Двери раскрылись без звука и сомкнулись за его спиной. Госпожа Зеро, Белый Страус, доктор Лепид, осознавая деликатность ситуации, остались снаружи. Текучим движением, как в замедленной съёмке, женщина за столом обернулась к вошедшему. В лице, во всей позе — апатия и бесконечная усталость.
— Изэль…
Астланка моргнула, будто ей в глаз попала соринка. За три месяца Марк успел забыть, как быстро меняется у Изэли выражение лица, отражая эмоции, вскипающие в душе. Недоверие. Удивление. Узнавание. Радость: безумная, хлещущая через край! К последнему Марк оказался не готов. Когда Изэль вскочила, опрокинув кресло, и бросилась к нему, он рефлекторно вскинул руки, защищаясь. В памяти мелькнул моментальный снимок из прошлого: кулак, ломая челюсть, опрокидывает женщину в беспамятство. Это уже было; это повторится сейчас…
В последний миг он заставил себя развести руки в стороны.
— Марчкх! Живой…
Налетела, вцепилась, прижалась.
— Живой…
Уткнулась лицом в шею:
— Марчкх…
По шее текло горячее, мокрое. Хотелось провалиться сквозь землю. Изэль самозабвенно рыдала у него на плече, и Марку ничего не осталось, кроме как обнять её в ответ, и гладить по волосам, и шептать успокаивающую ерунду:
— Всё хорошо, успокойся. Я жив, и ты жива. Всё в порядке, не надо плакать…
Ему никогда в жизни не доводилось утешать плачущих женщин. Великий Космос! В пирамиде, с копьем в руках, одному против пятерых было легче! На Тренге он даже не предполагал, что снова увидит Изэль Китлали. В астланском аду Марк не раз мечтал, как они с Изэлью поменяются местами. Представлял, как черноволосую захватывают в плен, и он допрашивает её. О, унтер-центурион Кнут не стал бы миндальничать и церемониться! Свернуть шею — слишком просто, слишком гуманно; подвергнуть мучениям, выбить всё, что она знает и чего не знает… И что же? «Успокойся, не надо плакать…» Это кошмар, ужасный сон; разбудите меня кто-нибудь!
Рыдания сделались глуше, тише. Изэль замерла, вздрагивая. Отстранилась, смущённо посмотрела Марку в лицо — снизу вверх:
— Я думала, тебя убили. Я ужасно выгляжу, да?
Женщина, вздохнул Марк. Как я выгляжу, и гори огнем галактика…
— Отлично выглядишь, не переживай…
— Ой, мамочка… Ты!.. ты…
Изэль побледнела, что с ее цветом кожи было непросто. Астланка попятилась, в испуге прикрыв рот ладошкой. Марк и не предполагал, что люди могут так себя вести не в фильмах, а на самом деле.
— Что?
Он поискал зеркало. Рога у него выросли, что ли? Фуражку задом наперёд надел?
— Глаза… У тебя их два!
— Ну, два…
— Они смотрят! Оба! Левый блестит…
С большим трудом Марк подавил желание перевести имплантант в фасеточный режим. Хватит с нашей цапли сюрпризов. Ещё в обморок грохнется.
— У меня и селезёнка есть, — буркнул он. — Новая. Старую-то Катилина сожрал… Показать?
— Не надо. Погоди, я сейчас…
И черноволосая умчалась в ванную.
— Только не уходи! — донеслось из-за двери.
— Не уйду, — громко пообещал Марк.
Он включил уником, ткнув в сенсор блиц-номера госпожи Зеро. Старуха откликнулась сразу, в режиме голосовой связи:
— Слушаю.
— У нас в представительстве есть какой-нибудь парк?
Марк нарочно дождался, пока старуха первой скажет хоть слово. Иначе у него, не контролирующего переход на язык собеседника, был шанс удивить госпожу Зеро, заговорив с ней по-астлански.
— Парк? Зачем?
— Для прогулок!
— Парк есть, — согласилась имперская безопасность. — Это вы хорошо придумали. Я скажу доктору, что все путём, да? А то он уже на мыло изошел… Кстати, вы тут упомянули имя: Катилина. О чем речь-то шла, а? О дуэли?
— О селезёнке. Я сказал: Катилина сожрал мою прежнюю селезёнку.
— Да? — вяло удивилась старуха. — Как интересно…
IIIПарк разбили в классическом стиле метрополии. Аккуратно подстриженные кусты лавра были высажены вдоль дорожек; сосны и белые акации, пинии и пробковые дубы чередовались в тщательно продуманном беспорядке; заросли лавровишни скрывали ажур беседок; на лужайках тянулись ряды каменных портиков, увитых плющом; блестел пруд в форме кляксы, за ним начиналась платановая аллея…
Каким образом парк уместился на ограниченной территории представительства, оставалось загадкой. Разве что имперские архитекторы, на зависть физикам Ойкумены, изобрели способ локального свёртывания пространства.
Гравий дорожки поскрипывал в такт шагам. С деревьев, кружась в прозрачном до звона воздухе, летели первые жёлтые листья. Их золото пятнало зелень травы. Аллея упиралась в фонтан: крылатые кони несли на спинах мраморную чашу. Точная копия музейной древности: оригинал Марку довелось видеть в какой-то передаче. В чаше плыл одинокий листок, вызывающе-алый. Черенок гордо вознёсся над гладью воды, уподобясь бушприту парусника.
Корабль цвета крови шел на закат.
Из-за деревьев бесшумно выскользнул Катилина. Окинув Изэль оценивающим взором, нагуаль что-то решил для себя — и, подойдя вразвалочку, потёрся о ногу Марка. В виде особой милости он мазнул хвостом по щиколоткам астланки.
— Он с тобой? Моя Тепин — дома, на Астлантиде…
Глаза Изэли остались сухими. Голос не дрогнул, лицо сохраняло спокойствие. Так говорят о покойнике, когда-то — родном, любимом, сейчас же — прахе, тени, памяти. Так калеки вспоминают о давно утраченной ноге. Умом Марк не до конца понимал, что значат нагуали для астлан. Чего греха таить, он и сам привязался к Катилине. Марк представил, что Катилину забрали и перевезли, к примеру, на Квинтилис. Космос, огромное расстояние, невозможность быть рядом… Ничего особенного он не почувствовал. Жаль, наверное. Потом он представил, что глаз и селезёнка потеряны навсегда. И снова — скорее логика, чем чувства: жаль, наверное.
Есть вещи, о разлуке с которыми не получается размышлять. Вещи, люди, животные. Части тела, наконец. Ты выстраиваешь модель отношений: за́мок на песке. Малейший ветер, и за́мку конец. Страдать от воображаемой разлуки — невозможно. Пока вы вместе, никакое воображение не способно сконструировать реальный разрыв. Значит, нет и страдания. Так, блеклый призрак.
— Тебе нужен новый нагуаль?
Они присели на скамейку. Из кустов явилась кошка — пушистая, сытая, трехцветная. Храбро игнорируя ягуара, нахалка вспрыгнула женщине на колени. Под ладонью Изэли кошка блаженно жмурилась, урчала маленьким трактором.
Катилина с презрением фыркнул.
— Бери её. Сама к тебе пришла.
— Шутишь? — вздохнула Изэль. — Тепин жива, я чувствую. У астланина не может быть двух нагуалей. И разве дело в Тепин…
— А в чём?
«Психоаналитик доморощенный!» Марка охватило раздражение. Он злился на самого себя. Встать? Уйти? Это работа. Твоя работа, господин консультант. Тут на маневровых не сядешь, тут всё сложнее. Ошибёшься — Изэль найдёт круглый стол, ляжет на него и закроет глаза. Вот пользы-то отечеству будет…
— Когда высадились ваши, началась стрельба, — ладонь астланки механически, как манипулятор, ласкала мягкий мех. — Я испугалась. Растерялась. Ступор, шок. Я не бежала, не сопротивлялась…
— И что?
— Это не был честный плен! Я тупо шла, куда велели. Им даже подталкивать меня не пришлось!
— Ты в курсе, что кроме тебя, наши прихватили еще троих? Военных?
— Да. Они честно сопротивлялись…
— И теперь ждут отправки в солнце, так? Три месяца эйфории! Похоже, скоро они устанут ждать. Просто загнутся от такой радости.
— А меня солнце не примет.
— Глупости! Ты сама говорила: кастовый астланин уходит в солнце, как бы он ни умер! «Великий Космос! — мысленно застонал Марк. — Что я несу?!»
— Ты видел наших? — спросила Изэль. — Пленников?
— Видел.
— Они ведут себя в точности как дикари. Честный плен, эйфория, задержка на пути в солнце. Раньше на Острове Цапель были мы, кастовые, и дикари. А теперь появились вы. Раз кастовые ведут себя по-дикарски… Марчкх, для вас мы — то же самое, что дикари — для нас. Понимаешь?!
«Но мы никого не отправляем в солнце! — едва не выпалил Марк. К счастью, он вовремя прикусил язык. — Стоп! Этой темы лучше не касаться. По крайней мере, до выяснения, что ей наговорил доктор Лепид…»
— Ну какие же вы дикари? — его голос был голосом медсестры, беседующей с умирающим о погоде; голосом психоаналитика, обсуждающего с клиентом сексуальную тягу к пылесосу. — В любом случае, ты ведь не собираешься сию минуту…
— Уйти в солнце? Нет.
— Отлично! — оптимизм подступил к горлу, Марка едва не стошнило. — Это всегда успеется. Идем, мне нужно переговорить со своим начальством.
— Хорошо. Спасибо за прогулку.
— А кошку всё-таки возьми. Ты ей понравилась.
— Мне не разрешат держать кошку.
— Уйти в солнце? Нет.
— Отлично! — оптимизм подступил к горлу, Марка едва не стошнило. — Это всегда успеется. Идем, мне нужно переговорить со своим начальством.
— Хорошо. Спасибо за прогулку.
— А кошку всё-таки возьми. Ты ей понравилась.
— Мне не разрешат держать кошку.
— Разрешат. Хоть целую стаю.
— Кошки не живут стаями…
Алый кораблик добрался до края каменной чаши, перевалил через него — и, увлекаемый потоком, бесстрашно скользнул вниз, в неизвестность.
* * *— Разблокировать двери. Снять охрану.
— Вы! Вы соображаете…
— Предоставить свободу перемещений. Полную свободу! Всем четверым. Наблюдать мягко, со стороны. Захотят выйти в город — сопровождать без давления. Вмешиваться только в крайнем случае. Обставлять дело так, чтобы они сами обращались за помощью.
— Вы с ума сошли! По какому праву…
— Принести искренние извинения. Это могу сделать я сам. Я лучше вас владею астланским языком.
— Вы забываетесь! Щенок! Я готов выслушивать твои идиотские советы, но приказывать ты не имеешь…
Забыв о докторе Лепиде, обер-центурион Тумидус по-уставному, через левое плечо, развернулся к госпоже Зеро, молча наблюдавшей за драматической сценой:
— Астлан надо освободить.
— В смысле?! — возопил доктор.
— В прямом.
Старуха молчала.
— Зачем? — бесновался доктор. — Ну скажите мне: зачем?!
— Вы слышали наш разговор в парке? Разумеется, слышали. Требуется дополнительный перевод?
— Чушь! Чушь собачья! Религиозное мракобесие! Она, видите ли, решила, что превратилась в дикарку! И на этом основании…
— Гордитесь, — заметил Белый Страус, покусывая кончик ногтя. — Изэль включила нас в свою систему мироздания. В системе появился третий, более высокий ярус. И прекрасно, замечу, вписался в конструкцию.
— И вы? — Лепид стал рвать на себе волосы. — И вы туда же?!
Маркиз пожал плечами:
— Главное, убедить астлан, что они больше не пленники. Убедить любым способом. Иначе все труды пойдут насмарку.
— Иначе они умрут?! Покончат с собой? Из-за дурацких предрассудков?!
— Если можно убить человека, — сказал Марк, не оборачиваясь, — лишив его рабов, почему нельзя убить человека, лишив его солнца?
— Вам всё ясно, доктор? — спросила старуха. — Выполняйте.
IV— Душечка! — позвала Юлия Руф. — Присаживайтесь!
— Мне пора на регистрацию, — возразила Н'доли.
Время и место были выбраны идеально. Бар Юлия облюбовала еще по прилёту на Тишри, коротая здесь время с трибуном Тумидусом. Уют, тишина, безлюдье; располагает к откровенности, как ни один из закутков величественного Бен-Цанаха. Антоний гарантировал, что дочь Папы Лусэро пройдет мимо бара. Он дал отмашку, едва Н'доли объявилась в поле зрения.
— Кофе, душечка. «Kopi Luwak», мягкой обжарки.
— Я тороплюсь.
— Со взбитым яичным желтком. С ликером «Курумаа».
— Я…
— Без сахара. Регистрация на рейс «Тишри — Хиззац — Китта» начнется через тридцать две минуты. Мы сможем накачаться хорошим кофе, как грузчики хиззацких верфей — чесночным самогоном. Вы когда-нибудь проходили мимо верфей? Задыхаешься через тридцать секунд…
Н'доли топталась возле столика. Девочка, подумала Юлия, когда ты ещё била сверстников портфелем по голове, я уже знала эту хитрость. Говори с человеком, перескакивай с темы на тему, удерживай доброжелательный тон, избегай пауз — и кто угодно превратится в собеседника, мало-помалу сокращая расстояние.
— Присаживайтесь, — повторила она. — Я сделала заказ на двоих.
Н'доли опустилась на табурет:
— Почему вы…
— Одна? — закончила за неё Юлия. — У мужа дела. Во-первых, гипер с тетушкой, а это полтора часа, не меньше. Вы бы знали, как Лючано беспокоится за детей! Он будет мучить тетушку, пока не выяснит, кто как спал, ел и ходил на горшок. Иногда мне кажется, что мать — это он, а не я…
— Я не это имела в виду…
— Не мужа? А кого, простите?
Юлия не отказала себе в удовольствии полюбоваться смущением девочки. К счастью Н'доли, бармен принес заказ и позволил молодой вудуни утопить неловкость в глотке кофе.
— Телохранитель, — вернув самообладание, сказала Н'доли. — Я о телохранителе.
В её словах звучал вызов, плохо понятный самой вудуни.
— Ах я, дурочка! — Юлия хлопнула себя по лбу, стараясь не испортить макияж. — Ну конечно же! Антоний где-то рядом, душечка. Возможно, сидит с нами за столом. Не верите? Зря, между прочим. Мне приходится пинками выгонять его из спальни, когда на Лючано находит игривый стих. И то я не убеждена, что Антоний ушёл до конца. Такие, как он, прячутся в стенах между молекулами… Оставим его в покое, поговорим о вас. Почему вы летите этим рейсом?
— А что? — во взгляде Н'доли читалось подозрение. — Какие-то проблемы?
— Пограничники Тишри считают, что да. Вы же коллантарий? Меня на контроле допрашивали, почему я не пришла пешком. Разве им понять, что коллантарий без группы — обычный человек? Что мы большей частью летаем, как все — в каюте яхты?
— Лайнера, — поправила Н'доли. — У меня нет яхты.
— Ваше счастье. С этой яхтой одни хлопоты! Как вам первый опыт хождения в колланте? Трибун о вас прекрасно отзывался. Говорил: всем бы такую выдержку…
— Врёте. Ничего он вам не говорил.
— Душечка…
— Милочка. В прошлый раз вы звали меня милочкой. Эта перемена статуса — она неспроста, да?
— Пейте кофе, — Юлия указала на чашку. — Остынет. Перемена статуса всегда неспроста. Уж я-то знаю… Вы ходили в колланте, душечка. Позвольте, я продолжу звать вас так? Милочка осталась на Китте. Хорошо, трибун Тумидус ничего не говорил мне про вас. Что вы скажете о трибуне Тумидусе? О его качествах коллантария?
— Мне не с чем сравнивать…
— А вы не сравнивайте. Вы размышляйте вслух.
Н'доли задумалась.
— Кулак, — наконец произнесла вудуни. — Он держал нас в кулаке.
— И вы не задохнулись? У трибуна крепкий кулак.
— Он знает, с какой силой надо сжимать пальцы.
— Отлично! Лучший ответ, который мне доводилось слышать. Помнится, вы загоняли гуля? Спасали вашего отца? Что вы скажете о кулаке в моменты кризисов?
— В кризисных ситуациях мы были кулаком. Если раньше нас держали в кулаке, то теперь мы превращались в пальцы. Части сливались в целое, не теряя самих себя. Вряд ли вы…
Н'доли осеклась, сообразив, с кем имеет дело.
— Пустяки! — Юлия засмеялась. — Я не в обиде. Еще вопрос: как вы оцениваете шансы кулака разжаться в критической ситуации? На вас нападает флуктуация, трибун Тумидус ослабляет хватку, коллант в испуге рвет связи…
— Мы спасли Папу, — Н'доли поджала губы, став старше лет на десять. — Полагаю, это было труднее, чем отбиться от хищной флуктуации. Я оцениваю шансы кулака стать беззащитной ладонью… Ноль; близко к нулю. Шансы погибнуть в драке гораздо выше. Почему вы спрашиваете?
Юлия качнулась к вудуни, словно хотела укусить:
— Потому что коллант, где невропастом шёл Степан Оселков, развалился при нападении. Теперь слушайте внимательно и не перебивайте. На Китте я обратила ваше внимание на то, что все помпилианцы-коллантарии так или иначе служили в армии. Сейчас я добавлю главное: они служили в частях первого эшелона. Они имели опыт действий в корсете. Их готовили к корсету, ломали и перестраивали заново. Вакцины, регулярные инъекции… Вам известно про вакцины?
— Известно, — быстрей, чем следовало бы, ответила Н'доли. — Переходите к делу. Я опоздаю на регистрацию.
Нервничает, отметила Юлия. Когда я упомянула вакцины, она разволновалась, как если бы я выдвинула обвинение. Учтем на будущее.
— Резюмирую, душечка. Без армейской спецподготовки, цель которой — умение взаимодействовать в корсете, помпилианцу не стать коллантарием. Ни уроженцу Помпилии, ни недопомпилианцу, созданному искусственно в лабораториях Китты. Не перебивайте! Это не только инъекции особых препаратов. Это еще и служба. Опыт пси-координации подразделения; опыт приказов и подчинения. Физиологический опыт, душечка. Дозировка работы клейма в пределах десяти процентов. Для нас, рабовладельцев, это включает частичное изменение рефлекторных функций.
— Вывод? — тихо спросила Н'доли.
— Для полноценного колланта нужен помпилианец, служивший в корсете. Замените его — коллант развалится. Если не сразу, то при первом же кризисе. Погибнут люди, дискредитируется идея. Получить опыт службы в корсете можно лишь в армии Великой Помпилии. А в армию не возьмут кого попало, хоть вывернись все лаборатории наизнанку… Вам пора, душечка. Обдумайте мои слова по дороге на Китту. И передайте привет координатору Умсле. Если он не дурак, он поймёт.