Адамс спрыгнул с коня и поспешил к коменданту с докладом. Майор стоял у своей рыжей кобылы. Едва молодой человек раскрыл рот, он перебил его:
— Адамс, почему ты так долго провозился с этим краснокожим? Ты никак не можешь понять, что такое приказ! Деревенщина ты, а не солдат! И притащил сюда, в расположение, дакоту, не завязав ему глаз! Чтобы он все у нас тут высмотрел?!
Адамса это не смутило.
— Но, майор, ему уже два года, как здесь все известно, поэтому незачем завязывать глаза. Вы будете с ним говорить или проводить его обратно?
В разговор вмешался лейтенант Роуч.
— Кто этот краснокожий бандит? — спросил он вполголоса. — А конь у него великолепный! Мне кажется, будто я его где-то видел! Адамс, ты должен все-таки знать, кого к нам притащил.
Пока шел разговор, индеец сидел на коне словно изваяние. Обступившие его любопытные солдаты держались на почтительном расстоянии.
Адамс испытывал глубокую неприязнь к лейтенанту Роучу, хотя впервые встретился с ним.
— Разумеется, мне известно, кого я доставил на форт, — резко и недружелюбно ответил он.
— Ну, кого же?..
— Вождя рода Медведицы.
Смит и Роуч невольно вздрогнули, как и окружавшие их солдаты: среди них был вражеский предводитель!
— Адамс! — вскрикнул Смит. — Этот краснокожий бандит убил уже немало наших людей, а сегодня ночью напал на нашу колонну!
— Совершенно верно, майор. Он хочет говорить с вами. Я думаю, он хочет вступить в переговоры.
— Не ждал я от тебя, Адамс, такой непростительной глупости! Что значит переговоры?.. Этот негодяй не только убивал из-за угла, он еще и захватил наше оружие, уничтожил охрану… — Смит повернулся к индейцу. — Дакота! Ты напал на нашу колонну, ты поубивал наших офицеров и солдат. Для нас ты — разбойник и убийца. По нашим законам таких вешают!
Адамс исподлобья смотрел на майора. Что же это? Майору следовало бы получше знать характер индейцев, их взгляды. Для дакоты слово мужчины есть слово мужчины! Повешение для индейца страшный позор, и говорить такое военному вождю — значит нанести ему глубокую обиду, привести его в ярость.
Глаза дакоты сверкнули.
— Майор Смит! Я приехал открыто. Ваш воин проводил меня сюда. И я покину форт так же свободно, как и пришел, или ты обманщик, а не мужчина!
Смит покраснел от гнева.
— Краснокожая собака! Ты не достоин того, чтобы на тебя распространялось понятие офицерской чести! Не перед тобой, а перед своей совестью я буду держать ответ. Если Адамс обещал тебе неприкосновенность… Адамс, ты сделал это?
— Разумеется, да, — решительно ответил тот.
— Тогда, краснокожий, иди. Я не выношу лжи и обмана. Иди… Но едва нога твоя ступит за ворота, слово теряет силу.
Вождь огляделся, как бы что-то прикидывая.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так. Я свободно покину ваш форт. Едва нога моя ступит за ворота, делайте что хотите, Можете попытаться убить меня. Я сказал, хау!
Окружающие одобрили решение, принятое комендантом. По их мнению, это был смертельный приговор для индейца, только вместо веревки он выбрал пулю. Адамс повернулся к коменданту.
— Майор, — сказал он, — по-вашему, я совершил ошибку, но то, что должно произойти здесь, это — убийство.
— Молчать! Краснокожий не мальчик, он сам знает, чего хочет. Он выбрал! Баста!
Адамс взглянул на индейца. На лице вождя промелькнула едва заметная усмешка. Взгляды дакоты и белокурого парня на мгновение встретились, и индеец почти незаметно шевельнул веком, как бы говоря: «Предоставь это дело мне». Адамс отошел в сторону. В этот момент раздалось два выстрела. Адамс оглянулся. Он увидел в руке майора еще дымящийся револьвер. В нескольких метрах от него стоял Роуч. Рука лейтенанта была в крови, револьвер валялся на земле.
— Я предотвратил нарушение слова, — сказал седовласый майор. — Лейтенант Роуч, вы же знали, что индейцу гарантирована неприкосновенность до порога!
Послышались нелестные для лейтенанта возгласы. Теперь Адамсу стало ясно, что случилось. Вероломный Роуч хотел выстрелить в индейца. Майор выстрелом выбил из его руки револьвер. Адамса это порадовало. Майор оказался человеком слова.
Смит приказал открыть ворота. Караульный медленно распахнул обе створки. Солдаты и вольные всадники расположились по обе стороны ворот. Некоторые вскочили на коней и выехали за ворота, чтобы отрезать путь индейцу. Несколько человек разместились у бойниц палисада, причем сделали это с неохотой, только по особому приказу майора: они не надеялись, что, находясь там, смогут принять участие в предстоящей пальбе.
Вождь тоже готовился, правда, никто ничего не мог понять в этих приготовлениях. Ружье в кожаном чехле он пытался привязать к волосяной петле, накинутой на шею животного. Жеребец, казалось, не соглашался со своим хозяином. Он дергал головой, танцевал на месте, бил неподкованным копытом и даже пытался укусить ружье. Повод рванул его морду назад. Буланый взвился на дыбы, дал свечку… Словом, всадник и животное представляли собой зрелище, которое заставило забиться сильнее сердце каждого наездника. Конь прижал уши и скосил глаза так, что засверкали белки. Все это не сулило ничего хорошего.
Криками «хо», «хе», «черт возьми» сопровождали мужчины это волнующее представление. Все они были хорошими наездниками, многие из них были ковбоями. Они знали толк в объездке диких коней. Спортивный интерес и естественное чувство товарищества пробудилось в них, когда они увидели искусство вождя. Без стремян, держась одними шенкелями, сидел он на коне, который вставал на дыбы, лягался и, как лютый тигр, щелкал зубами. Наконец Буланый свалился и принялся кататься по земле у самых ворот. Вождь вовремя спрыгнул. Весь напружинившись, он ждал момента, когда жеребец, которому мешало привязанное на шее ружье, снова встанет на ноги. И вот упрямый дьявол поднялся. В тот же миг всадник снова был на его спине.
Солдаты и вольные всадники подумали, что вот теперь-то индеец и попытается проскочить в ворота, и приготовились. Но мустанг бросился назад, внутрь двора. Там выхода не было. Он принялся скакать вокруг башни и блокгаузов. Казалось, всадник утратил над ним власть. Буланый рвался наружу, и никто не сомневался, что он попытается выскочить через открытые ворота. Вольные всадники, что были верхами за воротами, сомкнулись в плотную цепь. У Адамса, как и у всех, возникла мысль, что весь этот спектакль с непокорным конем и борющимся всадником только уловка, которая должна способствовать индейцу на полном галопе проскочить за ворота.
Мужчины уже вскинули ружья, их пальцы легли на спусковые крючки, как вдруг сверху, с башни, раздался непонятный вопль. Удивление? Испуг? Ликование? Или предостережение? Должно быть, что-то случилось на заднем дворе. Топот смолк.
Дозорные у палисада, которым была видна задняя часть двора, громко вскрикнули, и одновременно снова послышался бешеный топот. Показался Буланый, но… без всадника.
Жеребец как вихрь пронесся в ворота, пробив цепь всадников. Те тотчас повернули коней и бросились за ним в погоню, раскручивая на скаку лассо. Но никакое лассо уже не могло настичь коня. Мустанг играл со своими преследователями, дразнил их, то останавливаясь, то снова пускаясь вскачь.
— Ослы! — прокаркал кто-то. Адамс обернулся и увидел позади себя близнецов Томаса и Тэо.
С башни снова раздался крик. За ним — выстрел и опять крик. Джим высунулся со своей площадки, точно хотел броситься вниз.
— Смотрите! Смотрите! — кричал он. — Индеец в воде! Удрал через палисад!
Солдаты и вольные всадники, которые еще оставались во дворе, взревели. Караульные у палисада уже сыпали по реке залп за залпом. Адамс бросился по лестнице на вышку к Джиму.
— Эй! — крикнул он — Что же тут произошло? Как краснокожему удалось перемахнуть через палисад?
Джим, продолжая стрелять по реке, отрывисто отвечал:
— Краснокожая бестия! Ну можно ли было подумать! На заднем дворе свалился со своего коня… Ну, думаю, свернул себе шею, и кричу, чтобы ловили коня… Краснокожий лежал словно мертвый… И вдруг вскочил… разбегается и прыгает на палисад… как пума… Хватается руками за острия… взлетает над ними… Я еще не могу стрелять, не могу из-за майора, с его дурацкой идеей… А краснокожий с палисада — в воду… Повезло ему, что вода подошла сейчас под самый палисад… Я выстрелил…
— Не попал?!
— Как же я мог попасть, дружище, если этот хитрюга за палисадом? Отсюда не попадешь. Кривого ружья еще не изобрели!
Адамс посмотрел на реку. Вода в ней в это время года была безумно холодна. Даже дакота недолго выдержит в ней: сердце откажет. Ему придется выйти на берег, и это будет решающий момент. Далеко ли он успел уплыть? Этого никто не знает. Индейцы прекрасно плавают и ныряют. Адамс видел, что небольшой участок берега оцеплен, надо бы установить наблюдение и ниже по течению и выше. Но у Адамса не было желания давать майору советы по этой части.
Ну и хорошо, что краснокожий бежал! Адамс считал это справедливым. Да, Адамсу самому нужно было опасаться дакоту, но он привел его на форт и чувствовал бы себя виноватым, если бы индеец за доверие к слову белого человека заплатил жизнью.
— Краснокожий нас неплохо одурачил и поделом! — высказал Адамс Джиму свое заключение и пошел вниз.
Лестница сторожевой башни вела не только во двор, здесь была еще дверь в кабинет коменданта. Когда Адамс отворил ее, он увидел у окна дочь майора. «Хорошая девушка, — подумал он. — Если бы она только знала, как смешна в этом длинном платье здесь, в прерии!» Он не собирался задерживаться, но Кэт заговорила с ним.
— Краснокожий удрал от нас и его лошадь — тоже, — коротко объяснил Адамс.
— Это просто непостижимо! Неужели краснокожие способны на большее, чем мы?
— Да, бывает и так.
— Мне недавно случилось говорить с генералом Бентином, — продолжала девушка, и Адамсу показалось, что ей хочется произвести на него впечатление таким знакомством. — Он назвал сиу лучшими воинами на свете.
— Вполне вероятно. И генералу, возможно, еще представится случай испытать это на себе. Я слышал, что он будет участвовать в операциях против сиу-дакотов.
— Да, он должен командовать отрядом.
— Разумеется, командовать. Я вовсе не имел в виду, что он будет сам сражаться. Впрочем, в прерии трудно предугадать, в какое попадешь положение, и, чего доброго, еще очутишься, как некая юная дама в длинном платье среди краснокожих охотников за скальпами.
Кэт попыталась улыбнуться:
— Вам не нравится мое платье? Мне оно тоже не нравится. Но надо было провести тетушку Бетти. Если бы только она догадалась, что я собираюсь ехать с колонной на форт!.. Поэтому-то я и не смогла надеть костюм для верховой езды, вот и сижу здесь в длинном платье.
— Да, вы положительно безрассудны. Ваша тетушка несомненно благоразумнее, — подтвердил Адамс; только этого ему еще недоставало — развлекать избалованную молодую особу.
Кэт вопрошающе глянула на него:
— Я вижу, что задерживаю вас, но на один вопрос вы мне все же ответьте. Вы сказали «в длинном платье среди краснокожих охотников за скальпами». Индейцы снимают скальпы и с женщин?
Адамс заколебался. Надо ли говорить правду? Конечно, правду, всю правду! Он был как раз подготовлен к этому.
— Краснокожие не снимают скальпов ни с женщин, ни с детей. Они могут убить вас, если потребуется, но за свой скальп вы можете быть спокойны. И, между прочим, это безболезненная процедура, потому что скальпы снимают только с мертвых. А если вам захочется увидеть скальпы, то попросите вашего отца показать их. Он собирает скальпы и платит за них хорошие деньги.
Кэт так и подскочила.
— Кто вы такой?
— Меня зовут Адамс.
Девушка не находила слов.
— Адамс… это неправда. Мой отец христианин.
— «Отцы пилигримы» тоже были христиане, а ведь это их заслуга — премии за скальпы. Индейцы снимают скальпы только с мужчин, и это их слава. Мы же скальпируем всех подряд ради денег. Не по обязанности, нет, так, из прихоти. Вот ваш отец, он ненавидит краснокожих. Он говорит, они убили его мать. Это было четырнадцать лет назад, в 1862 году, во время резни дакотов в Миннесоте. Он недостаточно еще им отомстил. Поэтому он ведет счет скальпам, которые ему приносят. Ну вот, вам теперь известно и это. Приятного аппетита! Доедайте ваш суп!
Адамс покинул помещение, все-таки поклонившись на прощание. В конце концов девушка не виновата, что она столь наивна, так уж ее воспитали.
Тем временем снова протрубили сбор. Солдаты и сольные всадники собрались на дворе. Майор готовился осуществить намеченную акцию: выступить всеми силами в погоню за грабителями. Но драгоценное время было упущено. Значительную задержку вызвало прибытие Томаса, Тэо и Кэт. Потом молодой вождь своей дерзкой выходкой надолго задержал отряд.
Адамс, как ему и было поручено, остался с двенадцатью воинами в форту. Про лейтенанта Роуча не было сказано ни слова. Сам черт не знал, куда он задевался. Адамс подозревал, что Роуч забрался в спальню коменданта и, пока разворачивались события, отлеживался в мягкой постели.
Когда отряд под командованием майора исчез среди холмов на другой стороне реки, Адамс совершил обход форта. Он распределил дозорных и бойниц палисада, послал замену Джиму на вышку и велел Томасу и Тэо сварить на костре большой котел супа. Наведя порядок и осмотрев форт, он подошел к близнецам. Они уже наполнили котел водой и приготовили дрова.
— Без мяса? — недовольно спросил Томас.
— Есть же солонина, — ответил Адамс.
— Нас бы больше вдохновила сочная бизонья грудинка!
— Вам придется позаботиться о ней самим, как только появятся бизоны. Да вот только их не видно уже много недель, даже месяцев. Из-за этой железной дороги разбегаются все стада.
Адамс сунул в рот трубку и погрузился в молчание. Никому из троих не хотелось начинать разговора о том, что их волновало гораздо больше, чем пребывание на этом форту.
— Ну, хватает у тебя теперь денег? — наконец напрямик спросил Томас.
— Нет, — уставившись в землю, произнес Адамс.
— Но ведь потом будет поздно, и твоему отцу придется расстаться с фермой.
— Я знаю. Это он прислал вас сюда?
— Нет, мы сами решили поехать. Нет сил больше на все это смотреть. Мы повстречали Рэда Фокса, он-то и сказал нам, что ты тут застрял.
— Так вот кого вы встретили! Где же он околачивается?
— Всюду и нигде. Но сюда, говорит, ему что-то не хочется…
— Еще бы.
— У твоего отца совсем помутился рассудок. Как только появляются землемеры, он хватается за ружье. Но пока дакоты держатся, он может оставаться на своей ферме, — сказал Тэо. — Они не прогонят его, ведь он им заплатил.
— Они не продержатся, а когда их прогонят из Блэк Хилса, я, может быть, сумею найти там золото. Когда нужно платить?
— До осени — семьдесят процентов. Но цены на землю выросли, потому что вопрос о Норт Пасифик окончательно решен.
— Надо раздать боеприпасы, — сказал Адамс, спрятал в карман потухшую трубку, взял большой ключ и пошел к старому блокгаузу.
Кэт сидела в кабинете коменданта. Она послушно доела остывший суп, потом прислонилась спиной к стене и снова стала смотреть в окно на двор. При этом она прислушивалась к тому, что происходило рядом, в спальной майора. Лейтенант Роуч по-видимому лежал на раскладной кровати коменданта, а фельдшер делал ему перевязку. При этом он, кажется, критически высказывался о своем слишком чувствительном пациенте. Фельдшер вышел через кабинет майора и поздоровался с Кэт.
— Нет никаких опасений, мисс! Несколько дней — и заживет!
Кэт густо покраснела. Она была свидетельницей ранения Роуча, и ей стало стыдно за своего жениха.
Едва фельдшер вышел из дома, Роуч с негромким стоном поднялся с походной кровати майора и вышел из спальни. Раненая рука была у него на перевязи.
— Ну, как ты тут, Кэт? — осведомился он скорее из учтивости, чем из участия, и уселся напротив своей невесты. — Ты, кажется, уже набралась сил?
Девушка ответила не сразу. Ей хотелось еще самой для себя уяснить, что же такое для нее Роуч. Он был очень бледен и казался сильно расстроенным. Днем раньше Кэт в таком случае была бы само сострадание и нежность. Но после того что произошло за последние двенадцать часов, она просто опасалась Роуча.
— Энтони! — Кэт не хватало воздуха. — Энтони!
— Ну, Энтони, Энтони! — передразнил он. — Твой старик определенно рехнулся, вздумал стрелять в меня, чтобы дать убежать этому краснокожему убийце!
— Энтони! Я запрещаю вам высказываться подобным образом о моем отце! — Кэт выпрямилась и поднялась.
— Ах вот как! Вы, кажется, готовы взяться за шпагу, чтобы защитить честь своего отца? Если бы это было в ваших силах…
— Ваши насмешки, лейтенант Роуч, меня не трогают!
— Вся в отца! Ты меня больше не любишь, Кэт?
Девушка опустила глаза, но решимость ее крепла.
— Энтони, я не знаю. Я вообще ничего больше не знаю. Прошу тебя, дай мне время!
— Еще два года, как хочет тетушка Бетти?
— Вы неправильно меня поняли, лейтенант Роуч!
— Неправильное понимание — что-то это сегодня слишком часто случается! Я даю вам, Кэт, время подумать. Но вашему отцу, который стрелял в меня, придется согласиться на наш брак.
— Фу, лейтенант Роуч! Вы вызываете у меня отвращение.
— Я надеюсь, вы преодолеете это отвращение перед алтарем!
Медленными спокойными шагами Кэт направилась к двери.
— Лейтенант Роуч, — ровным негромким голосом произнесла она, — я чего-то не понимала, когда решилась стать вашей невестой. — Девушка спокойно вышла из кабинета своего отца. У нее созрело решение, которое уже не изменится: Кэт Смит никогда не станет женой Энтони Роуча.