За действиями кладоискателей пристально следили капитан Спесивцев и Сыч, оба грязные, ободранные, окровавленные, как мартовские коты после жесткой дуэли в канаве, без правил и секундантов. Дуэли за право обладания «прекрасной дамой» – блудливой Муркой с пушистым хвостом. Правда, теперь они прятались не только от «объектов наблюдения», но и друг от друга. Сыч затаился в кустах с одной стороны усадьбы, Спесивцев – на дереве с противоположной. Избитые тела соглядатаев ныли, искусанные насекомыми лица зудели, мокрая одежда противно липла к коже, в обуви хлюпала вода, а в сердцах пылала лютая злоба... Время шло, небо потихоньку светлело, неторопливо приближалось утро, несущее городу Лозовску и его обитателям неслыханные доселе потрясения...
ГЛАВА 5
Маразм крепчал.
Из заключения Лозовского филиала ГидрометцентраКак нам известно, милицейские кордоны блокировали подступы к графской усадьбе и, не стесняясь в выборе средств, не допускали туда жителей Лозовска. Любое действие рождает противодействие, а запретный плод заманчив вдвойне. Поэтому вечером 4 июля 1998 года наиболее активные граждане начали собираться на площади у здания бывшего Дома культуры «Взлет», где теперь располагался офис скандально известной партии «Борцы за справедливость», возглавляемой депутатом Государственной Думы Владиленом Генриховичем Лапшеушиным. Поначалу собрание носило стихийный характер, площадь перед ДК выбрали ввиду отсутствия более удобного места, конкретного плана действий у собравшихся не имелось, но это продолжалось недолго. Вскоре у не допущенных к кладу, досыта отведавших милицейских дубинок, а потому злых донельзя граждан появился вождь, да еще какой! Владилен Генрихович Лапшеушин являлся личностью на редкость неординарной. Его политическая платформа периодически менялась применительно к обстановке в стране (и даже, как поговаривали, в соответствии со сменой времен года), однако в общем и целом господин Лапшеушин всегда оставался в непримиримой оппозиции к любой власти, кроме собственной. Он ругал правительство абсолютно за все! За замедление и за ускорение процесса «реформ», за начало войны в Чечне и за ее окончание, за получение (или неполучение в зависимости от результатов переговоров с МВФ[9]) иностранных кредитов и т. д. и т. п.
Бурная общественная деятельность не мешала Владилену Генриховичу проворачивать, прикрываясь депутатским мандатом, некоторые темные, но прибыльные делишки, о которых электорат ничего толком не знал. Ходили смутные слухи о его аферах с левой, недоброкачественной водкой, однако это, повторяю, были всего-навсего слухи. За руку народного избранника никто не поймал (или не захотел поймать). Между тем недостатка в приверженцах депутат не испытывал. Он произносил трескучие речи, будоражащие толпы болванов, на обещания не скупился, регулярно забавлял публику экстравагантными выходками: то перед телекамерой в морду кому-нибудь засветит, то водой обольет, то матом покроет, то в гей-клубе[10] спляшет в обнимку с педерастами. Выступления Лапшеушина в эфире с успехом заменяли зрителям концерты популярных клоунов. В июле 1998 года Владилен Генрихович прочно стоял на позициях великорусского национал-патриотизма, правда, на бестактные вопросы корреспондентов о своем собственном этническом происхождении отвечал уклончиво: мама, дескать, по паспорту русская, а папа таксист. Подозрительное скопление людей в непосредственной близости с партийной резиденцией первым заметил самый доверенный из бесчисленных «помощников депутата» Паша Губошлепов – здоровенный бритоголовый субъект, одновременно выполняющий множество обязанностей: секретаря, телохранителя, порученца и прочее, прочее...
– Владилен Генрихович, толпа собирается, – доложил он, зайдя в кабинет лидера «Борцов за справедливость». – Как бы чего не вышло! Злые все! Галдят, руками машут!
– Что им от меня нужно? – побледнел Лапшеушин, вообразивший, будто народные массы явились за его скальпом.
– Не знаю, – пожал могучими плечами Губошлепов. – Кричат о бриллиантах, поделиться требуют!
– Что-о-о-о?! – опешил депутат. Всецело занятый политическими интригами вкупе с финансовыми аферами, он оказался, пожалуй, единственным человеком в Лозовске, до которого не успели дойти слухи о графских сокровищах. Губошлепов вкратце обрисовал сложившуюся в городе ситуацию. Лапшеушин задумался. «Подвода с бриллиантами?! Гм! Скорее всего чушь собачья, но не за горами очередные выборы в Государственную Думу, а потом, глядишь, президентские! Необходимо заблаговременно собирать электорат, завоевывать популярность среди избирателей! Обычными дебошами уже не обойдешься! Приелись! Обещаниями не купишь, надоели! Надо выкинуть что-нибудь этакое, масштабное, незабываемое... Эврика! Нашел! – Озаренный гениальной идеей, Владилен Генрихович возбужденно заерзал в кресле – именно он возглавит стихийное движение граждан, требующих дележа бриллиантов, выступит в роли глашатая народного гнева, защитника попранных прав лозовцев. А найдут клад или не найдут – Лапшеушин по-любому внакладе не останется. Электорат не забудет, как старался для него лидер партии «Борцы за справедливость». – Более того – весть об этом вихрем разнесется по стране (подкупить нескольких газетчиков да телевизионщиков дело нехитрое), и, быть может, в двухтысячном году... – депутат Государственной Думы блаженно зажмурился, – Президент Российской Федерации Владилен Генрихович Лапшеушин! Как звучит-то! Как звучит!»
– Сию же секунду выставить на площадь передвижные палатки с водкой и бутербродами! – сверкнув очами, громыхнул потенциальный президент. – Раздавать бесплатно, от моего имени! Одновременно через наших агентов распространить по городу слух – лидер партии «Борцы за справедливость» не потерпит ущемления коррумпированными чиновниками законных прав трудящихся! Грудью станет на защиту! Понадобится – костьми ляжет! Пусть население Лозовска завтра в девять утра соберется на площади. Я лично выступлю с речью. Скажи Брехункову, чтоб подготовил текст. Водку поставлять бесперебойно! Действуй!
Помощник депутата, громко топоча, бросился выполнять полученные распоряжения. Владилен Генрихович почесал кудрявый затылок, смачно высморкался и плотоядно улыбнулся.
– Электорат! – сладострастно прошептал он. – Электоратик ты мой! Цыпа, цыпа, цыпа!..
* * *В половине восьмого утра 5 июля 1998 года дежурного по Лозовскому отделению милиции сорокалетнего капитана Владимира Антоновича Ежикова увезла «Скорая помощь» с диагнозом – инфаркт миокарда. Злосчастный капитан замертво рухнул на пол, едва завидел физиономию подполковника Бутылкина, явившегося на работу раньше обычного. И неудивительно! Травмированный понесенными ночью громадными убытками, Ольгерд Пафнутьевич напоминал жуткий гибрид не первой свежести утопленника, вампира из голливудского ужастика и маньяка Чикатилло, изготовившегося терзать очередную жертву. Равнодушно взглянув на бесчувственного Ежикова, он влетел в свой кабинет и яростно ухватился за телефон. Резкий звонок вырвал майора Буракова из уютных объятий сна.
– Дрыхнешь, скотина? – сняв трубку, услышал полупроснувшийся Семен Петрович леденящий душу рык начальника. – Я те, блин, устрою! Загрызу-у-у-у! Растерзаю-ю-ю!
– Но, товарищ подполковник! Я ж после задания отдыхаю! Промерз в лесу, промок до мозга костей! – попытался оправдаться Бураков.
– В гробу отдохнешь, твою мать! Бегом сюда, майор! Или звание младший лейтенант тебе больше подходит?! А?!
– Нет, нет. Не надо репрессий! Уже лечу! – поспешил заверить Бураков, лихорадочно натягивая одежду...
Примчавшись в отделение, он тоже чуть было не лишился чувств, взглянув на сизое, перекошенное лицо шефа.
– Необходимо кой с кем посчитаться! – ощерившись, прохрипел подполковник. Глаза его горели, как раскаленные угли. С кривых желтоватых клыков капала слюна. – С Котярой Пакостным да про...ю Звездовской! Взорвали мою машину, раздолбали из гранатометов дачу! Р-р-р!
– А Спесивцева сменить? – осмелился спросить Семен Петрович.
– На х...й твоего Спесивцева! – взревел Ольгерд Пафнутьевич. – Не сахарный. Не растает! Или ладно, отправим ему на помощь сержанта Отморозкова! Тот вчера хорошо себя зарекомендовал. Орел! (О смертельной схватке Спесивцева с Сычом они не знали, так как рация капитана разбилась в процессе драки.)
– Вы уверены, что это их рук дело? – робко поинтересовался Бураков.
– Кого «их»? – не врубился ополоумевший подполковник.
– Кошкина и Звездовской.
– Конечно, – убежденно кивнул Бутылкин. – В прошлом году я помог Котяре приобрести десяток РПГ, на свою, блин, голову!
– А может, машину тоже он? – не отставал майор. – Вдруг Звездовская ни при чем?
– Кошкина и Звездовской.
– Конечно, – убежденно кивнул Бутылкин. – В прошлом году я помог Котяре приобрести десяток РПГ, на свою, блин, голову!
– А может, машину тоже он? – не отставал майор. – Вдруг Звездовская ни при чем?
– При чем, ни при чем! Какая разница! – сварливо проворчал начальник ОВД. – Перестрахуемся на всякий, знаешь ли, пожарный! Лучше уничтожить десяток невиновных, чем упустить одного виновного!
– Так что прикажете с ними сделать? – спросил тугодумистый Бураков.
– Стрелять умеешь? – вопросом на вопрос ответил Бутылкин.
– Э-э-э... не то чтобы очень... – Мудак! – взвился на дыбы доведенный до белого каления подполковник. – Чему тебя, осла, только учили?!
Майор скромно промолчал, не осмелившись напомнить, что учили его, главным образом, вылизывать задницы начальства, хапать взятки, стучать на сослуживцев да фальсифицировать уголовные дела. Ольгерд Пафнутьевич разбушевался зимним ураганом, изливая потоки грязной ругани, конвульсивно дергаясь, плюясь и размахивая кулаками. Семен Петрович от греха подальше забился в угол, с трепетом взирая оттуда на беснующегося шефа. Наконец спустя полчаса гнев подполковника начал понемногу стихать.
– Раз сам не умеешь, найди того, кто умеет! – зашипел он. – Хотя бы лейтенанта Бибикина. Он вчера попал в Бу-Бу с первого выстрела. Молодец! Снайпер! Кстати, о задержанных бандитах. Поручишь их обработку Сереге Костоломову. Чтоб к обеду сознались во всех тяжких. В каких именно? Костоломов придумает. Усвоил, в рот тебя е...ть?!
– Так точно! – вытянулся в струнку Бураков. – Разрешите идти?
– Пшел!
Отпустив майора, Бутылкин уселся за стол, успокоения ради выхлебал два стакана водки и, покуривая сигарету, погрузился в сладкие мечтания. Грезилась ему скорбная похоронная процессия, медленно движущаяся к кладбищу под звуки траурного марша, два гроба – в одном Котяра, в другом Звездовская и т. д. и т. п. Приятные видения начальника ОВД продолжались довольно долго, вплоть до десяти утра. Ровно в десять в кабинет без стука ворвался дежурный лейтенант Коврижкин, заменивший увезенного в реанимацию Ежикова.
– В городе беспорядки, – с порога выпалил он. – К отделению приближается агрессивно настроенная толпа, человек двести, не меньше, под руководством функционеров лапшеушинской партии! Вооружены кольями, цепями, булыжниками. Требуют дележа графских сокровищ!
От неожиданности Ольгерд Пафнутьевич лишился дара речи.
– Прикажете вызвать ОМОН? – полувопросительно сказал Коврижкин.
– Кх-х-х-х, – выдавил подполковник.
– Слушаюсь! – козырнув, отчеканил сообразительный лейтенант.
* * *Владилен Генрихович сдержал данное накануне обещание. Пятого июля без двух минут девять он взобрался на трибуну, наспех сооруженную из пустых водочных ящиков, которых к утру скопилось на площади изрядное количество. Стараниями партийных активистов, а главное, благодаря бесплатной выпивке толпа у здания бывшего Дома культуры собралась огромная.
– Мы не потерпим ущемления прав трудящихся! – вещал господин Лапшеушин. – Долой коррумпированных чиновников! Положить конец произволу милиции. Да здравствует справедливость! Подвыпившая аудитория разразилась бурными аплодисментами, переходящими в овацию. Польщенный депутат широко улыбнулся, продемонстрировав окружающим ровные белые фарфоровые зубы, вставленные во время недавней зарубежной поездки.
– Моя жизненная позиция, моя совесть, взгляды, убеждения взывают к защите законных требований населения, – воодушевившись, продолжал он и, незаметно для самого себя, повинуясь многолетней привычке, перешел к изложению очередной политической платформы партии «Борцы за справедливость» (как помнит читатель, платформа на данный момент была великодержавно-национал-патриотическая). Слушатели поскучнели. Их интересовали конкретные бриллианты, зарытые в усадьбе графов Коробковых, а не набившие оскомину предвыборные обещания изовравшихся политиков.
– Хорош п...болить! – выкрикнул кто-то из задних рядов.
Вооруженные велосипедными цепями охранники партийного лидера ринулись было усмирять хама, но Владилен Генрихович, вовремя опомнившийся и сообразивший, что его занесло «не в ту степь», остановил мордоворотов мановением руки.
– Критика принимается, – с фальшивым добродушием сказал он. – Перейдем непосредственно к делу!
– Во-во!.. Правильно!.. Давно пора!.. – загалдели обрадованные голоса.
– Предлагаю разделиться на две колонны, – прокричал в мегафон Лапшеушин. – Одна движется к зданию милиции, другая к городской мэрии. Надеюсь, возражений нет?!
Возражения, естественно, были. В любой революции или просто в движении за... (впрочем, безразлично за что, важен сам факт наличия движения) всегда найдется кучка оппортунистов, в корне несогласных с генеральной линией руководства и по каждому вопросу имеющих особое мнение. Так уж повелось испокон веков (если не верите – почитайте учебники истории).
Не миновала чаша сия и взбунтовавшихся лозовцев. Главой местных оппортунистов стал уроженец солнечного Азербайджана сорокапятилетний Махмуд Каримов, до начала бриллиантового психоза мирно спекулировавший помидорами на рынке, а теперь объявивший себя прямым потомком графов Коробковых и одновременно праправнуком героя войны 1812 года князя Багратиона[11]. (Багратиона Махмуд приплел, дабы как-то объяснить свою смуглую внешность и кавказский акцент.) Двигало Каримовым желание... А черт его знает! Восток – дело тонкое!
– Я законный наслэдник, но я нэ жадный! Вэришь, да?! – втолковывал он народу. – Я хачу, я буду дэлиться! Вай, вай! По-братски дэлиться! Мамой кланус! Но... – Тут свежеиспеченный аристократ важно поднял вверх указательный палец. – Лапшэушин врот, как паршивый пес! К мэрии ыдты! К мылыцыи! Вах! Мазги нам пудрыт! Вниманыэ отвлыкаэт! Клад зарыт вовсэ нэ в усадбэ, а на въездах в город! Нэдаром там со вчэрашнэго дна экскаваторы капаются! Мы, как бараны, будым устраывать дэманстрацыы, а луды Лапшэушина по-тыхому достанут сокровища да слынают! Шакалы!
Невзирая на совершенную нелепость утверждений помидорного спекулянта, часть собравшихся (преимущественно лица кавказской национальности) отнеслась к ним с полным доверием. Ничего не поделаешь! Восток – дело тонкое (извините, повторяюсь).
– За мной! К ямам! Не позволым себя обмануть! – патетически воззвал «потомок Багратиона» и с гордым видом покинул площадь. За ним последовало человек пятьдесят.
– Куда они намылились? – изумился Владилен Генрихович.
– Вообразили, будто бриллианты зарыты на въездах в город, – пояснил успевший разведать обстановку Паша Губошлепов. – Там по распоряжению Звездовской вчера дороги перекопали!
– Зачем?! – забеспокоился Лапшеушин. (Вдруг чурки правы? Электорат электоратом, но и бриллианты не помешают.)
– Не волнуйтесь, босс, – усмехнулся порученец-телохранитель. – Наша госпожа мэр решила изолировать Лозовск от внешнего мира во избежание наплыва халявщиков. Чурки же... На то они и чурки!
– Ха-ха-ха! Дуракам закон не писан! – от души развеселился народный избранник. – Пусть катятся к едрене фене!.. Оно даже к лучшему, – отсмеявшись, добавил Владилен Генрихович. – Без кавказцев сподручней. Платформа-то у нас нынче национал-патриотическая... Ладно, Паша, разбивай людей на колонны. Одну – к зданию ОВД – поведешь ты, другую – к городской мэрии – Брехунков.
– А вы?! – поинтересовался Губошлепов.
– Я буду координировать ваши действия отсюда. Поддерживай со мной постоянную связь по мобильному телефону... Ну, начали, пока электорат не протрезвел!
* * *Капитан Спесивцев и Сыч, к утру совершенно утратившие человеческий облик, с нетерпением поджидали замену. На кладоискателей, возобновивших работу на рассвете и старательно рывшихся в месте «тринадцать плюс девять», они практически не обращали внимания. Какие там, к лешему, бриллианты, когда шкуры изодраны, морды разбиты, одежда вымокла до нитки, мандраж непрерывный колотит, а в двухстах метрах злейший враг затаился!..
Первым дождался сменщика Сыч, сумевший сохранить невредимым сотовый телефон и известивший Котяру о ночном инциденте. Вопреки ожиданиям Сычова, крестный отец Лозовска не особенно расстроился.
– Мент, гришь?! Капитан Спесивцев?! Да хер с ним, – фыркнул в трубку Кошкин. – Не трогай до поры до времени. Пришьем, когда лохи сокровища найдут, а до тех пор не стоит хипиш поднимать. И не хнычь, Игорек! Высылаю к тебе Чугунного Лба. (Благодушие Котяры объяснялось удачно проведенной операцией по уничтожению особняка Бутылкина. О грозящей ему самому опасности мафиози не догадывался.)
Чугунный Лоб явился в восемь утра – свеженький, бодренький, розовый, словно дрых ночь напролет, а не упражнялся в стрельбе из гранатомета.
– Вон там на дереве мусор засел, – шепнул ему трясущийся в ознобе Сыч. – Пахан тебя проинструктировал?