,
Защитников вбив во прах
И гордые башни огнем изошли,
По городу я шагал…
Когда Кирдэн, подняв свой клинок,
На площади главной встал.
Я Кирдэна силу своей превозмог,
Мой меч гордеца сразил.
Но тут юный хоббит с Кинжалом Судьбы
Дорогу мне преградил.
Ему победу Судьба отдала,
Мне сердце пробил клинок…
Кровавая тьма мой окутала взор,
И сам я предстал, одинок,
Пред тем тяжелым и черным путем,
Что всех Родившихся ждет.
И страшен, и скорбен был — как и для всех! —
Тот мой роковой полет
И дальше я помню лишь черную боль
Да страшный Валаров суд.
Эй, ты что, ты что?! — внезапно вскрикнула волшебница, загораживаясь локтем. Грифон камнем ринулся к земле.
Отчего-то заслушавшийся Двалин упустил момент, неловко пошевелился, и Эльтара обернулась. Её взору предстал гном с занесённой для удара секирой…
Она бы уже не успела сотворить никакой волшбы. Но прекрасные глаза полнил такой ужас и, главное, в них читалось такое недоумение, что у Двалина дрогнула рука.
Грифон почти врезался в землю, так что Двалина изрядно тряхнуло. Не отрывая глаз от лица Эльтары, он медленно убрал оружие обратно за пояс. Наступило молчание. Волшебница уже привела в действие защитные заклятья, но Двалин и не собирался нападать.
— Ты… хотел… убить меня? — изумлённо проговорила Эльтара. На сей раз она опустила словечко «презренный».
— Я хотел сделать это, — медленно вытолкнул слова из горла Двалин.
— Но ведь тогда… ты бы тоже…
— Лучше умереть, чем оказаться в рабстве! — гордо выпрямился гном.
— В рабстве? Но Древний Долг священен! — Глаза волшебницы вспыхнули гневом. — Ты обязан повиноваться мне, презренный!
— А я-то тебя пожалел… — тихо промолвил Двалин, чувствуя, как чужая сила пытается овладеть его сознанием, заставить руки опустить оружие. — Верно про меня говорили — дураком родился, дураком и помру. Нечего было сопли распускать. И не глазей на меня так, высокородная Эльтара! — Двалина внезапно понесло. — Твоя не менее высокородная сестра относилась ко мне несколько по-иному!
— Что ты сказал?! — Глаза Эльтары расширились так, что заняли половину лица. — Что ты сказал о моей сестре, гном?!
— Что слышала! — зло передразнил Двалин. — Твоя сестра осталась мной очень довольна… после одной весёлой ночи в форте Гэсар!
— Так это был ты… — прошептала Эльтара.
— Гном Двалин из Ар-ан-Ашпаранга, к вашим услугам. — Он издевательски поклонился. — Ты ведь даже не потрудилась узнать моего имени! А вот твой почтенный родитель, насколько мне известно, назначил за мою голову столько огранённых бриллиантов величиной с кулак, сколько моя голова будет весить… Ну, чего зенки-то вылупила? Давай маши руками, твори это самое твоё волшебство! Мне терять уже нечего. Давай же, или я и в самом деле тебе голову снесу!
Грифон одним стремительно-неразличимым движением оказался между Двалином и Эльтарой, закрыв собой хозяйку. Орлиный клюв, острый и прочный, словно меч, был нацелен в грудь гному.
— Ну что ж, — философски заметил Двалин, принимая боевую стойку. — Так-то оно даже и лучше. Смерть в бою, как говорят, почётна и весела.
— Смерть всегда уродлива, отвратительна и страшна, гном, — с неожиданным спокойствием угрюмо сказала Эльтара. — Не бравируй этим и не зови Костлявую раньше отмеренного тебе срока.
— Но это не значит, что оставшийся мне срок я намерен прожить, отзываясь на кличку «презренный»! Давай, чего мы тянем, пускай своего зверя! Я надеюсь угостить его моей сталью. Сам варил и ковал. Ну, давай, мочи нет больше ждать!..
— Я пытаюсь приказать тебе, но ты не повинуешься, — вдруг удивлённо сказала Эльтара. — Что с тобой, гном?
— Что со мной? Вот уж не знаю и знать не хочу! Ну так что, будем драться или как? А то моей секире уже скучно.
— Не повинуешься, не повинуешься… — лихорадочно шептала Эльтара, поспешно плетя какие-то заклинания.
— Эй! — Гном опасливо отодвинулся. — Ты это брось, слышишь? Ты на меня тут свою волшбу не напускай!..
— Помолчи, а? Я должна разобраться!..
— Что я тебе, каменная крыса, что ли?! — рассвирепел Двалин.
— Да, не повинуешься… — изумлённо произнесла Эльтара, опуская руки. — Древний Долг более над тобой не властен. Тебя, конечно, можно подчинить надлежащими заклятиями, но… тогда ты превратишься просто в куклу-марионетку. Это очень важно!..
— Я что-то тебя не понимаю, — устало выговорил гном.
Охватившее его боевое безумие слабело, серой волной накатывалась усталость. Сейчас ему уже хотелось, чтобы всё поскорее кончилось — неважно как.
— Я не могу больше тебе приказывать, — пояснила Эльтара. — Ты совершенно свободен. Можешь идти куда хочешь. Я в состоянии наложить на тебя чары… как и на всякого иного Смертного. Но не более. Теперь понятно?
— А… зачем ты говоришь мне всё это? — удивился гном. — Я замахнулся на тебя секирой. Я хотел прикончить тебя, а ты, вместо того чтобы натравить на меня своего зверя, растолковываешь все эти вещи!
— Ты глуп, — нахмурилась волшебница. — Я уважаю свободный дух, в ком бы он ни проявлялся! Ты — проявил, в отличие от всех твоих сородичей.
— А ты не боишься… — начал было Двалин.
— Что ты расскажешь об этом другим гномам? — усмехнулась волшебница. — Нет, не боюсь. Слишком редок твой дар, Двалин. Слишком редок. Так что я предлагаю тебе — поступай ко мне на службу. Хозяйка я щедрая. Ты ведь знаешь, кто я на самом деле!..