Раздвижные стеклянные двери были открыты. Если восточная часть «Седьмого неба» переливалась огнями благодаря осветительным приборам телевизионщиков и папарацци, то западная часть была темной. И тихой. Что бы ни случилось в восточной части, это мгновенно станет достоянием публики, а благодаря Интернету мир узнает об этом через несколько секунд. О том, что произойдет в западной части, никто не узнает до наступления дня. Или позже.
Прозрачная занавеска мягко колыхалась в проеме открытой раздвижной двери, ведущей на террасу с видом на запад, в данный момент погруженную в тени и темноту. Стеди посмотрел на меня, затем снова на дверь.
Мы аккуратно прошли через анфиладу комнат, чтобы добраться до нее, обходя предметы обстановки. Мы медленно подошли. Женский голос бормотал что-то в темноте. И этот голос дрожал.
На перилах стояла обнаженная женщина. Пошатывалась. На шее веревка. Она спускалась от ее шеи по спине, была обмотана вокруг левой руки и заканчивалась у кольца под ней. Четки – в правой руке. Я уже миновал дверь, когда женщина прекратила бормотать. Ее руки перестали двигаться. Расстояние было слишком велико. Мне не успеть. Без единого слова, даже не икнув, она шагнула вперед. И исчезла.
Перья, когда падают, производят больше шума.
Я ухватился за веревку. Она обвилась вокруг меня, словно анаконда, впилась в мою руку и бросила меня на перила, угрожая вырвать руку из сустава. В то же мгновение Стеди ухватился обеими руками за ее конец, давая мне возможность освободить руки. Когда Стеди отпустил веревку, она скользнула вниз еще на десять футов, содрав почти всю кожу с моих ладоней.
Я лег на скользкий пол и уперся ногами в основание перил. Если бы я этого не сделал, она бы утащила меня за собой. Я заметил движение, ее пальцы хватались за веревку. От моей крови веревка стала скользкой. Стеди бросился на помощь, схватил веревку, и мы начали перехватывать ее руками, чтобы поднять Кейти обратно. Один из нас должен был держать веревку, пока другой будет поднимать Кейти или ее тело. Я не был уверен, что Стеди это по силам.
Я ошибся.
Мы подняли ее так, чтобы смогли достать. Я собрался с силами, кивнул, и Стеди встал. Между колоннами я видел кисти ее рук. Она обеими руками цеплялась за веревку над собой, чтобы вес тела не затянул петлю у нее на шее. На лице Кейти было выражение паники, уходящей жизни. Или отбираемой. Ее глаза едва не выскакивали из орбит. Она не издала ни звука.
Стеди нагнулся, схватил ее своими искривленными артритными руками и потянул вверх, черпая силы из резервуара, о существовании которого в нем я не подозревал. Натяжение веревки ослабело, и Кейти с глухим стуком упала ему на ноги. Стеди держал ее, пока я ослабил узел на веревке. Я никогда не был женат, у меня никогда не было детей, я никогда не присутствовал при рождении ребенка, но мне говорили, что их первый вдох ни с чем не спутаешь. То, как Кейти Квин втянула в себя воздух, подсказало мне, что к ней вернулась жизнь.
Кейти была покрыта кольцами веревки, моими кровью и потом и, возможно, собственной мочой. Я вдруг понял, что это не рекламный ход. Актриса сделала это не для того, чтобы привлечь внимание. Во всяком случае, не в тот момент, когда это происходило. Мне трудно судить о ее мотивации, но она намеревалась уйти непублично, навсегда, без возврата, и миру долгое время после ее смерти пришлось бы разбираться в этом.
Несколько минут мы все трое лежали на балконе обессиленные. Я рассматривал саднящие ладони. В каком-то смысле ей повезло, что веревка проскользнула через них. Если бы я схватил веревку и не выпустил, то под весом тела веревка сломала бы ей шею. Но веревка натягивалась постепенно, давая нам время вытащить ее.
Вскоре послышались всхлипывания. Стеди сел, притянул к себе голову Кейти и прикрыл ее тело своей сутаной. Я выпутался из веревки и лежал, глядя на звезды над нашими головами. Я попытался встать, но у меня так сильно тряслись ноги, что я оставил попытки.
Мне хотелось выбраться отсюда, пока нас никто не нашел. Не обвинил нас. Стеди сидел, совершенно не обескураженный. Не двигался. Она свернулась в позе эмбриона у него на коленях, а он шептал что-то воздуху над ней.
Борозда на ее шее пройдет не скоро. Татуировка без туши. Как и ссадины на моих ладонях. Я дошел до раковины в кухне, пустил холодную воду на содранные ладони, затем принес Стеди влажное полотенце. Он обернул им ее шею, успокаивая кожу.
Кейти лежала и рыдала. Ее трясло. Я видел не даму, не королеву большого экрана, которая шла по красной дорожке, украшала обложки «Вог», «Пипл» или любого другого таблоида, а сломанное человеческое существо, дошедшее до самого дна. Я сел, опираясь спиной о стену, и сидел, размышляя о том, что я давно подозревал, но никогда не знал наверняка. Мужчина или женщина не созданы для того, чтобы им поклонялись. Мы физически не подходим для этого. Жизнь в свете софитов, на пьедестале, на вершине мира – это одиночество, отчаяние, убивающий душу опыт.
Я прошептал:
– Не позвать ли нам кого-нибудь?
Стеди посмотрел на шрам на запястье Кейти, на ссадину на ее шее и покачал головой. Он смотрел за окно, вниз, на огни дока.
– Нам необходимо вытащить ее отсюда так, чтобы не заметили акулы внизу. Оставить ее в таком месте, где бы ей на несколько дней была обеспечена анонимность. Покой. – Он кивнул. Как будто обдумал все еще до того, как мы сюда приехали. – У тебя дома.
– У меня дома? Почему у меня дома? Отвезите ее к себе. Отвезите ее в отель. Я ухожу отсюда, пока никто не обвинил меня…
– У тебя Кейти никто не найдет, именно это ей сейчас и нужно. И еще…
Стеди очень редко, если не сказать никогда, просил меня о чем-либо.
– Еще что?
– Тебе все равно, кто она такая, и ты не собираешься извлечь из этого выгоду.
Нет, мне из этого не выбраться. Я прижался головой к стене.
– Возможно, нам следует спросить ее?
Стеди убрал волосы с лица Кейти, прошептал что-то, она прижала его руку к сердцу и кивнула.
Он указал на кухню.
– Ключи висят на панели в кладовой. Возьми ключ с якорем. Служебный лифт доставит тебя в заднюю часть здания к нижнему уровню парковки. Там в дальнем углу есть выход. Ты сможешь пройти в темноте незамеченным и миновать толпу. Мы подойдем через несколько минут. И постарайся… – между его бровями появилась морщинка, – чтобы тебя никто не увидел.
Мне хотелось спросить его, откуда ему все это известно, но сейчас было не время. Как оказалось, я был прав, потому что в эту минуту Кейти повернулась, подняла голову, и ее вырвало. Стеди взмахом руки велел мне уйти, словно для того, чтобы избавить ее от еще большей неловкости.
Стоя в лифте, я изучал гладкие панели, пока лифт вез меня вниз. Никто из охраны не появился. Здесь люди ценили свою приватность. Внизу я выбрался из грузового гаража и направился вокруг комплекса к доку, располагавшемуся в конце длинного тупика и вдали от чужих ушей. Толпа журналистов и операторов угощалась эгногом, напитком из взбитых яиц с сахаром и ромом, и становилась все оживленнее. Указывая на верхний этаж и громко рассуждая о несправедливости богатства, они не подозревали о том, что почти случилось в тени западного крыла. У меня не было ни малейшего желания рассказывать им об этом, поэтому я просто продолжил свой путь. Быстрая лодка длиной чуть больше сорока футов, стоившая больше четверти миллиона долларов, была поднята на несколько футов над водой. Даже вне воды она выглядела быстроходной. Название на корме – «Снежная королева».
Это значило, что нас ожидал долгий путь ко мне домой, значило и то, что об этом никто не узнает. Прыгнуть в такую лодку в этот час ночи и отключить сигнальные огни было все равно, что исчезнуть с лица земли. Учитывая то, чему я только что был свидетелем, это было неплохой идеей. Но это не моя проблема – или я так думал.
Я спустил лодку на воду, включил аккумуляторы и начал рассматривать панель управления, которая напоминала скорее управление истребителем, чем управление дорогой лодкой.
Я нажал на кнопку «старт», и все три двигателя ожили, взревели, а потом вернулись к негромкому низкому гудению, характерному для пятнадцати сотен лошадиных сил. Несколько минут спустя в доке появился Стеди. Он вел нетвердо держащуюся на ногах, цеплявшуюся за его руку, медленно ступавшую фигуру в плаще. Кейти была в джинсах и темной футболке с длинными рукавами. Оба поднялись на палубу. Кейти спустилась в каюту и закрыла за собой дверь. Стеди прошептал:
– Выключи огни. Вы двое сейчас же уплывете отсюда.
Моя голова дернулась:
– Что вы хотите этим сказать: вы двое?
– Охранники видели, как я входил. Они должны увидеть, как я уйду. Иначе мне придется отвечать на вопросы, на которые у меня нет ответа.
– Но…
Он отмахнулся от меня:
– Заберешь меня у «Гарпуна».
– Выключи огни. Вы двое сейчас же уплывете отсюда.
Моя голова дернулась:
– Что вы хотите этим сказать: вы двое?
– Охранники видели, как я входил. Они должны увидеть, как я уйду. Иначе мне придется отвечать на вопросы, на которые у меня нет ответа.
– Но…
Он отмахнулся от меня:
– Заберешь меня у «Гарпуна».
– Где?
Стеди нахмурился. Как будто я должен знать. Он поднял бровь.
– «Гарпун Пита Хейна».
Ага, это место я знал.
Я вывел лодку из дока, провел через бухту и вырулил в открытое пространство и полный мрак залива Бискейн. Мне помогали навигационная система и GPS. Я не представлял, что скажу, если вдруг Кейти выйдет из своей каюты, но, к счастью, мне не пришлось над этим думать. Во всяком случае, пока.
Мы пересекли залив Бискейн западнее Океанариума, потом повернули на юг, где появились сначала темный массив Национального парка «Бискейн», затем огни скоростного шоссе Олд-Дикси и моста Кард-Саунд. Дверь ее каюты оставалась закрытой, Кейти не издавала ни звука, во всяком случае, ничего такого, что я мог бы расслышать за гудением моторов. Мост Кард-Саунд, шестьдесят пять футов над водой, соединяет Флорида-Сити и Северный Ки-Ларго. Мост я знал, но вид снизу, с воды вверх, был мне странен. Он казался выше, чем я помнил.
Гранитный обелиск мемориала, или «Гарпун Пита Хейна», поднимался над деревьями слева от меня. Сразу за ним располагался док, чтобы лодки могли подходить к мемориалу. Я направил «Снежную королеву» носом к пристани, где стояла фигура в белом и курила трубку. С удивительной ловкостью Стеди шагнул на палубу и сразу взял меня под руку.
Не тратя времени даром, я развернул лодку и повел ее на открытую воду. Я понимал, что плавание без огней – это нарушение практически всех законов хождения на судах в ночное время, но сомневался, что нас кто-нибудь сможет поймать. А если нас все-таки поймают, у меня не было ни малейшего желания оставаться на борту. Я дросселировал и глиссировал. Ветра не было, вода как стекло, и это значило, что шестьдесят миль в час никогда не были такими легкими. Мне было уютно в воздушном кармане, который создавало ветровое стекло, и я спросил Стеди:
– Откуда вы так много знаете об этой лодке?
– Кейти позволила покататься на ней, чтобы собрать средства для нового приходского зала. Часть тайного аукциона. – Стеди пальцами обозначил кавычки. – «Приобретайте поездку на яхте вместе со звездой на скорости сто двадцать миль в час». Это принесло много денег. Помогло нам достроить здание. Она позволила и мне подняться на борт.
Я оглянулся назад, в сторону парковки.
– Как насчет моего фургона?
– Я пошлю кого-нибудь забрать его.
На севере комплекс «Седьмое небо» все еще горел огнями, словно Тадж-Махал.
– А письмо?
– Оставил.
Я посмотрел на Стеди. Удивления я не скрывал.
Он ответил:
– Выброси я письмо, это ничего бы не изменило в его содержании или в человеке, который его написал. Рано или поздно ей придется с этим разобраться.
– Что, если кто-то другой найдет его первым? К примеру, стервятники, ожидающие перед зданием?
– Ты в самом деле думаешь, что это имеет значение?
Я редко задавал вопросы Стеди.
– Вы уверены, что не играете роль Бога?
Он помолчал. Пожал плечами. Качнул головой.
– Надеюсь, что нет. – Он посмотрел вниз, на дверь кабины. – Но иногда Господь обретает кожу.
* * *Мы пересекли канал южнее маяка в Национальном парке Билла Багса и благодаря начинающемуся приливу миновали семь оставшихся строений Стилтсвилла, города на сваях. Как и предполагает название, дома построены на сваях и возвышаются над поверхностью океана примерно футов на десять. Когда-то здесь было двадцать семь домиков для уик-энда на отмели к югу от Ки-Бискейна, но каждый новый ураган уносил с собой некоторые из них. Я всегда восхищался Стилтсвиллом и теми, кто его построил. Возможно, это многое говорит обо мне.
Я вывел лодку на открытую воду, где ветер с юго-запада разгладил Атлантику. Волны высотой два-три фута встретили нас ритмичным покачиванием. Я повернул на юго-юго-запад, и вскоре Ки-Ларго уже был у меня по правому борту.
Мы миновали Исламораду и парк Лигнемвайти и оказались в бухте Флорида. Я повернул на север на Лонг-Ки, мы проплыли под автострадой US1 и через южную часть Флоридского залива вышли к глубокой воде и отмелям залива. Без навигационного оборудования у меня бы это никогда не получилось. Может быть, Тотч Браун и смог бы, а я нет. Флоридский залив неглубокий – в среднем от нуля до трех футов, – да еще рифы из кусков известняка размером с бьюик, едва прикрытые водой. Необходимы таблицы глубин. Я вел лодку вокруг них, держась на глубокой воде. Мы проплыли через извилистые каналы Литтл-Рэббит и Карл-Росс-Ки и вышли на открытую воду как раз у Северо-западного мыса. Напротив устья Шарк-Ривер глубина увеличилась, я перевел рычаг дросселя вперед, и мы понеслись по океану со скоростью более семидесяти миль в час. Я оглянулся назад. После нас оставался пенный след в форме длинной буквы Y. Я улыбнулся. Я только что сделал кое-что, чего никогда не делал, – пролетел через южную оконечность Флориды всего за тридцать минут. К северу от нас проплывала «река водорослей» Марджори Стоунман Дуглас и первый из Десяти Тысяч островов. Если погода не изменится, то нам оставалось девяносто миль и менее двух часов пути до моего дома. Этот путь не будет прямым, потому что отмели заставят нас воспользоваться каналами, настолько узкими, что по ним может плыть только одна лодка. Плыть по отмелям среди островов рискованно. На поверхности все выглядит одинаково, просторно и приветливо. А под водой все совершенно иначе. Очень похоже на тех, кто здесь живет.
Я много рыбачил в этом районе, и Стеди знал эти места едва ли не лучше меня, но не один новичок потопил свою лодку из-за излишней самоуверенности. На всех местных картах есть надпись мелким шрифтом: «Для успешного плавания необходимо знание местности». Я не сводил глаз с экрана и с глубиномера.
Вода казалась черным покрывалом. Под нами открылась большая глубина, и я перевел дроссель вперед. Наша скорость выросла с семидесяти двух до семидесяти семи миль, потом до восьмидесяти шести и, наконец, до восьмидесяти девяти миль в час. Мы летели. Правда, на такой большой и тяжелой лодке казалось, что мы идем со скоростью не больше тридцати. Я бы не стал с нее рыбачить, но она танцевала по поверхности залива.
Я повернул бейсболку козырьком назад и вел лодку молча, окутанный вакуумом. Стеди сидел слева от меня, глядя вперед, в даль. Его сутана развевалась на ветру. Губы были плотно сжаты. Между бровями залегла морщина. Я не знаю, правильно или неправильно то, что делал Стеди – что мы делали, – и я не претендовал на то, что знаю, как лучше для этой бедной женщины. Но я скажу одно: если бы Господь обрел кожу, думаю, он был бы очень похож на Стеди.
Глава 5
Когда устье Шарк-Ривер осталось позади, мы миновали еще несколько устьев рек, включая Лостманс и Чатем. Устье Чатема означало, что дом недалеко. Прилив был высоким, когда мы миновали отмели у Чатем-Бенд, позади Дак-Рок и с подветренной стороны Павильон-Ки. Очень давно перед мангровыми зарослями кто-то построил дом на сваях, который смотрел на залив. Великолепный вид и отличные возможности для рыбалки, но, так как дом оказался на пути почти каждого урагана, пролетавшего мимо, жить в нем оказалось невозможно. Позже он служил лагерем для рыбаков или пристанью для таких парней, как я. Так как у дома осталось всего двенадцать обросших ракушками опор, он не мог служить укрытием от ураганов, но позволял без риска бросить якорь моему дому на воде, «Прочитанному роману».
В три часа утра я заглушил мотор и привязал быстроходную «Снежную королеву» к корме своей собственной лодки. Кейти Квин спала крепким сном, поэтому я поднял ее на руки, перенес на свою яхту, осторожно уложил на кровать в каюте и вышел, закрыв за собой дверь. Она даже не шелохнулась. Я не знал, спит ли она или мастерски притворяется.
Стеди ждал меня на камбузе. Он только пожал плечами, когда я вышел. Выдержав сегодня больше личных контактов, чем за долгие годы, я поднялся на палубу и повесил гамак. Ночи в этих местах волшебные. Я стоял на крыше своей яхты и смотрел, как «шаттл» по спирали пронзает пространство, следил за спутниками на их орбитах в небе и наблюдал за тем, как Марс карабкается по черному мраморному полу небес.
* * *Болотистая местность Эверглейдс во Флориде начинается как река, вытекающая на юг из озера Окичоби, шестьдесят миль в ширину и сотни миль в длину, проходит по шельфу из известняка Флоридского залива и превращается в два парка на южной оконечности штата: Национальный парк «Эверглейдс» и Большой кипарисовый национальный заповедник. Вместе они насчитывают 2,22 миллиона акров[8] – самое большое пространство без дорог в Соединенных Штатах. Хотя карты этих мест составлены, границы заповедников подвижны, так как их устанавливают вода, огонь и человек. Они растекаются в мокрый сезон: с мая по ноябрь каждый год выпадает в среднем по пять футов дождей в год, засуха царит с декабря по апрель. Самая известная защитница Эверглейдса – Марджори Стоунман Дуглас – придумала название «травяная река». Индейцы-семинолы называли ее «травяной водой». А испанцы назвали ее «Озеро Святого Духа». Кипарисовые болота сменяются мангровыми лесами, лесистыми холмами и каменистыми утесами, поросшими соснами. Некоторые говорят, что это самая примитивная дикость в этих краях. Возможно. Я не знаю, как это измерить. Могу только сказать, что цивилизации здесь нет.