— Какой интерьер! Дек, у тебя потрясающий вкус! — и повернула голову в сторону ванной, откуда доносились шум, грохот и изощренная ругань. — А вот о тех, кто ремонтирует ванную, этого не скажешь. Трайпедо, это ты там язык распускаешь? А твоя мать знает, что ты этим же ртом ешь?
Несколько минут Лина стояла в дверях ванной и болтала с водопроводчиками, а Деклан пялился на нее, как влюбленный мальчик.
«Опомнись! — тщетно уговаривал он себя. — Ты уже не сопливый юнец! Как тебя угораздило так по-щенячьи втрескаться?»
Однако стоило ей взглянуть на него через плечо — и словно молния пронзила его от макушки до пят.
— Хочешь посмотреть бальную залу? Пожалуй, самое интересное место в доме.
— С удовольствием. — Однако когда они вышли на площадку, Лина указала на лестницу, ведущую на третий этаж. — А там что?
— Пустые комнаты. Там, скорее всего, были кладовые, хозяйственные помещения и комнаты слуг.
— Можно взглянуть?
— Там нет ничего интересного. — Он хотел взять ее за руку, но Лина уже поднималась наверх.
— А на бельведер отсюда можно попасть? — поинтересовалась она. — Хочу посмотреть, какой оттуда вид!
— На бельведер проще через… Не трогай! — вдруг вскрикнул Деклан.
Рука Лины замерла на медной ручке двери.
— Что такое, Дек? Ты там держишь пленницу в цепях? Или хранишь свои страшные тайны?
— Нет, просто… — Он чувствовал, как его накрывает волна страха. — Третий этаж, понимаешь, там нечисто…
— Да у тебя по всему дому нечисто! — рассмеялась Лина и распахнула дверь.
В тот же миг ее словно ударило. То же чувство, но на этот раз неизмеримо сильнее. Тоска, скорбь, мучительное одиночество. Она видела перед собой пыльные стены, истертый пол, давно не мытые окна — все, что можно увидеть в заброшенном доме. Но сердце ее рвалось на части от сострадания и неизбывной тоски.
А в следующий миг — едва она раскрыла рот, чтобы заговорить, — ее словно сковал холод. Ледяной воздух обвевал ее, словно чье-то дыхание, невидимыми пальцами перебирал волосы на голове.
— Это здесь, — произнесла она, сама не понимая, о чем говорит или откуда это знает. — Здесь все и случилось. Ты тоже чувствуешь?
Деклан нерешительно остановился в дверях. Ухватился за дверной косяк, собираясь с духом. Страх — необъяснимый, непостижимый страх — накатывал на него волна за волной, ножом кромсал душу. «Это мой дом! — с яростью сказал себе Деклан. — Мой, черт его побери!»
Он сделал шаг вперед, еще шаг…
Стены закружились у него перед глазами. Послышался крик, всплыло встревоженное лицо Лины. Кажется, губы ее произнесли его имя. А потом мир погрузился во тьму, и перед глазами заплясали белые сполохи.
— Деклан! Деклан! Милый!
Кто-то гладил его по волосам, по лицу. Он чувствовал чье-то теплое дыхание. На миг Деклан открыл глаза и тут же снова закрыл.
— Нет-нет! — Дрожащими пальцами Лина похлопала его по щекам. Все случилось за какое-то мгновение: Деклан мертвенно побелел, словно из него выкачали всю кровь — никогда она не думала, что живой человек может быть таким бледным! — глаза его закатились, и он рухнул, словно подрубленное дерево. — Открой глаза!
— Какого черта? Что случилось?
— Ты упал в обморок.
Деклан открыл глаза, попытался удержать взгляд на ее лице. Помимо легкой тошноты он ощутил жгучий стыд.
— Я бы попросил! Мужчины в обморок не падают. Вырубиться или потерять сознание мы еще можем. Но в обморок — никогда!
Лина вздохнула с облегчением. Слава богу, с головой у него все в порядке!
— Извини, ты вырубился. И так приложился лбом об пол… — Теплые губы ее прикоснулись к ссадине на лбу. — Здесь будет шишка, малыш. Прости, не успела тебя поймать. Впрочем, если бы успела, мы бы грохнулись оба.
С трудом она перевернула его на спину, погладила побледневшие щеки.
— И часто ты вот так вырубаешься?
— Только когда напьюсь до умопомрачения. Да и то последний раз это со мной было еще в колледже. Послушай, я боюсь опозориться дважды за несколько минут, но мне нужно срочно убраться из этой комнаты!
— Хорошо, хорошо, конечно. Встать сможешь? Извини, но вынести тебя я не смогу.
— Да, сейчас…
Он поднялся на колени, пытаясь вздохнуть. Перед взором снова все поплыло — пришлось на секунду прикрыть глаза. Что-то давило на грудь, мешало дышать, и сердце колотилось, как безумное. Шатаясь и держась за стену, Деклан поднялся на ноги.
Лина обхватила его за талию, помогая удержаться на ногах.
— Давай… Шаг, еще шаг, сейчас спустимся вниз, и ты приляжешь.
— Все хорошо, все будет хорошо…
В ушах у него звенело. Дойдя до лестницы, он тяжело осел на пол.
— Господи Иисусе!
— Все нормально, милый. — Она погладила его по голове.
— Закрой дверь, ладно? И поскорее.
Лина бегом бросилась назад и захлопнула дверь.
— Отдышись, а потом пойдем вниз, ляжешь в кровать.
— С первой минуты, как тебя увидел, я мечтал услышать от тебя эти слова.
Лина улыбнулась — тревога ее отпустила.
— Это другое дело, вижу, передо мной прежний Деклан!
— Да, мне уже лучше. — Дышать стало легче, и тошнота прошла. — Придется теперь кого-нибудь избить или пристрелить мамонта, чтобы доказать, что я все-таки мужчина.
— Дай-ка я на тебя посмотрю. — Она заглянула ему в лицо. — Все еще бледный, но румянец уже возвращается. Похоже, бабуля права, ты неправильно питаешься. Что ты сегодня ел?
— Хлопья — завтрак чемпионов. — Он слабо улыбнулся. — Что, ответ неверный?
— Сделаю тебе бутерброд.
— Ушам своим не верю! — Деклан сразу приободрился. — Ты готова для меня готовить?
— Бутерброд — это не готовка.
— Для меня — очень даже готовка. Лина, в той комнате…
— Поговорим об этом позже. Когда ты что-нибудь съешь.
Один взгляд в недра старенького холодильника — и Лина, испустив тяжкий вздох, уставилась на Деклана, словно на безнадежно больного.
— Можно подумать, тебе двенадцать лет!
— Я ведь мужчина, — пожал плечами он. — А мужчины в вопросах питания никогда не взрослеют. Кстати, у меня не только джем, но и арахисовое масло есть… — Он обвел взглядом кухню. — Во всяком случае, где-то здесь было.
Кроме джема, в холодильнике обнаружился одинокий кусочек ветчины, два яйца, ломтик подсохшего сыра и упаковка салата, остатки молока в пакете.
— Похоже, мне все-таки придется для тебя готовить. Где у тебя печка?
— Вот. — Он постучал по крыше микроволновки.
— М-да… Ладно. Миска, ложки, вилки?
— М-м… Сейчас. — Порывшись в коробке с кухонной утварью, он извлек оттуда названные предметы.
— Радость моя, все это мрак и ужас. Присаживайся, мамочка Лина о тебе позаботится… Но только сегодня! — добавила она.
Устроившись на верстаке, Деклан смотрел, как Лина разбивает в миску яйца, режет туда же ветчину, сыр, выливает молоко.
— Специи у тебя есть? Какие-нибудь приправы?
— Есть соль и перец. А что? Это вполне себе приправы, — проворчал он, услышав ее выразительный вздох. — В былые времена целые войны начинались из-за соли.
— Видимо, в детстве тебя кормила кухарка.
— Ну да. А что?
— Что же ты ел, когда вырос и начал самостоятельную жизнь?
— Есть три достижения цивилизации: микроволновка, рестораны, заказы еды на дом. Пока они с нами, мужчина с голоду не умрет.
Лина поставила миску в микроволновку, включила и повернулась к нему:
— Этот дом довольно далеко от благ цивилизации. Может, тебе стоит снова нанять кухарку?
— Назови свою цену.
На щеках его уже играл румянец, глаза блестели, и Лина ощутила, как наконец исчезает тревога, не отпускавшая ее с того момента, как Деклан рухнул у нее на глазах.
— С таким чувством юмора — и ты одинок! Не понимаю, почему.
— Я не всегда был одинок. Просто однажды понял, что та женщина — не то, что мне нужно.
— А дальше? — Она открыла микроволновку, взбила омлет, снова закрыла ее и включила. — Что было дальше?
— Разве Реми тебе не рассказал?
— Он мне ничего не рассказывает.
— Я был помолвлен. И разорвал помолвку за три недели до свадьбы. Поступил как подлец — так принято говорить в таких случаях. Обесчестил девушку и сбежал, оставив за спиной опозоренную семью и рыдающих родственников.
Лина поняла: он снова пытается шутить. Только на этот раз вышло совсем не смешно.
— Поэтому ты и уехал из Бостона?
— Нет. Но благодаря этому я понял, что могу уехать.
— Ты ее не любил?
— Не любил.
— Мне кажется, тебе тяжело это говорить. — Она переложила готовый омлет на тарелку и положила вилку, заметив, что глаза его снова приобрели мрачный грозовой цвет, словно тучи, набухшие дождем. — А она тебя любила?
— Нет. Просто мы хорошо смотрелись вместе и привыкли друг к другу. Она считала, что я хочу того же, что и она.
— А на самом деле?
— На самом деле никогда не хотел. И чем ближе подходил день икс, тем отчетливее я ощущал, что меня затягивает в какую-то темную нору, где нечем дышать. Ни воздуха, ни света. Я вдруг понял, что к женитьбе на Джессике отношусь так же, как к корпоративному праву: терпеть можно, но, если в этом отныне будет состоять вся моя жизнь, лучше удавиться! Или бежать, пока ловушка не захлопнулась.
Она погладила его по голове, откинув волосы со лба.
— Бежать, пожалуй, потребовало больше мужества, чем удавиться.
— Может быть. Очень вкусно, — заметил он, попробовав омлет. — А ты почему одна?
Она вздернула голову:
— А кто тебе сказал, что я одна?
Прежде чем она отвернулась, он схватил ее за руку.
— У тебя кто-то есть? Мне нужно знать!
Она бросила взгляд на свою руку, сжатую в его руке.
— Это еще зачем?
— Затем, что я не могу не думать о тебе. Не могу выбросить тебя из головы — и из сердца. Всякий раз, когда я тебя вижу, оно прыгает у тебя в груди.
— Как приятно слушать такие волнующие комплименты!
Однако в глубине души Лина понимала: дело не в «волнующих комплиментах».
Все гораздо серьезнее. Если бы Деклан ее только «волновал», она бы смогла без долгих уговоров и ломания доставить удовольствие ему и себе, потом распрощалась бы с ним, а назавтра и не вспомнила.
Но сейчас все было иначе.
— Доедай яичницу скорее, а то остынет, — проговорила она поспешно, высвободив руку. — Скажи, если ты ешь арахисовое масло и в доме у тебя только одноразовые тарелки и приборы, почему ты начал с кухни?
— Тарелки у меня одноразовые, потому что я не собираюсь тратить время на мытье посуды. А кухня — это душа дома. Именно такая кухня в доме у моих родителей. Огромный прекрасный старинный дом, с высокими просторными комнатами. Да, готовила у нас кухарка — и все же именно на кухне все мы собирались в трудную минуту, или в радостную, или просто когда хотелось поболтать. Хочу, чтобы такая же кухня была и здесь.
— Понимаю. — Опершись о шкаф, она разглядывала Деклана. — Так что же, голубчик, хочешь лечь со мной в постель?
Сердце ухнуло, но он как ни в чем не бывало сумел залихватски спрыгнуть с верстака.
— Разумеется, вот только выгоню водопроводчиков!
Лина расхохоталась, и ее смех снял его напряжение.
— Ах, ты не имеешь в виду прямо сейчас! Просто проверяешь меня вроде детектора лжи: правда или ложь. Так, посмотрим… — Он положил пальцы на запястье, словно считая у себя пульс. — Я жив, значит, правда.
— Интересный ты человек, Деклан, и ты мне нравишься.
— Так… Погоди-ка секунду… — Оглянувшись вокруг в поисках подходящего предмета, он схватил с подоконника отвертку и торжественно протянул ей: — Прошу!
— Это зачем?
— Едва ты произнесешь слова: «Хочу, чтобы мы были друзьями», вонзи мне ее прямо в сердце.
— Держу пари, Джессика волосы на себе рвет от досады, что тебя упустила! Вообще-то да, я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями. — Задумчиво взвесив в руке отвертку, она отложила ее в сторону. — А вот хочу ли я, чтобы мы были не только друзьями, еще не знаю. Мне надо подумать.
— Ладно. — Он встал, положил руки ей на плечи. — Думай.
Она не пыталась отстраниться — напротив, сама подняла лицо навстречу его поцелую. И ощутила его губы и их обжигающее прикосновение, словно воспламенившее все ее существо.
Лина знала желание, и мужское, и свое собственное. Желание можно насытить торопливыми ласками и короткой близостью.
Сама она время от времени так и поступала.
Но сейчас все было по-другому. Жажда. Жажда, которую невозможно насытить в полной мере, которая даже после блаженного утомления оставляет по себе щемящую боль.
Где-то глубоко внутри ее словно раскрылись двери в неведомые ей самой пределы.
— Анджелина!
Прошептав ее имя, Деклан снова припал к ее губам. Тысячи предупреждающих сигналов зазвенели в ее голове — и все их она отвергла, забыв обо всем, отдаваясь этому безумному мигу, своему ненасытному желанию, своей жажде.
А затем внезапно отстранилась, вынырнув из океана потрясших ее ощущений.
— Сам видишь, мне есть о чем поразмыслить, — пытаясь справиться с возбуждением, глухо проговорила она.
Деклан попытался снова заключить ее в объятия, но она положила руку ему на грудь.
— На сегодня хватит. — Она улыбнулась ему медленной, будто сонной, улыбкой. — Считай, для одного дня ты меня достаточно озадачил.
— Я только начал!
— Верю. — Она глубоко вздохнула, откинула назад копну волос. — Мне пора, сегодня вечером я работаю в баре.
— Я с тобой! Я тебя провожу.
Голос его был обманчиво спокоен, но штормовые глаза метали молнии. «Несдобровать тому, над чьей головой разразится этот шторм!» — подумала Лина.
— Не надо.
— Лина, я хочу быть с тобой! Просто быть рядом!
— Хочешь быть рядом? Тогда пригласи меня на свидание.
— На свидание?
— Ну да. Зайди за мной и отвези куда-нибудь поужинать, — предложила она, проводя пальцем по его груди. — Потом потанцевать. Потом отвези домой и поцелуй на прощанье у дверей. Справишься?
— Когда за тобой заехать?
Улыбнувшись, она покачала головой:
— Сегодня я работаю. А вот в понедельник у меня выходной. Вечером в понедельник бар обычно пустует. Заезжай в восемь.
— Договорились — в понедельник, в восемь!
Он снова взял ее за плечи и притянул к себе.
На этот раз Лина целиком отдалась поцелую, забыв обо всем на свете.
«Вот такой головокружительный восторг испытываешь за миг до катастрофы», — мелькнуло в ее голове.
— Это — чтобы до понедельника ты почаще вспоминала обо мне, — объяснил Деклан.
«Скорее уж чтобы остерегалась, — мысленно добавила она. — Этот мужчина совсем не такой ручной, каким хочет выглядеть».
— Вспомню, и не раз. Увидимся, голубчик!
— Лина! Мы ведь не поговорили о том, что случилось наверху.
— Еще поговорим, — не оборачиваясь, откликнулась она.
Лина знала: выйдя из этого дома, она вздохнет с облегчением. И не потому, что ей непросто быть рядом с Декланом. О нет, совсем наоборот! Но он не из тех мужчин, которые ей хорошо знакомы. Его манеры, его вежливость и галантность — не маска, они настоящие. Но и внутренний жар, который она в нем ощущала, и непоколебимая решимость, они тоже были настоящими.
Деклан вызывал в ней восхищение и… уважение. Это было нечто новое, и в глубине души Лина даже испытала то ли смущение, то ли робость.
«Глупости! — сказала себе Лина, садясь в машину. — Он такой же мужчина, как и другие. Что-что, а обращаться с мужчинами я умею!»
И все же этот мужчина был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. И намного значительнее всех, до сих пор встречавшихся на ее пути.
Лина понимала, чтб видят мужчины, глядя на нее. Что ж, пусть тешат себя иллюзиями. Сама-то она знала: ее внешность обманчива, именно она и вводит мужчин в заблуждение.
У Лины был острый ум и сильная воля. И готовность применять и то и другое, чтобы добиваться своего. Она правила своей жизнью так же, как управляла баром: на первый взгляд в ней царит веселая неразбериха, но за этим ярким и шумным фасадом — твердый порядок.
Лина не отводила глаз от Дома Мане, что маячил в зеркале заднего вида, становясь все меньше и меньше. Ее мысли занимал этот чужак — Деклан Фицджеральд, северянин с глазами цвета грозового неба. Лина призналась себе, что он пошатнул установленный порядок ее жизни так основательно, как никто прежде.
А сможет ли она собрать свою жизнь из тех осколков, которые останутся после того, как он уйдет? До сегодняшнего дня у Лины не было причины усомниться в истинности утверждения: мужчины всегда уходят. Единственное средство избежать этого — уйти первой.
Деклан, засыпая, думал о Лине. Она снилась ему во сне. В тягучем, томительном эротическом сне. Их тела, слившиеся воедино, ее сладострастный шепот, ее влажная золотистая кожа, алые губы и глаза цвета темного шоколада.
Он явственно слышал ее прерывистое дыхание и стоны наслаждения, вдыхал ее запах — головокружительный запах жасмина, что наводил его на мысли о запретных, еще не изведанных им удовольствиях.
Потом сон его стал глубже. Он увидел, как Лина бежит по коридору с охапкой белья в руках. Ее роскошные густые волосы безжалостно закручены на затылке в тугой узел, губы крепко сжаты. Тело от шеи до лодыжек скрывает мешковатое серое платье.
Во сне он слышал ее мысли, словно свои собственные.
Надо спешить! Поскорее убрать выглаженное белье, чтобы не попасться на глаза хозяйке. Мадам Мане уже встала и ходит по дому, а она не любит, когда слуги маячат перед глазами.
Нет, нельзя, чтобы мадам Мане ее заметила! Кого не видно, того не уволят — так говорит мадемуазель Ларю, экономка, а она мудрая женщина.