Продюсер козьей морды - Дарья Донцова 18 стр.


– И как я, по-твоему, туда залезу? – захныкала танцовщица. – Ну ваще!

– Спокуха! – гаркнул Марсель. – Я придумал. Видишь табуретку? В углу стоит?

– И че? – насторожилась девушка.

Марсель потер руки.

– Встань на нее ногами и слегка присядь, Володька тебя за руки подержит, задница у крана окажется, а я водой твою жопу оболью. Делов-то на пять минут! Все сам! Никаких помощников! Дармоеды! Уволю! Звезда должна Катьку мыть! Где это видано! Ну? Тащи табурет! Какого хрена застыли? Меня ща стошнит от вони!

Через пару секунд мы приступили к осуществлению замысла Марселя. Держа Катю за маленькие мозолистые ладошки, я очень надеялся, что никому из заказчиков концерта не придет в голову воспользоваться сортиром, потому что со стороны мы смотрелись волшебно. Кстати, горячей воды в кинотеатре не было, то ли она тут не предусмотрена, то ли отключена в связи с летней профилактикой.

Катя, филейную часть которой безостановочно матерящийся Марсель поливал ледяной водой, визжала, бедняжка явно не испытывала никакого удовольствия от процедуры.

– Да заткнись ты! – легко переорал певец танцовщицу и открутил кран до упора.

Тугая струя ударила Кате в поясницу, веер брызг взлетел над ее головой, холодные капли попали мне в лицо. Я зажмурился и на секунду потерял бдительность, танцовщица дернулась, ее ладони выскользнули из моих рук.

Дальнейшее заняло секунды. Катя, лишенная поддержки, шлепнулась в раковину. Девушка весила чуть больше кошки, но то ли крепления, на которых покоился умывальник, окончательно сгнили, то ли сила притяжения оказалась излишне велика, только фаянсовая конструкция с грохотом обвалилась на пол, Катерина оказалась у моих ног вся в белых осколках. Вместо того чтобы помочь девушке, я по-бабьи взвизгнул и спрятался за выступ стены. Сам удивился, вообще-то мне не свойственны такие реакции.

– Чтоб тебя разорвало, – накинулся на несчастную балерину Марсель, – вечно дрянь устраиваешь! Кого в Воронеже током дернуло?

– Меня, – простонала Катя, пытаясь встать.

– А кто на гвоздь в Самаре напоролся? – бушевал певец.

Бедняжка, на голову которой изливался гнев звезды, открыла было рот, но не осмелилась произнести ничего в свое оправдание.

– Молчать! – завизжал Марсель.

В ту же секунду пояс его халата развязался и упал на Катю. Я зажмурился, певец забыл надеть нижнее белье. Хотя чего я так перетрусил? Великолепно знаю, как выглядит обнаженный мужчина, Марсель, кстати, совсем обычен, ничего выдающегося, простите за идиотский каламбур.

И тут в туалет, громыхая допотопным оцинкованным ведром, вошла уборщица.

– От мерзавцы! – закричала она. – Чем вы тут занимаетесь! Мужик с бабой! Раковину расхреначили! Ни стыда, ни совести! Артисты проклятые! Чтоб у вас все отвалилось и полопалось! Сколько денег зарабатываете, в золотых машинах раскатываете! А я за умывалку плати! Суки!

– Не ори, – сурово заявил Марсель, поворачиваясь к старухе, – заткнись! Скока тебе надо? Ща отсыплю.

– Ах, ох, ах, ох! – запричитала бабулька. – Марсель! Вы! Сам! Тут! У нас! В сортире! О-о-о! С девкой! Голый! А мне говорили, что вы пидор!

Меня разобрал смех, суперстар закашлял, потом гаркнул:

– Вовка!!!

– Тут! – высунулся я из-за угла.

– Дай ей бабла! – приказал Марсель.

– Всем теперь расскажу, что он в нашем отхожем месте с бабой был, – ликовала уборщица, – врут газеты!

– Реши проблему, – приказал Марсель и, схватив умирающую от хохота Катю, выволок ее в коридор.

– Здорово, – повернулась ко мне тетка, – он не пидарас!

Оставалось лишь удивляться незамутненному восторгу уборщицы, ну какая ей разница, с кем спит звезда! Ладно бы тетка была молода, красива и могла надеяться на некие отношения с кумиром, но эта баба-яга со шваброй не имеет даже намека на шанс стать любовницей вип-персоны.

– Бабло неси! – приказала поломойка. – Или нет, я с тобой пойду!

Дверь снова распахнулась, на этот раз в разгромленный туалет влетела вертлявая девчонка с фотоаппаратом.

– Че случилось? – жадно поинтересовалась она. – Я пресса!

– Ой! – затараторила старушка. – Марсель-то! В туалете! С этим! Он не пидор!

Вспыхнул яркий свет, я зажмурился и быстро закрыл лицо рукой.

– Ты кто? – живо спросила девчонка. – Имя, фамилия?

– Не, не, – замахала руками поломойка, – Марсель тут с бабой того, вона раковину разбили. Вхожу: он голый, она в осколках!

– А не ври-ка, – хихикнула репортер, – Марселю столько не выпить, чтобы он к женщине полез!

– Я сама видела! – закрестилась бабка. – Вот здесь! Он ее лично! Свидетелем была! Марсель не пидарас!

– Имя, фамилия? – налетела корреспондентка на уборщицу. – Рассказывай давай.

– А за сколько? – не растерялась бабулька.

– Сто рублей, – предложила девчонка.

– Тысячу! – задрала цену старуха.

– Ну и пошла вон, – фыркнула журналистка.

– Хорошо, хорошо, давай стольник.

– Фигу! Сначала стулья, потом деньги.

– Тута одна табуретка, – растерялась уборщица, незнакомая с культовым романом Ильфа и Петрова.

Пока парочка торговалась, я мелкими шажками, по стеночке, пробирался к выходу и в тот момент, когда корреспондентка воскликнула:

– Говори, не тяни! – выскочил в коридор и перевел дух.

Вот как рождаются сенсации! Теперь желтая пресса несколько недель будет обсасывать животрепещущую тему: с какой целью Марсель и балерина отправились вместе в сортир. Думаю, если рассказать правду про испорченный костюм, никто не поверит. Истина слишком банальна.

– Вов! Не видел Тихона? – спросил Костя, когда я вошел в абсолютно пустую гримерку.

– Ты потерял медведя? – испугался я.

– Ну, не совсем, – закатил глаза Костя, – лучше скажем иначе: он ушел.

– Может, в буфет подался? – сглупил я.

– У Тихона рублей нет, – на полном серьезе ответил Костя и икнул.

По комнате поплыл крепкий запах алкоголя.

– Ты пьян! – возмутился я.

И откуда только мерзавец взял деньги? Неужели в коллективе все ханурики? Мигом вспомнилось, как братья Морелли распорядились выигрышем в карты.

– Ерунда! Я даже не нюхал водочку, – возразил дрессировщик, – чуток пивка хлебнул.

– Надо немедленно найти Тихона, – задергался я. – А где остальные?

– На сцене, – бормотнул Костя, – работают!

В следующую секунду глаза алкоголика закрылись, и он отчаянно захрапел!

Что может быть страшнее хищника, пусть даже и дрессированного, который свободно разгуливает среди людей? К тому же Мара понарассказывал мне массу историй о редкостной хитрости и злобности Тихона, поэтому я в тревоге выбежал в коридор и прислушался. Вроде никто не кричит в ужасе: «Спасите, Топтыгин!»

С другой стороны, я уже понял: артисты – это особый вид людей, их медведем из седла не вышибить. Пока Тихон не откусит какой-нибудь балеринке голову, они даже не вздрогнут!

Мимо, весело щебеча, пробежали четыре девочки, одетые в прозрачные платьица. Лица показались мне знакомыми, я явно видел их по телевизору, но сейчас меня волновало другое.

– Эй, подвинься, – приказали два техника, с трудом тащившие какой-то железный ящик.

Где-то вдали играла бравурная музыка, я пошел на звук и уткнулся в сцену. Морелли как раз заканчивали номер, Алина Брин носилась на переднем плане с микрофоном в руке. Я вытер пот со лба, слава богу, хоть тут все нормально, акробаты не подвели, да и Мими с Жозефиной в ударе, осталось лишь отыскать Тихона – и можно жить спокойно!

– Мальчики, мальчики, – зашипел кто-то, – выстроились! Сейчас эти в левую кулису, а вы из правой.

Я обернулся. Чуть поодаль, засунув руки в карманы, стояли три парня, одетые в джинсы и слегка мятые рубашки. Вот их я узнал сразу: группа «Зонг»,[18] модные восходящие звезды.

– Где Леша? – нервно поинтересовался лысый толстый мужик, явно продюсер коллектива.

– Хрен его знает, – прозвучало в ответ.

– Он когда-нибудь приходит вовремя? – побагровел толстяк. – Надоел, блин! Ща ему звездопад устрою!

Со стороны зала донеслись бурные аплодисменты и крики.

– Это кто там? – насторожился продюсер.

– Старперка какая-то, – пожал плечами темноволосый солист, – не дергайся, Марик.

– Хорошо принимают, – протянул импресарио.

– Брин цирк приперла, – захихикал блондин, – во дура! Че тока не придумают, лишь бы на пенсию не уйти. За фигом после тридцатки петь? В могилу пора!

Я закашлял.

– Сейчас и у нас цирк получится, если Леша не приехал, – буркнул Марик.

– «Зонг» на месте? – подлетела к парням растрепанная девочка с беджем «Организатор». – Ну! Вперед! Давайте, у вас диск ща пойдет.

– Леха! Скот! – взвился Марик. – Урою! Гад! Втроем выйти нельзя!

– Этта почему? – хмыкнул брюнет.

– Вас четверо в группе! – в полном отчаянии заявил Марик.

– Никто не заметит, – пожал плечами блондин, – или… вот чего, пошли с нами!

– Вас четверо в группе! – в полном отчаянии заявил Марик.

– Никто не заметит, – пожал плечами блондин, – или… вот чего, пошли с нами!

– Офигел? – подскочил продюсер.

– Нормально, прокатит!

– Хочешь сказать, что я похож на Лешу? – возмутился Марик.

– Бейсболку натянешь, и проканает, – засмеялся брюнет.

– Лешка мелкий, – простонал Марик.

– Ниче, скажем, забеременел, – хохотнул блондин. – Валим, ребята, где микрофон? Петька, звук сделай!

Вразвалочку «Зонг» в не полном составе отправился на сцену, Марик застонал, и тут мимо нас на страшной скорости пронеслась темная фигура, мне в нос ударил неприятный, резкий запах.

– Леха, – выдохнул Марик и привалился к какому-то деревянному ящику, – успел. Нет, я так больше не могу! Звездецы мерзотные! Вот раньше актеры были! Я Лещенко помню! Уж какой успех имел! Шквал! И что? За час до начала концерта прибывал, распевался, костюм концертный привозил, вот где уважение и к администратору, и к зрителю. А Кобзон? Его по часу бисировать просили. Так если на ботинках пылинка, Иосиф Давидович очень переживал! Да у него такие рубашки были, крахмальные! Запонки роскошные! Галстук! А голос! Баритон волшебный! А эти! В чем спали, в том на сцену и поперли! И им без фанеры хана! За что мне это? А? И чем только Леха облился? Дерьмом? Ну и смэл[19] от него!!!

Марик сел на ящик, я искренне пожалел уже немолодого мужчину и хотел сказать ему: «Зонг» талантливые ребята, пафос у них от глупой молодости», но тут в зале стало твориться нечто невероятное. Зрители заорали, затопали ногами, было понятно, что народ впал в эйфорию.

Марик поднял голову.

– Слышь, чего там?

– Ваши поют, – ответил я, – хит про глаза, как звезды.

– Да? – удивился продюсер. – Странно! Публика здесь не наша, им «Зонг» до фонаря. Надо поглядеть!

Марик вскочил, подбежал к кулисе и ахнул.

– Ах ты перекись марганцевая! Не может быть! Это не Леха на сцене.

– А кто? – удивился я. – Слышу четыре голоса.

– Это фанера воет, – промямлил продюсер, – а там, там, там…

Потеряв дар речи, Марик начал тыкать пальцем в сторону подмостков, я подошел к нему и, пробормотав:

– Не надо волноваться, зрители в восторге, – посмотрел туда, где в свете софитов делала вид, что поет, группа «Зонг».

– Офигеть! – вырвалось у меня непроизвольно.

Посреди ярко освещенного квадрата трясли длинными волосами три парня, брюнет, шатен и блондин. По логике, непунктуальный Леха должен быть рыжим! Но четвертый солист, топтавшийся позади троицы, имел волосы темно-коричневого цвета. Через секунду я сообразил, что растительность покрывает его с головы до пят. Это была шерсть! Четвертым выступал Тихон.

Будучи с младенчества цирковым артистом, Топтыгин не испытывал никакого дискомфорта, более того, по-моему, косолапый был сейчас просто счастлив. Сначала он переминался с лапы на лапу под музыку, потом прижал передние лапы к груди и попытался подражать ребятам из «Зонга». Публика завыла от восторга, из партера полетели крики:

– Браво!

– Бис!

– Круто!

– Очуметь!

– Эй, скачи, пока молодой, танцен, танцен!

Разноволосые парни перестали изображать певцов и растерялись. Нет, они, конечно, искренне считали себя звездами, но ведь не до такой же степени! Думаю, аудитория «Зонга» состоит из школьниц максимум седьмого класса, а сейчас в зале находятся журналисты, вип-гости, редко испытывающие восторг от чужого творчества, циничные, если не сказать злые люди. И такой баснословный успех!

Фонограмма тем временем звучала дальше, а Тихону надоела роль бэк-вокалиста, он решил продемонстрировать все свои таланты, вышел на авансцену и начал кувыркаться.

– Я люблю тебя, люблю-ю, к звездам тихо заберу-у, улетим мы навсегда-а, только зачем ты меня кинула-а, – летело над сценой.

Медведь сделал стойку на передних лапах, а юноши из «Зонга» с громкими воплями ринулись прочь со сцены. От ужаса они перепутали кулисы, бросились в правую, но там уже готовилась к выходу ничего не знавшая певица в обтягивающем комбинезоне, ее музыканты оттолкнули «звезд», началась драка.

– Дай мне любить тебя всегда-а, – стонала «фанера», – уйдут навек от нас года-а, и вот…

Музыка, всхлипнув, оборвалась. «Зонг», которому не удалось в честной битве победить других исполнителей, на четвереньках полз через сцену. Тихон затеял кланяться, делал он это мастерски, бился мордой об пол и приседал.

– Мне плохо! – прошептал Марик, серея.

Я подхватил продюсера, посадил его на стоящий рядом ящик и сказал:

– Спокойно! Успех у «Зонга» оглушительный! Не переживай, слышишь, чего кричат?

Марик замотал головой.

– Нет, – в изнеможении прошептал он.

Послышалось тихое сопение, певцы на четвереньках наконец добрались до служебного помещения.

– Ребята, что это было? – выдохнул брюнет.

– Не знаю, – икнул блондин.

– Медведь, – прозаикался шатен, – я чуть не обосрался! Он живой! А где Леха?

– Его Топтыгин съел, – вдруг заявил Марик, – ам – и нету. С вами тоже так случится, если звезду жечь продолжите.

– Он гонит? – с надеждой поинтересовался брюнет.

И тут началось!

В пространство предсценья влетела куча народу с камерами и диктофонами на изготовку. Журналисты обступили Марика и, пытаясь перекричать друг друга, стали задавать вопросы:

– Вы издевались над шоу-бизом?

– Это специальный подарок для газеты «Треп»?

– Солисты долго привыкали к медведю?

– Кто его дрессировал?

Я попытался выбраться из толпы, надо поймать Тихона! Но как? Со мной он не пойдет, да я и не испытываю ни малейшего желания тесно общаться с исконно русским животным.

– Мерзавец, – прозвучало у меня за спиной, потом кто-то с силой ущипнул меня за бок.

– Ой! – взвизгнул я. – Больно! Здравствуйте, Алина, рад встрече!

– Сукин сын! – не успокаивалась актриса, теперь она тыкала в меня острым кулаком. – Мы договорились на сто евро! И что? Со мной кретинские акробаты выжучивались! А для «Зонга» ты медведя припас, урод!

– Простите, Алина. – Я попытался успокоить обозленную Брин. – Я не узнал вас! Сегодня вы кажетесь моложе своей дочери! Вам безумно идет розовый цвет.

– Идиот! – Брин пнула меня острым каблуком. – Засунь свои комплименты поглубже в задницу! Мы договаривались на мой пиар! Почему медведь достался «Зонгу», а? Отвечай! Это у меня должны сейчас брать интервью, а не у воющих идиотов! Чья была идея позвать этих из цирка, а? Ты вообще кто такой! Говори!

– Иван Павлович Подушкин, секретарь общества «Милосердие», – машинально представился я и прикусил язык.

Ну и дурака я свалял. Слабым оправданием мне служит лишь то, что я совершенно не переношу крик, в особенности женский. Если дама начинает с воплями наскакивать на меня, то я практически лишаюсь ума. Сейчас Алина Брин решит, что продюсер Морелли издевается над ней, и устроит фейерверк, надо спешно исправить положение. Я разинул рот и хотел сказать: «Надеюсь, вы правильно меня поняли? Морелли ждет на своей вечеринке Иван Павлович Подушкин. Мы очень торопимся», но не успел.

Глава 23

Лицо Брин стало землистым, сохранить нежно-розовый оттенок кожи не помог даже мощный слой тонального крема и румян. Глаза Алины изменили цвет, губы посерели. Дрожащими руками она расстегнула сумочку, вытащила портмоне и сунула его мне.

– Держи!

– Зачем мне ваш кошелек? – изумился я.

– Понятно, – еле слышно пробормотала Брин, – хорошо, вот, минуту… Кольцо! Хочешь? Поверь, оно очень дорогое, это подарок мужа, он знает толк в украшениях. Сейчас сниму, черт, застряло! Надо в туалет зайти, с мылом живо соскочит.

Я уставился на явно помешавшуюся Алину. Что случилось? Дама больна? Она подвержена психическим припадкам? Сначала злится, орет, потом в секунду меняется в лице и хочет подарить мне шикарный перстень. Может, у Брин маниакально-депрессивный психоз и на моих глазах одна стадия болезни сменила другую?

– Как вы меня нашли? – шептала Алина, продолжая вертеть кольцо на пальце. – Мы договоримся, умоляю, прошу, никому ни слова!

– Успокойтесь, – я попытался привести певицу в чувство, – если вы так расстроились из-за медведя, то, право, не стоит. Тихон попал на сцену случайно.

Брин подняла голову и замерла. Я, обрадованный тем, что она начала приходить в себя, продолжил:

– Дрессировщик Константин напился и упустил животное. Тихон выступает в цирке, у него сработал рефлекс: раз его привели за кулисы, надо топать на сцену, и он пошел искать подмостки. Действо заранее не задумывалось, все произошло стихийно. Понимаете?

Алина кивнула, я воспрянул духом и решил закрепить успех.

– Вы же не одна пришли?

Брин помотала головой.

– Давайте поищем ваших сопровождающих, – предложил я. – Дочка с вами? Милая девочка! Красавица! Очень на вас похожа!

Назад Дальше