– Военкомат там! – хрипит майор, утирая выступивший на лбу пот.
Неожиданно над притихшим Средневолжском разносится строгий женский голос:
– Граждане! Внимание! Просим вас по возможности оставаться на рабочих местах и по месту жительства, включив все средства оповещения, а именно – радиоточки, радиоприемники, телевизионные приемники. В ближайшее время будет передаваться важное сообщение. Повторяю! Граждане! Внимание! Просим вас…
Голос, усиленный установленными на крышах домов динамиками, бьет по ушам.
– Что за… – вертя головой, бормочет Пархоменко.
Военком бледнеет.
– Это запись. По системе гражданской обороны передается.
– Кто включил? Откуда? – дергает майора за рукав Боровиков.
– Ефрейтор Цыплакова… – шепчет военком. – У нее ключи, доступ. Значит, она в здании, на узле связи.
– А энергия? Электричество откуда?
– У «ГрОба» свой генератор, он в бомбоубежище под исполкомом. Запускается автоматически. Из военкомата можно только подать команду на включение и трансляцию. Но как она прошла? Как?!
Ответить майору никто не успевает – из подъезда ближайшего дома вываливается группа некробов, человек… нет, не человек, а особей, созданий, существ, тварей, в конце концов! – так вот, вываливается тварей семь-восемь. Они бегут к нам, вытянув руки. Вновь начинается пальба. Пороховой дым стелится над асфальтом. Измочалив некробов, мы оставляем их дергающиеся, залитые сукровицей тела и бежим через двор дальше.
7
Трехэтажно здание военкомата высится за уютным сквериком, залитым солнцем. Молодая листва шелестит на ветру. Ворота с неизменными красными звездами распахнуты. Во дворе – ни души.
В подворотне слышатся какие-то звуки – то ли рычание, то ли хрип.
– Все, пацаны, – бьет ладонью по прикладу автомата Пархоменко, – мелодрама закончилась, начался вестерн!
Некробы прут из подворотни. Их – сотни. Нечего и думать противостоять такой массе тварей. Бежим к воротам.
– Закрывай! – командует Боровиков. Мы с Галиуллиным смыкаем тяжелые створки.
– Где вход в подвал? – спрашивает у майора Пархоменко.
– За мной! – машет автоматом военком.
Неприятный сюрприз ожидает в фойе. Едва мы входим, как некробы бросаются на нас с лестницы. Я даю длинную очередь в упор, пули с омерзительным чавканьем пробивают плоть некробов, скалывая штукатурку на стенах. Другие тоже стреляют, но остановить атаку тварей мы не можем – и отступаем в коридор.
И тут до нас доносится отчаянный женский крик:
– Помогите! Кто-нибудь! Помогите!! Пожалуйста!
– Это Цыплакова, – говорит военком. – В комнате связи двойные железные двери.
– Где вход в подвал?! – дергает его за рукав Боровиков.
– Чтобы пройти, надо попасть на лестницу. В подвал – вниз, в узел связи – наверх.
– Ясно. Будем пробиваться. Сержант! – подполковник тычет грязным пальцем в сторону надвигающихся некробов. – Попробуй…
– У меня патронов осталось – полрожка, – сообщаю Боровикову. Он мрачнеет.
– Давайте в первый отдел, – предлагает военком. – Там тоже двери что надо. Отсидимся, подумаем, как быть.
И вздувая жилы на шее, вдруг орет так, что у меня закладывает уши:
– Зина!! Не выходи, слышишь! Ни в коем случае не выходи!
Голос майора раскатывается по всему зданию. Некробы в ответ поднимают жуткий вой. Спустя какое-то время сверху доносится:
– Я поняла! Поняла!
…Оббитая железом дверь и сваренная из ребристой арматуры решетка отделяют нас от коридора. Некробы бьются в металл, царапают его ногтями. Мы сидим на полу. Столами, стульями, двумя сейфами завалены окна. Там тоже есть решетки, но лучше подстраховаться. Некробы уже разбили стекла и теперь мы отчетливо слышим их хриплое ворчание. Все понимают, что положение наше аховое. В сущности, наша смерть – всего лишь дело времени. У нас нет еды, воды и мало патронов. К генератору не прорваться. Отважная девушка Зина Цыплакова тоже обречена.
Пархоменко, глотнув коньяка, передает бутылку по кругу, закуривает «беломорину» и смотрит на Боровикова.
– Слышь, дорогой товарищ подполковник, ты бы хоть рассказал нам напоследок, откуда вся эта дрянь?
Боровиков угрюмо сопит. Галиуллин подтягивает к себе автомат – ему явно не понравился фамильярный тон Пархоменко. Военком неожиданно поддерживает капитана:
– В самом деле, товарищ подполковник! Обидно умирать вот так, в неведении. Все равно мы никому ничего не расскажем.
Некробы рвут решетку. В дверь бьют чем-то тяжелым.
– Хрен с вами, – кивает Боровиков. – Дай-ка папиросу, капитан.
Он закуривает, выпускает в потолок струю сизого дыма и начинает говорить:
– Началось все в конце пятидесятых. Тогда повсюду целину пахали, ну, в свете решений партии и правительства по обеспечению продовольственной безопасности Союза. В общем, зацепили плугом древнее захоронение. Хазарское, что ли? Не помню. Там и оказалась эта ерунда. Активная протоплазма. При попадании в организм человека мгновенно перестраивает клеточную структуру. И все, ты уже не хомо сапиенс, а некроб. Некробиотическая форма жизни. Безмозглое – или ограниченно разумное, научники так и не разобрались – существо, у которого лишь одно желание: терзать все живое вокруг. Поначалу их мало было. Механизатор, ну, тот, которого первым заразило, добрался до полевого стана. А там бригада, четверо мужиков и девчонка-повариха. В общем, все они того… Отследили их на подходе к деревне, но остановить не смогли. Теперь там закрытая зона и институт по изучению некробов.
– А чего их изучать-то? Их сжигать надо. Этим, как его… напалмом, как американцы во Вьетнаме, – подает голос военком.
– Сжигать – это не наш метод, – усмехается Пархоменко. – Мы все должны поставить на службу победившему классу, так, товарищ подполковник?
– Так, капитан, – Боровиков щелчком отбрасывает окурок в угол.
– А какой от этих уродов прок? – спрашиваю я.
– Небось, не убиваемых солдат хотели сделать, – Пархоменко достает новую папиросу.
Боровиков с Галиуллиным переглядываются.
– Бери выше, капитан. Не солдат, а командиров. Бессмертных руководителей.
– Вечное Политбюро?! – смеется Пархоменко. – Кощеев, только без роковых яиц? Вот же ж вы мудаки, а!
Галиуллин вскидывает автомат.
– Товарищ подполковник!
– Оставь, старлей. Все, конец. Просрали мы нашу работу – и жизнь тоже. Капитан прав – мудаки. Эту заразу надо было под десять метров бетона загнать и подземным ядерным взрывом уничтожить. Надеюсь, те, кто придет убираться за нами, так и сделают. Если успеют. Если некробы не расползутся по всей стране. Эх, вызвать бы авиацию! Сидим тут, как вши подмышкой…
И тогда я встаю и поднимаю пулемет.
– Открывай, – приказываю военкому. – Ну, шементом! Хватит базарить. Будем прорываться к генератору.
Майор трясущимися руками отпирает замок. Я стволом распахиваю дверь и сквозь решетку разношу головы вцепившихся в арматуру некробов. Они лопаются, точно перезрелые арбузы. На лицо мне летят брызги, пороховую гарь перебивает острая гнилостная вонь.
Все, площадка возле двери расчищена. Теперь нужно проделать обратный путь через коридор в фойе. Я иду первым, короткими, по три патрона, очередями опрокидывая прущих навстречу некробов. Когда кончатся патроны – а это случится очень скоро – я перехвачу РПК за ствол и начну бить умрунов прикладом. Потом в ход пойдут кулаки, ботинки, зубы… Но мы прорвемся к этому гребаному генератору! Мы должны. Как там поется в песне? «Это нужно не мертвым, это нужно живым».
Пархоменко и военком идут чуть сзади. Их автоматы время от времени гавкают, разнося головы тех некробов, что упустил я.
Мы – идем. Медленно, оскальзываясь в сукровице, заливающей коридор, отпихивая в стороны обезглавленных умрунов, жадно шарящих руками вокруг себя. Нам больше не страшно умереть. У нас теперь другой страх – не суметь вызвать подмогу.
Вот и фойе. Оно заполнено воющими некробами. Я что-то ору, кидаясь вперед. Пархоменко матерится. Военком визжит. И вдруг в звуки боя вплетается странное посвистывание – и звон стали.
– Стой, сержант! – кричит сзади Боровиков. – Стой, это группа зачистки! Это наши! Слава богу, успели!
Я вижу за спинами умрунов силуэты людей в странных защитных костюмах. Они похожи на древних воинов, закованных в доспехи. На головах глухие шлемы с узкими прорезями. В руках у этих ребят настоящие сабли. Орудуют они ими на загляденье. Сабля – самое, пожалуй, эффективное оружие против некробов. Это становится ясно, едва только я вижу, как лихо, сноровисто группа зачистки пробивается к нам. Вжик, вжик! – и тела некробов разваливаются на части.
Боровиков подбегает ко мне, вырывает из рук пулемет.
– Все, ситуация под контролем! Остановись! Нас выведут отсюда!
– Нас?! А остальных? А город?
– Потом! Я приказываю! – ревет Боровиков.
И тут Пархоменко, страшно оскалясь, бьет подполковника кулаком в челюсть. Боровиков отлетает к стене, натыкается лицом на перевернутый стул со сломанной ножкой, вскрикивает. Галиуллин вскидывает автомат и стреляет капитану в спину. Пархоменко падает рядом с Боровиковым. Военком хватается за ствол автомата старлея, пытается вырвать его из рук – и получает пулю в живот.
Я поднимаю РПК и, целясь в Галиуллина, нажимаю на спуск. Но – судьба! – следует только сухой щелчок затвора. У меня кончились патроны.
Последнее, что помню – удар сзади по голове. Наверное, это кто-то из группы зачистки…
8
Запись оборвалась – закончилась пленка. Ее прозрачный хвостик прошелестел по роликам и магнитофон выключился. Синявин встал, подошел к окну, нашаривая в кармане сигареты. Он смотрел на заснеженное поле, пологий холм и дорогу, уходящую за взлобок. Там, на самом верху, стояла бетонная стела – колосья пшеницы обрамляли герб, на котором белая чайка косо парила над схематично изображенной волной. Буквы названия города были тщательно закрашены, но издали прекрасно читались даже сквозь краску: «Средневолжск».
Синявин приоткрыл форточку и закурил, стряхивая пепел в спичечный коробок. На современных картах, в атласах никакого Средневолжска не было и в помине. На старых, десяти– и более летней давности – был. Теперь, прослушав откровения сержанта Красникова, Синявин знал, почему.
Дверь открылась и в кабинет, мягко ступая, вошел представительный, седой мужчина лет пятидесяти. Синявину сразу бросился в глаза звездообразный, уродливый шрам на правой щеке. Он походил на фиолетового паука, вцепившегося в лицо мужчины. Шрам стягивал щеку, поддергивая уголок рта и от того казалось, что вошедший все время усмехается.
– Здравствуйте, товарищ Синявин.
– Добрый день. Чем обязан?
– Я – генерал-лейтенант Комитета Государственной Безопасности Боровиков, комендант особого Средневолжского района, – глядя прямо в глаза Синявину, четко произнес мужчина. Он был уверен в эффекте. Синявин вздрогнул, смешался, зачем-то спрятал руку с окурком за спину.
– Да вы не волнуйтесь, – успокоил его Боровиков. – Ничего страшного не произошло. Более того – наша с вами встреча была предопределена.
– То есть как? – Синявин наконец совладал с собой, выкинул окурок в форточку, подошел к столу, сел, закинул ногу на ногу.
– Вы нам нужны, Александр Аркадьевич. Ваши последние монографии, связанные с медитативными практиками и излучениями трансовых состояний, наделали немало шуму в узких кругах специалистов. В общем, мы специально допустили утечку. И вот вы здесь, и вы заинтересованы, не так ли?
Синявин вздохнул. Ему не нравился этот разговор. Еще больше ему не нравился Боровиков. Кроме того, он уже понял, что ему сейчас скажут и решил опередить собеседника:
– Закрытый НИИ?
– Очень закрытый. Режим секретности – как на ядерных объектах. Город обнесен пятиметровой бетонной стеной. Там все… по прежнему. Ну, вы меня понимаете.
– То есть эти существа… Они живы?!
– Некробы? Не живы. И не мертвы. Прекрасный объект для изучения, а?
– Это чудовищно! Целый город!
– Согласен, тут присутствует некий, э-э-э… моральный аспект. Но тема, тема какая! Вы же ученый – у вас глаза должны гореть!
– Знаете, когда вот так не оставляют выбора, это не очень-то способствует горению, – сказал Синявин и нахмурился – получилось словно бы он оправдывается.
– Мы не имеем права на ошибку, – развел руками Боровиков. – Хватит, один раз уже… Итак – вы согласны и готовы приступить к работе?
– Послушайте, генерал, к чему эти игрища? – Синявин вскочил, трясущимися руками полез за сигаретами. – Я же теперь не могу отказаться! Если я…
– Не будем о грустном. Все необходимые бумаги вы подпишите с моим заместителем. Он же отвезет вас в институт. Город вы увидите позже, из окна спецмашины.
Боровиков повернулся и пошел к двери.
– Одну секундочку! – крикнул ему в спину Синявин.
– Что такое? – генерал обернулся.
– Этот сержант, милиционер… Ваш, так сказать, живец. Вы вправду держите его здесь, в лечебнице? Или он – просто подделка?
– Да нет, отчего же – подделка. Вполне реальный человек, вы потом сможете с ним познакомиться, если захотите.
– Но ведь если все, о чем он говорил, – Синявин бросил быстрый взгляд на магнитофон, – правда, то почему он является пациентом психиатрической клиники?
Генерал несколько секунд молча смотрел на Синявина, потом ответил:
– Потому, что он бежит не из города, а в город. Потому, что генератор в подвале военкомата все еще не запущен. А в комнату связи, откуда звала на помощь ефрейтор Цыплакова, все эти годы никто не входил…
© Сергей Волков