Тьфу ты, черт! Юноша с маху влетел в топь, провалился, почти по колено, хорошо – в сапогах: жарко, зато по лесам‑болотам ходить удобно. Выругался, выбрался на сухое – чу! Позади кто‑то плюхал по топи, такое впечатление – босиком. Да ведь и вправду – босиком! И в ярко‑зеленых шортах. Пацан из той троицы, светленький, темноглазый… как его? А, все равно не вспомнить.
– Я тебя кричу – кричу, а ты будто не слышишь, – обиженно промолвил пацан. – Сам ведь просил в тракторе посидеть.
Опа! Лешка не скрыл улыбки. Вот, славно как вышло, уж теперь‑то он безо всякой опаски в Касимовку сходит.
– Че ж ты раньше‑то… – посетовал он. – Вместе бы и шли.
– Не знаю, – мальчишка пожал плечами. – Вообще‑то, я не очень‑то и хотел, – вдруг честно признался он. – Да парни там пить стали, а я…
– Ну и не шел бы, раз не хотел, без тебя б управился, – усмехнувшись, Лешка подал пацану руку. – Вылезай, давай, чего в луже‑то встал?
– А еще – трактор охота посмотреть, – сверкнув глазами, признался мальчишка. – И… может, ты мне еще и порулить дашь?
– Ага… – желчно усмехнулся Лешка. – На Курской дуге.
– Не‑а, – пацан тоже засмеялся. – На Курской дуге не надо. Лучше уж тут, до поселка, а?
Он посмотрел на Лешку с такой надеждой, что тому вдруг почему‑то стало стыдно – ведь получалось бы, что он обманет этого своего помощника… Хотя как‑нибудь в следующий раз…
– Ладно, там видно будет… Ну, пошли, что ли?
– Пошли…
– Да, – на ходу обернулся Лешка. – Тебя как зовут‑то?
– Вовка.
– А меня… впрочем, сам знаешь. Дружки‑то твои сейчас там, на пляже, пьют, поди?
Вовка вздохнул:
– Пьют. Витек спирта отлил у матери. Она у него торгует.
– А ты, значит, не захотел?
Вообще‑то, говоря честно, Лешке было наплевать, чего там захотел или не захотел какой‑то малолетний шкет, и черт‑то с ним, просто вот надоело идти молча, а этот Вовка – какой‑никакой собеседник. Вот и спрашивал.
– Не захотел…
– Так и не пил бы!
– Ага, тебе легко говорить. – Вовка обиженно замолк.
А Лешка, между прочим, очень хорошо его понимал, особенно в этом вопросе – пить или не пить, курить или не курить и все такое. Предложили выпить, а ты отказываешься? Да ты маменькин сынок, скелочь пузатая и никто с тобой водиться не будет, наоборот, засмеют. А вот, ежели выпил, да так много, что облевался, обмочился да уснул где‑нибудь под крыльцом клуба – вот тут ты герой! Настоящий герой, не придуманный. Все тебя сразу зауважают, да и сам ты будешь иногда вспоминать этак небрежненько, но со значением, для пущей важности вставляя в речь легонькие матерки: мля, вчера с Колькой Шмыгиным пили, мля, все, что горит…
И вот потом пройдет лет пять, а то и того меньше – и идет по деревне этакое пропитое чудовище: помятое, с бланшем под глазом, изо рта – перегар на гектар, работать уже не может, да и не очень‑то хочет, честно говоря, предел мечтаний – насшибать рублей двадцать на спирт. А ведь еще не так давно был первым парнем на деревне, крутым себя считал, ну а сейчас – да кому ты нужен, лузер?! И жалеть таких не стоит – сам во всем виноват.
Лешка про себя усмехнулся – вообще‑то, это не его собственные мысли были, а все того же Василия Филипповича, старшего воспитателя. Но – правильные мысли, Василий Филиппович не из тех людей, чтоб пургу гнать.
А Вовка этот ничего себе – умный. Надо ж, сразу сообразил: чтобы не пить – на Лешкину просьбу нужно откликнуться. Теперь‑то с него взятки гладки, теперь никто из пацанов деревенских, тот же Витька – не скажет язвительно, что, слабак, мол – пить отказался. Причина уважительная – Лехе – практиканту помогал с трактором.
Ну, вот он, трактор, синий МТЗ‑82: мощность 81 л.с., масса 3 тонны, число передач – вперед – 18, назад – 4, относится к тракторам тягового класса 1,4, эффективно используется при возделывании и уборке технических и овощных культур…
Осмотрев трактор – все вроде на месте, Лешка вытащил из сапога потрепанную, в мягкой обложке, книжку, недавно найденную в местной библиотеке. «Дипломатия Святослава» – так книжка называлась, и читать ее Лешке было интересно.
– Леша, а трудно трактора изучать? – заглядывая в глаза, тут же пристал Вовка.
Лешка презрительно пожал плечами:
– Ха – трактора! Ты б, Вовка, лучше про хазар да ромеев спросил!
– Ромеи? А что это?
– Не «что», а «кто»! Люди были такие в Средние века. Ух, и хитрые!
Вовка присел на корточки у самого трактора и присвистнул:
– Ну, ни фига ж себе, засел!
И в самом деле, было от чего свистеть – трактор застрял в болотине аж по самые ступицы, и теперь угрюмо синел посреди коричневато‑зеленой трясины, с укоризной поблескивая стеклами. Рядом, на кочках, валялись прогнившие жерди гати, собственно, по ним Лешка тогда и выбрался.
– Что ж ты по гати‑то поехал? – Вовка поднял глаза.
– А что, по Курской дуге надо было? – огрызнулся Лешка. – Темно ведь. В общем, ты тут посиди, покарауль, а я быстро.
Махнув рукой, юноша зажал в ладони тетрадку и быстро зашагал прочь.
– Леш, а Леш, – догнал его Вовка. – А можно в кабине посидеть?
– Посиди, – Лешка пожал плечами. – Только, ты когда забираться будешь, смотри, в болотине не утопии.
– Не утопну! – рассмеялся Вовка. – Я ловкий.
В Касимовку вела раздолбанная лесная дорога, по обе стороны заросшая молодым ельником и кустами малины. В другой раз Лешка, конечно, не упустил бы случая полакомиться ягодами, но только вот сейчас совсем не было времени. До Касимовки километров пять – пока‑а добредешь! – а ведь еще и бабку Федотиху найти надо спирт купить, да заглянуть в общагу – кассетник с собой прихватить, чтоб веселей ждалось. На все про все – примерно час, плюс два – на дорогу. Нет, малину есть некогда, в другой раз как‑нибудь. Правда, если попутный лесовоз попадется…
Лешка остановился, прислушался – нет, ни двигатель не рычит, ни пил не слышно. Вот так всегда, когда не надо, лесовозы эти так и шныряют, так и шныряют, а вот когда надобно – фиг с маслом! Ну и черт с ними. Вовка в тракторе сидит – не страшно, уж всяко не разберут, побоятся. Местных пацан всех знает, а чужие здесь не ходят: больно уж места глухие.
Лешка раскрыл тетрадку – загодя готовился к экзаменам.
Так вот и шел парень, с тетрадкой. Учил. А чего зря время терять?
Лесная дорога, обогнув холм, выбралась на грунтовку, идти сразу стало гораздо легче – не надо было перепрыгивать лужи. Лешка повеселел – до Касимовки оставалось три километра, – прибавил шагу, даже принялся напевать:
Я свободен,
Словно птица в вышине…
Нравилась парню «Ария», а еще «Король и Шут», «Наив», «Кукрыниксы», «Тринадцатое созвездие» и уж совсем не нравилась «гнусная попсятина» типа «Фабрики звезд» – вот уж чего терпеть не мог. Воспитатель, Василий Филиппович, с музыкальными Лешкиными вкусами и пристрастиями соглашался, правда, предупреждал, что по сему предмету людей судить не стоит, если человек слушает «россиянскую» попсу, так это еще не значит, что он полный дебил. Хотя, наверное, где‑то рядом.
Мы верим, что есть свобода,
Пока жива мечта…
Ага! За поворотом, за ельником, замаячили наконец домишки Касимовки. Два трехэтажных, панельных, с балконами, один двухэтажный кирпичный, остальные – деревянные: выкрашенный выцветшей голубой краской клуб, построенный еще пленными немцами, сельпо с оставшейся еще от старых времен вывеской «Магазин ОРСа», почта. Около магазина, на площади, стоял молоковоз – сто тридцатый «ЗИЛ» с желтой цистерной, видать, водила решил заглянуть за пивком. Лешка сунул руку в задний карман старых джинсов, пересчитал имевшуюся наличность – вздохнул. Пересчитывай не пересчитывай – а все равно денег больше не станет. Пятьдесят рублей – десятками – ну еще мелочь – рубля три, точнее – два восемьдесят. Рублей тридцать – на спирт, двадцать – на хлеб, растянуть до понедельника – там аванс обещали. Ну, крупа еще оставалась, макароны, тушенки банка… Рашид обещался с фермы молока принести… Жить можно. А, может, на спирте сэкономить? Тем более, говорили, что он у Федотихи дешевый. Обойтись двумя червонцами, столько же – на хлеб, а на двенадцать – двенадцать восемьдесят – купить в сельпо пива. Как раз на банку «Охоты» хватит – а то жарко!
Произведя такие расчеты, Лешка повеселел и резко свернул к магазину. У дверей сельпо, на лавочке, развалясь, сидел рыжий кудлатый парень с широким, несколько простодушным лицом и вдумчиво листал какой‑то гламурный журнал, от обложки которого то и дело отражались веселые солнечные зайчики. Отражались и прыгали прямо Лешке в лицо.
Юноша прищурился и, узнав в рыжем парне шофера молоковоза, вежливо поздоровался:
– Привет, Коля. Как жизнь?
– Бьет ключом! И все по голове, – пошутил водитель. – Ну, что, вытащил трактор‑то?
Лешка вздохнул:
– Пока нет. Вечером дядька Ваня Иваничев обещал на «дэтэшке» дернуть.
– На «дэтэшке». – Николай мрачно сплюнул наземь. – Тут не трактором, тут груженым «Камазом» надо. Хорошо засел‑то?
Юноша прищурился и, узнав в рыжем парне шофера молоковоза, вежливо поздоровался:
– Привет, Коля. Как жизнь?
– Бьет ключом! И все по голове, – пошутил водитель. – Ну, что, вытащил трактор‑то?
Лешка вздохнул:
– Пока нет. Вечером дядька Ваня Иваничев обещал на «дэтэшке» дернуть.
– На «дэтэшке». – Николай мрачно сплюнул наземь. – Тут не трактором, тут груженым «Камазом» надо. Хорошо засел‑то?
– Да уж, засел.
– Ну вот, я и говорю – «Камазом».
– «Камазом», – Лешка шмыгнул носом. – Где его только взять, «Камаз» – то? Ну, может, «Урал» лесовозный поедет… Да! Лесовозников и попрошу, если встречу.
– Лесовозников, – внезапно обозлился шофер. – Все дороги разбили, козлы, ни пройти ни проехать! А ремонтировать кто будет?
– Да, – согласно кивнув, Лешка присел рядом. Не так просто присел – с умыслом. Так же и разговор продолжал – по‑хитрому, знал: Колька – парень несговорчивый, резкий, тут издалека начинать надо.
– Интересный журнал у тебя.
– А, «Плейбой», – Николай усмехнулся. – Братишка из города приехал – привез. Вот, думаю кабину украсить.
– О, да тут и машины, не только бабы, – Лешка заглянул в журнал. – Ни фига себе, тачки!
– Да уж, – философски изрек шофер. – Нам с тобой, Леха, на них ни в жисть не заработать. А вот какая‑нибудь… – Он выругался. – Вон, пишут – одной дорогущую тачку подарили, другой… И за что, спрашивается? Да за красивую задницу, больше ни за что! Во, блин, уроды. Тут пашешь, пашешь – весь в мыле – а на зарплату смотреть тошно.
– Ну, уж нам‑то с тобой никто тачку не подарит, не думай, даже и ждать нечего, – засмеялся Лешка и, посчитав прелюдию законченной, наконец, задал главный вопрос:
– Коль, а ты сейчас с фермы или на ферму?
– На ферму. Вот, зоотехника с почты дождусь – и поеду.
– А назад во сколько поедешь?
– Да через час где‑то.
– До повертки подкинешь?
– Давай… Только ждать не буду – ты вот здесь, на крылечке сиди, ладно?
– Конечно! – Лешка обрадовано подпрыгнул. – Короче, я это, по делам побегу… Так не забудешь остановиться?
– Да не забуду, отстань.
Уговорившись с шофером, Лешка быстрым шагом обогнул трехэтажки и, перейдя по разбитым мосткам неширокий ручей, остановился перед длинным забором из сетки – рабицы. За забором произрастали аккуратно подстриженные смородиновые кусты, за которыми наблюдалась выложенная плиткой дорожка, ведущая к небольшому дачному домику с белыми резными наличниками и крышей из нержавейки. Красивенький такой был домик, как с картинки из глянцевого журнала. Рядом с домиком стоял новый белый автомобиль «шевроле – ланос», не такая уж и крутая тачка, вокруг которой, вооружившись тряпкой, бегала немолодая уже женщина в широкополой шляпе, красном лифчике и серых мешковатых шортах. Дачница.
– Здрасьте! – Лешка подошел к воротам и на всякий случай спросил, в каком доме живет бабка Федотиха.
– Федотиха? – дачница улыбнулась. – А во‑он ее изба, у леса. Видите?
– Да вижу, спасибо.
Изба бабки Федотихи – добротный, серый, рубленный в лапу, дом под шиферной крышей – была окружена дощатым забором, поверх которого угрожающе поблескивала на солнце колючая проволока. Висевшая на калитке табличка, грозно предупреждавшая – «Осторожно, злая собака», – ничуть не напугала Лешку, со слов Ваничева он знал уже, что никакой собаки у бабки нет, а табличка рассчитана на чужих. За калиткой, на дворе у просторной, пристроенной к дому веранды, стояла бабкина машина – красная «Таврия», что было хорошим знаком – значит, Федотиха дома, а не уехала в город сдавать перекупщикам принятые у местных ягоды и грибы.
Обойдя машину, Лешка подошел к веранде и постучал в окно:
– Есть кто‑нибудь?
– Иду‑иду, – послышался приветливый женский голос. Дверь отворилась, и вышедшая на двор хозяйка внимательно осмотрела незваного гостя вдруг ставшим подозрительным взглядом:
– Чегой без корзинки‑то? Аль где оставил? Чернику принес, лисички?
– Да нет, – улыбнулся Лешка. – Мне бы спирту чуток.
– Спирту?! – зло переспросила Федотиха. – А кто это тебе сказал, что я спиртом торгую?
– Дядя Ваня Иваничев.
– Ванька? Врет, паразит!
– Так значит, нету?
– Нету, нету, – бабка замахала руками. – И не было никогда. Иди, иди отсюда, милок, да боле не приходи. Ишь, чего захотел, спирту!
– Ну…
Враз погрустневший Лешка не знал, чего теперь и делать. Без спирта его точно никто вытаскивать не будет! У кого ж купить? Во! У Рашида в медпункте взять, на время – там‑то уж наверняка есть. А потом вернуть – купить где‑нибудь, кажется, в трехэтажках кто‑то торгует, узнать бы точно – кто.
– Эй, парень, – у самой калитки Федотиха вдруг нагнала Лешку. – Ты сам‑то кто?
– Да тракторист, на практике вот у вас.
– А, понятно, – бабка неожиданно подобрела… или это просто так показалось?
Выглядела она, надо сказать, точно так, как обычно и выглядят деревенские бабки – темная затрапезная юбка, вязаная кофта, цветастый платок, лицо продолговатое, морщинистое, с тонкими, ехидно поджатыми губами и остреньким носом и небольшими усиками над верхней губой – запоминающееся, надо сказать, лицо. Глаза непонятного цвета, прищуренные – а взгляд такой неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген.
– Недавно, значит, у нас?
– Угу.
– То‑то я тебя не знаю. Практикант… Случайно, не ты трактор в болотине утопил?
Лешка аж закашлялся от удивления – ничего себе, и суток не прошло, а уже вся деревня знает! Наверняка это почтальонша Ленка все разболтала, заразища, она, она, больше некому.
– Чего в болото‑то сунулся, нешто объехать нельзя было?
– Да, думал, проеду…
– Думал он, – Федотиха оперлась на калитку. – Нехорошее место это Черное болото, – глухим голосом продолжала бабка. – Не один человек уж там сгинул и сгинет еще. Трясина, да и леший, говорят, там где‑то рядом бродит.
– Леший?!
– Не хочешь, не верь. Одначе берегись, парень, оказаться на Черном болоте ночью, да еще в грозу! – Федотиха набожно перекрестилась и уже будничным тоном произнесла: – Ну, идем.
– Куда? – не понял Лешка. Оглянувшись вокруг, бабка понизила голос:
– Тебе ж спирт нужен?
– Ну.
– Сколько?
– М‑мм… На двадцать рублей сколько выйдет?
– На двадцатку? Ну, грамм триста. Посудина какая при себе есть?
– Ой, – Лешка хлопнул себя рукой по лбу. – Забыл!
– «Забыл», – передразнила торговка. – Ладно, уж посмотрю у себя, может, и найду что‑нибудь. Ты тут, у веранды, жди.
Сказав так, Федотиха скрылась в избе, но скоро вышла, неся в руке белую пластиковую канистру литров на пять.
– Тут, на дне, как раз грамм триста и осталось. На вот! Только канистру сегодня верни.
– Спасибо! – Лешка передал бабке деньги. – А хороший ли спирт?
– Хороший, хороший, не сомневайся, – хрипловато рассмеялась торговка. – Пей, знай, еще никто не помер. Канистру вернуть не забудь.
– Не забуду.
Не прощаясь, юноша побежал по узенькой тропке вниз, к ручью – там, кажется, валялись пластиковые бутылки. Продрался кустами, замер у самой воды – нет, никаких бутылок видно не было, наверное, унесло течением. Что ж, можно и у себя в бараке взять, уж там точно есть, Только бы успеть к молоковозу!
Сокращая путь, Лешка резко повернул влево и вышел на старую поскотину, возле соснового бора, заросшую густой травою и папоротниками. Вдоль поскотины тянулась тропинка, ведущая через ручей прямиком к трехэтажкам, ну а от них до барака – рукой подать.
– Леша! – послышался за спиной звонкий девичий голос.
Лешка оглянулся и недовольно нахмурился, увидев позади Ленку, почтальоншу. В ситцевом летнем платье с узкими лямками – голубом в белый крупный горошек – Ленка осторожно вела за руль свой старый велосипед, на багажнике которого была пристроена сумка. Н‑да‑а… Вот уж кого меньше всего хотелось сейчас встретить! Теперь растреплет на всю деревню, мол, практиканты спирт покупают да пьянствуют, уж за ней не заржавеет.
– Ого, канистра! Никак спиртику решил выпить?
Ну, вот оно, начинается!
– Не рано, Лешенька?
– Не рано. – Лешка демонстративно прибавил шагу.
– Ой, не беги так, – попросила девушка… нет, скорей, женщина – лет Ленке было уже под тридцать, имелся и ребенок – смешной такой мальчишка лет восьми… или девчонка.
Лешка оглянулся:
– Тороплюсь я.
Нет, вообще‑то Ленка была бабой красивой – черноглазая, с длинными темно‑русыми волосами – «цыганистая», как ее называли бабки. С тонкой талией и большой колыхающейся грудью, она сводила с ума многих парней и разбила уже не одну семью – за что бабы, конечно, ее не жаловали, а пару раз даже, говорят, изрядно намяли бока.
– Ой, торопится он, – Ленка хмыкнула. – Я смотрю, уже весь запарился. Попить хочешь?
– Попить? – Лешка обернулся. – А что у тебя?
– Минералка, правда, немножко. Хочешь?
– Не откажусь.
– Тогда подержи.