– Пока не разогнался, козлик, лучше смени тему.
– Запросто, – сказал тот. – Ты чего сегодня с Марком сцепился, пацифист недорезанный?
– «Но разведка доложила точно…»
– Чтоб ты знал, Руфь меня любит, – похвастался Тим. – В отличие от тебя.
– Да уж, мне-то за что тебя любить?
– Тебя она не любит, трепло! Так ты опять решил попысать против ветра?
– Как раз наоборот.
– Ну да, про «висельника» и «верёвку» я уже наслышан. Только зачем об этом Марку-то говорить?
– Чтоб от задания отбрыкаться.
– Чистеньким хочешь быть?
– Хочу, – подтвердил Вадим. – Это плохо?
– Ты заметил, – хихикнул Тим, – мы опять съехали на чистоту? К чему бы?
– Всё к тому же.
– Ах да, что-то там про «чистые руки», «горячее сердце» и «холодную голову». Это не какой-нибудь кулинарный рецепт?
– Это девиз магов.
– Я думал – чекистов. И порешили под эти словеса столько народу!.. Неудобно как-то получилось, верно?
– Да уж…
– И всё-таки я скучаю по прежним временам.
– А я так нет, – сказал Вадим. – В нынешние хотя бы есть выбор – пока, во всяком случае.
– Для сильных. А что делать слабым?
– Становиться сильней.
– Или же вымирать?
– Или вымирать, – нехотя согласился Вадим, – если на другое не годны. Но не тащить за собой всех.
– Жестокий! И не жалко?
– Ну, жалко – дальше что? Помогать можно тем, кто сам что-то делает, а не наваливает всё на тебя: вези, дорогой!
– «Холодная голова», да? Завидую.
– Это ты умеешь, я уже говорил. И не ты один, к сожалению. Без зависти прежний строй и года бы не продержался.
– А помнишь, как было? – посмеиваясь, спросил Тим. – Оборонку вообще хотели прикрыть – во радости-то! Столько народу – на улицу. Зато сейчас: худо-бедно, однако при деле, каком-никаком. «Не пропадёт наш скорбный труд!»
– Ты б лучше подумал о тех, кого мы своими разработками в конце концов ухайдакаем. Или «те» тебе до лампочки, потому как далеко? И «эти» волновали б тебя не слишком, если бы сам не подвизался в оборонке. А когда по тебе шандарахнут такой же бякой, чего запоёшь? Будь ты лицом нейтральным, иначе бы оценил и наши похлёбки, и чужие жизни…
– Ну-ну, раздухарился, – проворчал Тим. – Во-первых, совсем не обязательно, что сработанное нами оружие когда-нибудь пустят в ход…
– И вовсе здорово! – хмыкнул Вадим. – Выходит, такая прорва труда и средств пускается на ветер? Уж лучше бы потратили на себя – глядишь, и проклюнемся из нищеты.
– А что, так плохо живём? Не голодаем, крыша над головой есть. Вот у федералов, говорят…
– Кто говорит?
– Ну, сам знаешь.
– Слушай, тебя мало обманывали, да? – рассердился Вадим. – Опять уши развесил! Наверное, очень хочется в это поверить?
Вообще, он подозревал, что Тим очередной раз его заводит, провоцируя вспышку. Но ничего не мог поделать со своей дурацкой доверчивостью: промолчать бы Вадим ещё сумел, но подыграть такому прожжённому хитрецу?..
– Во что именно? – ехидно уточнил гость.
– Что не одним нам плохо, есть и похуже. Тебя это очень утешает, да?
– Так ты тоже слушаешь? – обрадовался Тим.
– Что?
– Да брось, Вадюха, – будто я тебя не знаю! Чтоб ты да отказал себе в таком удовольствии? А возможностей склепать схемку у тебя хватает.
– Как и у тебя.
– Согласен. Но если мы оба знаем, что сидим в дерьме, почему не пытаемся из него выбраться?
– А ты знаешь способ?
Тим пожал плечами:
– Конечно, граница отпадает: она у нас на замке. Непонятно только, на каком. Ни одна душа не может сквозь неё просочиться, зато товаров попадает множество – правда, не к нам.
– Опять Институт? – предположил Вадим. – Похоже, у них там сундук с сюрпризами.
– Заглянуть бы туда, а? Глядишь, и ключик отыщется – к той самой границе!
– Это и есть твой способ? – осведомился Вадим. – А отыскивать ключик, конечно, мне? Послушай, когда-то ты больше многих радел за новые власти – что, не оправдали надежд? Только нацелился рвануть в номенклатуру, а тебе от ворот поворот: мол, рылом не вышел или там норовом. И вот сейчас от родимого, но не оправдавшего надежд режима решил слинять за Бугор, на готовое, – а кому ты там сдался, подумал?
– Может, и пригожусь, почём знать? – возразил Тим спокойно. – У федералов тоже есть деятели, готовые принять заблудших детишек под крыло – причём всех, не только одиночных беженцев. И линять туда вовсе не обязательно, проще позвать федералов сюда.
– На танках, как уже было?
– Хотя бы.
– Нет уж, спасибо. На танках приедут вовсе не те, кто наводил у них порядок, а кто умеет только рушить. И уж они поучат нас демократии!.. Мало нам собственных придурков?
– У тебя есть другие предложения?
– «Никто не даст нам избавленья», – с ухмылкой процитировал Вадим. – А что, Тимушка, уж не пытаешься ли меня вербануть? Вот была б потеха! Из штатных патриотов во вражьи резиденты – без пересадки. Думаешь, хоть федеральные ястребки двинут тебя в гору? А не слишком ли ты шустёр даже для них? Им небось тоже надобны верные, а не хитрые вроде тебя. И влетишь ты опять!..
– Чёрт бы тебя побрал, – проворчал Тим, мрачнея, – вместе с твоими пророчествами. Если кто засланный, так это ты. Не замечаешь, Вадичек, насколько ты иной? Может, ты из будущего? Или этот самый… как его… Прогрессор?
– Профессор, – буркнул тот, – кислых щей. Ну, допивай, что ли?
После отбытия гостя Вадим всё же наведался к Алисе – во исполнение процедуры, кажется, сделавшейся необходимой не только дикторше. Лишний напряг он так сбрасывал, что ли? Или испытывал себя на стойкость к самым изощрённым искушениям?
Устав его ждать, хозяйка смотрела ТВ, раскидавшись по дивану: новые программы, свежие передачки, то-сё. Как ни декларировала она презрение к сему занятию, сейчас уставилась в экран, словно заворожённая, – даже на появление Вадима едва среагировала.
– Как, – полюбопытствовал он, – наши доблестные блюсты уже спасли братьев-сепаратистов от федеральной заразы? Пора, пора!
– Ты погоди, ладно? – попросила Алиса. – Не люблю прерываться. Если взялась за что…
Действительно, в квартире не звучала всегдашняя музыка и даже свет был приглушён до минимума, чтобы не отвлекал.
– Тебя этому муженёк научил, да? – хмыкнул Вадим, благоразумно усаживаясь сбоку от тивишника, вне досягаемости его лучей. – А вот меня настораживают люди, слишком поглощённые просмотром. Уж лучше разбрасываться. И ничего не принимать всерьёз – тем более такие поделки.
– Ну чего ты? – возразила женщина. – Как раз это сработано неплохо. Во всяком случае, струны затрагивает.
– Ага, – кивнул Вадим. – Когда я был маленький…
– У тебя тоже была бабушка! – хохотнула Алиса, среагировав на приманку.
– …я тоже любил красиво умирать, играя в войнушку, – невозмутимо продолжил он. – Даже, помнится, сам напевал траурный марш – для полноты картины. Так ведь с тех пор полагалось бы подрасти?
– Сколько я тебя помню, ты насмехаешься надо всем, – заметила женщина. – Должны ж у человека быть святыни!
– Зачем?
– То есть как?
– Ты замечала, что те, кто слишком печётся о костях, обычно не жалуют живых? Когда мне начинают заливать про святыни, я заранее жду подвоха – и редко ошибаюсь.
– Ну тебя! – в сердцах сказала женщина. – У тебя на всё найдётся ответ.
– Значит, я не мудрец, – смиренно признал Вадим. – Или ты не дура.
– Ты дашь мне досмотреть или нет?
– Я что, заслоняю?
– Болтаешь много!
– Надо ж себя чем-то занять?
– Молчанием. Shut up!
– Интересный эффект, – заметил Вадим, искоса всё же поглядывая на экран. – К чему эти затемнения по экрану, не знаешь?
– Чтобы выделить главное, не отвлекая зрителя деталями.
– Выходит, даже тут вам не позволяют определиться самостоятельно?
– Режиссёр старается быть понятней – что тут плохого? Господи, Вадим, в прошлый раз у тебя были совсем иные претензии!
– А знаешь, что такое «прожекторное мышление»? – спросил он. – Это когда человек, столкнувшись с проблемой, не может охватить её целиком, а как бы блуждает в потёмках мысленным лучом, выхватывая частности и забывая об остальном. Много он так надумает? Я подозреваю, что системность мышления напрямую связана с панорамностью зрения, и если искусственно сужать взгляд, отсекая периферию, то получишь догматика с минимумом оперативной памяти, не способного реагировать на вопиющие противоречия!
Безнадёжно вздохнув, женщина выключила приёмник, и сразу Вадим ощутил себя мерзавцем. Однако протестовать, он уже знал, было без толку. Только цену ей набивать.
– Между прочим, – сообщила Алиса, выжидательно на него глядя, – сегодня, перед уходом, Максик меня домогался – давно такого не было. – Женщина лицемерно вздохнула: – Бедняжка так выкладывается на службе!
– Ну и? – не удержался Вадим, хотя, в общем, это было за гранью его интересов. Но ведь любопытно!
– А что мне, жалко? Вдобавок и муж, какой-никакой.
– А что мне, жалко? Вдобавок и муж, какой-никакой.
– Ну и? – снова спросил он.
– А, очередная проба пера! – махнула рукой женщина. – «Каким он был, таким остался». Продержался, правда, дольше обычного – да только лучше уж обзавестись вибратором!.. Как ты там толковал: «лицом к лицу лица не увидать»? А на некоторые и смотреть не стоит.
– Без души потрудился, да? – усмехнулся Вадим. – Без огонька, без «комсомольского задора»… То ли было на сборах!
– Ну чего, там попадались отличные ребята, – возразила она – И меня очень ценили – прямо ух!..
– Было за что, наверно?
– Я ведь и с Максиком там познакомилась, а уж как он за мной бегал! Раз даже вломился в номер, когда мы заперлись… с одним. Потом чуть не повесился – еле отговорили. А когда наконец уступила (таким занудам проще отдаться), он же ничего не смог. – Алиса хихикнула: – Бедняжка, а ведь так хотел, так хотел!.. С тех пор и пробует себя периодически. А после отводит душу с другими: кто напоёт про его эротическое величие, лишь бы не уволил. Может, для того ему и карьера нужна? Чем выше поднимется, тем больше тёлок покроет, тем пуще о себе возомнит!
– Достал он тебя, – заметил Вадим. – Ладно, Алиска, хватит о грустном. Вообще: довольно разговоров. За сегодня я уже столько переговорил!..
Потом он и вправду занимался только обычным делом, размяв каждый её мускул на всю глубину, но сверх естества не чувствуя ничего. Зато обнаружил на теле дикторши несколько новых колечек, продетых в соски и возле пупка, – жаль, она не демонстрирует это с экрана.
От Алисы Вадим вернулся вымотанным настолько, что лишь наскоро ополоснулся и сразу завалился на диван. Теперь даже в самые холодные ночи он спал под лёгкой простынкой: не возникало нужды укрываться плотней. При усталости Вадим засыпал сразу, словно выключался, и без веских причин не просыпался раньше положенного. Для восстановления требовалась пара часов хорошего сна, но сегодня он не проспал и четверти, судя по ощущениям. Что-то случилось рядом – опасное.
Вадим распахнул глаза, скачком возвращаясь в бодрствование. В комнате было темно, тихо, как и всегда, однако в памяти трепетал потревоживший его шорох. Не шевелясь, Вадим ждал нового, пытаясь выплеснуть из себя мысле-облако, совершенно опустошённое за длинный день, съёжившееся до обычного сознания. Но первым подтвердил угрозу его безотказный нюх: в комнате витал странный, чужой запах – словно бы трупный, но с примесью застарелого пота. С каких это пор мертвецы стали потеть? А потом Вадим и увидел, хотя тепловидение ещё не включилось.
Из коридора надвигалась широкая тень, и от неё исходила такая угроза, что хотелось зарыться с головою в постель либо даже выброситься в окно. Натянутый как струна, Вадим сохранял неподвижность до последнего мига, затем сорвал с себя простыню и резко ударил ногой – как выстрелил. С рычанием тень отшатнулась. Мгновенно Вадим подскочил, отчаянно ринулся вперёд, но сразу нарвался на оглушающий удар и отпрянул на ватных ногах. Следующий удар швырнул его на диван, и тут же под рёбра въехал невидимый сапог. Перекатившись через голову, Вадим ссыпался с дивана и прыгнул к окну, остро ощущая свою наготу.
Не оборачиваясь, он завёл руку за спину, рванул штору вниз. Карниз с треском рухнул, и в прорвавшемся бледном свечении Вадим наконец рассмотрел противника: громоздкий верзила в пластиковых латах и наглухо закрытом шлеме, с отблескивающими металлом перчатками, усеянными по костяшкам шипами. С разворота Вадим бросил кулак ему в живот и охнул, будто угодил в бетонную стену. Да что у него там, ещё и стальной панцирь?
Теперь атаковал гость. От первого удара Вадиму удалось увернуться, но второй пришёлся в плечо, и оттуда боль расплескалась по всему телу. Вскрикнув, Вадим наудачу хлестнул ступнёй и отскочил. Панцирный верзила опять надвинулся, расставив массивные ноги. Новый удар и новая боль! Вообще Вадим умел единым махом сбивать с ног самых устойчивых, однако эту ходячую крепость можно прошибить только тараном.
Нырнув под следующий удар, Вадим плечом врезался в противника и вместе с ним влетел в книжную стенку, перегораживавшую комнатку надвое. С лёгкостью стенка распалась и обрушилась на поединщиков, засыпав книгами. Предвидя обвал, Вадим сумел уберечься от основной лавины, зато противника накрыло с головой.
Шатаясь, Вадим поднялся. Рядом, из рассыпающейся груды, вырастала неистребимая тень. С разворота он ударил ногой и на этот раз попал точно – тень вынесло в коридор, опрокинуло на спину. Враг снова попытался встать, и голой пяткой Вадим яростно пнул его в лицо. Тот впечатался спиной в дверь, однако на ногах устоял. Угрожая кастетами, тяжело развернулся и убрался из квартиры. А у Вадима уже не сохранилось сил его задержать. Да и к чему? Свою жизнь Вадим отстоял, поле боя осталось за ним. Однако он не чувствовал ни облегчения, ни гордости – только боль во всём избитом теле. Всё же досталось ему изрядно. Прощупав языком набухшие дёсны, Вадим недосчитался нескольких зубов. Пустяки, конечно, вырастут за неделю – однако радости мало. Правда, и противник внакладе не остался, но это уж издержки его профессии. Интересно, кто этого громилу подослал? И зачем?
Заслышав знакомое урчание, Вадим рванулся к окну и в свете проглянувшего месяца успел разглядеть чёрный хвост вертолёта, исчезающий за углом. «Здрасьте вам! – ошарашенно подумал он. – Вот и по мою душу прилетал „ворон“. Допрыгался!»
Отдышавшись, Вадим натянул штаны и босиком спустился к проходной. Против опасений, с бдительной старушкой ничего не стряслось, она даже не спала – только забилась в глубину кабинки и оттуда свирепо, точно упырица, мерцала запавшими глазами, никак не реагируя на расспросы. Сдавшись, Вадим вернулся к себе, включил наконец свет. Лучше б этого не видеть: полный разгром!
Шмыгая разбитым носом, он принялся разбирать книжные завалы. Но тут же в стену гулко постучали, требуя тишины, и пришлось перенести уборку на утро. В ванной Вадим смыл с тела кровь, утешая себя тем, что хотя бы лицо пострадало не сильно, затем перевязался, как сумел. Сил становилось всё меньше. С трудом он дотащился до дивана и плюхнулся на него, привалясь спиною к стене. Всё, пошла регенерация! Боль сразу стала стихать, а перед глазами расслоилось, будто Вадим наблюдал с десяток картин сразу, и он смежил веки, чтобы не путались мысли. Наверное, странный этот процесс тоже связан с тем памятным потрясением, как и его затянувшаяся молодость. После регенерации на теле оставались едва приметные шрамы, и такие же иногда появлялись невесть откуда, словно передаваясь по незримым нитям.
«У всех что-нибудь меняется, – думал Вадим, засыпая, – убеждения или положение. Все куда-то стремятся: к вершине или в могилу. Один я словно законсервирован».
Часть II. ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР
Глава 4
НАВЕДЕНИЕ МОСТОВ
1. Вольному – воля
День прошёл обыденно и без эксцессов, если не считать, что в подвальном зале, куда Вадим наведался раньше обычного («вольная» – ура!), двое здоровенных юнцов повздорили из-за места у Билдера – ну полная дичь. Сначала просто качали права басистыми голосами, затем в ход пошли аргументы повесомей. Пока набежали жрецы, один успел сломать второму зуб, при этом и себе до крови рассадив кулак. В прежние времена за подобное в два счёта выперли бы из секты, но сейчас жрецы постарались притушить скандал, будто опасались чего-то. Через пяток минут драчуны благодушно хлопали друг друга по потным плечам и укоряли в избыточном выпендреже. Что называется, «маразм крепчал»: уже и билдеры звереют. Правда, пока это коснулось больше молодняка, набивавшегося в зал как раз в такие часы. Вот уж кого не стоило отягощать боевыми навыками!
Оставив подвал, Вадим долго пробирался запущенными кварталами, старательно избегая блюстителей, ибо сейчас на их придирки трудно было бы возразить. Тем более, служебное время ещё не кончилось, а выряжен Вадим был слишком нейтрально, в старые обноски. Сразу и не поймёшь, куда отнести: к спецам, к трудягам или вовсе к чужакам. Вообще же таких ходоков, «на чужую сторону», блюстители чуяли за версту и ненавидели всем нутром. Псиная порода – воистину!..
На территорию старого порта Вадим вступил, будто в иностранный город, в котором не бывал ещё ни разу. Причём это был не экзотический, шумливый Восток, славный разве что своим прошлым (и хотя бы частью доступный при Советах), а «цивилизованный» Запад, опрятный и сдержанный. Здесь даже люди казались иными. Никто не вязался к Вадиму и впрямую на него не пялился, хотя затылком он чувствовал оценивающие взгляды. Как будто местные обитатели уже прикидывали, насколько он опасен и стоит ли затевать с ним свару (рядовые крутарики) или вербовать в свою команду (вожаки и мелкотравчатые вожди) или нанимать в гарды (те же вожди и торгаши побогаче). Как и в Крепости, сословные различия проявлялись тут отчётливо, и нетрудно было отличить нормальных частников, щуплых шустряков сродни Тиму либо упитанных увальней с чрезмерно приветливыми лицами, от решительных, атлетичных крутарей, давно не наблюдаемых Вадимом иначе как в колёсниках. Оказывается, вне Крепости они не брезговали разгуливать пешком, освоив особенную крутарскую походку, слегка расхлябанную и небрежную. А с торгашами и обслугой научились обходиться со снисходительной самурайской корректностью, выработанной, наверное, за годы общения друг с другом. Иначе мало бы кто из них выжил – при такой повышенной ранимости.