Карина Шаинян
Проклятая бухта
– Поднимается ветер, – шепнул Рыжий.
– Откуда знаешь? – спросил Ник.
– Чую, – ответил Рыжий. «Эх ты, сухопутная крыса», – читалось в его глазах.
«Я тоже родился на корабле! – хотел закричать Ник. – И мой папа был Капитаном! Я не виноват, что меня не пускают к парусам. Иначе я бы тоже чуял ветер и разбирался в такелаже! Я не виноват – это Капитан захотел, чтобы я не стал моряком!» Когда-то он плакал, просил, тайно сбегал на палубу – но самый последний юнга, заметив его, гнал в каюты, и Ник почти смирился.
Он напряг слух. Услышал тихий, на грани восприятия, скрип дерева. Раздул ноздри, пытаясь учуять первые шорохи ветра, и в носу защекотало от запаха мела и бумажной пыли. Посмотрел на задраенный, вымазанный белой краской иллюминатор и увидел тени мелких волн, ходящие по стеклу. Ощутил, как тихо вздыхает под ногами пол.
– Поднимается ветер, – шепнул он сам себе. – Будет шторм, и отменят уроки.
Учитель сердито застучал указкой, и Ник уткнулся в тетрадь.
– Встань, Ник, – сказал учитель. Вокруг захихикали, и Ник со вздохом поднялся, уставившись в пол. Учитель прошелся по классу, распространяя запах одеколона. Хмурясь, посмотрел в иллюминатор.
– Ник, ты должен быть достоин своего отца, – тихо сказал он. – Мать слишком мягко к тебе относится, и я могу ее понять. Мои внушения на тебя не действуют. Так может, мне обратиться к И.О.? – учитель иронически поднял брови. И.О., на котором – ответственность за весь корабль! И учитель готов отвлечь его от дел, чтобы вправить мозги нерадивому ученику… Ник замотал головой от стыда. – Или, может, отправить тебя к старпому?
Ник оглушенно уставился на учителя, чувствуя, как подгибаются ставшие вдруг ватными колени.
– Я пошутил, – сухо сказал учитель и потрепал Ника по плечу. – Но тебе пора задуматься. Капитан не хотел, чтобы тебя снова потянуло в море, когда мы найдем то, что ищем. А ты рвешься в матросы.
Ник шумно вздохнул. Похоже, опять обойдется беседой с мамой.
– Тяжело быть сыном героя, – пожаловался он Рыжему, когда учитель наконец отпустил их. Приятель согласно покивал, а потом ухмыльнулся:
– А как ты старпома напугался! Аж затрясся весь! – он ткнул Ника в бок, подмигивая.
– Старпома даже мама боится, – возразил Ник.
– Ты совсем дурак? – удивился Рыжий. – Старпома не существует! Его взрослые придумали, чтобы нас пугать.
Но Ник покачал головой.
– Его держат взаперти и подают еду сквозь маленькую дырку в двери. А дверь – из самого крепкого дуба, никогда не открывается. Поэтому старпома никто не видел.
– Сказки, – бросил Рыжий, – пошли лучше на палубу.
Ветер ударил в лицо, обдал мелкими солеными брызгами, запахом смолы и дерева. «Искатель» вспарывал зеленые волны, распугивая летучих рыб. Качка усиливалась, и небо было разделено пополам – над головами еще сияла голубизна, но впереди вспухали лиловые тучи.
– Бегают, – кивнул Рыжий на матросов. – Серьезный шторм будет.
Ник прищурился, всматриваясь в лица. На палубе и правда поднялась необычная суета; люди были серьезны и почти испуганы.
– Пойду, узнаю, в чем дело, – сказал Рыжий.
Ник отвернулся, облокотившись об фальшборт. Он смотрел на стеклянные волны, маясь от неясной тоски. На душе было муторно. Ник втягивал влажный воздух, будто хотел учуять причину своей тревоги. Гладкое дерево под рукой, скрип снастей и возгласы матросов, пружинящий под ногами настил палубы, запах соли – все казалось невозможно-отчетливым и безумно важным.
Ник думал о морях, который прошел «Искатель». О свинцовых, бурных морях, где руки немели от холода, на рангоутах намерзали сосульки, и нужно было опасаться айсбергов. Сумеречных морях, где слоистый туман висел над неподвижной, мертвой водой. Морях жарких и душных, где пахло гнилью, и люди валились от лихорадки. Морях синих и радостных, где резвились дельфины, и солнце разбивалось в воде на колючие осколки.
Ник думал о портах, в которые заходил «Искатель». Там по причалам метались крысы, пахло гнилью, и люди говорили на старинных языках. Шумели белозубо-улыбчивые негры, и боцман зверел и надсаживался от крика, пытаясь справиться с вечным «завтра». Встречали корабль голубоглазые здоровяки с обветренными лицами. Кланялись маленькие люди с желтыми лицами и улыбались, хитро поглядывая узкими глазами. Там жутко грохотало, и над гаванью возвышались огромные железные звери, а у причалов стояли гигантские металлические суда без парусов, и люди смотрели на «Искатель», как на диковинку.
«Искатель» редко задерживался в гавани. На берег не сходили, подновляли такелаж, брали воду и провизию и шли дальше. Иногда появлялись новые пассажиры, растерянные и радостные, и быстро обживались, забывая свой берег, язык, время. Становились неотличимы от корабельных старожилов. С трепетом вспоминали капитана. Жили одной мечтой, одной мыслью: если вести корабль не прямо, а все время сворачивая, держаться подальше от берегов и внимательно слушать ветер, смотреть на мир чуть искоса, плыть долго, очень долго, в конце концов причалишь у берегов земного рая.
Ник думал о земном рае, в который однажды придет «Искатель». Он представлял себе тихую бухту и холмы на горизонте. Горько-медовые стволы сосен. Берег, с которого не надо будет уходить. Ник видел все это глазами капитана, нашедшего наконец то, о чем мечтал.
Ник вздрогнул от хлопка по плечу – вернулся Рыжий. Он изо всех сил пытался сохранить серьезную мину и приплясывал от нетерпения.
– Иди в каюту, Ник, – торжественно сказал он. – Я останусь помогать. Сегодня нужны все руки. Ай! – вскрикнул он, хватаясь за голову и оглядываясь. – За что?
За его спиной стоял хмурый боцман.
– Чего на палубе торчишь? – спросил он. – Ну-ка брысь! И дружка своего прихвати, – крепкая ладонь поднялась для нового подзатыльника.
– Мы в опасности? Можем утонуть? – быстро спросил Рыжий. Его глаза блестели, рот приоткрылся.
– Есть, сынок, вещи похуже…
Боцман взял мальчишек за плечи и повел вниз.
– И не высовывайтесь отсюда, – сказал он, впихнув их в каюту. Присел за стол, вытирая влажный лоб. Лицо у него было усталое.
– Шторм, рифы – это чепуха, ребята, – сказал он. – «Искатель» – крепкое судно. Опасность в другом… – боцман махнул рукой и уставился на Ника.
– Это Ник, пап, – сказал Рыжий. – Сын капитана.
– Да кто же не знает? – усмехнулся боцман, и его глаза затуманились. – Я хорошо капитана помню. Здоровый был – что твоя гора! Крепкий, как железо! Орел! Голосище – как крикнет, так чайки в море сыпятся, рыба всплывает… Да и ловок! А с дамами – самый галантный кавалер… Ни черта не боялся, ни бога… Одно слово – герой! – Боцман вздохнул.
Ник тоже вздохнул, горделиво косясь на Рыжего. Тот сидел, подперев кулаком щеку, и глядел на отца.
– Расскажите еще, – попросил Ник.
– Ну что тебе? Хочешь, расскажу, как он придумал корабль на поиски рая снарядить? Как все начиналось, а?
– Это я и так знаю, – Ник задумался на секунду, ероша волосы, а потом медленно поднял глаза на боцмана. – Расскажите лучше, как он погиб, – тихо попросил он.
– Об этом тем более должен знать, – помрачнел боцман. – Ураганом занесло нас в проклятое место, обманное. Там капитан и погиб. За всех за нас жизнь положил, чтобы мы могли и дальше рай искать… Ну, некогда мне с вами рассиживаться, – он грузно поднялся и, пряча глаза, вышел из каюты.
– И так всегда, – сказал Ник Рыжему.
В маминой каюте витал кислый и неуютный запах, забивавший привычные ароматы пудры, духов, ванили. В полумраке бархат кресла казался почти черным, и темное платье матери сливалось с обивкой. Ник видел лишь бледное пятно лица, похожее на хрупкую ночную бабочку. Мать сидела неподвижно, сжимая в руках бокал – в нем плескалось вино, и темные капли падали на шелк платья.
– Мам? – испуганно позвал Ник. Ему не ответили, и он подошел поближе. – Что случилось?
– Какая ужасная качка, – сказала она, не глядя на сына.
– Ну что ты, мам, это, считай, почти штиль, – важно ответил Ник. – Не волнуйся.
– Ужасная качка. Твой отец не выносил ее.
Ник замер, недоумевая.
– Как это? – глупо спросил он.
– Говорил, что у него желудок к горлу подступает. Говорил, что после пяти лет в море любая земля прекрасной покажется, лишь бы не тряслась…
– Да он вообще внимания не обращал! Он герой был, что ему какая-то качка! – Ник осекся, приглядываясь. И противный запах, и невозможные слова, и странная неподвижность матери, – все складывалось в простую и ужасную догадку.
– Мама… ты пьяная? – тихо спросил Ник.
– Я просто хочу поговорить с тобой об отце, – вскинула она голову. – Что ты знаешь о Капитане? Ты же вообще его не помнишь! – Мать задела рукой бокал; он покатился по ковру, оставляя винный серп. Запах кислятины усилился, и Нику стало страшно.
– Я помню, мам, – робко ответил он. – Папа был самый сильный и храбрый… Он был очень высокий… и красивый. Он был железным человеком, – добавил Ник, вспомнив слова боцмана.
– Он был среднего роста, у него был курносый нос картошкой и лысина! Он обожал жареные орехи, и мог объесться ими до тошноты!
Ник ошарашенно смотрел на мать, приоткрыв рот, а она продолжала:
– Он верил, что изюм помогает от головной боли! И на ночь заматывал поясницу шерстяным шарфом, чтобы не продуло!
– Перестань!
– Он боялся щекотки…
– Перестань! – снова закричал Ник, горбясь и зажимая уши, но мать схватила его за руки. Нагнулась, обдав запахом вина, и прошипела:
– И мышей! – она отпустила Ника и откинулась в кресле, пьяно расхохотавшись.
– Не надо, мама, пожалуйста, – Ник всхлипывал, спрятав лицо в ладони.
– Нам нужен был герой… – прошептала мать. – Капитан сам так сказал: чтоб найти рай, вам нужен герой. Он сам сказал.
Ник бросился вон из каюты.
– Там шел дождь, – услышал он за спиной. – Серая, мелкая морось. Если бы не это…
Ник проснулся от страшного треска. Койка ходила ходуном. Глаза кололо от засохших слез, нос был заложен – похоже, и во сне он продолжал всхлипывать. Минуту Ник лежал, задыхаясь, в сбесившейся темноте, не понимая, где верх, где низ, ожидая, что в легкие вот-вот хлынет соленая ледяная вода. Потом за дверью застучали торопливые шаги, раздались голоса, и Ник, отстегнув ремень, выбрался из постели. Хватаясь за стены, отодвинул засов – тяжелая дверь тут же потащила его из каюты, а потом ринулась обратно, пытаясь прихлопнуть. Ник повис на ручке, всматриваясь в темный коридор. В тупике у носа мелькали фонари, там кричали и переругивались.
– Мы тонем, да? – спросил Ник пробегавшего мимо матроса. Тот на секунду замедлил шаг.
– Иди спать, мальчик, все в порядке.
Ник вздохнул, хотел спросить, что случилось, но тут из тупика крикнули:
– Ищи старпома! Сбежал! – и моряк, выругавшись, бросился назад.
Холодея, Ник отпустил дверь. Она тут же захлопнулась, едва не ударив его по лицу. Ник отшатнулся и поспешно задвинул засов. Пол накренился, ударил по коленям, швырнул на койку. Путаясь в сбившейся простыне, Ник натянул на голову одеяло и замер, напряженно вслушиваясь, но все глушили гулкие удары сердца и тяжкий грохот волн. Ник не заметил, как заснул, и в следующий раз очнулся, когда в иллюминаторы уже пробивался серый рассвет.
Качка утихла, и было слышно, как кто-то скребется под дверью. В утренних сумерках ночная суета казалась сном, и страх уступил место любопытству. Подкравшись к двери, Ник тихо отодвинул засов. Быстро распахнул дверь и отшатнулся со сдавленным воплем. Перед ним кривлялась нечеловеческая рожа. Седые космы, лицо, как кокосовый орех, гнилые зубы.
– Земля, капитан, земля! – прохрипел старпом, приплясывая, и сипло рассмеялся. – А дождичка-то нет, ясно, штиль! Земля, капитан!
Ник пятился, хватая ртом воздух, пытаясь закричать, позвать на помощь, захлопнуть дверь – но тело не слушалось. Он привалился к косяку, закрыв глаза и чувствуя, как проваливается пол под ногами, – но страшные крики уже удалялись.
Все еще мокрый от пережитого ужаса, Ник поднялся на палубу. «Искатель» бросил якорь в бухте, огороженной двумя пологими мысами. В спокойной воде отражалось небо, полное чаек, нежное и яркое, как перья зимородка. Перед Ником лежала земля, собранная в мягкие складки холмов. Завороженный, он смотрел на медленную реку, вдающуюся в бухту желтоватым пятном. Темный мех леса был украшен яркими пятнами полян. Легкий ветер пах хвоей и мокрой зеленью, и над бухтой несся крик далекой кукушки.
– Нашли, – прошептал Ник. – Нашли! – хохоча во все горло, он бросился к вахтенному, затряс его за рукав. – Нашли!
Матрос не отвечал. Лицо его было мертво, и только губы шевелились.
– Проклятое место, – услышал Ник. – Снова оно, проклятое. Заманивает…
Ник отступил, не понимая.
– Иди в каюту, – сказал вахтенный. – Не надо тебе на это смотреть, – матрос отвернулся и побрел прочь, сгорбившись и шаркая ногами.
– Почему? – шепотом спросил Ник.
– А ты вспомни, – захихикали сзади. Ник обмер, узнав голос старпома. – Ты посмотри на берег и вспомни. Дождик шел…
Ник вдруг увидел холмы в серой пелене дождя. Вспомнил мокрую горсть ракушек в ладони, скользкий холод вялой медузы под пальцами, тихий всплеск летящего по воде камешка. Снова почувствовал, как ему зябко и неуютно. Как тает под дождем радость. Как папино «приехали» начинает казаться злой и непонятной шуткой. Как хочется обратно на корабль, знакомый и теплый, а взрослые все не торопятся, толпятся у шлюпок на берегу.
Небо обложено от горизонта до горизонта; серое море, медленная серая река, и серые сосны. Промозгло и сыро. Ветки стряхивают за шиворот холодные капли, заставляя вздрагивать и ежиться. Видно, что все хотят поскорее разойтись по каютам, завернуться в пледы и выпить горячего чая, но вместо этого молча смотрят на капитана.
– Мам, мне холодно, – сказал Ник. Его слова разрушили тишину, и по толпе пронесся вздох.
– И это мы искали столько лет? – спросил второй помощник. Капитан молчал, и в его непокрытых волосах тускло блестели мелкие капли.
– Здесь идет дождь! – отчаянно крикнул кто-то.
– Это не похоже на рай, – сказала мама с печальной улыбкой.
– Чего доброго, мы здесь подхватим лихорадку, – сказал старпом и гулко чихнул.
Кивнул боцман, враждебно глядя на низкие пасмурные холмы.
– Я испортила платье, – пожаловалась какая-то дама.
– Не самое подходящее место для детей, – заметил учитель. – В лесу наверняка опасно.
Капитан молчал, и тогда старпом процедил медленно и зло:
– Где же твой прекрасный берег, капитан?
– Я не легендарный герой. Я не могу привести вас в рай, – тихо ответил капитан. – Вот земля, которую мы искали.
– Да, ты не герой, – грустно сказала мама, и в ее глазах отразилась капитанская лысина, и страдания от качки, недостойные моряка, и все мелкие слабости, и бог знает что еще.
– Но вам придется стать героем, капитан. Мы должны найти рай.
В руке старпома появилось мокрое черное железо, и Ник почувствовал запах металла, масла, опасности.
– Здесь дети и дамы, – сказал капитан, глядя на дрожащую руку старпома.
– Мы отойдем вглубь берега, за холм, – ответил он. Капитан обвел взглядом свою команду и увидел лишь нетерпеливое ожидание.
– Нам нужен герой, капитан, – тихо сказал боцман. – Будьте же мужчиной.
Ник стоял, прижавшись щекой к холодному и мокрому маминому плащу, и с надеждой смотрел в спину капитана, уходящего в дождливые холмы.
– Вот так все и было, сынок. Мы с капитаном ушли подальше от берега, и я помню, как шумел ветер в соснах – а мне казалось, что я уже стою на палубе «Искателя», идущего прямиком в рай. Я ушел с капитаном, а вернулся один. И все жали мне руку, да-да, все жали мне руку, и ты, Ник, тоже сунул мне мокрую ладошку. А потом меня заперли в каюте. Вот так все и было, так и было.
Ник удивленно смотрел на старпома – сейчас он был совсем не страшный, просто старый и грустный. Раздался тяжкий грохот якорный цепи, грусть ушла из глаз старпома, и лицо его вновь стало похоже на сухой кокосовый орех.
– Земля, капитан, земля! – крикнул он, подергиваясь, и рванулся к борту. Ник бросился следом, услышал тяжелый всплеск. Перегнулся через борт, высматривая.
– Земля, капитан! – донесся снизу вопль старпома.
Ник выпрямился. Оглядел узкую полосу пляжа. Проник взглядом за стволы сосен. Поднялся на вершину холма. Увидел мысленно большой серый камень на могиле капитана. Шевеля губами, прочел выбитую в твердом граните торжественную и печальную надпись. Ощутил горькую гордость за отца. Глубоко вдохнул запах соли, большой воды, далеких морей.
«Мы обязательно найдем, капитан», – прошептал Ник.
«Искатель» дрогнул и медленно направился к выходу из бухты.