– Пойдём, – Брон поднялся, взмахом одной руки приглашая Вадима за собой, а в другую взяв вазу с фруктами. – Здесь не помешает наглядность.
Он угнездился в крутящемся кресле перед монитором, небрежным щелчком согнал с экрана обнажённую милашку, кокетливо выплясывавшую во всему затемнённому пространству, и принялся подбрасывать на монитор файл за файлом, комментируя возникающие тексты, списки, фотографии, диаграммы, схемы:
– Начнём с «сутенёров». Конечно, сами-то они себя так не зовут – при том, что торгуют соответствующим товаром да ещё посредничают с правителями (тоже ведь проститутки не слабые). Костяк составляют бывшие гэбэшники, партийцы, совработники, прочая шушера, во время Отделения промахнувшаяся с выбором стороны. Возглавляет их некто Вит, он же Фуня, – личность туманная, скользкая, однако не без здравого смысла, ладить с ним можно. Как я говорил, компания Вита прочно сцеплена с Крепостью: старые связи, знакомства, знание ходов, то-сё, – в этом главная их сила. Сутенёров даже трудно отнести к крутарям – они избегают открытых стычек и в целом ведут себя тихо. Тем не менее с ними предпочитают не связываться. Во-первых, прищучить их довольно сложно: едва ли не половина подвизается в Крепостных структурах, в основном, на скромных управленческих должностях – поди сыщи их! А будешь слишком нажимать, у самого начнутся пожары да взрывы: сутенёрчики-то наши по таким делам бо-ольшие мастера. При особой надобности могут и к главарю подобраться, а кому охота взлететь на воздух? Очень неаккуратная смерть, даже позорная, – это тебе не клинок или, на крайний случай, пуля.
Брон переключился на соседнюю директорию и снова принялся жонглировать файлами, демонстрируя завидную сноровку:
– Ну, про иудеев могу добавить немного. Во главе Гош, он же Папашка. Живут, как и положено, в гетто, неподалёку от нас. За столько веков гонений у них уже в генах записано держаться друг за друга. Их национальная взаимосцепка не уступает иным родовым, а то и семейным, и, видимо, неспроста среди всех общин только еврейские ещё выдерживают конкуренцию с современными структурами. К тому же они неплохо адаптируются к среде обитания, но особенной фантазией не отличаются – идут по пути наименьшего сопротивления. В здешнем своём кибуце иудеи помешаны на огнестрелах и, надо признать, достигли в пальбе отменной умелости: вколачивают пули навскидку и в любую точку. Как известно, сейчас в чести специализация, а посему они отказались от прочего, вооружились до зубов и всем супостатам грозят железным ливнем – в точности как Совдепия некогда размахивала «ядерной дубинкой». Правда, сами ни на кого всерьёз не наезжают – предпочитают устранять разногласия малой кровью, берегут своих… Пока нет вопросов?
– Приятно и полезно внимать просвещённому правителю, – пробормотал Вадим. – Давай, поливай дальше. Как там насчёт социального устройства?
– Особых изысков нет: на всю катушку эксплуатируют нац-идею – то, что ты зовёшь совестью для своих. Но, как и всё прочее у них, это тупиковый путь. При враждебном окружении ещё работает, для остальных ситуаций не годится. Говорят, даже в Японии отказываются от клановых принципов.
– Под «всем прочим» ты подразумеваешь огнестрелы?
– Их тоже – безусловно. Нашёлся ведь и для «ядерной дубинки» подходящий «лазерный щит»? А защититься от пуль, даже от взрывчатки, куда проще – подходы уже нащупываются. И с чем тогда останутся иудеи? С грудой бесполезного железа и кучей пороха, которые они копили годами?
– И потому ты подгребаешь под себя здоровячков?
– Наши критерии покруче, чем в английской полиции, – подтвердил Брон, – вес не ниже центнера, бицепс за полметра. Но, конечно, одних габаритов мало. Вот ты, к примеру, сколько подтягиваешься?
– Раз с десять, наверно, – не стал прибедняться Вадим.
– Так мало? – удивился Брон.
– Я же на одной руке.
Крутарь оглядел его с уважением и дальше развивать тему не стал.
– Кстати, не только я пренебрегаю огнестрелами. По подобному же пути пошёл Бату, ордынский каган, обрастая рукопашными бойцами, большинство из которых, само собой, ориентированы на Восток и особыми размерами не выделяются.
– Кстати, по-английски «orient» и значит Восток, – неизвестно зачем вставил Вадим. – Но это к слову – продолжай, пожалуйста.
– Однако Бату забыл одну вещь: даже сами китайцы, родоначальники большинства боевых стилей, очень почитали гигантов – как и японцы. А может, не забыл, но просто понадеялся на тайное своё оружие.
– Надеюсь, не ядерное?
– Немногим лучше – экстрасенсорное. Сам Бату и кое-кто из ближнего его окружения способны якобы выбрасывать из себя сгустки энергии, убивающие противника наповал. Чёрт знает, мистика какая-то!..
– Ну почему обязательно мистика? – возразил Вадим. – Такие случаи зафиксированы.
– Ордынцы стараются не афишировать подобные навыки и пускают их в ход только при крайней нужде. Однако двое моих ребят всё же нарвались и расстались с жизнью очень мучительно, хотя без видимых повреждений. Полный разлад внутренних функций!..
– «Дыхание Хаоса», – пробормотал Вадим. – Я что-то слышал об этом – на досуге надо будет поразмыслить.
– Вот-вот, поразмысли, – подхватил Брон. – А заодно подыщи защиту – тогда я с чистой совестью объявлю и этот путь тупиковым. Тем более, во всём ином ордынцы консервативны: только и стараются, что поточней скопировать древних татар, – конечно, в меру своего знания истории. Жёсткая пирамида сверху донизу, что при Советах звалось «централизмом». Предельное пренебрежение человечьими жизнями, включая собственные, но особенно – чужими.
– Как насчёт религии?
– Здесь спектр широкий, как ни странно. То ли стараются привлечь под свою крышу всех, от мусульман до буддистов, то ли ещё не определились – говорю же, историю плохо знают! Хотя бы со мной консультировались.
– Хорошо, – сказал Вадим. – Кто остался?
– Шершни, – Брон ухмыльнулся. – Те, кто гонял вас сегодня. Самые загадочные из всех. Где базируются, из кого состоят, кто во главе – ничего не известно. Удивительно, что сегодня они появились так рано, – обычно до заката про них не слышно. Возникают из ниоткуда, пропадают в никуда, ещё до рассвета. Главный товар – «химия», но пробавляются также контрабандой, из-за чего мы с ними грызёмся. Впрочем, не сильно: за рамки они редко выходят, я тоже волну не гоню – сам знаешь, к чему приводит эскалация насилия. Так, цапаемся помаленьку. Тебе интересны Шершни?
– Даже очень.
– Мне тоже. Чем-то они меня беспокоят и куда побольше других. Вот вернёшься из рейда – займёшься, создам все условия. А сейчас, – Брон лучезарно улыбнулся и развёл громадные руки, – извини, дружочек, дела! Завтра позвоню, назначу место и время.
Приобняв Вадима за плечи, князь проводил его через всю притихшую приёмную и даже не поленился лично распорядиться насчёт транспорта, дабы у гостя не возникло осложнений, – во какой почёт!
С комфортом катясь через лес, рядом с молчаливым провожатым, Вадим тихонько хмыкал, вспоминая эту демонстрацию и своё удовольствие от вида крутарских физиономий, озадаченных и заинтригованных. Вообще, Брон – молодец, умеет подать себя и расставить по местам прочих. Может, и вправду есть такое призвание: правитель? Собственно, Брону даже не требовалось притворяться – просто к каждому он поворачивался одной из многих своих граней. Требуется вам, скажем, сановье величие – получите на всю катушку!.. Нет, такое надо уметь – мне-то лучше и не пробовать.
Провожатый высадил Вадима на тихой окраине, недалеко от родного его района, и дальше он побежал лёгкой рысью, выполняя вечерний моцион. Эти места Вадим тоже изучил неплохо и потому «пилил» напрямик, через дворы, переулочки, пустыри, ныряя в заборные проломы, прыгая через кусты. Но ещё задолго до жилых домов ощутил впереди, прямо на пути, шестёрку раззадоренных сознаний, а затем услышал странные глухие звуки, перемежаемые басистыми рыками, будто это грызлись здоровенные псы. Неслышно приблизившись к изгороди, Вадим заглянул в дыру и оцепенел в изумлении: такого он ещё не видал.
Пара «химичей», мосластых двухметровых амбалов в майках и шароварах, со вкусом лупцевала сдвоенный наряд блюстителей, видимо, устроивший засаду на здешней тропе. Исполняли они этот номер голыми руками, хотя их кулаки больше напоминали кувалды – по размеру и твёрдости, и по эффективности тоже. Резиновые дубинки блюстителей отскакивали от глыб «химичей», не доставляя им видимых неудобств. Зато каждый удар силачей отзывался в доспехах противника глухим гулом, а самого латника отбрасывал на метр. А уж если такой удар попадал в голову!..
Полагалось бы блюстителям посочувствовать, но это оказалось свыше Вадимовых сил. Пожалуй, ближе он был к злорадству. Слаб человек, слаб – увы. Как там насчёт постов и молитв? Говорят, помогает.
Не дожидаясь развязки, Вадим отступил и заспешил в обход – тем более, время поджимало. Однако далеко отойти не успел, почти сразу наткнувшись на новую сцену, тоже заметив её издалека.
3. За прекрасных дам!
На первый взгляд картинка казалась идиллической – во всяком случае, куда пристойней предыдущей. Обширный захламлённый двор, густо поросший сорняком, пересекали двое: опрятно одетая женщина и девочка лет десяти в замызганной униформе. Женщина ещё не была старой, а выглядела даже привлекательно: ладная, налитая, крутобёдрая. Хотя смахивала на общагскую вахтёршу Вадима, точно младшая сестра, и все ухватки выдавали в ней закоренелую старожилку. Обращалась она к ребёнку с умильной ласковостью, словно к дочурке, – при том, что Вадим не ощущал между ними родства. Дама крепко держала девочку за руку, но та и не пробовала вырваться, робея от здешнего запустения. Судя по всему, она сбежала из ближнего питомника и теперь пробиралась домой через пустыри, чтобы не попасться на глаза блюстителям, – а женщина, видимо, вызвалась её проводить. Странная услужливость, учитывая, что старожилы и с собственным потомством обычно обходятся без сантиментов.
Заинтересовавшись, Вадим двинулся следом, соблюдая немалую дистанцию. Чёрт знает, что он заподозрил, однако предчувствия не показались радужными. Далеко идти не пришлось: вскоре мадам подвела девочку к старому, ещё прочному зданию в три этажа и почти затащила в единственный подъезд, продолжая сладко увещевать. Пока всё оставалось в рамках, и Вадим позволил им подняться на самый верх, сам проделав то же снаружи, благо на стене хватало удобных балкончиков. Он уже определил тут обжитые помещения, чьи окна густо затягивал плющ: наверно, для маскировки. Но тем проще в них подглядывать, притаившись на балконе.
Квартирка была скромной, однако обставлена тщательно и любовно, даже со вкусом. Чистота в комнате казалась стерильной, а перед входом гостей встречал щекастый парень тридцати с небольшим лет и таких обтекаемых очертаний, что смахивал на свежевымытого боровчика, вдобавок выряженного не без щегольства. Ещё он до изумления походил на эту сердобольную даму – вплоть до сложения и мимики, что в мужчине смотрелось странно. И даже годами уступал ей не много, хотя наверняка являлся дамочке сыном, – будто та обзавелась потомством, ещё толком не выбравшись из детства. Во сколько же она начала?
– Господи, маменька, – капризно посетовал боровчик, – сколько раз говорено: выбирай полных! На что мне такое, господи?
Однако сноровисто раздел зацепеневшую девочку догола и прикрутил ремнями к скрипучему стулу, предусмотрительно помещённому в проржавелое корыто. Вадим изготовился было прыгать, но парень только залепил добыче рот приготовленным пластырем и отступил, озирая её со всех сторон. Босые и пухлые его ступни переступали по ковру почти бесшумно, избегая линолеума, будто он не привык ходить по жёсткому.
– Ну что ты говоришь, Митренька! – возмутилась женщина, от порога снимая туфли и устремляясь на кухню. – И как тебе не совестно только? Думаешь, легко было её добыть? Сам знаешь, какие времена. Не дай бог, проведает кто – ведь камнями забьют! Никакой жалости в людях не осталось. – Энергично она зазвенела, забряцала утварью, застучала дверцами шкафов. – Тебе что приготовить сегодня: гуляшик или котлетки, – а, сыночка?
С кухни уже доносился дробный перестук ножей о доску, будто готовился гарнир или приправа, затем хлопотунья принялась напевать тоненьким голосом, демонстрируя отличное настроение, а Митренька всё созерцал дрожащую худышку, недовольно оттопыря толстые губы. Почему-то особое внимание он уделил тугой щёлке, рассекающей понизу лобковую припухлость, – единственное, что подтверждало пол ребёнка, если не считать отросших до лопаток волос, спутанных и слипшихся в пряди. Наверное, тоже обделён женским обществом… «бедненький». Иначе откуда такое подростковое любопытство?
– Неухоженная какая, – проворчал боровчик. – Их что там, в питомниках, не моют? И ногти не стрижены!
Экий привереда, качая головой, подивился Вадим. Сколько ж на тебя уходит, гадёныш? И сможешь ты разорвать плоть руками? По виду не скажешь. Или обманчива внешность?
– Так ты ж не любишь пальчики, – заботливо откликнулась мамаша. – А, Митренька? И потом, это ведь как приготовить… А хочешь, ополосни её, – предложила она, – водицы хватит. Хоть помоется напоследок. – Женщина хмыкнула и добавила с неожиданной злобой: – Понаехало вонючек, под себя гадят! А ведь помню ещё, как мы бегали по улицам босиком – настолько там было чисто. И твой дедушка говорил…
– Лучше трахну её напоследок, – перебил парень. – Какая дурочке разница?
– Немытую? Фу, сыночка, не говори гадостей! Лучше потом я…
– Мне надоело с тобой, – снова перебил он. – У тебя бёдра трясутся. Могу я иногда раздолбать целку? Ты-то, мамуля, с половиной города перетрахалась!
Решившись, Митренька принялся стаскивать тесные брюки, обнажая женственный зад. Вадим подождал, пока он спустит их до колен, надёжно себя стреножив, и тогда неслышно вскочил в комнату, сграбастав боровчика за шиворот. Много сил это не потребовало, так что «напрасны ваши опасенья»!
– Мать!! – истошно заорал тот, безуспешно пытаясь вырваться и молотя вокруг коротенькими руками. – Твою…
Неразрешимая дилемма, думал Вадим, брезгливо удерживая толстячка на удалении. Вообще я против убийств, тем более – казней. Однако как там, в поговорке? «Волкодав прав, а людоед – нет».
Он ощутил спиной атаку и в последний миг сдвинулся в сторону, пропуская мимо отточенный мясницкий нож, на который его попыталась нанизать хозяйка, вступившись за откормленное человечиной дитя. Ах, эта «святая материнская любовь»!.. На следующем шаге, не сумев затормозить, дамочка вонзила тесак между лопаток сына и завизжала в смертельном ужасе, заглушая его хрип. А всадила она клинок с неженской силой, так что тот наверняка достал сердце. Уж не сама ли мать забивала жертвы? Или только стояла на подхвате? Ах, семейка!..
Поспешно отпрянув ещё дальше, Вадим подхватил девочку вместе со стулом и переставил в дальний угол, отчего-то уверенный, что вне корыта здешние аккуратисты не станут на неё покушаться. Следующим порывом было сбежать, не дожидаясь тягостного финала, однако Вадим задавил слабость. А ну как дамочка и без сынка продолжит охоту? Ещё неизвестно, кто здесь «направляющая сила»!..
Заколотый боровчик уже обвалился на пол, судорожно дёргая ногами. Из разевающегося губастого рта обильно струилась кровь, выпученные глазки едва удерживались в орбитах. Женщина стояла над ним точно памятник, сцепив побелевшие ладони.
– Сыночка, – растерянно сказала она. – Говорила ведь: не серди маму. Что же теперь… И ковёр весь испачкал, надо ж как!
Про Вадима она, похоже, забыла – как и про девочку-ужин. Надолго ли?
– Как зовут? – спросил он и добавил с усилием: – Вас.
– Ангелина Серафимовна, – ответила она машинально. – А его – Митрофан. Мальчик мой…
«Ух ты! – подивился Вадим. – Даже отчество совпадает. Может, они и вправду с вахтёршей – сёстры? Тесен мир».
– Что же нам делать теперь, Серафимовна? – произнёс он. – Не получается просто разойтись – ну никак!
– Зачем же расходиться? – возразила женщина, наконец подняв на Вадима заплаканные глаза, и с готовностью принялась расстёгивать натянутую блузку («полна пазуха грудей»), складывая переспелые, но ещё тугие губы в обольстительную улыбку. – Разве нам нечего обсудить?
Наверное, она искренне скорбела по сыну, но что делать, сперва следовало подумать о выживании – первый рефлекс любой хищницы. Главное уцелеть, а детёныши – дело наживное. Так почему не нажить их прямо сейчас, от эдакого самца? А заодно словить кайф, какой подвернётся, – сколько той жизни, да? И посчитаться с убийцей, если повезёт. Или же обзавестись защитником и добытчиком, если повезёт ещё больше. А сыночку ещё успеем оплакать – потом, на досуге… Действительно, редкостная шалава!
– Не сейчас, – ответил Вадим. – Времени нет, и поразмыслить обоим не вредно. Подождёте меня до завтра, ладно?
– Это не я, не я! – приговаривала женщина, хватаясь за его рукава, пока Вадим заталкивал её в тёмный чуланчик. – Это Митренька меня заставлял – принудил!..
– Ну да, «токмо волею пославшей мя супруги»! – хмыкнул Вадим, осторожно закрывая дверь, чтобы не защемить пухлые пальцы.
– Он ведь обжорка был, прости господи, не прокормить никак, – частила хозяйка. – И мясо – ну так любил! Что было делать, а? Кругом – никакого порядка… И эта девчонка – она ж из приёмника сбежала, правда! Государство кормит её, одевает, воспитывает, а этой соплячке всё мало, мало… Да она всё равно бы плохо кончила, паршивка, Крепость бы предала! Разве можно допустить? Мы ж как санитары, улучшатели породы… мы с блюстителями в едином строю!.. А ещё эти охальники, лапальщики, блудники, которым только и нужно было… Думаете, их тоже – ни за что? Ведь получали своё сполна, и только затем Митренька их…
Дальнейшие слова растворились во всхлипах, разжалобивших бы и куда менее сентиментальных. Вздыхая, Вадим подпёр дверь торцом тяжёлого шкафа, под завязку набитого разнообразным тряпьём, и только затем принялся за девочку, покорную точно кукла. Её омертвелость уже начала Вадима тревожить: как бы такой шок и вправду не оказался гибельным. По крайней мере, крыша у малышки может уехать далеко – и не проклюнется ли тогда ещё один «Митренька»? И чем займётся она: примется убивать обессиленных любовников, точно паучиха? Что ж, дело житейское: за скотство одних почти всегда отдуваются другие, – а первые знай свинячат себе дальше!.. Впрочем, Митренька своё уже отхрюкал.