Кривич Михаил & Ольгин Ольгерд
Эксперимент
Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин
Эксперимент
Сценарий мультфильма
В одном городе жили трудящиеся пешеходы. Может быть, в этом городе не было автомобилей, трамвах ев и автобусов? Были! Даже троллейбусы были. Но не езди? ли. На то существовали объективные причины. Причин было четыре.
Первая - лето. Когда в городе стояло лето, то на жаре перегревались двигатели. Вторая причина - осень. Вместе с ней приходили дожди и листопады, а они, как известно, мешают сцеплению колес с дорогой. Третья причина - зима с ее снежными заносами и гололедами. И, наконец, четвертая - весна, которая приносила с собой обильное таяние снегов, туманы и первые грозы. А потом опять возвращалось лето. И так из года в год.
Мыслимое ли дело выходить в рейс в таких погодных условиях, подвергая риску здоровье трудящихся? Немыслимое это дело, потому что нет для нас ничего дороже, чем здоровье человека.
Вот почему трудящиеся, проживающие в городе, передвигались исключительно пешком. Для своего же блага.
Но из-за такого способа передвижения все в городе делалось очень медленно. В других городах уже рапортуют о выполнении и перевыполнении повышенных обязательств, а тут их еще не принимали. Там давно развернулась борьба за самое передовое и прогрессивное, а здесь борются за что-то всеми напрочь забытое.
И в самом деле, далеко ли уйдешь пешком? Только добрался до работы уже пора домой. Пока дойдешь до магазина, весь товар раскупят. Что ни свидание, то личная трагедия, потому что либо он, либо она обязательно опоздают.
Оттого в городе заключалось мало браков. А те, кто успели как-то пожениться, то и дело опаздывали домой, ссорились и шли в загс разводиться. Правда, в загс они тоже опаздывали. Но все равно рождаемость в городе падала, рабочих рук не хватало, планы не выполнялись и руководителей не успевали снимать. Не успевали еще и по той причине, что те, кто снимал, тоже ходили пешком.
Такие вот возникли в городе объективные трудности.
Когда возникают трудности, надо срочно провести широкомасштабный эксперимент. Что из него выйдет - дело десятое, но за сам факт обязательно похвалят. А не получилось - так он же эксперимент, какой с него спрос?
Эксперимент был прост, как все гениальное. Трудящимся пешеходам разрешили летать.
Как только было получено разрешение, у пешеходов стали расти крылья. В переносном смысле они выросли у всех, от самых рядовых до самых руководящих, потому что какому трудящемуся не хочется подняться над самим собой! А вот в прямом смысле, с перьями и соответствующей подъемной силой, крылья росли по-разному.
У одних в считанные дни вымахали орлиные крылья, у других альбатросовые. Кто-то дорос до голубиных крыльев и на том остановился. У некоторых застопорило на воробьиных. Впрочем, это куда ни шло, летать можно. А как быть, если выросли куриные?
Стали трудящиеся пешеходы пробовать крылья. Одни, с испугом оторвавшись от земли, старались добраться поскорее до ближайшей ветки. Другие в первый же день отваживались долететь до середины реки. Были и такие, кто сразу взмыл к облакам. Но кое-кто не вник в суть эксперимента, набрал высоту и скрылся из зоны прямой видимости. Говорят, видели их потом в других городах, весьма отдаленных. "Упорхнули пташки",- говорили противники эксперимента.
"На то и крылья, чтобы далеко летать",- возражали сторонники.
Воздушное пространство над городом стало заполняться трудящимися пешеходами. Но можно ли их теперь называть пешеходами?
Нет, скорее летунами. С названиями, кстати, возникли трудности.
Просто ли привыкнуть к тому, что налетчики - это мирные граждане, летающие группой по служебным надобностям? Что птичьи права - это нечто вроде водительских удостоверений, а газетная утка - представительница местной прессы?
Но со временем новые выражения стали обиходными. И если в крайне редких случаях у единичных трудящихся возникали размолвки по частным вопросам, то в порядке исключения один советовал другому: а лети-ка ты, братец, туда-то и туда-то...
Привыкли трудящиеся к полетам, оперились, стали на крыло.
И голоса у них изменились. Руководители клекотали, пессимисты каркали, влюбленные ворковали, восторженные кудахтали.
Образ жизни помаленьку менялся. В ателье начали изготовлять чехлы на крылья. Строились кооперативные гнезда и скворечники.
В поликлиниках принимали врачи-орнитологи, специалисты по болезням оперения. На птичьем рынке продавали летающих кошек и собак. Вечером можно было промчаться над городом на тройке залетных. Бывший таксомоторный парк принял на довольствие летающих лошадей, и "в обиход опять вошло забытое слово "пролетка".
Время от времени трудящихся снимали с основной работы и бросали их на крупяные базы, на переборку пшена и гречки. Трудящиеся понимали сложность момента и вылетали с утра пораньше клиньями и косяками, привычно кудахча непонятно в чей адрес. В связи с незапланированным ростом потребления пшено пришлось покупать в Канаде. Оно было такое же, как наше, только уже перебранное.
А как те граждане, у которых выросли куриные крылья или вовсе ничего не выросло? Они тоже не остались в стороне от эксперимента.
Снизу им было отлично видно, кто, куда и зачем летит. Вот они и принялись наблюдать за тем, как летают другие.
Поначалу бескрылые и малокрылые заявляли с гордостью: "Высоко летают наши соколы!" Но потом, когда осознали, кто главнее - летающий или наблюдающий,- они сменили интонацию: "Ишь разлетались..." Нелетающие граждане получили должности инструкторов и инспекторов. Они организовали наземную службу всеобъемлющего слежения, разбили воздушное пространство на секторы и ярусы, занялись теорией летания. Закупили импортное оборудование, стали изучать на нем летающие модели. Ввели в институтах новые предметы: история полета, философия полета, психология полета, полетэкономия. Над городом развесили специально учрежденные знаки: "Полет запрещен", "Ограничение размаха крыльев до 0,5 м", "Не уверен - не залетай", "Воздушная трасса ведет в тупик".
Нерадивых летунов инспекторы и инструкторы били влет, используя материальные и моральные стимулы. А для злостных нарушителей правил летания выстроили клетки с насестами. Невелика птица, чтобы правила нарушать.
Подошло время подвести первые итоги эксперимента. И тут выяснилось, что трудящихся, у которых крылья не выросли или не доросли до полетных кондиций, оказалось довольно много. Честно говоря, несколько больше, чем ожидалось. А если совсем уж честно, то существенно больше, чем летающих.
Им всем надо было найти какое-то дело при полетах. Впрочем, без дела у нас никто не остается. Обескрыленные и недоокрыленные стали заниматься сбором и анализом данных. Они рассылали с курьерами бланки отчетности. Забросив дела, летающие граждане складывали крылья за спиной, брали в руки перья и вписывали в бланки - сколько налетано человеко-часов, на каких высотах и направлениях, какова окрыленность персонала и оперенность молодых специалистов, велики ли средние размеры перьев, в том числе отдельной строкой - маховых перьев, и прочее. Такая работа требует времени, с лету ее не сделать, и потому летать стали заметно меньше.
Вышестоящие нелетающие граждане разработали тем временем сетку высот для нижестоящих летающих. Для тех, кто залетал не по рангу высоко, ввели обязательную ежеквартальную подрезку крыльев. Открыли парикмахерские, где в уютных залах ожидания трудящиеся коротали время в очередях, листая журналы по авиации и космонавтике. А когда очередь подходила, летун усаживался в кресло, мастер накрывал его белоснежной накидкой с дырками для крыльев, подрезал перья в установленном порядке и освежал напоследок одеколоном "В полет".
После подрезки леталось хуже. И хотя большинство граждан отнеслось к мерам по упорядочению полетов с пониманием, у отдельных недостаточно сознательных опустились крылья. Врачи-орнитологи отмечали случаи боязни высоты. Заболевшим давали листы временной нелетоспособности. Присев на крыши и ветви, они не решались покинуть свое прибежище. Их снимали с помощью автомобилей-вышек и пожарных лестниц.
Теперь в городе то и дело попадались люди, которые брели по улице, волоча за собой ненужные тяжелые крылья. Они вопреки эксперименту снова стали пешеходами.
Таким образом, в городе диалектически назрели новые объективные трудности, которые непременно завели бы эксперимент в тупик, если бы не находчивость руководителей. Они объявили о том, что эксперимент вступил в принципиально новую фазу. В свете демократизации, сказали они, никто никого не заставляет летать. Полеты - личное дело каждого. Но крылья - это государственное имущество, их надо использовать рационально, на основе самоокупаемости и финансовой дисциплины.
Повсеместно в городе открыли конторы по приему пера и пуха.
Граждане добровольно и организованно сдавали туда ценное сырье, которое служит для набивки подушек и перин, а также в качестве утеплителя при изготовлении зимних курток и в строительстве.
Недавно стало известно, что организации города впервые в истории выполнили план по этой важной позиции и вышли на первое место по сдаче пуха и пера, опередив несколько малых европейских держав, вместе взятых. Это яркое свидетельство того, что эксперимент развивается в правильном направлении.
Правда, в городе никто уже не летает, и трудящиеся пешеходы добираются до приемных пунктов старым способом, медленным, но верным. Но это пустяки. Главное, что эксперимент продолжается.