Рита одернула слишком короткий и узкий халат.
– Ее нет.
– Умерла? – ахнула я.
– Да вы че, – замахала руками Рита, – скажете тоже! С какой радости ей тапки отбрасывать? Порез на голове ерундовый, ей, правда, скобки поставили, но так всегда делают. Кровило сильно, только это нормально, место такое, рана не бог весть какая, а кровь хлещет. Домой ее забрали.
– Кто?
Рита пожала плечами.
– Вроде муж.
– Саша?
– Не знаю, как его зовут.
– Вы видели парня? – налетела я на Риту.
– Не-а.
– Отчего тогда уверены, что Лактионов ее увел?
Рита чихнула.
– Беда у нас в больнице, – неожиданно сказала она, – работать некому, зарплата грошовая. Если думаете, что больные благодарят, денежки дают, то ошибаетесь, никто кошелек расстегивать не спешит, шоколадками отделываются, я на них смотреть уже не могу, вон в сестринской плиток этих видимо-невидимо. А я, между прочим, одеться хочу, и маме помочь надо.
– Ты к чему разговор ведешь? – не поняла я.
– К тому, – тяжело вздохнула Рита, – что положено, сутки отработав, домой идти, да мы с Жанкой за прибавку без отдыха пашем. Я, например, совсем без сна. Вашу Лиду ко мне в семь утра спустили, устроила ее в палате, потом всякая ерундовина началась: градусники, обход, процедуры. В три часа врачи разошлись, дежурный лишь остался, больные после обеда задрыхли, тихий час у них. Здоровье поправляют, ну а я в кладовку к сестре-хозяйке пошла и на матрасах там устроилась, тоже поспать решила.
Не успела уставшая Рита увидеть первый сон, как кто-то потряс ее за плечо. Медсестра открыла глаза и увидела Лиду.
– Где моя одежда? – спросила женщина.
– На складе, – сонно пробормотала Рита, – а что?
– Ухожу домой, – ответила больная, – за мной муж пришел. Где склад?
– Иди на первый этаж, – сообщила Рита и смежила веки.
– Ты ей поверила! – возмутилась я. – Отпустила невменяемую из больницы.
– Никого я не отпускала, – стала сердиться Рита, – мое дело маленькое, указания врача выполнять. Кстати, на складе без справки из отделения ничего не выдадут! Небось на самом деле с муженьком утопала. И не сумасшедшая она, так, понервничала немножко.
– Лиду точно выписали?
Риточка протянула руку к компьютеру.
– У нас порядок, – снисходительно сообщила она, – во! Иванова Лидия Ивановна, поступила… ага… назначено… да… хм… интересно…
– Что такое? – насторожилась я.
Рита взялась за телефон.
– Слышь, Жанк, – тихо спросила она, – Иванову к вам не поднимали? Да знаю, что к нам перевели, но ее нету. Хотя пойду гляну.
Не успела я вздрогнуть, как медсестра сорвалась с места и побежала по коридору, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы догнать ее. Жанна распахнула дверь самой последней палаты и воскликнула:
– Иванова! Отзовись!
Одеяла зашевелились, потом одна из больных села.
– У нас такой нет, – тихо ответила она, – я Морозова, там Аветисян, а у окна Шмыгина.
Жанна ткнула пальцем в скомканное одеяло на пустой койке.
– А здесь кто?
Морозова пригладила торчащие пряди.
– Не знаю! Никого, лежала Аня Ломакина, но ее выписали.
– Пусто? Не может быть, – рявкнула Жанна, – сегодня сведения подавала о полной занятости!
– Привели какую-то бабу, – глухо прозвучало из угла, – с забинтованной башкой, она с нами не познакомилась, лежала себе тихо, а потом, после обеда, утопала в коридор и не вернулась!
– Во блин! – в сердцах воскликнула Жанна.
Мы отправились назад на пост.
– Ушла Иванова? – спросила я.
– У нас такое невозможно, – огрызнулась Рита, – просто забыли отметить факт выписки, небось муж под свою ответственность забрал.
– И мужчине могли отдать больную?
– Если угрозы для жизни нет, то с дорогой душой, – скривилась Рита, – впрочем, иногда и тяжелых забирают! Чуть ли не с операционного стола утаскивают.
– Никогда о таком не слышала!
– Так ты в больнице и не работала, – отрезала Рита, – сплошной бардак! Позавчера в хирургии людей перепутали, главный на пятиминутке так орал!
– Вот ужас! – испугалась я. – Не может быть!
– Запросто, – ухмыльнулась Рита, – один – Смирнов И.А., другой – Смирнов А.И. Имей в виду, коли твоя фамилия не Попандопуло-Задунайский-Вырви-Глаз, а какая-нибудь Васильева, то, оказавшись в муниципальной больничке, повесь себе на шею историю болезни и ни за что с ней не расставайся, да постоянно врачу напоминай, как тебя зовут!
– И вы милицию к Ивановой не вызывали? – возмутилась я.
– Зачем? – разинула рот Рита.
– Ну как же! Рана на голове! В карточке написано: муж избил!
Медсестра махнула рукой.
– У нас таких большинство! Позовешь ментов, да зря! Пока органы приедут, парочка уже помирилась, и никто заявление подавать не собирается! Знаешь, как нас ругают! Дескать, чего от важных дел оторвали, сами в семье разберутся!
– Но Лида говорила Жанне про наркомана-грабителя!
– А в карточке стоит: муж избил. И ваще! Ее к нам из травмы спустили, – не сдавалась Рита, – вот им-то и следовало ментов вызывать. Ясно?
Я кивнула. Все понятно. В этой клинике врачам абсолютно наплевать на больных, никто за ними особенно не следит, одни врачи приняли, другим передали. У семи нянек дитя без глазу, только, думается мне, Рита права. Никакого грабителя не было, это Сашка убил Клаву и ранил Лиду, а та, влюбленная дурочка, сейчас выгораживает преступника, надеется небось, что супруг к ней вернется.
– А где у вас склад? – переменила я тему разговора.
– Внизу, за справочной, лестница, – ответила медсестра, – во, черт, неймется им!
С этими словами девушка пошла к палате, у двери которой тревожным красным светом замерцала круглая лампа.
Глава 10
Я спустилась на первый этаж и обнаружила табличку «Склад». Сбоку была намалевана жирно-красная стрела, ее острие указывало в сторону крутой лестницы, ведущей в подвал.
В узком длинном помещении с низко нависшим потолком стоял пронизывающий холод, я побежала по выстланному желтой плиткой полу, повернула налево, направо, налево, направо, налево, направо, налево… Наконец подвал закончился, глаза увидели окошко в стене, а у него – парня в мятом спортивном костюме и шлепках. Больной стоял ко мне спиной, загораживая служащей склада обзор подвала. Ни он, ни кладовщица не заметили меня, парочка спокойно продолжала давно, видно, начатый разговор.
– Ну че вредничаешь, – ныл парень, – дай ботинки и куртку!
– Где справка о выписке? – проскрипело из окна. – Знаю вас, прохиндеев, в магазин отправишься!
– На час всего отойду!
– Пропуск покажи от доктора.
– Есть бумажонка.
– Давай сюда!
– В палате забыл.
– Так сходи за ней.
– Далеко тащиться, дай одежду.
– Фиг тебе.
– Во жлобина.
– Поругайся еще, – пригрозила кладовщица, – думаешь, на дуру напал? А то я не знаю, когда у нас выписка! И на улицу ща не пускают, на часы глянь! В такую пору больные спят, а здоровые дома давно телик глядят.
Парень сплюнул на пол, потом порылся в карманах, вытащил пятьдесят рублей и швырнул бумажку в окно.
– На, держи свою справку.
– Это только ее половина, – не дрогнула женщина.
– Ваще офигела! Нету больше.
– Нет документа – нет одежды.
– Чтоб тебя разорвало.
– Вали в отделение, алкоголик!
– Сейчас ребят приведу, – пригрозил больной, – вытащат из клетки и отмутузят, а еще главврачу пожалуемся, расскажем, как за деньги пальто даешь!
– Ну, напугал, – засмеялась кладовщица, – прямо трясусь вся! Это я главврачу про твои фокусы расскажу, видно, очень больной, коли вечером за бутылкой понесся. Давай, мажь пятки салом, рви когти, беги к начальству, примет с поцелуями.
Раздался хлопок, парня швырнуло назад, он выругался, ткнул кулаком в захлопнувшуюся деревянную дверку, не дождался ответа и пошел по подвалу назад, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Я приблизилась к окошку и аккуратно постучала в «ставню».
Изнутри реакции не последовало, пришлось постучать еще. Створка со скрипом распахнулась, красная от злости бабуля рявкнула:
– Сказано было… – потом осеклась и уже не так зло, но все еще сердито спросила: – Чего тебе?
– Добрый вечер, – улыбнулась я.
– У меня ночь, склад закрыт.
– Простите…
– Налево посмотри! Видишь бумажку? Читай вслух!
– Часы работы, – покорно озвучила я текст, – с восьми до семнадцати.
– Во! А ща сколько?
– Но вы же на месте! – воскликнула я.
Неожиданно старуха пригорюнилась.
– Верно! А куда идти? Сын женился, привел девку, хорошую, хозяйственную, меня уважает. Только мы в коммуналке, в одной комнате ютимся, десять метров на троих. На ночь они диван раскладывают, а я на надувном матрасе кемарю, впритык лежим. Считай, свекровь у невестки в постели третья. И чего хорошего? Чувствую же, лежат тихо, ждут, пока засну. А у меня, как на грех, бессонница. Были бы соседи хорошие, могла бы на кухне пристроиться или в коридоре, только нам чистые язвы попались, не договориться. Вот я и придумала выход, ну какая мне разница, старой, где без сна маяться? Ночую на складе, на раскладушке, теперь всем хорошо, своим сказала, что работа у меня круглосуточная, по графику. Так тебе чего?
Я вынула из кошелька приятно шуршащую купюру.
– Вот, держите.
– Это зачем? – сделала стойку бабуся. – Больно много сулишь, не к добру такая щедрость!
– Не бойтесь, ничего противозаконного не попрошу.
– Ну, начинай, – кивнула бабушка, – послушаю.
– Вы давали пальто Лиде Ивановой?
– Тут столько народу в день пройдет!
– Все же попытайтесь вспомнить.
– Когда она шмотки получала?
– Сегодня днем, в районе обеда.
Кладовщица водрузила на нос большие очки, открыла амбарную книгу и стала возить пальцами по строчкам.
– Ну, была такая, – признала она, – гляди, записано аккуратно. Пальто коричневое женское, б/у, одной пуговицы не хватает, сапоги черные, замшевые, на «молнии», юбка серая, ношеная, кофта синяя, на рукаве штопка, белье нижнее… Я аккуратно указываю, а то знаешь какие кадры попадаются! Сдадут полушубок из синтетики, свалянный весь, а потом орут: «Норковая куртка была, новая». А я им под нос книжонку-то и ткну. Дескать, не бреши, милая, здесь и подпись стоит. Верхняя – медсестры или родственников, которые шмотки приволокли. Хотя, если кто из родни имеется, то он сюда одежонку не потащит, домой заберет. А внизу сам больной удостоверяет выдачу. Вон твоя Иванова начеркала: «Одежда получена полностью, претензий к кладовщику нет». И чего еще?
– Любой может пальто унести?
– Не, только хозяин, по паспорту, да еще справку показать должен о выписке. Ну, а если помер, тогда родные подходят, опять с документами. Но на моей памяти такое редко бывало, об одежде забывают, потом ее списывают. Ежели бомж ушел или одинокий, тогда да, медсестра…
– Но у Ивановой не было справки, – прервала я старуху, бойко излагавшую служебную инструкцию.
Кладовщица взяла положенную мною на прилавок купюру, помяла ее в пальцах и кивнула:
– Верно.
– И вы ей отдали пальто с сапогами.
– Зарплата маленькая, – пожала плечами кладовщица, – ничего плохого я не делаю, вижу, кому нужно помочь, а кому нет. Вот тут сейчас один хмырь куртку просил со штиблетами, ясное дело, за водкой собрался. Такому – от ворот поворот. А Иванова женщина вежливая, деликатная, подошла и тихо сказала: «Бабушка, миленькая, сделайте, Христа ради, одолжение, мне домой скататься надо. Муж один остался, соседка позвонила сейчас и говорит: „Пока ты в больнице давление лечишь, к нему баба прикатила. Почуял гад, что жены нет, и балуется“». Сто рублей мне дала.
– И вы выполнили просьбу?
– Отчего нет! Выглядела здоровой совсем, на своих ногах пришла. Ну, думаю, пусть съездит да разберется, у меня у самой тот еще кобель был! Мужика в страхе держать надо, слабость почуют и на шею сядут.
– Значит, Лида ушла.
– Ага, – кивнула кладовщица, – расписалась в книжке и ходу.
– И когда она убежала?
Старуха всмотрелась в книгу.
– Пятнадцать пятнадцать, круглое время, счастливый час!
Слегка встревоженная, я покинула больницу, села в свой «Пежо» и вернулась к дому, где жила Лида. Почему Иванова удрала из больницы? Ну, тут может быть множество объяснений. Во-первых, у нее была простая царапина, во-вторых, в палате неуютно, в-третьих, следовало заняться похоронами тетки. Почему Лида сказала медсестре Жанне, что ее забирает муж? Сей факт тоже понятен, надеялась: никто не станет проверять ее слова, одну домой не отпустят, а в компании с супругом – за милую душу. Однако Лида очень хотела уйти. Кладовщице, чтобы получить пальто, она изложила иную версию и добилась своего.
Я поднялась наверх и позвонила в квартиру. Очень скоро стало понятно – внутри никого. И куда подевалась Лида? Поехала к знакомым? Но мне после разговора с женщиной показалось, что подруг у нее нет. Отправилась к Саше? Ну, подобное маловероятно, мужчина убил Клавдию и скрылся, и Лида не знает, у кого сейчас живет лже-Дегтярев, найти его трудно…
Пытаясь собрать в кучу расползающиеся мысли, я вернулась к машине и услышала звонок мобильного.
– Ты где? – воскликнула Зайка.
– В книжном магазине, запасаюсь детективами, – соврала я.
– Немедленно езжай в Ложкино.
– Что-то случилось? – испугалась я.
– Поторопись, – самым разнесчастным голосом откликнулась Ольга, – только никому ни слова, я тебе не звонила.
После такого заявления я опрометью рванула в поселок, успев по дороге соединиться с Машкой, Аркадием, Иркой и узнать, что все живы и здоровы.
Зайку я нашла в ее спальне, она тихо сидела возле комода.
– Ты заболела? – кинулась я к ней.
Ольга шмыгнула носом.
– Нет.
– Почему нос красный?
– Да так!
– Ты плакала?
– Запри дверь, – шепотом попросила Ольга.
Я быстро повернула ключ в замочной скважине.
– Говори.
Зая завсхлипывала.
– Аркадий…
– Фу, – перебила я ее, – напугала прямо до полусмерти! Опять ерунда!
Зайка невероятно ревнива, поэтому особого повода для того, чтобы обвинить мужа в неверности, ей не требуется. В первый год брака Кеша только хихикал, глядя, в какую фурию превращается супруга, если он оказывает дежурные знаки внимания посторонней девушке. Потом скандалы начали раздражать Аркашку, но он на самом деле очень любил жену и достаточно долгое время терпел обнюхивания, обшаривания карманов, изучение сидений автомобиля на предмет обнаружения там чужих волос. Зайка, не испытывая никакого стеснения, роется в письменном столе мужа, при любом удобном случае хватает его телефон и читает СМС.
Летом Зайка чуть не умерла, увидав подпись одного отправителя: «Твой котик», и, даже не открыв письма, налетела на мужа. Не стану описывать урон, нанесенный взбешенной Заюшкой, но, помимо прочего, мы лишились пары вполне симпатичных вазочек и окна в столовой, которое было разбито брошенной в Кешу пепельницей.
Когда дождь осколков хлынул на ковер, Аркадий встал и спокойно спросил:
– Ты саму эсэмэску читала?
– Нет, – затряслась Зая, – но увидела имечко отправителя, и мне этого хватило: «Твой котик». ТВОЙ котик! ТВОЙ КОТИК! Мерзавка!
– Скорей уж мерзавец, – бесстрастно парировал Кеша.
Ольга разинула рот.
– Ты о чем?
– Открой сообщение, – велел муж.
Жена неожиданно послушалась и огласила текст.
– «Зайка, прекрати изучать мой телефон, там одни клиенты. И не стирай послания, подписанные женскими именами, в них нужная информация. Я люблю лишь Олю Воронцову. Твой котик!»
– Но зачем ты отправил его себе? – только и сумела выдавить из себя Зайка.
– Думал, устыдишься, когда узнаешь, что я в курсе твоих игр с моим телефоном, – тихо ответил Кеша.
Зайка хотела обнять мужа, но тот прошептал:
– Мне надоели сцены ревности, если считаешь меня способным на предательство, зачем живешь со мной?
Услыхав трагический шепот Аркадия, я перепугалась почти до обморока. Нормальные люди, такие, например, как я или Машка, ощутив прилив злобы, начинают топать ногами, орать. А вот Аркадий действует по-иному: чем сильней раздражает его человек, тем спокойней и вежливей он беседует с ним, если же голос Кеши превращается в шепот – жди большой беды.
Мы потом целую неделю мирили супругов, в конце концов статус-кво был восстановлен, и я сказала Зайке:
– Если почувствуешь, что ревность хватает за горло, беги ко мне, только не налетай на Аркашку.
И теперь примерно два раза в неделю я выслушиваю ее стенания. В конце февраля Зая явилась с заявлением: «Он меня разлюбил, у него на столе фото бабы».
Несчастной Дашутке пришлось бросать все свои дела и кидаться на помощь Зайке. Я просочилась в кабинет к нашему адвокату, порылась в его бумагах, нашла злополучный снимок, вздрогнула, возвратилась к Ольге и в полном негодовании воскликнула:
– Ты хорошо разглядела лицо соперницы?
– Да, – с пол-оборота завелась Зайка, – страшно противная морда!
– Ага, – согласилась я, – действительно, не слишком приятный кадр: лицо перекошено, на шее веревка.
– Где? – подскочила Ольга.
– На шее, – повторила я. – Кеша изучает снимки, сделанные на месте преступления, а несчастная женщина на фото – жертва убийцы. Зая, тебя клинит по-черному! Нельзя же так себя вести.
– В следующий раз буду внимательней, – еле выдавила из себя побледневшая Заюшка.
– Надеюсь, следующего раза не будет, – язвительно заметила я, уходя к себе.
И вот, пожалуйста, новый прикол.
– Что на этот раз? – безнадежно поинтересовалась я.
– Вот, – размазывая слезы по мордочке, сообщила Зайка. – Все исчезло.
Продолжая причитать, она открыла большую бархатную шкатулку и ткнула ее мне под нос.
– Пусто.
Я обозрела ячейки и констатировала:
– Верно. Ничего.
– Но еще вчера тут лежали мои серьги, кольца, браслеты, цепочки, – затопала ногами Зайка. – Куда они подевались, а?
– Может, ты их сунула не туда, где они обычно лежат!
– Все?
Действительно, маловероятно. Ладно бы, испарилось одно ожерелье или перстень, а тут весь золотой запас!