Что мог подумать Квин? Еще один человек будет работать на него, на что ещё он мог надеяться? Просто наймите его на работу, хорошо платите за преданность, а затем позвольте этому маленькому паршивцу снова вернуться к продаже противозачаточных средств, или чем он там прежде занимался. И передайте мне вон то досье, хорошо?
Что же касается Вероники, то интересно, что она сейчас думает. Что она чувствует? Действительно она меня любила, как утверждала? Правда, какое это имеет значение? Я постарался перестать об этом думать, когда обнаружил, что это действительно имеет значение, по крайней мере для меня.
- Ну, и где же он? - спросил морской офицер. Скорее всего, он был в дурном настроении, потому что его вытащили из теплой каюты, где он отдыхал после крепкой попойки и энергичных занятий сексом во время вчерашней вечеринки на корабле. Скорее всего, в постель он отправился с помощником кочегара. Ведь большинство морских офицеров - гомосексуалисты, что довольно естественно, если немного подумать. Прямо из общеобразовательной школы, где они наверняка проходят через мельницу педерастов, они попадают на флот, а точнее в суровые условия Морского колледжа. А потом оказываются запертыми в какой-то плавающей бронированной помойке. У них никогда не бывает возможности поговорить с девушкой - не говоря уже о том, чтобы переспать с нею. Наверняка этот офицер с ненавистью думал о возвращении на корабль.
Но если они презирали меня, то я-то знал, что они ничего из себя не представляют. Выпустите их одних в мир без тех сотен людей, которым они могут приказывать, чтобы те получили за них пулю в лоб, без бронированной плавающей платформы весом в 20 000 тонн, набитой до отказа снарядами диаметром в восемнадцать дюймов и самым современным электронным оборудованием, без друзей, без мощной поддержки эскадрилий сверхзвуковых истребителей, без комфорта пьяных вечеров в кают-компании, без отеческих советов старших военачальников, без вестовых, которые их обслуживают, и окажется, что они ничего из себя не представляют. Предоставьте им возможность в одиночку разбираться с ситуацией, в которой на карту поставлена их собственная жизнь, а правилам игры их не обучали. И окажется, что они просто пустое место.
Для такой работы нужно найти бедного запуганного маленького педераста, зажать его двойным нельсоном, дать ему кучу денег и внимательно наблюдать за ним. А потом отшвырнуть его прочь, чтобы подняться самому и выиграть бой. Вы можете как угодно дурно с ним обойтись, так как официально он, вы и все ваше предприятие просто не существуете. И сделайте так, чтобы его жизнь как можно чаще подвергалась опасности, это прибавит преданности по отношению к вам и заставит стать осторожным, умелым и таким же мерзким, как вы сами. Но этот крысенок при случае может повернуться против вас и будет готов драться.
Ну, а теперь пора их немножко встряхнуть.
- До того, как я скажу вам, где он, и до того, как вы объясните мне свои дурацкие планы насчет того, как вы мне собираетесь помочь, я хочу получить определенные гарантии. Во-первых, я получаю двадцать пять тысяч по случаю окончания работы. Они должны быть переведены в мой швейцарский банк.
Оба офицера были совершенно ошеломлены. Боже мой, неужели этот белокурый подонок за один день зарабатывает больше, чем они за двадцать лет преданной службы отечеству! И даже не будет платить с этой суммы налогов!
- Во-вторых, я получаю свежий комплект документов: паспорт, водительские права, свидетельство о рождении, удостоверение личности, плюс в документы будет вписана та страна, которую я выберу.
Думаю, это заставило их совершенно растеряться. Ведь они не могли себе даже представить, что кто-то может захотеть перестать быть англичанином и выбрать себе другую национальность. Какой-то громила смотрел на меня, моргая от изумления. Еще один профессионал, видимо наемный убийца, и то, что я сейчас делал, было его самой затаенной мечтой. Конечно, если ему не окончательно промыли мозги.
- Я не могу сделать так, чтобы вы были официально признаны другой страной, - сказал Руперт.
- О нет, вы можете. Я намерен стать американцем. После всего этого вы получите такую прекрасную возможность повлиять на них, что они сделают для вас все, что захотите, конечно, при условии, что им кусок пирога тоже достанется.
Офицеры были потрясены до глубины души. В конце концов, мы же были союзниками. Я имею в виду, что американцы могли делать любые гадости, опираясь на мощь своих похожих на китов гигантских авианосцев, несущих самолеты с ядерными зарядами и бомбардировщики "Хастлер", но, тем не менее, они были нашими союзниками. Нашими кровными родственниками. Но за союзниками шпионят больше, чем за врагами. Для этого существуют две причины. Во-первых, это легче делать. Во-вторых, вы точно знаете, где находится ваш враг, зато никогда не знаете точно, где ваш союзник намерен всадить нож вам в спину. Так что посылайте туда рыцарей плаща и кинжала.
Руперт медленно кивнул.
- В-третьих, должно быть сожжено все мое досье.
Военные ничего не поняли, но молчаливый человек мельком усмехнулся. Он, и только он понимал, что я сделал. Он знал, как мне должно было повезти. Я видел, что Руперта буквально корчит от ярости, но что он мог поделать?
- Я согласен.
- Прекрасно, пусть оба офицера и эта горилла будут свидетелями нашего соглашения, - я показал на третьего из присутствующих. Они слегка кивнули. Конечно, я понимал, что это никакая не гарантия, но может быть заставит Руперта слегка поколебаться, когда он задумает пойти на подлость - если у него есть такие намерения. - Кстати, кто вы и чем вы занимаетесь? - спросил я у того агента с кинематографической внешностью.
- Он работает на меня, - ответил Руперт. - Раньше он служил в морской пехоте, - лицо морского офицера расплылось в улыбке. - Это бывший сотрудник МИ-6, - лицо у офицера вытянулось. - В настоящее время он выполняет для нас различные мелкие задания. Его зовут, если вас это интересует, Филипп, Уильям Брентридж. - Я улыбнулся своему собрату по обману и лжи. - Он поможет вам справиться с Детманом.
- Очень хорошо. Рад это слышать.
Я порылся в полетных картах с "чессны". Они были немного потерты, так как это мои личные карты и на обратной стороне я делал разные заметки, составлял списки покупок и проводил всяческие вычисления. Наконец я нашел нужную карту и проявил максимальную осторожность, постаравшись никоим образом не отметить её, чтобы не украли. Все сгрудились возле большого стола и Брентридж включил дополнительное освещение. Вместо традиционного биллиардного кия я воспользовался эсэсовским кинжалом Детмана.
- Здесь, среди этой группы островов есть буквально кусок скалы, который на картах не имеет названия. - Кончиком кинжала я очертил довольно обширный район. - Однако этот конкретный остров единственный обитающий там отшельник называет Платоном. - Оба офицера немедленно начали что-то записывать.
- Это примерно пять часов ходу, - сказал морской офицер.
- Или двадцать минут на "хантере" - весело заметил командир базы.
- Мы будем делать так, как я скажу, или не сделаем вообще, - резко сказал я. Я хотел сам доставить Детмана, потому что до сих пор все делал я и поэтому в какой-то степени чувствовал себя за него ответственным. - Вы ведь помните, что у него был с собою чемоданчик, набитый важными документами? Ну так вот, только я знаю, где он спрятан, так что если вы доберетесь до Детмана, это вам ещё ничего не даст. На этом острове есть узкая долина с высокими скалами с обеих сторон. Вы никогда не найдете её, если не пролетите точно над ней и не посмотрите вниз в нужный момент. Там просто не хватит места, чтобы посадить "Хантер", поэтому мы полетим на "чессне" - "Интернейшнл Чартер" специально приспособила самолет для выполнения заданий такого рода. В любом случае посылайте корабль, так как я не смогу привезти обратно Детмана и всех остальных, но сначала я должен взглянуть, в каком состоянии он находится. Детман - мой.
Им пришлось согласиться. Морской офицер выскочил из комнаты, чтобы отдать приказ о подготовке к выходу в море. Руперт решил, что поплывет с ним. Думаю, что ему хотелось попроситься со мной, но он понимал, что получит отказ.
Мы с Брентриджем позавтракали в столовой военно-морской базы. Кроме нас там находилось ещё несколько офицеров, которым не спалось или может быть они только что сменились с дежурства. Весь персонал столовой был ещё полусонным и в большом проигрывателе крутилась пластинка группы "Битлз". Я выбрал кашу, пять больших ломтей ветчины, фруктовый сок, тосты и кофе. Затем подошел к проигрывателю и поставил пластинку Боба Дилана, чтобы немного расслабиться и предаться воспоминаниям. Когда я вернулся, Брентридж сражался с большой миской овсянки.
- Приговоренный к казни съедает здоровый завтрак, - сострил он, глядя на все, что я принес.
- Ха-ха, - усмехнулся я. Он покосился на меня. На лице у него хватало отметин и вообще складывалось впечатление, что в свое время ему приходилось довольно много заниматься боксом. Не то, чтобы у него был перебит нос или уши вроде цветной капусты, но тем не менее лицо казалось плоским и избитым.
- Приговоренный к казни съедает здоровый завтрак, - сострил он, глядя на все, что я принес.
- Ха-ха, - усмехнулся я. Он покосился на меня. На лице у него хватало отметин и вообще складывалось впечатление, что в свое время ему приходилось довольно много заниматься боксом. Не то, чтобы у него был перебит нос или уши вроде цветной капусты, но тем не менее лицо казалось плоским и избитым.
- Расслабься, Филипп, я на твоей стороне.
Я отрезал себе большой кусок ветчины.
- В нашей игре нет никаких сторон. Каждый сам за себя. Пока мы жевали и думали о тех вещах, о которых приходиться думать людям, занятым опасной работой, стояла тишина. Дело не в том, что я считал предстоящее дело очень опасным. Просто я размышлял над тем, что сейчас делает генерал Ноландер и другие веселые ребята из "Интернейшнл Чартер". Держу пари, они сейчас обливаются потом и надеются, что я где-то разбился насмерть.
- Девушка, - начал Брентридж, и я перестал есть, а моя вилка остановилась на полпути. - Не относись к ней слишком плохо. Тебе немного их удастся встретить в жизни, похожих на нее. Сейчас ты хочешь все свалить на нее. А она о тебе заботилась.
- О, конечно, она здорово заботилась обо мне.
- Нет, она действительно это делала. Ради Бога, Филипп, она же должна была делать свое дело. Ты же не знаешь, какие у Руперта Квина рычаги давления на нее. Подумай об этом хотя бы немного.
Я несколько секунд продолжал жевать в поисках ответа.
- А, собственно, при чем тут ты?
Он улыбнулся и воздел глаза к небу. У него была очаровательная отеческая улыбка, ну прямо как у американского президента.
- Ни при чем, если не считать, что я вспомнил девушку, похожую на Веронику.
Я допил кофе и протянул ему сигарету. Сейчас я не столько думал, сколько чувствовал. Я вспомнил некоторые моменты, которых поначалу не замечал и которые пронеслись передо мною под стук ножей на кухне и свист пара из кофеварки.
Я вспомнил виллу на Датосе и нас, танцующих на пляже, причем наши головы уже были немного одурманены наркотиком, а тот же самый Боб Дилан пел ту же самую песню, которая неслась из динамика, который я поставил на песок. Не стоит забывать хорошее из-за того, что наступили плохие времена.
Подошедший капрал сообщил, что нам пора.
Над холмами вставал рассвет и от зданий тянуло холодом. Руперт не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как мы взлетим, он уже вышел в море. Но Вероника стояла здесь, держась за подрагивающее крыло самолета. Я выудил из-за сидений старую кожаную куртку, так как в одной рубашке было довольно прохладно. Брентридж забрался в кабину и она шагнула ко мне.
- Пожалуйста, можно я полечу с тобой?
- Зачем?
- Я хочу быть рядом с тобой. Ты ведь не знаешь, что может случиться.
- Нет. И не хочу ни знать, ни думать.
- Не заставляй меня унижаться, Филипп.
Я взглянул на неё с расстояния в шесть дюймов и понял, что она говорит совершенно серьезно. Что за черт? Ведь мы могли бы ещё неплохо провести время, даже если любовь и ушла.
- Хорошо, залезай.
Вероника с трудом взобралась на крыло, демонстрируя мне все свои прелести из под чрезвычайно неудобной мини-юбки. Я захлопнул дверцу и втиснулся в те выемки, которое выдавил на сидении мой зад. Потом надел наушники и ларингофоны и подключил их. Включил питание, и на панели замигали огоньки. Моторы, масло, дроссели в нужном положении, горючего, заслонки. Я не спеша прошелся по списку. Наконец нажал кнопки и двигатели ожили. Мы спокойно сидели, пока я давал им возможность прогреться и продолжал оставшиеся проверки перед взлетом.
- Ты знаешь, мне ведь до сих пор ни разу не приходилось летать с тобой, - сказала Вероника. Она сидела рядом со мной на втором переднем сидении. Но я ещё не был готов простить ей все - я помнил об угрозе пятилетней тюремной отсидки.
- Тебе повезло, - сказал я и начал переговоры с контрольной башней. Пока я выруливал на взлетную полосу, начало подниматься солнце. Весь мир выглядел новым и юным, всюду светлые краски, и я хорошо себя чувствовал, так как в кабине стало тепло.
Диспетчер разрешил взлет и я взглянул на огромную взлетную полосу, исчерченную черными следами от колес и исчезающую вдали.
- Пристегнитесь, - велел я. Затем подал сектора газа и двигатели начали набирать обороты. Ужасный миг, когда ты знаешь, что должен уйти, прошел, и я поднял самолет в воздух.
Набрав примерно две тысячи футов, я снова пересек взлетную полосу, покачал крыльями и направился в сторону воспетого Гомером моря. Мои спутники расслабились и стали разглядывать покрытую легкой рябью поверхность моря, судно с ослепительно белым корпусом и острова, исчезающие позади. Я чувствовал себя бодрым и совершенно спокойным. Практически все время я сам вел самолет, не пользуясь автопилотом. Думать ни о чем не хотелось. Мои руки удобно лежали на пластмассовой ручке, а ноги стояли на педалях. Я был полностью поглощен самим процессом полета, я просто стал частью "чессны" - большой и умной механической птицы. Это было не так уж плохо - ведь машины не могут вас предать.
13. Знаки смерти
Мы двигались с постоянной скоростью примерно в двести миль в час. Брентридж достал термос с кофе и я объяснил ему, где найти чашки. Теперь, согнувшись в своем кресле, я прихлебывал кофе, а Вероника с ужасом смотрела на оставленную без присмотра и судорожно дергающуюся ручку управления.
- Совершенно не обязательно держать её руками, - заверил я и закурил.
Двадцать минут спустя внизу появилось судно, явно шедшее на всех парах, если судить по расходившемуся в стороны буруну. Я показал на него, отключил автопилот и крикнул:.
- Держитесь крепче!
А сам отдал ручку вперед, и "чессна" стала падать вниз, как бомба, море заполнило весь горизонт и судно понеслось навстречу нам со скоростью 300 миль в час. Это была настоящая атака из пике в духе Второй мировой. Затем я слегка принял ручку на себя и мы ракетой пронеслись над кораблем, перегрузка вдавила меня в кресло. Передо мной на какие-то миллисекунды промелькнуло несколько бледных лиц, потом я снова набрал высоту.
Надеюсь, я на всю оставшуюся жизнь напугал Руперта Генри - это был последний удар в его кошмарной схватке с морской болезнью. Правда, возможно, что в этот момент он находился в закрытой каюте, потягивая не облагаемый таможенными сборами джин.
Суля по Веронике, её слегка мутило.
- Держу пари, ты каждый день испытываешь то же в "мазерати", поспешил заверить я.
Когда до острова оставалось с полчаса полета, я попросил Брентриджа достать мне кое-что из запертого шкафчика, помещавшегося в задней части самолета. Он осторожно передал мне большой картонный ящик. Я открыл его и освободил содержимое от папиросной бумаги. Там было прицельное приспособление для воздушной стрельбы, которое я закрепил на двух кронштейнах над щитком приборов перед своим сидением. Затем я пошарил за щитком и вытащил провод, который подсоединил к хитрому ящичку компании "Интернейшнл Чартер" с помощью многоштырькового разъема. Попробовал включить - и судя по всему оно работало!
Вероника ничего не понимала, но Брентридж оказался более сообразительным.
- Ждешь неприятностей?
- Нет, но всегда лучше перестраховаться. Я оставил Детмана с двумя его парнями, прикованных наручниками к стене и, если Гудини* не доводится им близким родственником, они там и должны сейчас лежать. А самое опасное оружие на острове - обломки скал.
________________________________________________________
* знаменитый фокусник, умевший ловко избавляться от оков
Брентридж принялся заряжать и разряжать свой автоматический "браунинг", а Роника смотрела, как я справляюсь с управлением.
- Ты на меня все ещё сердишься? - наконец спросила она.
Перед тем, как ответить, я внимательно изучил всю панель приборов, словно те могли дать мне совет. Но они все попрятались в свои гнезда и помалкивали.
- А как ты думаешь? Как бы ты себя чувствовала, если бы наемником Квина оказался я, а ты - жертвой шантажа?
Она пожала плечами и отвернулась к окну. Я вновь вернулся к компасу, стараясь держать курс как можно аккуратнее, в пределах десяти градусов.
- Как ты оказалась замешана в это дерьмо? Ты всегда казалась такой преданной мне, что и в голову не могло прийти, что ты предана только фюреру Квину.
- Просто когда работаешь в разведке, то совсем не умираешь от счастья. Большую часть времени это обычная работа, как любая другая - ты-то должен это понимать. Но в ней были и некоторые компенсирующие моменты. Вроде тебя.
Я холодно рассмеялся.
- Премного благодарен. Я доволен, что смог внести тонкий луч солнечного света в твой кабинет, заполненный пыльными досье и приказами, размноженными в четырех экземплярах.
Больше нам уже нечего было сказать друг другу.
Брентридж последний раз протер свой пистолет и засунул его в кобуру на бедре. Меня не особенно интересовало, что он делает. Я сейчас был настолько занят мыслями о Веронике, что почти забыл о Детмане и потерял интерес к так любовно вынашиваемым планам. Я даже начал сожалеть, что поступил подобным образом - из чистой прихоти. Руперт Квин и его парни из морской пехоты были куда более квалифицированны для охоты за Детманом и его чемоданчиком, набитым египетскими секретами.