Едва Лелька успела все это рассмотреть и обдумать, как расстановка сил поменялась: ее сосед с другом стали наступать на Карманова, что-то от него требуя (слов слышно не было). Тот, однако, не отступал, что-то отвечал, гордо задирая вверх подбородок. Первым порывом Лельки было кинуться на помощь однокласснику, вторым – позвать кого-нибудь из взрослых. Но что-то внутри подсказало, что Шиш и сам сможет выкрутиться. А может, она просто не успела сообразить, что лучше. Так или иначе, в конце концов Валера с другом почти одновременно кинулись на Шиша и так же почти одновременно полегли наземь от умелых и точных приемов.
Все это выглядело так легко и играючи, что разочарованная Лелька осуждающе покачала головой: «Мальчики, мальчики, все бы вам выяснять, кто круче», почувствовала себя совсем взрослой и пошла домой. А уже голубые глаза, реснички и ямочку она разглядела потом, на следующий день, а может, и позже. Лелька не помнила.
В этот же вечер о героизме Шиша она рассказала Ритке, а на следующий день в классе – по огромному секрету еще паре-тройке девочек. В общем, растрезвонила как могла. На Шиша вся женская часть их класса тут же стала смотреть с интересом. А он… Он как поддевал всех, так и продолжал это делать. И по-прежнему держался особняком.
Потом были апрель и май. Лелька разглядывала Шиша – он не обращал на нее внимания. Лелька рассказала о своих наблюдениях Ритке – Ритка сказала, что лысых принцев не бывает. А потом наступил последний звонок и выпускной бал…
Не понятно, правда, для кого он был выпускным. Из 9 «Б» уходили только два человека – Светка Журба и Генка Фомин, – а все остальные дружно шли в десятый. Но традиция есть традиция: Светку с Генкой проводили, как положено, заодно и друг с другом хорошенько попрощались до первого сентября. Лелька только до последнего боялась, что Шиша с его оценками и ужасным поведением все-таки из школы выпрут куда-нибудь в ПТУ, но и тут обошлось. Слух прошел, что Карманов-старший был у директрисы и все уладил.
Поели салатиков, попили лимонада и пошли танцевать. На Лельке платье было алое в пол. Благодаря Анжелике Альбертовне, бабушке Ритки. Она договорилась со своей швеей-подругой, быстро был найден и закуплен шифон. Метров шесть на все платье ушло. Лиф на плотной основе, а от бедра все эти метры и висели-развевались. Так, что, как самой Лельке казалось, даже когда она стояла – она летела. А Ритка была в радикальном мини – все увещевания своей бабушки о настоящей женщине она пропустила мимо ушей. Ведь она, как истинный Овен – а Ритка была Овном по гороскопу – всегда сама знала, что ей надеть. Она обожала свои ноги и ни за что не могла согласиться их скрыть на выпускном. А Лелька чувствовала себя взрослой – вот и вырядилась в настоящий вечерний наряд. И перчатки до локтя натянула черные, опять же из запасов Анжелики Альбертовны. Выглядела она – красной вороной. Потому что все в коротком пришли. А Ленка Мякишева – так и вовсе в джинсах.
Все пошли танцевать, а Лелька за столом сидеть осталась. Потому что выяснилось, что в платье в пол особенно-то и не попляшешь. Почему она не подумала об этом раньше, Лелька не знала. Злилась на маму, на папу, на бабушку Ритки за то, что не предупредили, злилась на Ритку за то, что та отплясывала себе, сверкая блестящими колготками, и в ус не дула, и наплевать ей было, что лучшая подруга сидит одна, апельсины трескает и страдает.
А потом начались медленные танцы. Все родители уже рассосались потихоньку, свет приглушили, но никто танцевать «медляки» не спешил. Кое-кто из девятиклассников, хитро перемигиваясь, выскользнул из актового зала, где проходило действо. К Лельке подбежала Ритка и зашептала ей в самое ухо: «У Хобота есть три литра вина! Они все пошли на улицу, за угол. И нас позвали!» И потащила Лельку за собой.
«Раз уж танцевать никак, то хоть вина выпить – всяко веселее будет», – подумала про себя Лелька. Тем более что Шиш, который вовсе на нее внимания не обращал, тоже с началом медленных композиций куда-то улизнул. Сердце Лельки было разбито. Осталось только, как все это делают в романах, «утопить свою печаль в вине». К тому же тайком выпить вино за углом с самым красивым мальчиком из их класса Лельке показалось почетно и романтично. Она подобрала подол, чтобы с непривычки не наступить на него, и поспешила за Риткой к выходу.
И тут снова все вышло странно и мало понятно. Ритка выскочить из актового зала успела, а Лелька – нет. Вперед нее нелюбезно проскочил высокий крупный мужчина, оказавшийся при ближайшем рассмотрении Кармановым-старшим, который тащил за руку недовольного Карманова-младшего:
– Я в твои годы с бабами отплясывал! А ты?!
И Лелька столкнулась нос к носу к Шишом. Хотя и вовсе не нос к носу: несмотря на высокие каблуки, Лелькин нос не доставал до подбородка Шиша. Шея у Шиша была чистая. И пахло от него замечательно.
Едва Лелька успела растеряться и попытаться осмыслить, как же ей быть (прорываться за Риткой или уступить дорогу и пропустить внутрь Шиша), как тот успел сориентироваться – схватил свободной от отца рукой Лельку вместе с ее шестью метрами шифона и потащил в центр зала. Где-то по пути отпочковался Карманов-старший. Лелька едва не грохнулась, наступив сама себе на подол. Шиш же с невозмутимым видом крепко прижал ее к себе и… довольно умело закружил по залу.
После этого он, по Лелькиному мнению, должен был как минимум – пойти провожать ее домой. Но Шиш только кружился, и кружился, и кружился с ней по залу, несмотря на то что его отец давно уже ушел. И не отпускал ее, пока не нашли диджея из 10-го «В», который тоже пристроился за угол выпить с Хоботом вина и напрочь забыл о вверенной ему дискотеке.
– Ну и что, что он не пошел меня провожать позавчера! Может, может… может, ему отец строго наказал дома быть! Вот он и удрал куда-то раньше времени. Но в любом случае, вести себя, как сегодня, с его стороны было отвратительно! – вздохнула Лелька. – НЕ-НА-ВИ-ЖУ!
– Лучше бы ты с нами пошла вино пить за угол. Хобот был в ударе. Давно я так не смеялась… – Ритка мечтательно закатила глаза. И закашлялась.
– И еще долго не будешь. Хоть бы куртку надела – такой дубак на улице. Вот теперь и расплачивайся за свои амурные приключения.
– Да какие там приключения, – махнула рукой Ритка. – Ты же знаешь Хобота: ему все девчонки хором нравятся и ни одна в частности. Может, еще чаю?
– Все, чая в меня точно больше не влезет, – отставила пустую кружку Лелька. – Пойду я, ладно, выздоравливай. Спасибо за чай. И за мед.
– Лето началось. На фига нам Шиш с Хоботом? Мы себе гораздо лучше парней найдем, – заверила ее Ритка.
Лелька, думая о своем, кивнула и двинулась в прихожую. Ритка, прямо в пледе, пошлепала следом. И тут Лелька вспомнила, что со всеми этими треволнениями она совершенно забыла рассказать подруге о еще одном событии этого дурацкого дня…
Дело в том, что когда, выбив дверь, с выскакивающим из груди сердцем Лелька ворвалась в школьный гардероб, чтобы схватить свой плащ, она обнаружила, что… Что поверх ее зеленого плаща висит совершенно неизвестный ей черный пакет с чем-то объемным внутри.
Лелька впала в ступор. Еще каких-то два дня назад, на выпускном, кроме директора, завуча и всех прочих, кому положено выступать в этот знаменательный день, свое веское слово молвил и их школьный обэжэшник. Он в очередной раз напомнил ученикам об угрозе терроризма и действиях, которые немедленно следовало предпринять, едва только углядев поблизости какой-нибудь посторонний предмет – подозрительный сверток, сумку, ПАКЕТ.
С памятью у Лельки все было нормально. Со зрением тоже. Пакет явно был не ее, а потому, по определению, мог быть отнесен к подозрительным. Она посмотрела по сторонам. В гардеробе кроме нее никого не было. Шиш, Хобот, Тормоз и Мякишева за ней явно не погнались.
Лелька вспомнила про мерзкого Шиша и прочих, и ей тут же стало наплевать на угрозу терроризма. Если первой мыслью было отправиться к охраннику-вахтеру, чей пост находился слева от входных дверей, и сообщить ему о находке, то теперь она быстро улетучилась.
– Перепутал кто-нибудь, повесил случайно свой пакет на мою куртку, – вслух успокоила себя Лелька и все же с некоторой опаской аккуратно перевесила пакет на крючок справа.
Надела плащ. А потом… повинуясь какому-то хитрому бесенку, высунувшемуся у нее из-за левого плеча, схватила неизвестный пакет и рванула прочь из школы.
Глава 3
Кто такая Галина Г.?
Все пятнадцатилетние девчонки любят разгадывать сны. Лелька разгадывать сны ОБОЖАЛА. Казалось, она проживала две жизни: одну – в этой реальности, в которой были родители, школа, Ритка и Шиш, а другую – во снах. И иногда ей казалось, что жизнь во снах – едва она опускала голову на подушку – была гораздо ярче, интереснее и насыщеннее событиями, чем явь. Или, можно сказать так, в яви ей мучительно не хватало захватывающих событий, новых людей, приключений и впечатлений.
Глава 3
Кто такая Галина Г.?
Все пятнадцатилетние девчонки любят разгадывать сны. Лелька разгадывать сны ОБОЖАЛА. Казалось, она проживала две жизни: одну – в этой реальности, в которой были родители, школа, Ритка и Шиш, а другую – во снах. И иногда ей казалось, что жизнь во снах – едва она опускала голову на подушку – была гораздо ярче, интереснее и насыщеннее событиями, чем явь. Или, можно сказать так, в яви ей мучительно не хватало захватывающих событий, новых людей, приключений и впечатлений.
В реальности была школа – уроки с 8:30 до 15:40, по вторникам и четвергам – танцевальная студия, в прочие вечера – родители, уроки, телевизор и Интернет. Каждый день – Ритка, по выходным зимой – каток, летом – велосипед, иногда – школьные дискотеки. И выдуманная – как сегодня уже казалось Лельке – любовь к Шишу. А во снах… А во снах были другие города, страны, миры. И всегда они были такие красивые, такие яркие, такие впечатляющие. Там были чудесные животные, теплые моря, манящие лабиринты, волшебные превращения, божественная музыка и одурманивающие запахи. Там были и радость, и печаль, и счастье, и любовь, и дружба. Все там, в тех мирах, воспринималось так ярко, так живо, так остро, что потом долго еще держало Лельку, не отпускало, мешало вернуться в реальность… И приносило «пары» на первых уроках.
У Лельки даже тетрадка специальная была, куда она сны записывала. Пока что самым замечательным в ее коллекции был вот такой сон.
«Я в поликлинике, захожу в кабинет врача. Мне должны сделать инъекцию, и у меня с собой лекарство в ампуле. Так же у меня с собой медицинская карта. Врач (мужчина) улыбается, зовет медсестру. Он говорит, что медкарты недостаточно, а нужно мое личное дело. Медсестра приносит личное дело (два листа бумаги), врач его рассматривает, говорит, что ту инъекцию, которую мне нужно сделать, часто делать нельзя, так как может развиться «трагическая депрессия», когда человек способен покончить с собой. Врач проверяет, делали ли мне такие инъекции ранее или нет. Судя по личному делу, мне такой укол уже делали, но «от головы», а теперь надо «от сердца».
Приходит еще одна пациентка (взрослая женщина), она говорит, что занимала раньше меня. Врач начинает нам читать статью из глянцевого журнала с зелеными страницами. Статья длинная, два разворота. Врач говорит об отношениях парней и девчонок. Я сама вижу глазами текст на одной из страниц. Там говорится о девчонке, которая пять лет встречалась с одним парнем, а потом ушла к другому парню, которого на самом деле любила, и все у нее стало хорошо.
Врач чертит график, во сколько (год, месяц, день, время) надо делать инъекции, сколько их за всю жизнь, как долго какой укол будет действовать и какие будут последствия. Что-то объясняет мне и женщине. Та уходит. Врач предлагает мне лечь на кушетку.
Я думаю, что инъекция в вену, но оказывается, что она в сердце. Я очень удивлена, но слушаюсь врача. Ложусь на спину. Врач вводит иглу. Мне не больно. Он начинает вводить лекарство. Я понимаю, что двигаться опасно и вообще момент очень серьезный.
Мне хочется узнать, что со мной случилось, что пришлось делать такой укол, и каких ждать последствий (изменений?), но врач говорит, что главное – не инъекция, а беседа, которая была до. Я говорю: вы же не сказали ничего важного или нового. А он: я намекал, если бы что-либо тебя зацепило – ты задала бы вопрос. Я думаю, зацепило меня что-то или нет. Лежу на спине и прижимаю к груди ватку, чтобы кровь не текла».
Тут не надо быть ни Фрейдом, ни Юнгом, чтобы обо всем догадаться. Даже Ритка, едва дочитав до конца, тут же закричала:
– Здорово, Лелька! Ты влюбишься! А иначе что может быть уколом в сердце, как не любовь?
Лелька и сама едва удерживалась, чтобы не приплясывать от счастья. Было самое начало весны: яркое солнце, капель, сумасшедшие птицы. И даже, несмотря на минусовую температуру, все вокруг звенело и цвело, и было понятно, что зима уже давно закончилась. А что больше всего хочется весной любой девчонке? Влюбиться!
Но не все Лелькины сны разгадывались так просто. В Интернете было полно сонников, но часто значения снов в них либо не сходились, либо прямо противоречили друг другу. Лелька злилась, не знала, чему и верить. А потом натолкнулась на статью, в которой автор советовал заранее договориться со своим подсознанием о том, какой символ во сне что будет значить. Там же была приведена метода, как это сделать. Лелька упражнялась долго, но единственное, чего она добилась от собственного подсознания – так это выдавать ей информацию о парнях с помощью… обуви.
Обувь в Лелькиных снах однозначно обозначала кавалеров. Например, до знаменательного похода за хлебом и зрелища среди гаражей Лельке постоянно снилось, что она идет куда-нибудь по городу или по школьному коридору и вдруг замечает, что она боса. При этом ей очень неловко, и она боится, что все увидят, что она без обуви, и будут над ней смеяться, пристыдят и опозорят ее.
Перед дискотекой ей обычно снилось, что она в обувном магазине долго и старательно подбирает себе туфельки, но все они оказываются ей либо малы, либо велики, либо просто уродливы. В этом случае сразу было ясно – ни с кем ей на дискотеке познакомиться не удастся. И только один раз, когда ей приснилось, что худо-бедно какую-то обувку она себе прикупила, какой-то десятиклассник проводил ее до дома, взял телефон, но так и не позвонил.
Это, наверное, из-за сказки про Золушку. Все в ней было сказочное – карета из тыквы, лошади – мыши, платье – на один вечер, – и только туфельки были настоящие, никуда не исчезающие с боем часов. Не было бы туфелек – не нашел бы принц свою Золушку – не было бы и счастливого конца. Так и Лелька была уверена: как только найдет она свои хрустальные туфельки во сне, которые придутся ей впору, так тут же и в жизни встретится ей самый настоящий принц. Ну, или наоборот: встретится ей какой-нибудь замечательный мальчик, во сне приснятся туфельки – значит, он и есть ее принц навсегда.
Теория была замечательна. Только перед выпускным вечером в школе – когда уже готово было красное платье, выпрошено у родителей разрешение гулять допоздна – ей не приснилось ничего. Подсознание просто промолчало. Почти что предало Лельку. А ведь ей так важно было знать: нравится ли она Шишу, подойдет ли он к ней, пригласит ли – к чему готовиться, в конце концов, к счастью или «трагической депрессии». Ан нет, ничего ей не снилось. А потому странное приглашение Шиша застало ее врасплох. Как и странное его молчание во время танца и странный его побег со сцены под занавес.
И перед сегодняшним событием в школе в кабинете химии тоже совсем-совсем ничего не снилось. Лелька бежала к Ритке и думала об этом всю дорогу. Ведь должно, должно было что-нибудь присниться! Ведь, по крайней мере, до сегодняшнего утра Лелька считала, что Шиш – ее новые туфельки. В смысле, ее настоящий принц. Или если верить снам и учесть, что обувь к событиям с Шишом не снится, то Ритка права, и лысых принцев не бывает?
– Твой пакет? – спросила Ритка, когда Лелька уже натянула плащ и красные резиновые сапоги.
Лелька вздрогнула… Пакет! А она совсем про него и забыла…
– Нет, – честно призналась Лелька.
– Да? А мне кажется, ты с ним пришла, – Ритка по-деловому взяла пакет и стала разглядывать (вполне, кстати, обычный, зеленый с надписями, полиэтиленовый…).
– Я с ним пришла, но, как бы тебе это сказать, он не мой… – и Лелька рассказала историю пакета.
– Господи, боже мой, – всплеснула руками Ритка, – а ведь кто-нибудь теперь бегает по гардеробу и ищет его!
– Никто его не ищет! – почему-то была уверена Лелька; она даже вырвала пакет из рук подружки: – Отдай! – как будто Ритка собралась немедленно бежать в школу и вешать пакет обратно.
– Что там? – строго спросила та.
«Одним глазком», – еще по дороге подумала Лелька и… и заглянула.
Внутри черного пакета был белый пакет. А внутри белого – было нечто прямоугольное, упакованное еще в один – цветной – пакет, и вот на этом чем-то сверху лежала записка – обычный тетрадный листок в клеточку со словами…
– Это мой пакет! – еще раз воинственно повторила Лелька. – С любовью ничего не вышло, так хоть приключения какие-то начались!
Но Ритка ее не услышала.
– Что там?! – она от любопытства на два метра подскочила и в пакет обеими руками вцепилась (с нее даже плед свалился).
– Да подожди ты! – важно огрызнулась Лелька: все-таки пакет предназначался ей.
– Ах, да, – тут же спохватилась Ритка, – мы ведь его вскрыть не можем. Это как чужое письмо – нехорошо рассматривать содержимое.
– А-а, – притворно согласилась Лелька, – точно, нехорошо. Я, правда, уже одним глазком глянула, пока шла к тебе, что там, но, наверное, ты права, смотреть…
– Я тоже одним глазком! – перебила ее Ритка, выхватила черный пакет, вытащила из него белый, развернула цветной, и в руках у нее оказалась коробка, похожая на обувную.