Вокруг уже вынутого из петли тела суетился судебный медик, которым наконец-таки укомплектовали штат полицейского управления. Толстый, небольшого роста, с маленькими невыразительными бегающими свиноподобными красными глазками и широким носом-картошкой, врач имел вид человека нездорового и пьющего. Его широкий, с залысиной лоб то и дело покрывался испариной, а пересохшие губы и слегка трясущиеся руки свидетельствовали о наступившем тяжелом похмелье. Да и фамилия была под стать пороку – Наливайко Анатолий Францевич.
– Это не квартира, а какое-то чертово логово. Мало того, что коты – слуги дьявола, так еще вместо образов висит какая-то заморская журнальная цветная картинка – то ли баба, то ли мужик переодетый – с итальянским названием «Джоконда». А на столе – книжица толстенная, тоже далеко не Библия. Одно название препакостное чего стоит – «Черная магия смерти». Вот и дочитался до умопомешательства, – ворчал медик, укладывая на пол снятый с пеньковой веревки труп.
– Уж и не говорите, Анатолий Францевич. Прямо апокалипсис какой-то, – согласился Поляничко и, троекратно перекрестившись, полез за своим любимым нюхательным табаком.
– Интересный вы человек, Ефим Андреевич. Столько слов иностранных знаете. Вот кто, к примеру, этот самый Апокалипсис? Не иначе как грек какой-нибудь известный? – с явным подобострастием нахваливал шефа Каширин.
– Апокалипсис есть конец всего человечества, – ответил за Ефима Андреевича Леечкин.
– Не совсем так, господа. Это часть Библии, одна из книг «Нового Завета», пророчество о конце света, – проговорил узнаваемый голос. В дверях стоял Ардашев.
– Ах, здрасте, здрасте, Клим Пантелеевич. Никак без вас обойтись не можем. Вот загадка так загадка: то ли Кукушкин вначале кота повесил, а потом и себя порешил, то ли котяра жирный хлюпика этого вздернул, а после от тоски гробовой по хозяину веревку за крюк закинул, да и наложил на себя сердечного лапы, а? Помогите разобраться, сделайте милость! – насмешливо подмигивая Леечкину, острил Каширин.
– Ценю, Антон Филаретович, я в людях чувство юмора. И, признаться, над вашей шуткой стоило бы задуматься. Как ни странно, но многое, о чем вы сказали, при наличии определенных обстоятельств может иметь некоторый смысл. Вот я и зашел сюда, оттого что в этом самоубийстве есть некоторые, не совсем понятные мне детали. И с вашего, Цезарь Апполинарьевич, согласия, я бы хотел здесь присутствовать, – адвокат обратился к судебному следователю Леечкину. – Видите ли, Захар Захарович был не только известный библиоман, постоянный клиент моего книжного магазина, прекрасный реставратор старинных книг, но и великолепный эксперт. Сегодня мой приказчик Савелий ждал его в два часа пополудни в «Читальном городе». Он обещал проверить подлинность первого издания Некрасова, якобы с автографом автора. Его нам предлагала приобрести супруга почтмейстера – госпожа Гайваронская. Да только не суждено было. – Со скорбным выражением лица Ардашев повернулся в сторону убранного простыней трупа хозяина жилища и прикрытого полотенцем убитого кота. – Могу ли я осмотреть квартиру? – с вопросом к Цезарю Апполинарьевичу обратился адвокат.
– Как вам будет угодно. Та неоценимая помощь, которую вы оказали нашему судебному департаменту, позволяет вам, дорогой Клим Пантелеевич, вести себя совершенно свободно и не испрашивая боле особых дозволений. Я уверен, что и начальник сыскной полиции придерживается того же мнения. Не так ли, Ефим Андреевич? – учтиво поинтересовался Леечкин.
– Несомненно. Мы с господином Ардашевым не один десяток узелков распутали. Какие между нами могут быть условности? – усмехнулся в нафиксатуаренные усы Поляничко.
Тем временем судебный медик закончил осмотр бездыханного тела, уселся на стул, вытер носовым платком пот со лба и рассеянно проговорил:
– Странное дело, вроде бы как и самоубийство, а подъязычная кость у покойника не сломана, хотя при повешении это непременно сопутствующая травма.
– Да в нем весу чуть больше, чем в том дохлом коте, поэтому и шейных переломов нет. Вы, доктор, зря напраслину не наводите! Никому этот «мухомор» и задаром не нужен. Сказано самоубийство – значит, самоубийство. Закончим формальности и выпишем разрешение на погребение, только вот покоиться он будет среди таких же грешников, – сбивая пепел в цветочный горшок, высказался Каширин.
Тем временем Ардашев зачем-то измерил карманной полицейской рулеткой рост покойного, затем попросил табурет, который принесли из соседской квартиры. Водрузив его на стул, присяжный поверенный забрался на это слегка качающееся из стороны в сторону сооружение и внимательно осмотрел пеньковую веревку, завязанную в узел под самым потолком, а потом и саму петлю. Неброская дешевая мебель: стол, книжный шкаф, трюмо и кожаный диван-кушетка также подверглись внимательному осмотру, особенно ножки, соприкасающиеся с полом. Внизу под кушеткой валялась промокашка. Адвокат поднял ее, взял с небольшой этажерки зеркало, левой рукой приложил его почти вплотную к пропускной бумаге, а правой что-то записывал карандашом на чистом листе. Затем свернул и убрал в карман.
В это время писавший протокол Леечкин почувствовал под скатертью небольшой бугорок, из-за которого стальное перо то и дело цеплялось за волокна бумаги, оставляя слишком толстый и неровный чернильный след на отпечатанном типографским способом бланке протокола допроса. Убрав чернильницу и оставленную покойником раскрытую книгу, молодой чиновник судебного департамента снял со стола плюшевую скатерть малинового цвета. Прямо перед ним на темной поверхности круглого деревянного дубового стола, оборотной стороной вверх, лежала пожелтевшая от времени бумага. Взяв ее, следователь вслух прочитал: «Сохранная расписка Московской ссудной казны от 1811 года на 10 000 рублей на предъявителя».
– Что ж, уважаемый Цезарь Апполинарьевич, разрешите вас поздравить с удачной находкой. Это и есть тот самый клад, за который был вначале задушен, а потом повешен Захар Захарович Кукушкин. Выпущенная в обращение еще в царствование его величества государя императора Александра I ценная бумага достоинством в десять тысяч рублей за истекшее столетие превратилась в огромное состояние. По крайней мере, она увеличилась более чем в десять раз. И эти деньги можно получить в любую минуту и в первом попавшемся российском банке. Это, своего рода, государственный вексель – долговое обязательство Российской империи. Преступник перерыл всю библиотеку, пытаясь найти сию сохранную расписку. А хозяин, по старинке, положил ее под скатерть, как столетиями до нас поступали наши предки. – Ардашев подошел к раскрытому окну, с удовольствием вдохнул свежий после прошедшего дождя воздух и продолжил: – Убийца пришел вчера вечером к хозяину квартиры № 6, который без каких-либо опасений впустил рокового гостя.
– Извините, Клим Пантелеевич, неужели у вас есть доказательства не только того, что здесь было совершено смертоубийство, но более того, вы можете указать непосредственно на самого преступника? – возбужденно, с широко раскрытыми глазами, спросил Леечкин.
– Безусловно. Иначе бы я не отнимал драгоценное время у столь уважаемых мною господ, – с некоторым пафосом, но совершенно серьезно проговорил Ардашев.
– Тогда мы не смеем мешать вам, – извинился удивленный близкой разгадкой тайны судебный следователь.
– Что же, по вашему мнению, указывает на насильственный характер смерти? – поинтересовался Наливайко.
– Множество факторов. Вы совершенно правильно, уважаемый доктор, обратили внимание на отсутствие перелома подъязычной кости у покойника, а это, как вы заметили, есть обязательно сопутствующая повешению травма. Ну и, конечно же, рост Захар Захаровича не позволял привязать узел веревки к выступающему из потолка крюку, даже став на стул, а табурета в этой квартире не было. Несмотря на небольшой рост и невеликую силу, Кукушкин дал достаточно серьезный отпор убийце. Об этом свидетельствует сдвинутая мебель на месте преступления: книжный шкаф, трюмо и кожаный диван. На полу, от ножек, отчетливо видны следы, указывающие и направление толчка, и силу приложения. Для того чтобы их заметить, просто необходимо было стать под определенным углом от падающего из окна света. Основная схватка развернулась, видимо, на ковре, когда жертва пыталась бежать от убийцы. Образовавшаяся на его ворсистой поверхности, от резкого движения ноги, складка своим углом обращена в сторону входной двери, куда и была направлена ступня. Все это указывает на яростное сопротивление букиниста. Но силы были неравными. Расправившись с хозяином, злоумышленник соорудил из принесенной веревки петлю и, став на стул, прикрепил ее к железному потолочному крюку, а затем повесил свою жертву. Чтобы придать случившемуся несчастию характер явного умопомешательства и без того странного библиофила, злодей решил повесить и любимого кота хозяина. Животное, почуяв неладное, забралось на шкаф и отбивалось до последнего. Печальный исход известен. В книгах он искал ценную бумагу и, не найдя, разбросал фолианты по всей квартире, чтобы добиться более правдоподобной имитации сумасшествия Кукушкина. Ну и самый, на мой взгляд, интересный признак того, что здесь произошло убийство. Вы, надеюсь, обратили внимание, что керосиновая люстра не была снята с потолка, а висела на том же самом железном кронштейне, что и убиенный. Но она полна керосина, стало быть, ее погасили. А кто? Если безжизненное тело Захара Захаровича уже висело рядом с ней. Горящих свечей здесь тоже не было. Следовательно, это сделал убийца, который потушил керосиновый светильник, чтобы не привлекать к освещенным всю ночь окнам внимания. Ну и последнее. Как вы мне, господа, рассказали, дверь пришлось взломать, а ключа я так и не нашел. Его нет ни в двери, ни в комнате, потому что преступник, закрыв квартиру, забрал его с собой, чтобы позднее снова наведаться и, возможно, найти то, ради чего был убит букинист. Но он не вытерпел и пришел сегодня, надеясь тем самым не только отвести от себя подозрение, но и понаблюдать за ходом расследования и еще раз на месте подумать, где искать бесценный вексель. Вот поэтому он среди нас сейчас и находится. Ключ от этой квартиры, я думаю, должен быть у него. – Ардашев сделал паузу, инстинктивно полез в карман пиджака за монпансье, потом передумал, одернул клапан кармана и хотел продолжить, но был перебит внезапным вопросом Поляничко.
– Если я вас правильно понял, уважаемый Клим Пантелеевич, ключ – главная улика, и тот, у кого он будет обнаружен, и есть преступник? – не спеша, взвешивая каждое слово, рассуждал старый сыщик.
– Конечно, главная, но, возможно, не единственная.
– Ну что ж, Антон Филаретович, обыщите тогда каждого из присутствующих здесь свидетелей поочередно в соседней комнате, а городовой, я думаю, поможет вам в этом, не особенно утомительном, но и малоприятном занятии, – распорядился начальник сыска.
Каширин пожал плечами и первого пригласил войти в комнату Никифора. Не прошло и трех минут, как они вместе вернулись обратно. Полицейский, не проронив ни слова, отрицательно покачал головой – ключа не было. Следующим был нумизмат. И через пару минут – тот же безрезультатный исход. Последним на досмотр зашел ветеринар.
Леечкин, Наливайко и Поляничко томились в тягостном ожидании. Ардашев рассматривал в открытое окно старый вяз, перекинувший могучие ветви на другую сторону улицы, и, казалось, совсем не интересовался происходящим. Скрипнула дверь. По недоуменному лицу Каширина было понятно, что вся затея с личным обыском претерпела полный афронт.
– Ничего нет, – развел руками стоящий рядом городовой.
– Что-то уважаемый адвокат напутал. Не вытанцовывается ваша мелодия, господин Ардашев, – сквозь зубы зло процедил Каширин.
– А вы, Антон Филаретович, везде смотрели? – осведомился присяжный поверенный.
– Ну что вы! Конечно, не везде! Есть некоторые места, куда только доктор заглядывает, да и то за очень большие деньги. Да по какому такому праву вы потешаться надо мной, государственным человеком, изволите! Я вам не уездный лекарь почечуй высматривать! – переходя на крик, возмутился полицейский.
– Вы, милостивый государь, к сожалению, меня неправильно поняли. Потрудитесь осмотреть забинтованную руку господина Саушкина, – спокойно уточнил адвокат.
Окружающие опешили, но Леечкин, встав из-за стола, приблизился к Кузьме Антоновичу и лично повторил просьбу снять повязку с левой руки, что тот с неохотой и сделал. Со стуком на пол упал ключ. Судебный следователь поднял его, молча подошел к входной двери, провернул пару раз в одну и другую сторону. Ключ подошел.
– Ну и что скажете, господин Саушкин? – глядя прямо в лицо ветеринара, проговорил молодой чиновник.
– А что я должен вам говорить? Букиниста я не убивал. Сюда не приходил. А что ключ у меня, так это Захарушка мне его давно оставил, чтобы я кошечек мог без него осматривать. Мы-то приятели старинные. Почитай, лет двадцать знакомы. А штучки свои эти… ну, то пульс у меня щупать начинаете, то в глаза смотрите, как гипнотизер в цирке, вы оставьте для адвоката. Слышал я, что Клим Пантелеевич рассказики разные сочиняет, вот вы ему свои фокусы и показывайте, глядишь, он их перескажет, да на всю Россию прославится, – усмехаясь в усы, с циничным нахальством отвечал Саушкин.
– Доказательств вашей вины в совершении убийства более чем достаточно. Вы просто не отдаете себе в этом отчет. Вы недавно сообщили, что уже два дня не ведете приема, тогда как вы можете объяснить наличие явно кошачьего укуса на руке? – осведомился Поляничко.
– Так это кошка бездомная хватила, когда ко мне через форточку прокралась. Хотел поймать, да она, окаянная, умудрилась след от клыков оставить, – спокойно парировал словесный выпад ветеринар.
– А почему вы ключ прибинтовали к руке, а не положили его просто в карман? – не выдержал Каширин и задал давно «висевший в воздухе» вопрос.
– Бес попутал, думаю, приду и положу ключ в карман, а вдруг начнут обыскивать, вопросы всякие задавать. Испугался и взял сдуру да и примотал бинтиком… убийство все-таки… – сказал и сник, поняв, что проговорился.
– Ну вот, дорогой мой, значит, говоришь, еще дома, когда ключик бинтиком приматывал, уже знал, что здесь совершено убийство? Да? А мы вот с Антоном Филаретовичем, болваны этакие, до сих пор наивно считали, что Захар Захарович сам повесился. И откуда же ты это узнал, мил-человек? А? Неужто накануне сон вещий видел? – в упор спросил начальник сыска.
Осознав, что совершил ошибку, ветеринар уставился в пол и не проронил больше ни слова.
– А что касается моих литературных начинаний, то вы, Саушкин, правы. Случай этот преинтересный, и, я думаю, мой будущий читатель его по достоинству оценит. Ну и последнее: насколько я понимаю, вам было известно, что в дневнике Кукушкин записывал как расходы, так и денежные поступления, потому-то вы и забрали его с собой. А нам вы совершенно спокойно объяснили причину своего сегодняшнего визита как желание возвратить покойному деньги, вырученные от продажи двух персидских котов и одного британца. Да только промокашечка под столом затерялась, а потом, на вашу на беду, и нашлась. Если к ней приставить зеркало, то можно легко разобрать весь текст, – адвокат достал свернутый вдвое бумажный лист и зачитал: «Сегодня, в день Святой Троицы, получил от Саушкина десять рублей за двух персов и одного британца». Троица, как вы знаете, праздновалась второго дня, то есть 14 июня, а сегодня уже шестнадцатое. Так что виделись вы с покойным не только в день убийства, но и за два дня до него. К тому же, Саушкин, вы единственный во всей округе обладаете таким высоким ростом, а без этого природного преимущества достать потолочный крюк было бы невозможно, даже став на стул. Я думаю, вы не будете отрицать свою леворукость, ведь это факт известный. Вот и узел под потолком завязан таким образом, что короткий конец остался не с правой, а с левой стороны. Это обычно случается при затягивании веревки слева. Да и подвижная петля-удавка сделана типичным для левши образом. Словом, отпираться бесполезно, доказательств и так довольно, – заключил Ардашев.
– Грех на вас, Кузьма Антонович, несмываемый, – печально изрек забытый всеми нумизмат Батюшкин.
– Да какой тут грех! – воскликнул, не вытерпев молчания, ветеринар. – Все равно, что клопа или книжного червя задавил. Существо это было суть бессмысленное, никому не нужное и свое начало человеческое давно потеряло. Ну да, похвастался он мне о чудесной находке. А я сна лишился и места себе не находил. Помилуйте, господа, ну зачем ему столько денег?! Ведь он их и потратить как следует не сумел бы! Опять книжек старых накупил бы да кошек сметаной и сливками каждый день кормить бы начал! Ему ведь сладость веселой и разгульной жизни неведома! Он сам что найденная адвокатом промокашка – пустое место. Только вот кота жалко. Да не было у меня другого выхода. А Захар… Он в последнее время к знакомому фельдшеру в городскую больницу зачастил. Зайдет в мертвецкую и бродит битый час между столами с покойниками, только книжку эту чертову листает да шепчет что-то. «Я, – говорит, – тайну смерти хочу познать». Вот пусть теперь на том свете этим и занимается, червяк малахольный! – зашелся в истеричном хохоте Саушкин.
Городовой, поймав утвердительный взгляд судебного следователя, ловко закрыл на запястьях преступника наручники, формой напоминающие маленькие кандалы, и грубо вытолкнул его в коридор.
– Вот и все, – устало вздохнул Клим Пантелеевич и добавил: – Странное создание человек, сколько живет, столько и думает о смерти, тем самым ее приближая. Недаром на Востоке говорят: «Когда очень долго смотришь на смерть, смерть начинает смотреть на тебя». Честь имею, господа, – слегка поклонившись, Ардашев быстро спустился по деревянным ступенькам лестницы, поднялся в гору и перешел на широкую Александровскую улицу, недавно вымощенную речным булыжником.
От безрадостных мыслей отвлек задорный птичий крик. Молодой стриж учился летать, но быстро уставал и возвращался назад под густую тень ветвей могучего клена. Немного отдохнув и собравшись с силами, он отчаянно замахал крыльями и стремительно взмыл в бескрайнюю, расчерченную косыми солнечными лучами голубую высь и превратился в едва различимую точку там, где земля и небо всегда сливаются воедино, – на горизонте.
Жизнь диктовала свою, новую и светлую историю этого грустного дня.
Примечания
1
Сигнатура – (уст.) – рецепт.
2
1 кв. сажень – 4, 55 кв.м.
3
Предъявить corpus delicti – предъявить улики.
4
Шниферы (уст., жарг.) – воры, совершающие кражи со взломом.
5
Гейменники (уст., жарг.) – убийцы.
6
Бороду склеить (уст., жарг.) – обмануть.
7
Вола водить (уст., жарг.) – говорить вздор, путать.
8
Красный галстук (уст., жарг.) – перерезать горло.
9
Голубой вагон – вагон первого класса окрашивался в синий цвет.
10
Освежевать скотинку (уст., жарг.) – зарезать.