Конец игры. Файл №225 - Картер Крис (2)


Крис Картер

Конец игры. Файл №225

Теперь я прошел по мосту, к переходу через который нас не готовили ни на каких тренировках, и иду неведомо куда, Я не знаю, куда ведет этот мост.

Специальный агент Дэйл Купер

Начало в файле №224 «Колония»

ПРОЛОГ

Мемориальный мост Река Бетезда, штат Мэриленд

Снайпер Джерри Хэнке (специальное подразделение ФБР по борьбе с терроризмом и захватом заложников) снова отхлебнул из фляжки. Обязательный глоточек кукурузного виски — чтобы не дрожали руки и не пробирался внутрь холод остывшего металла. Джерри лежал на решетчатом багажнике, на крыше тяжелого «Доджа», подложив под грудь и живот толстую циновку из вспененного полипропилена.

И все-таки холод находил лазейки. Скорее всего потому, что это был внутренний холод.

Семь лет Хэнке считался снайпером. Вернее, сначала он был просто отличным стрелком-спортсменом. Потом, завербовавшись в морскую пехоту, прошел курсы снайперов и все пять лет службы стрелял, стрелял, стрелял по всяческим мишеням, из любого положения, в любую погоду, днем и ночью… Он был превосходным стрелком. Поступив в ФБР, он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны — как надежный товарищ, прекрасный специалист и т.д. Конечно, снайпер морской пехоты и полицейский снайпер — это два разных снайпера. Но эту специфику он очень быстро понял и, что называется, «выбрал слабину». Долгое время Хэнке был уверен, что все идет правильно и как надо.

До прошлого сочельника.

Тогда ему впервые в жизни пришлось стрелять в человека. И он понял, что не может этого сделать.

Там было вроде бы просто. Ошизевший от грязного героина торчок пытался ограбить магазин, не сумел — и захватил в заложники двенадцати летнюю девчушку. Он прикрывался ею, приставив ей к груди здоровенный разделочный нож. Хэнке выбрал позицию, откуда видел этого ублюдка сбоку, в профиль, с жалких сорока ярдов.

Двенадцатикратный прицел приближал изображение вплотную, можно было стрелять в упор: в висок или в ухо, или в плечевой сустав, — тогда он выронит нож… но пуля пройдет глубже, тяжелая длинная девятимиллиметровая пуля «ремингтона», разнося в мелкие осколки ребра, разрывая верхушки легких, пищевод, аорту… Их хорошо готовили на курсах, и анатомию — с точки зрения убивающего — Хэнке знал отлично. И сейчас он просто не мог заставить себя нажать спуск…

Он все-таки выстрелил. Пуля прошла перед глазами подонка, сорвав кожу с переносицы. Этого хватило, чтобы тот бросил нож, бросил девочку и схватился за лицо — и куда-то побежал. Его расстреляли трое других снайперов.

К Хэнксу претензий не было. Никто тогда не понял, что именно произошло. Никто, кроме самого Хэнкса.

С тех пор он жил в постоянном страхе: когда-нибудь совершенно неизбежно дело обернется так, что от его выстрела будет зависеть жизнь человека или многих людей, а он… он не сможет этот выстрел произвести.

Не сможет.

Следовало что-то делать. Так нельзя. Так — опасно…

Он колебался, он не решался признаться в своей слабости никому и тем более начальству… и была еще одна операция, в которой ему стрелять не пришлось, и теперь — вот…

Он ведь уже почти решился сегодня утром… уже набрал текст прошения об отставке, но тут вдруг начисто отказал принтер. И Хэнке решил, что это рука судьбы и ему откуда-то сверху рекомендуют повременить.

Если бы знать, что так обернется, он десять раз написал бы злосчастную бумагу от руки…

Он глотнул еще. Для снайпера спиртное — лучший допинг. На соревнованиях оно было под запретом, и тем не менее все норовили тайком глотнуть чего-нибудь.

На этой операции он работал в одиночку. Он должен был убить того человека. Только убить. Не ранить, не обездвижить. Убить. Причем попасть нужно строго в одну точку: в подзатылочную ямку на шее…

Странное требование. Если даже на теле бронежилет, то. — есть ведь еще и вся остальная голова? Или там сплошная кость?..

Он кое-что слышал об этих искусственных черепах из титана, которые ребята из ЦРУ монтируют на своих особо необходимых агентах, но был уверен, что это, уж это-то полный фольклор…

* * *

Семью часами ранее Море Бофорта, около семидесяти миль севернее поселка Деадхорз.

Глубина 1000 футов

Субмарина «Ориноко» — старинная, шестьдесят седьмого года постройки, дизель-электрическая, уже трижды вырабатывавшая ресурс и все равно раз за разом возвращаемая после капремонта в строй, когда-то предназначенная для охоты за русскими ракетоносцами, а потом, когда стало ясно ее глубокое моральное отставание, переведенная сначала в учебные суда, а затем во вспомогательные, — скользила сейчас почти бесшумно в абсолютной темноте, неся в своем нержавеющей чреве сорок одного моряка, троих штатских специалистов-картографов и шесть самонаводящихся торпед «Маффин» в четырех носовых и двух кормовых торпедных аппаратах. Так или иначе, корабль хоть и не нес боевого дежурства, но охранял границы территориальных вод; торпеды были положены ему, как вышедшему в отставку капитану — пистолет и кортик.

И не только как почетный знак, но и на всякий случай…

Капитан Розенблатт умел плавать по-настоящему. Другому просто нечего было бы делать здесь, в полярных водах, когда никакие приборы не помогут найти полынью, в которой можно всплыть, продуть все системы и зарядить аккумуляторы; или вдруг найти в себе мужество идти подо льдом на весь запас хода, зная откуда-то, что запаса этого хватит.

В штабах этого не понимали. Моряки же понимали и ценили. Розенблатт умел плавать, и это значило многое, а то и все.

— Капитан, сэр! — окликнул его первый помощник. — Тут есть кое-что интересное.

Розенблатт обернулся:

— Что такое?

— Я не вполне уверен, сэр, но… Мы вроде бы что-то засекли. Минуты две назад.

Розенблатт наклонился к экрану эхолокатора. Долго всматривался.

— Похоже, эта штука висит неподвижно… Что вы скажете, Люк?

— Это субмарина, сэр. Или батискаф. Висит неподвижно на глубине семьсот футов.

— Я тоже так считаю. Приблизимся. Скорость четыре и семь десятых узла, подняться до семисот футов. Есть у нас тут поблизости радиобуй?

— Да, сэр, «К-75/35». Шестнадцать миль к северо-северо-западу.

Хорошо. Ага…— он прикинул курс — Шесть миль на север, разворот на юго-востоко-восток… Прокладывай, Люк, я сейчас вернусь…

Примерно через полчаса стало ясно: неопознанное плавающее тело имело форму чечевицы, высотой около пятидесяти и диаметром около двухсот футов. Оно издавало очень тихое низкое гудение и испускало слабый мерцающий свет в фиолетовом и ультрафиолетовом диапазонах. Что самое интересное, иногда тело пропадало с экрана, как будто поверхность его на несколько секунд переставала отражать звуковые колебания, испускаемые эхолокатором.

Наконец, «Ориноко» приблизилась к радиобую достаточно близко, чтобы можно было установить связь со штабом. Некоторое время ушло на технический обмен данными, а затем — заработала голосовая линия.

— Адмирал, сэр! Это капитан Розенблатт, субмарина «Ориноко». Мы обнаружили некое плавающее тело. Координаты переданы. Данные: пятьдесят футов в высоту, двести в поперечнике. Висит неподвижно на глубине семисот футов, под слоем температурного скачка. Полностью интактно, на сигналы не отвечает. Прием.

Первый помощник со своего места видел, как переменилось лицо капитана.

— Да, сэр. Я понял, сэр. Но, должен сказать, сэр, субмарина оборудована для картографии, экипаж не прошел должной подготовки. Прием.

Да. Лицо превращалось в маску. Первый похолодел. Предстояло что-то жуткое.

— Да, сэр. Прием.

Капитан встретился взглядом с первым помощником. Покачал головой.

— Так точно, сэр. Понял, сэр… Прогудел сигнал завершения связи. Ро— зенблатт с силой вогнал трубку в гнездо.

— Люк.

— Да, сэр?

— Рассчитать торпедную атаку. Долгую секунду первый помощник, он же штурман, переваривал сказанное.

— Торпедную атаку. Так точно. Сэр… — деревянным голосом.

— Спокойнее, Люк. Работай. И, переключая интерком:

— Торпедный отсек. Подготовка к торпедному залпу. Это не учебная тревога, ребята…

Снова переключая:

Всем отсекам! Боевая тревога. Стоять по местам…

Капитан, это торпедный отсек. Готовность ноль.

— Отлично.

Капитан, это акустик. Резкое нарастание…

И что он сказал раньше, уже невозможно стало услышать: пронизывающий скрежет обрушился на лодку, и каждый успел подумать: конец. Не выдержал корпус, и сейчас ворвется вода, твердая, как режущая сталь…

Кто-то упал. Кто-то кричал. Кто-то просто закрыл глаза.

Но происходило что-то другое. Сначала погас свет, потом загорелся вновь, но уже какой-то другой: омерзительно-белый, как брюхо рыбы. Сквозь продолжающийся скрежет слышны были характерные звуки останавливающихся моторов…

И вдруг все стихло.

Что это было? — сипло спросил первый помощник.

Ему не ответили.

— Торпедный отсек! Здесь капитан. Отмена готовности к залпу. Торпедный!..

— Все обесточено, капитан, сэр. Связи тоже нет.

— Где энергетик? Томсон, найдите энергетика и помогите ему забраться в аккумуляторный отсек. Мне нужен ход.

— Мы всплываем, капитан, сэр!

— Разумеется. Аварийный сброс чугунного балласта.

— Скорость всплытия — двенадцать футов в минуту.

— А наверху нас ждет ледяное поле толщиной тридцать футов…

— Здесь энергетик, сэр! Он говорит…

— Джейк, мне нужен ход. Хотя бы один узел. И эхолокатор. Все остальное — на фиг.

— Так точно, сэр!


Германтаун, штат Мэриленд Мотель «Деревенские каникулы»

— …Это я, Молдер, — сказал голос в трубке. — Ты где сейчас?

Скалли непроизвольно обернулась. Молдер стоял и смотрел на нее с недоумением.

— Что ты молчишь? — продолжал голос в трубке.

Она, может быть, и хотела бы что-то сказать, но слова боялись появиться на свет.

Другой Молдер, в дверях, стоял и ждал, когда она закончит столь странный разговор…

Вы ошиблись, очень отчетливо сказала Скалли и дала отбой.

Потом постаралась улыбнуться. Кто это был?

— Ошиблись номером… Где ты был? Я сутки пытаюсь дозвониться до тебя.

Забавно — я тоже. Вообще оказалось очень трудно застать тебя. Я заходил к тебе домой…

— Ты что, не получил моего сообщения?

Я… я пытался дозвониться потом, но не мог…

Уже все было ясно, и тем не менее Скалли понадобилось сделать огромное усилие над собой, чтобы выхватить пистолет и, резко развернувшись, взять на прицел того, кто нанес ей визит.

— Лицом к стене!

— Скалли, что с тобой?

— Лицом к стене, руки на стену! Или — стреляю!

— Да в чем дело?

— Ну же!!!

Молдер, который пах не так, как Молдер, нехотя и как бы с иронией повернулся и оперся о стену широко расставленными руками.

Я правильно стою?.. Скалли, кончай валять дурака. Это же я.

— Не уверена.

— Ну вот, дожил… Хорошо. Залезь сама в мой плащ, в правый карман и вытащи удостоверение. Только не стреляй, хорошо? В меня уже один раз стреляли, и никакого удовольствия, знаешь ли…

Скалли заколебалась. Если кто-то сумел вот так подделать и внешность, и голос… что ему стоит подделать и удостоверение? С другой стороны, хоть какой-то шанс отделить истину от лжи.

Она перехватила пистолет левой рукой и, готовая в любой момент нажать спуск, потянулась правой к карману плаща…

Нельзя сказать, что Скалли была искушена в рукопашных схватках, но обязательные тренировки посещала аккуратно и достигла кой-каких успехов. Во всяком случае, заблокировать внезапный удар локтем — а именно его обычно пытаются провести обыскиваемые — она могла бы автоматически. И уже, тем более, — она успела бы выстрелить…

Ни черта она не успела. Когда черно-красная завеса перед глазами чуть раздвинулась, Скалли поняла, что сидит на полу в дальнем углу комнаты. Тела она почти не чувствовала — вернее, чувствовала как нелепую замороженную тушку с огромной дырой в левом боку. И было страшно — что будет, когда тушка разморозится и за дело возьмется боль…

Тяжело ступая, подошел Молдер. Он был ненормально огромный под потолок. Двумя пальцами он взял ее за отворот куртки и поднял в воздух.

— Где он?

— Кто?.. — прохрипела Скалли.

— Не зли меня. Ведь это он звонил по телефону?

— Я не… знаю…

Он отшвырнул ее почти брезгливо. Скалли на этот раз приземлилась на журнальный столик. Брызнули осколки -. крышка столика была стеклянной.

И снова — медленные, тяжелые шаги. Как в кошмаре. Не убежать, потому что ноги — чужие. Вот он… навис…

А потом — как в кошмаре у Молдера стало меняться лицо. Проступили скулы, надбровные дуги, обесцветились глаза…

Ну и ладно, с облегчением подумала Скалли и потеряла сознание.

Молдер нетерпеливо постучал в дверь и тут же, не дожидаясь ответа, толкнул ее. Дверь приоткрылась. В номере было темно. Он пошарил рукой по стене, нашел выключатель и щелкнул.

Так…

— Он был здесь, сказала Саманта, протискиваясь сбоку. Совсем недавно.

— Уже догадался… выдохнул Молдер.

— Она жива, — сказала Саманта, как будто прочитав его мысль. — Она нужна ему живой. Чтобы обменять ее на меня.

— Не понимаю, почему она его впустила? Саманта несколько секунд молчала, как бы прислушиваясь к чему-то.

— Я думаю, она не поняла сразу, кто это. Возможно, она приняла его за тебя…

— Ты хочешь сказать…

Молдер начал говорить — и остановился. В конце концов, если этот ассасин способен имитировать внешность Чапела или Вайса — в первом случае Молдер не сомневался абсолютно, во втором — не сомневался почти, — то почему его собственная, молдеровская, внешность должна быть неприкосновенной? Если подходить строго логически…

— Пойдем, сестренка, — вздохнул он и покрутил на пальце ключи от машины. — Если уж на то пошло — зачем ему ты?

— Во-первых, свидетель. Очень важный свидетель. Во-вторых, я могу почувствовать его в любом обличии — как ты понимаешь, для него это достаточно опасно.

Кстати, чтобы ты знал: когда дело дойдет до… до столкновения… Короче, убить его можно одним только способом: выстрелив или ударив ножом вот сюда, в ямку под затылком.

— Ну, сюда можно убить кого угодно…

— Конечно. Но его только и исключительно сюда. Все остальные раны для него не смертельны.

— Ни черта себе…

— Вот такие монстры водятся у них там, на далеких планетах. Впрочем, шучу. Он — искусственное существо.

— Терминатор.

— Вот именно. Только не из железа, а из какой-то гнусной органики. Кстати, ранить его опасно для ранящего — выделяется какой-то газ…

— Знаю. Глотнул однажды…

— Ого. Расскажешь?

— Потом…

Они сели в машину. Молдер завел мотор. Потом машинально включил дворники: ему казалось, что сквозь стекло ничего не видно. Но это просто была ночь.

— Что будем делать дальше, сестренка? Где искать?

— Возвращаемся домой, сказала Саманта со странным выражением. — Он сам найдет нас…

Александрия, штат Вирджиния Квартира Молдера

Звонок раздался в четверть первого пополуночи. Молдер, мерявший полутемную (горела только настольная лампа под коричневым абажуром) комнату мягкими и почти бесшумными шагами, остановился, стремительно взглянул на Саманту и поднял трубку.

— Слушаю!

Тишина.

— Говорите же.

На том конце дали отбой.

— Как думаешь, это он? — негромко спросил он Саманту.

Та пожала плечами:

— Возможно. Он ведь намерен получить то, что хочет. Любой ценой.

— А если не получит?

— Мне бы не хотелось быть жестокой, Фокс…

— При чем здесь жестокость? Это просто невозможно, вот и все.

— Ты все еще не веришь в меня, — она слабо улыбнулась.

— Я просто никак не привыкну. Двадцать два года…

— Фокс, я же объясняла…

— Я не об этом, сестренка. Ты все как-то о себе да о себе… А кто эти люди или не люди, — за которыми охотится наш приятель? И кто он сам?

Саманта встала, подошла к окну. Сказала, не оборачиваясь:

— Они — потомки тех, кто высадился здесь в сорок шестом году. Кто пытался основать колонию…

— Колонию?!

— Они так это называли. В действительности это были беглецы… Они намеревались как-то затеряться, забиться в щели. В общем, им это удалось. Почти в каждом штате живут потомки тех, кто высадился тогда…

— Клоны?

— Неправильно называть их клонами. Совсем другая физиология…

— И чего же они хотят? Действительно колонизировать Землю?

— Видишь ли… Из опыта им известно, что цивилизации, подобные нашей, часто оказываются недолговечными. И тогда они становятся законными наследниками, преемниками…

— А до тех пор?

— Прежде всего они работают над адаптацией, мимикрией… Им нужно замаскироваться так, чтобы ничем не отличаться от нас. То есть… вообще ничем. Пока что они достигли только внешнего сходства и психологической совместимости.

— Все погибшие врачи работали в клиниках, где производят аборты. Для чего?

— Чтобы иметь доступ к зародышевой ткани. Только так можно добиться… назовем это гибридизацией. Хотя и это название достаточно условно. Должно быть достигнуто как бы сосуществование в одном теле двух организмов, совершенно несовместимых по своей биохимии.

— А почему прислали терминатора?

— Опыты не были санкционированы. Там, — Саманта кивнула наверх, — с этим очень строго. Подобное действие рассматривается сейчас как загрязнение генофонда…

— Сейчас? А раньше?

— Раньше было иначе. Там… там все очень сложно. Потом расскажу. Сейчас просто не хочется. Не обижайся.

— Что ж обижаться? Я и так слышал много всяких веселых историй за последнее время…

— Фокс… — Саманта вздохнула. — Неужели ты думаешь, что я нашлась только для того, чтобы рассказывать тебе всякие веселые истории?

Дальше