Сергей Константинович не знал, сколько времени он сражался с неподатливым скотчем. Ему показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем липкая полоска все-таки размахрилась и сползла с разбитого окровавленного рта. Камень тоже весь был забрызган кровью. Как сейчас выглядит его лицо, Сергей Константинович даже не пытался себе представить. Не в этом было сейчас дело.
Он еще не был свободен, но он уже мог кричать, звать на помощь. Но теперь его не слушались губы. Малейшая попытка издать какой-то звук кончалась болью, судорогами и кашлем.
– Я погибаю! – прошептал он, опять заливаясь слезами. – За что?! Что я тебе сделал, таксист?
На некоторое время Романов как бы впал в забытье. Холод все больше овладевал его плотью, пронизывал каждую клетку тела. Сергей Константинович начал дрожать как в лихорадке. Его трясло так, будто он лежал на вибрационном стенде. Держать голову не было сил, и она тоже мелко-мелко тряслась, ежесекундно ударяясь о цементный пол. Каждый толчок сопровождался болью. Романов решил, что он уже не поднимется.
Но отлежавшись и замерзнув до предела, он все же попытался действовать дальше. Тупо и настойчиво, извиваясь как червь, он продвигался к двери, сантиметр за сантиметром, уже даже не понимая, зачем он это делает. Теперь он вообще ни о чем не думал – ни о жизни, ни о смерти, ни о таксисте, ни о полковнике Гурове, ни о коллегах, – он просто пытался избавиться от боли, сделавшейся совершенно невыносимой. Он корчился от мерзлой пыли, роняя капли крови, и рычал, выл, плакал, жалуясь неизвестно кому.
За своими воплями Романов не сразу расслышал звук автомобильного мотора, возникший снаружи. Но все же услышал и замер, стискивая зубы. Мотор зафырчал совсем близко, потом смолк. Хлопнули дверцы. Романов, которого трясло как безумного, скорее угадал, чем расслышал этот звук по-настоящему. Тем более он не мог сказать, что ожидает его дальше. Почему-то мечта о полковнике, роющем землю в поисках тележурналиста, больше не беспокоила Романова. Он уже совсем не верил в нее, не получалось. Все было проще – таксист поменял машину, избавился от приметной, угнал что-то попроще. Круг замкнулся.
И все же Романов собрал оставшиеся силы и последним рывком еще на сантиметр подал свое тело к двери. И закричал – истошным звериным криком. Больше ему ничего не оставалось. Истратив на это весь свой «боезапас», он снова уткнулся лицом в бетон и, кажется, на какое-то время потерял сознание.
Потом в голове у него слегка прояснилось, и он услышал где-то неподалеку два грубых мужских голоса.
– Я тебе говорю, тут металла до гребаной страсти! Только вывози! И лучше всего сейчас, потому что зима, и никто сюда носа не показывает.
– Нормально! Мне нравится. Наймем пару бомжей – пускай корячутся. Завтра же подгоним грузовик и все это погрузим...
– Это еще не все. Пойдем, я тебе покажу, где основные залежи. Там все вперемешку, но если побольше мужиков нанять – разгребут...
До Романова вдруг дошло, что совсем рядом находятся люди, никакого отношения не имеющие к одержимому безумием таксисту, и это его последний шанс. Сергей Константинович закричал.
Сначала у него ничего не получалось – как во сне, когда, борясь с кошмаром, пытаешься криком отогнать призраков ночи. Но глотка тебя не слушается, изо рта не вырывается ни звука, а страх наползает, как облако ядовитого газа, и призраки все ближе...
Но потом Романов все же справился с непослушными губами и сумел выдавить из себя протяжный стон, который услышали за стеной. В неспешной деловой беседе наступил пауза, а потом один из мужчин спросил удивленно:
– Ты слышал? Чего это было?
– Наверное, собака бродячая, – предположил второй.
– Ты что, в натуре, откуда здесь собака? Здесь жрать вообще нечего! Это человек, зуб даю! – заявил первый.
– Я балдею! – потрясенно сказал его спутник. – Если собаке жрать нечего, то человек чего тут делает?
– Ты слышал, как завыл? С бодуна, наверное, мучается. С пьяных глаз забрался сюда и замерз.
– Пойдем глянем, что ли?
Романов завыл снова, и в его воплях явно прозвучали торжествующие нотки. О таком повороте событий он даже и мечтать не мог. Его идут спасать!
Но оказалось, что радоваться было рановато. Неожиданная находка совсем не воодушевила двух тепло одетых мордастых парней, которые, тяжело ступая, вошли в комнатку, где лежал замерзающий Романов. Они остановились на пороге и одновременно в унисон присвистнули.
– Ни фига себе! – потрясенно сказал он.
– Картина Репина, – подтвердил другой растерянно. – Чем это ты тут, пацан, занимаешься? Урок пения у тебя, что ли?
– Слышь, Вован, а его ведь сюда кто-то из крутых ребят поместил. Типа, бабло задолжал или еще чего намутил... Не наше это дело. Валить надо!
– Ну, Макс, ты даешь! – засомневался Вован. – Вроде живая душа все-таки. По-христиански с ним надо.
– Ты давно верующим-то стал? – озадаченно спросил Макс.
– Не важно, когда стал, – хмуро ответил Вован. – Стал, и все. Я в натуре, между прочим, крестился. Православный, как положено. А этого мы просто до ближайшей больнички довезем и коновалам сдадим. От этого нам хуже не будет.
– Ага, не будет! Забыл, что бывает с теми, кто добрые дела делает? Будешь еще локти кусать! Сам собирался металл отсюда вывозить, а как ты теперь сюда сунешься, если мы этого заберем?
– А мы если и не заберем, все равно уже не сунемся, – мрачно возразил Вован. – Это еще неизвестно, какая группировка его сюда привезла...
– Мужики! – чуть живым голосом проблеял Романов. – Меня не группировка... Меня маньяк... Помогите, мужики!
– Чего он там бормочет? – подозрительно осведомился Макс.
– Про маньяка что-то, – ответил Вован, прислушиваясь к надрывному шепоту Романова. – И вот еще денег сулит... Если увезем его отсюда.
– Хрен его знает! – зло сказал Макс. – Не нравится мне это! Неизвестно, как обернется. Пускай по две штуки баксов нам дает – тогда увезем.
– Он согласен! – с радостным удивлением сообщил Вован. – Говорит, по три даст. Короче, забираем его конкретно! Подожди, я сейчас веревки перережу...
В руке у него появился большой нож, которым он быстро перерезал путы на теле Романова. Опухшие синие руки Романова упали точно плети. Ноги его не двигались. Боль разрывала тело на мелкие кусочки. Ему хотелось, не прекращая, кричать, но сил не осталось даже на это. Раздосадованные спасители, поняв, что двигаться самостоятельно Романов не может, матерно ругаясь, кое-как взвалили его себе на плечи и потащили к выходу. К счастью, оба не могли пожаловаться на отсутствие здоровья – свою ношу они без особого труда доволокли до микроавтобуса, который дожидался их снаружи.
Сергею Константиновичу было так плохо, что он не сумел запомнить, как выглядит недостроенный стадион, который чуть не стал его мавзолеем, и правда ли, что вокруг расстилаются заснеженные степи, как он воображал. Его положили на заднее сиденье, и он тут же потерял сознание. Вован, который хотел полечить Романова коньяком из плоской фляжки и уже отвинтил пробку, только махнул рукой, хлебнул из фляжки сам и мрачно уселся впереди рядом с Максом.
– Погнали! – сказал он. – Нам его живым довезти бы! А то плакали наши баксы!
Когда они отъехали от стадиона на порядочное расстояние и уже поворачивали на шоссе, ведущее в направлении Москвы, навстречу им попалась старая «Волга» серого цвета с помятым левым крылом. Ни Вован, ни Макс не обратили внимания на эту колымагу никакого внимания. Сергей Константинович же видеть ее никак не мог, потому что без чувств трясся на заднем сиденье. Иначе, возможно, он узнал бы невыразительное лицо человека в кожаной кепочке, который сидел за рулем «Волги». Этот человек возвращался, чтобы убить его, но они разминулись.
Глава 10
Гуров вылетел самолетом до Сочи. В аэропорту его встретили два майора – милицейский и офицер пограничных войск. Всю подготовительную работу провел генерал Орлов, который, используя свои связи, сумел обеспечить Гурову режим наибольшего благоприятствования при посещении Абхазской республики. От него самого зависело только одно – обнаружить на территории приморского городка следы пребывания воинской части, в которой служили связанные какой-то недоброй памятью люди. Военный архив так и не предоставил до сегодняшнего дня никакой информации, а ждать после трагического случая с журналистом Романовым Гуров больше не мог.
– Никогда себе этого не прощу! – в сердцах заявил Гуров генералу Орлову. – Этот мерзавец все время крутится где-то у нас под ногами и, глазом не моргнув, творит свои бесчинства, а мы только заводим новые уголовные дела! Это какую же нужно иметь наглость, чтобы вот таким образом встретить в аэропорту известного человека, тележурналиста, который к тому же был не один, а с группой! А ведь мне самому нужно было встретить Романова – и все сложилось бы по-другому!
– Ну, знаешь, если бы знал, где брякнешься, то соломки заранее постелил бы! – философски заметил на это генерал Орлов. – А возле каждой потенциальной жертвы преступников непременно милиционер бы стоял. Откуда ты мог знать, что планировал преступник? Нам ведь до сих пор неизвестны даже его мотивы! Что говорит этот Романов?
– Ну, знаешь, если бы знал, где брякнешься, то соломки заранее постелил бы! – философски заметил на это генерал Орлов. – А возле каждой потенциальной жертвы преступников непременно милиционер бы стоял. Откуда ты мог знать, что планировал преступник? Нам ведь до сих пор неизвестны даже его мотивы! Что говорит этот Романов?
– А ничего он не говорит, – махнул рукой Гуров. – Его полуживого привезли в Москву какие-то два жлоба и стали требовать с жены Романова деньги. Якобы он обещал им за свое спасение. Она увидела, в каком муж состоянии, и подняла крик. Жлобы оказались не робкого десятка и стали настаивать. Романов пришел в себя и подтвердил их претензии. Жена, сама уже на грани истерики, отдает жлобам требуемое и вызывает «Скорую». Эти двое уезжают, и естественно, никто не успевает запомнить ни их приметы, ни номер машины, ни даже марку машины. Так что мы даже не знаем теперь, откуда привезли Романова. А сам он ничего не говорит, потому что очень плох. У него тяжелое воспаление легких, обморожение конечностей и прочие радости. Единственное, что он успел сообщить жене, что его похитил какой-то таксист, и что нужно об этом рассказать полковнику Гурову. А рассказывать, собственно, и нечего. Я побеседовал с оператором и ассистенткой Романова. Они расстроены, но тоже ничего определенного сказать не могут. Когда они приехали, их не встретили, а Романов последнее время постоянно был на взводе. Ну и тут тоже психанул, бросил свою команду и решил добираться из аэропорта самостоятельно. Вот и добрался. Видимо, преступник заранее узнал дату его приезда и под видом таксиста завез куда-то.
– Почему под видом? – поправил Орлов. – Не исключено, что этот тип и в самом деле таксист. А что? Мобилен, хорошо знает город, нигде не привлекает особого внимания. Очень подходящая для преступника профессия.
– Сомневаюсь, – возразил Гуров. – В двух эпизодах этот тип приходил на своих двоих. Просто он хорошо выбирает варианты. Здесь у него талант. И кажется, что он ничего не боится.
– Почему это так?
– Потому что считает себя правым. И идет по списку. Вся штука в том, что ему этот список известен заранее, и он успел, в отличие от нас, подготовиться. Если он ищет Иванова, то знает точно, где его искать. А мы из-за этого чертова военного архива...
– Без толку ругать архив, – заключил Орлов. – Он все равно нас не слышит. Поезжай. Наверняка на месте что-нибудь обнаружишь.
Вот так Гуров и попал в приграничный район вблизи Черного моря. Море встретило его жгучим, порывистым ветром, пятиградусным морозом и действительно черными волнами, от одного взгляда на которые становилось холодно на душе. К счастью, человеческий прием оказался намного теплее. Оба офицера, встречавшие Гурова, старались показать себя с лучшей стороны и, перехватывая друг у друга инициативу, предлагали программу дня, в которой у обоих основное место отводилось отдыху, знакомству с достопримечательностями и разнообразному угощению. Расхождения возникали только в названиях гостиниц и ресторанов. Гуров был даже слегка подавлен свалившимся на него гостеприимством, но быстро опомнился.
– Ребята, я ведь не ревизор из столицы! – улыбаясь, сказал он. – И достопримечательности осматривать мне некогда. У меня в планах только одна достопримечательность. Город Архиповск. Если можете устроить мне туда экскурсию, то низкий вам поклон. Все остальное совершенно неактуально. У нас в Москве один одержимый бродит, и пока я тут по ресторанам буду заседать, он, пожалуй, еще парочку человек на тот свет отправит. Так что давайте за дело. Чем скорее, тем лучше. Перекусить, конечно, не откажусь с дороги, но без излишеств.
Майор-пограничник, фамилия которого была Дерябин, среагировал первым.
– Тогда, значит, так сделаем, – деловито объявил он. – В принципе, у нас все с абхазскими товарищами уже оговорено. Заедем сначала к нам в часть, пообедаете у нас, а я тем временем командованию доложу, и сразу же и поедем.
– Годится! – кивнул Гуров и обернулся к майору милиции, который при таком раскладе оказывался как бы не у дел. – Надеюсь, майор, ты не откажешься меня сопровождать? А то я местных реалий не знаю, мало ли... Ты сам-то в Архиповске бывал?
– У меня в Архиповске свояк живет, товарищ полковник, – деловито объявил милиционер. – Проныра страшный! То есть знает всех вдоль и поперек, и все его знают. Бандиты, милиция, контрабандисты, дантисты... Он и сам непонятно кто по профессии, но всегда при деньгах. По правде говоря, мне вроде и не к лицу такого родственника иметь, но у них там свои законы. Я ему не указ, а если что нужно выяснить на той стороне, то лучшего источника не найдешь. Меня начальство сразу к вам отрядило, как только узнали, что вам в Архиповск надо.
– Ну и отлично, – обрадовался Гуров. – Тебя как зовут-то?
– Акопов. Руслан Акопов, товарищ полковник. Можно просто Руслан.
Несмотря на то что ничего лишнего они не делали, и все было подчинено единственной цели, подготовка заняла больше времени, чем ожидал Гуров. Они пообедали в воинской части, дождались машины, погрузились и поехали через границу. На границе никаких проблем не возникло, и бородатые абхазские пограничники беспрепятственно пропустили машину с гостями из России на свою территорию. Они даже выделили на всякий случай сопровождающего, который втиснулся на заднее сиденье, поставил между колен автомат и, не произнося ни единого слова, так и ехал до самого Архиповска. У Гурова сложилось впечатление, что этот бравый служака, слегка похожий на лесного разбойника, просто решил под благовидным предлогом наведаться к родственникам. Едва автомобиль пересек городскую черту, как бородач вышел, перекинул автомат через плечо, козырнул, приложив заскорузлую ладонь к черной вязаной шапочке, которая заменяла ему форменный головной убор, и исчез.
Гуров остался в компании двух майоров и сержанта-водителя, который довольно развязно поинтересовался у Дерябина, куда теперь рулить. Офицеры провели небольшое совещание.
– Около двадцати лет назад здесь стояла некая войсковая часть, – объяснил Гуров. – Похоже, архив ее затерялся, поэтому мне хотелось бы увидеть людей, которые что-то про эту часть помнят. Не может быть, чтобы в городе никто ничего не помнил.
– Я-то уж точно не помню, – с сожалением сказал Дерябин. – Двадцать лет назад я еще только в училище собирался поступать, а про Архиповск даже слыхом не слыхивал. Ну а когда сюда попал, то тут уже никакие наши части не стояли. Да, по правде говоря, представляется немного сомнительной сама идея разместить здесь войска. Здесь ни инфраструктуры, ни порта, да ни черта тут нет! Самая настоящая дыра. Одна радость, что у моря.
– А я совсем пацаном тогда был, – мечтательно сказал Акопов. – Это сейчас я заместитель начальника городского УВД, а тогда у нас на уме только танцы-шманцы были, море, само собой, ну и девчата. Махались тогда из-за них!.. Романтика, одним словом. А про военную часть в Архиповске я тоже не помню. Может, и была такая часть, но меня она в то время не волновала. Вот когда тут буча началась, тут уж все, так сказать, наглядно было.
– Это нас как раз не интересует, – заметил Гуров. – У нас интерес узкий. Поэтому, давай, майор, вези нас к твоему свояку. По твоим словам выходит, что он человек более информированный, чем ты. С ним и потолкуем.
– Ну что же, поехали! – вздохнул Акопов и стал показывать водителю, куда ехать. – Совестно московское начальство к таким прохиндеям, как мой свояк, приглашать, а куда деваться? У них тут свои законы.
– Ты не причитай! – сказал Гуров. – Я в твои причитания не верю. Небось, каждый выходной мотаешься сюда самогонку со свояком пить! Мне сейчас никакого дела нет до ваших законов и отношений. Мне след найти нужно, ниточку, понятно?
Смущенный Акопов замолчал. Однако Гуров обратил внимание, что своему «сомнительному» родственнику майор предварительно не звонит, как это обычно принято в таких случаях, а значит, давно уже договорился о визите. Впрочем, Гурова действительно не слишком волновала деятельность неведомого ему свояка. Лишь бы он не был серийным убийцей и не растлевал малолетних. Баловство вроде контрабанды спиртного или больших партий мандаринов Гурова сейчас не смущало. В конце концов, волновать это должно было в первую очередь майора Акопова и того же Дерябина. Но непохоже было, что они сильно волновались. Даже суетливость Акопова выглядела напускной, чем-то вроде подстраховки. Вдруг приезжий останется недоволен, так Акопов всегда может сослаться на то, что предупреждал и извинялся заранее.
Свояк Акопова, которого звали Маратом, проживал на противоположном конце городка среди пышных абрикосовых садов. Но сады эти были пышными в более ласковое время года, а сейчас об этом можно было только догадываться. Пейзаж даже здесь был суровый, в серых и белых красках.
На холодном ветру в глубине двора стоял большой, прочный дом на высоком фундаменте, выложенном из крупного камня. Хозяин, полноватый, приземистый мужчина, в черных брюках и пиджаке поверх черной же водолазки, стоял на крыльце и, не обращая внимания на холод, поджидал гостей. По двору бегали две большие собаки и с десяток детей явно различной национальности. После того, как все поздоровались, Гуров полюбопытствовал, указывая на ребятишек, почтительно столпившихся неподалеку: