Потом он поднялся по склону туда, где начинали сгущаться сумерки. Где-то вдали затихали гудки покалеченного «форда-таурус».
– Извините, – повторил Милгрим на ходу, обращаясь к темным силуэтам домов.
Беспокойная, умная рука похлопывала карманы, пересчитывая запасы. «Райз». Новый бумажник, пустой. Зубная паста. Зубная щетка. Пластмассовая бритва в куске туалетной бумаги. Милгрим остановился и оглянулся вниз, на дорогу, где Браун пытался прикончить НУ. Беглецу хотелось теперь очутиться снова в «Бест Вестерн» и глядеть в потолок. Включить бы какой-нибудь старый фильм по телевизору, только без звука. Лишь бы ловить краем глаза какое-нибудь движение, словно завел себе домашнего питомца.
Милгрим побрел дальше, чувствуя на себе мертвенные рыбьи взгляды старых домов. Сутулясь под бременем наступающей темноты и тишины, от которых веяло давно забытым уютом.
Но вдруг перед глазами словно ниоткуда возникли высотные здания другой улицы, другого, лучшего мира, во всей зловещей торжественности, какой обладает серьезная галлюцинация. Вот украшенная золотыми листьями, будто светящаяся изнутри вывеска табачной лавки; за ней универсальный магазин, и так далее. В эту самую заветную минуту близость мрачных и темных домов явилась ему во всей своей интимной откровенности.
Тут он увидел, как опустилась и плавно повернулась камера на конце металлического крана, и понял, что забрел внутрь декорации, сооруженной среди невидимых черных руин какого-то выпотрошенного завода.
– Извините, – пробормотал мужчина.
Шагая прочь мимо грузовых фургонов и девушек с переговорными рациями, он остановился почесать лодыжку, наклонился и нащупал у себя в носке сто пятьдесят канадских долларов, оставшихся после похода за наркотой.
Более того: оказалось, его другая, не самая умная рука сжимала книгу.
Милгрим распрямился и прижался к ней щекой. Его захлестнула волна благодарности. Ведь там, под истрепанной бумажной обложкой, жили пейзажи, герои, образы. Бородатые еретики в расчудесно украшенных нарядах, пошитых из крестьянских обносок. Деревья, похожие на мертвые веточки.
Милгрим обернулся на загадочно мерцающие декорации.
Браун уже наверняка в участке, объясняется с полицейскими.
В гостинице «Принстон» должны быть сандвичи с «кока-колой»; полученной сдачи хватит на билет на автобус, а может, и на такси. Потом он отыщет путь на запад, в самое сердце делового центра, найдет укрытие и, возможно, придумает, как действовать дальше.
– Квинтин, – произнес мужчина и тронулся вниз по склону в направлении «Принстона».
Квинтин по профессии портной. Основатель секты либертинцев. В тысяча пятьсот сорок седьмом году сожжен на костре за совращение почтенных леди города Турнэ.
Странная история, думал Милгрим. Еще какая странная.
На ходу он кивнул девушкам с роскошно зачехленными рациями. Красоткам из мира, в котором легко прижился бы Квинтин.
75
Эй, приятель
Разведчик и охотник Ошоси «оседлал» Тито на пике переворота назад. Мужчина услышал, как серый автомобиль ударил фонарный столб, и в ту же секунду черные «адидасы» коснулись асфальта; как тут не спутать причину и следствие? Ориша быстро повлек Тито вперед, словно ребенок, который тащит куклу за руку. В голове словно раздулся гигантский пузырь, начавший давить на черепную коробку и ее содержимое. Мужчина хотел закричать, но холодные пальцы Ошоси, похожие на сырое и скользкое дерево, крепко сжали ему горло.
– Эй, приятель, – послышалось откуда-то. – Эй, все нормально?
Ошоси пронес его мимо голоса. В опутанной веревочными кольцами грудной клетке обезумевшей птицей билось и трепетало сердце.
Бородатый мужчина в темном, тепло одетый, огромный, словно медведь, торопился залезть в кабину гигантского пикапа. Тито ударил раскрытой ладонью по стенке кузова. Раздался гул.
– Какого черта? – яростно крикнул водитель, высунувшись из кабины.
– Ты здесь ради меня, – произнес Ошоси, и Тито увидел, как округлились глаза над черной бородой. – Открывай.
Мужчина странно побледнел и бросился трясти запор задней дверцы. Та резко раскрылась, Тито перевалился в салон через борт, уронив на пол желтую каску, и рухнул на огромный лист безупречно чистого коричневого картона. Послышался звук сирены.
Что-то ударило пассажира по руке. Кусок желтого пластика на желтом шнурке. Нашейный личный пропуск. Дверца из черного стеклопластика с гулом опустилась, и охотник Ошоси благополучно исчез. Тито застонал, еле подавив острый приступ тошноты.
Послышался стук запираемой водительской дверцы, мотор заревел, и пикап сорвался с места.
Преследователь с Юнион-сквер. Один из тех, кто гнался за Тито. Этот человек оказался здесь и только что пытался его убить.
Под кольцами туго затянутой веревки ныли ребра. Мужчина с трудом достал телефон из кармана джинсов, раскрыл его (какое облегчение – увидеть свет от экрана!) и набрал первый из двух номеров.
– Да? – отозвался старик.
– Один из моих преследователей на Юнион-сквер...
– Он здесь?
– Пытался сбить меня машиной перед отелем. Врезался в столб. Полиция уже едет.
– Где он сейчас?
– Не знаю.
– А ты?
– В пикапе вашего друга.
– Не ранен?
– По-моему, нет.
Послышалось шипение, сигнал затих и совсем пропал.
При свете мерцающего экрана Тито огляделся: в кузове было пусто, если не считать рабочего шлема и личного пропуска в желтой рамке. Рамон Алькин. Заурядный снимок, неотличимый от любого другого. Мужчина надел шнурок через голову, закрыл телефон и перекатился на спину.
Полежал, перевел дыхание и начал осторожно потягиваться, проверяя, нет ли в теле вывихов и других повреждений. Откуда здесь взялся человек с Юнион-сквер? Неужели выследил? Этот жуткий взгляд сквозь ветровое стекло серой машины... Тито впервые увидел приближение собственной смерти в чужих глазах. Отец погиб от рук сумасшедшего, как сказал старик.
Пикап остановился на светофоре, немного переждал, а затем повернул налево.
Тито перевел телефон в беззвучный режим и снова убрал его в боковой карман джинсов.
Автомобиль затормозил и съехал на обочину. Послышались голоса.
А потом они покатили дальше, грохоча колесами по железным решеткам.
76
Натурные съемки
Высадив Тито и проехав совсем недолго вдоль ряда из автомастерских и лавок корабельных снастей, Гаррет свернул направо, на парковочную стоянку рядом с каким-то высоким сооружением совершенно нездешних размеров. Автомобиль остановился возле шеренги новеньких мусорных баков. На их блестящих стенках красовались расплывчатые трафаретные отпечатки фотоснимков. Здесь явно попахивало коммерческим искусством[178].
– Мы ищем натуру для съемок. – Гаррет достал из щели между сиденьями оранжевый картонный плакат с надписью «Работа над фильмом» и поставил его на приборную панель.
– А что за фильм?
– Пока без названия, – ответил мужчина. – Однако бюджет не очень убогий даже по меркам Голливуда.
Гаррет вышел наружу, Холлис последовала за ним.
И чуть не ахнула, увидев прямо перед собой, на расстоянии каких-то двенадцати футов, за сетчатым ограждением и железнодорожным полотном, залитые сиянием просторы порта. Прожекторы – как на стадионе во время концерта, только гораздо выше. В искусственном дневном освещении ей всегда мерещилось нечто зловещее. Ряды огромных бетонных цилиндров, плавно соединенных между собой, напоминали абстрактные скульптуры. Должно быть, зернохранилище, прикинула Холлис. Еще один, куда более продвинутый в техническом отношении ваятель сотворил поблизости гигантские, до странного призрачные черные резервуары, один из которых дымился подобно кипящему котлу, который вынесли на студеный воздух. А дальше, в недосягаемой вышине, двигались титанические крановые стрелы в стиле конструктивизма: женщина заметила их еще издали, по дороге к порту. Пространство между рельсовым полотном и крупномасштабными скульптурами заполняли геометрически правильные сооружения из рифленого металла, лишенные окон, и великое множество транспортной тары, расставленной рядами, словно кубики, уложенные необычайно прилежным и аккуратным ребенком. Холлис представился каркас контейнера Бобби, подвешенный прямо в небе, никому не видимый, точно покойный Ривер – создание Альберто – на тротуаре перед «Viper Room».
Казалось, это место, это мертвенное железное окружение, испускает собственный белый шум умопомрачительной амплитуды, воспринимаемый на уровне костного мозга. Достаточно провести здесь один-единственный день, и человек перестает его замечать.
Холлис повернулась и задрала голову, в очередной раз потрясенная невероятными размерами – теперь уже размерами здания, у которого припарковала машину. Восемь необычайно высоких этажей, мало того – ширина и длина периметра заставляли предположить, что перед вами – массивный куб. Размах постройки напоминал об устаревших промышленных сооружениях Чикаго, поэтому в здешних краях смотрелся как-то чуждо.
Холлис повернулась и задрала голову, в очередной раз потрясенная невероятными размерами – теперь уже размерами здания, у которого припарковала машину. Восемь необычайно высоких этажей, мало того – ширина и длина периметра заставляли предположить, что перед вами – массивный куб. Размах постройки напоминал об устаревших промышленных сооружениях Чикаго, поэтому в здешних краях смотрелся как-то чуждо.
– Сдаются внаем рабочие и жилые помещения, – сказал Гаррет, распахивая задние дверцы фургона. – Студийные павильоны.
Он достал алюминиевую тележку, развязал эластичные жгуты и привел ее в рабочую готовность. Затем вытащил из кузова и бережно положил рядом длинный серый чемодан. По наблюдениям Холлис, мужчина двигался не чересчур быстро; достаточно быстро, но именно не чересчур.
– Вы не против понести треножник и сумку? – Гаррет крепко обхватил черный чемодан и, негромко кряхтя, развернулся вместе с ним, чтобы опустить свою ношу на тележку; сверху он положил серый чемодан, а затем принялся оборачивать поклажу эластичными жгутами.
– А что там? – спросила Холлис, имея в виду сумку, после того как взяла под мышку сложенный треножник.
– Подзорная труба. И фартук.
Женщина подняла сумку.
– Тяжелый фартук.
Закрыв и заперев задние дверцы фургона, Гаррет наклонился и взялся за ручки тележки.
Холлис оглянулась на шеренги контейнеров. Некоторые располагались так близко, что можно было прочесть надписи вроде: «YANG MING. CONTSHIP». Вспомнились пиратские истории Бигенда.
Гаррет вкатил тележку вверх по наклонному пандусу к двойным дверям, похожим на те, что были на фабрике Бобби, выбрал из связки нужный ключ и вставил его в замо́к. Холлис поднялась следом; с каждым шагом тяжелая сумка била ее по колену.
Стоило им войти, как двери захлопнулись. Коричневая плитка на полу, белоснежные стены, яркое освещение. Мужчина воспользовался другим ключом, на этот раз воткнув его в стальную панель у лифта, после чего нажал на кнопку, и та загорелась. Широкие эмалированные двери быстро разъехались, открыв кабину размерами с комнату, стены которой были отделаны листами некрашеной фанеры.
– Солидная грузоподъемность, – одобрительно произнес Гаррет, закатывая тележку с двумя чемоданами.
Холлис опустила сумку на забрызганный краской пол и поставила рядом треножник. Спутник нажал на кнопку, двери съехались, и лифт поплыл вверх.
– Я в колледже любил вашу группу, – сообщил Гаррет. – Нет, и сейчас тоже люблю... Ну, вы понимаете.
– Спасибо.
– А почему вы распались?
– Музыкальные группы в чем-то похожи на семьи – по крайней мере лучшие из них. Не скажешь, почему некоторые браки держатся долго, а тем более – почему распадаются.
Кабина остановилась. Холлис опять ступила на коричневую плитку и пошла вслед за Гарретом по белому коридору.
– Вы здесь раньше бывали? – полюбопытствовала она.
– Нет. – Остановив тележку, мужчина снова достал ключи. – Я посылал одну подругу (она тут занята в кинобизнесе и знает, что сказать) договориться насчет аренды. Теперь все думают: мы готовимся к ночным натурным съемкам, ищем точки обзора. – Он повернул ключ в замке. – Но мы их и в самом деле ищем, так что лучше скрестите пальцы.
Мужчина открыл дверь и втолкнул тележку в какое-то помещение. Холлис вошла за ним.
Гаррет нащупал выключатель. Белое пространство залило сияние галогенных светильников, похожих на нержавеющие прищепки на струнах, туго натянутых под потолком. Очевидно, здесь велись работы со стеклом. Массивные, толщиной с кулак, прозрачные листы с зелеными краями, некоторые размером с дверь, были сложены подобно музыкальным дискам на подставках из тусклых оцинкованных труб с косматой обивкой. Повсюду лежали кабельные короба из гофрированной фольги, фильтры «HEPA»[179], вытяжные вентиляторы. Вошедшая опустила сумку на верстак, поставила рядом штатив и почесалась под курткой, думая о вреде отходов шлифовки стекла.
– Извините, – промолвил Гаррет, поднимая треножник, – мне нужно поиграть в кинооператора. – Он подошел к широкому окну и быстро собрал штатив. – Пожалуйста, не могли бы вы открыть сумку и подать мне трубу?
Холлис так и сделала, обнаружив поверх ровных и толстых складок бледно-синего пластика нечто вроде усеченного серого телескопа. Гаррет установил прибор на треножнике, снял с объектива черную крышку и начал что-то подкручивать, приникнув глазом к окуляру. А потом присвистнул.
– Ой. Господи. Вот ведь блин! – Он еще раз присвистнул. – Прошу прощения.
– А что такое?
– Мы чуть не обломились. Вон там, на крыше. Смотрите.
Она прищурилась, глядя в окуляр.
Бирюзовый контейнер, казалось, парил над наклонной металлической крышей здания без окон. Похоже, он просто находился на самой вершине ряда других.
– Вот повезло бы нам, будь этот конек на фут повыше, – заметил Гаррет, склонившись над алюминиевой тележкой и отцепляя эластичные жгуты. – А мы-то и не подозревали.
Потом он бережно опустил на верстак рядом с сумкой длинный серый чемодан и вернулся к лежащей на полу тележке за его черным собратом. Опустился на колени, вынул из кармана куртки какой-то желтый прибор размером с айпод, подержал его над крышкой, нажал на кнопку и поднес еще ближе, внимательно изучая показания на дисплее.
– Что это?
– Дозиметр. Русский. Из распроданных военных излишков. Отличное качество.
– И чем вы только что занимались?
– Измерял уровень радиации. Все в норме. – Мужчина улыбнулся ей, не вставая с колен.
Под его взглядом Холлис вдруг ощутила неловкость. Осмотревшись по сторонам, она заметила занавес из белого брезента, отгораживающий часть комнаты, и с наигранным интересом направилась туда. Когда журналистка частично расстегнула белую молнию, шестифутовый клапан свесился в сторону почти до пола, и ей удалось просунуть голову...
Прямо в чужую жизнь. Причем явно в женскую. На крохотном пространстве теснилось содержимое целой комнаты – кровать, комод с зеркалом, чемоданы, книжный шкаф, вешалка с одеждой. С полки на незваную гостью глазело чье-то детство в виде мягких зверей из акрилового меха. На краешке комода «Икея» стоял забытый бумажный стаканчик «Старбакс» под крышкой. Сквозь белый брезент лился молочный рассеянный свет. Внезапно Холлис почувствовала себя виноватой. Она убрала голову и застегнула молнию.
Между тем Гаррет открыл длинный серый чемодан.
Внутри лежала винтовка. Или ее подобие, сошедшее с картины сюрреалиста. Замысловато расписанная ложа из тропической лиственной древесины отличалась какой-то биоморфностью, даже провокационностью, словно творение Макса Эрнста[180]. Ствол, похоже, из вороненой стали, как и прочие металлические части, был покрыт блестящим серым сплавом, наводящим на мысли об изысканных кухонных принадлежностях из Европы вроде скалки для теста «Кузинарт». Однако же каким-то непостижимым образом в удивительной вещи с первого взгляда угадывалось оружие. Винтовка с оптическим прицелом и странной подвеской под «кузинартовым» дулом.
Мужчина развернул мешочек из черной материи, внутри которого, казалось, был собственный пластиковый каркас.
– Это что? – спросила Холлис.
– Сюда попадут выскакивающие гильзы.
– Нет, я не об этом. – Она кивнула на винтовку.
– Калибр 0,30. Ствол с четырьмя нарезами.
– Старик сказал, что вы не собираетесь никого убивать.
За спиной у Гаррета располагалось окно, в котором слабо дымились черные резервуары жутковато хрупкого вида. Что, если он подстрелит один из них?
И тут зазвонил сотовый. Попятившись от мужчины, журналистка начала рыться в сумочке и наконец вытащила трубку с шифратором, качающимся на обрывке кабеля.
– Холлис Генри слушает.
– Олли ждет снаружи, – сообщил Бигенд.
Гаррет уставился на нее с черным патронташем в руке, будто принимал участие в неком эзотерическом траурном ритуале викторианских времен.
Холлис открыла рот, но так ничего и не произнесла.
– Мы потеряли вас, как только вы покинули машину, – продолжал Бигенд. – Она все еще на том же месте. А потом вы вновь объявились к северу от Кларк-драйв. Скажите, вы в безопасности?
Гаррет вскинул голову и выгнул брови.
Женщина покосилась на качающийся шифратор, сообразив, что Памела и туда, похоже, вмонтировала одно из устройств GPS. Сволочи.
– У меня все отлично, – сказала она. – А вот Олли здесь явно не к месту.
– Отослать его?
– Да уж, пожалуйста. Иначе сделка отменяется.
– Идет, – обронил Бигенд и отключился.
Холлис закрыла телефон.
– Работа, – пояснила она.
– Да, раньше они не могли дозвониться, – ответил Гаррет. – Я включил специальный глушитель, еще когда поднимался с вами по лестнице. Это на случай, если бы вы пронесли на себе микрофон. А потом так и не вырубал его, пока мы не добрались до места. Надо было раньше предупредить, но у меня голова была другим забита. – Он указал на винтовку, покоящуюся на ложе из серого пенопласта.