Солдат протянул шляпу Абдулле:
– Кладите Шустрика-Быстрика сюда. Берите Полночь и будьте готовы прыгнуть в окно, как только они войдут в дом.
Именно в эту минуту Шустрик-Быстрик решил хорошенько разведать, что там делается под дубовой скамьей. Абдулла нырнул за ним. Выползая из-под скамьи на коленях с извивающимся котенком в руке, он услышал, как в зале топочут тяжелые сапоги. Солдат открывал оконную щеколду. Абдулла бросил Шустрика-Быстрика в протянутую шляпу и огляделся в поисках Полуночи. И увидел греющуюся у камина бутылку с джинном. Полночь забралась на высокий шкаф на том конце комнаты. Положение было безнадежное. Грохот сапог слышался уже совсем близко – топали к двери гостиной. Солдат дергал раму – окно, похоже, заклинило.
Абдулла подхватил бутылку с джинном.
– За мной, Полночь! – позвал он и побежал к окну, где и столкнулся с солдатом, который как раз сделал шаг назад.
– Отойдите, – велел солдат. – Створку заело. Придется ногой.
Абдулла отшатнулся, дверь распахнулась, в гостиную ворвались трое крепких молодцов в мундирах. В тот же миг сапог солдата с хрустом врезался в оконную раму. Переплет вылетел наружу, и солдат полез через подоконник. Трое закричали. Двое кинулись к окну, а один метнулся к Абдулле. Абдулла швырнул навстречу всем троим дубовую скамью, а потом прыгнул к окну и перемахнул через подоконник, не успев ни о чем подумать.
Тут он вспомнил про Полночь. И обернулся.
Полночь снова стала огромной – такой большой он ее еще ни разу не видел. Она огромной черной тенью маячила за окном, скаля на троих молодцов в мундирах гигантские белые клыки. Полицейские, пятясь к двери, попадали друг на друга. Абдулла, радуясь собственной ловкости, последовал за солдатом. Тот уже сворачивал за дальний угол гостиницы. Четвертый полицейский, который остался снаружи стеречь коней, рванулся было за ними, но потом понял, что делает страшную глупость, и кинулся обратно к лошадям, которые, увидев, как он к ним бежит, бросились врассыпную. Пробираясь вслед за солдатом по размякшему огороду, Абдулла слышал крики всех четверых полицейских, пытавшихся изловить своих коней.
Солдат был просто мастер спасаться. Сначала он нашел дорогу из огорода в сад, а оттуда – калитку в просторное поле, и все это – не теряя ни секунды. Вдали за полем залогом безопасности стоял прикрытый дождем лес.
– Полночь захватили? – вопросил солдат, когда они захлюпали по мокрой траве.
– Нет, – ответил Абдулла. Он так задыхался, что не мог ничего объяснить.
– Что?! – завопил солдат, остановился и крутанулся назад.
В этот миг четверка коней с полицейскими на спинах перепрыгнула через изгородь и поскакала по полю. Солдат яростно выругался и повернул к лесу. Абдулла поспешил следом. Когда они добрались до кустистой опушки, всадники преодолели уже добрую половину поля. Абдулла с солдатом проломились сквозь кусты и ворвались в негустой лес, где, к изумлению Абдуллы, земля сплошь поросла тысячами тысяч ярко-голубых цветов, сливавшихся в такой же голубой дали, словно ковер.
– Что… за… цветы? – пропыхтел он.
– Колокольчики, – ответил солдат. – Если вы потеряли Полночь, я вас убью.
– Не потерял. Она нас найдет. Она выросла. Я вам рассказывал. Волшебство, – просипел Абдулла.
Солдат фокусов Полуночи ни разу не видел. Он не поверил Абдулле.
– Бегите быстрее, – велел он. – Придется сделать круг и забрать ее.
Они ломились вперед, сминая колокольчики и утопая в их непривычном диком аромате. Если бы не серая морось и крики полицейских, Абдулла решил бы, будто бежит по небесной тверди. Он тут же снова оказался в мечтах. Когда он разобьет сад возле домика, где будет жить с Цветком-в-Ночи, то высадит там тысячи колокольчиков, как здесь. Но это не помешало ему отметить, что за ними остается полоса поломанных белесых стеблей и измятых цветов. И это не помешало ему слышать хруст ветвей, когда полицейские ворвались в лес за ними по пятам.
– Безнадежно! – обернулся солдат. – Пусть этот ваш джинн сделает так, чтобы полицейские от нас отстали!
– Прошу отметить… о сапфир среди солдат… до послезавтра никаких желаний… – пропыхтел Абдулла.
– Он может еще раз исполнить одно желание авансом, – ответил солдат.
Из бутылки в руке Абдуллы гневно вырвался синий дым.
– Последнее ваше желание я исполнил исключительно с тем условием, что вы оставите меня в покое! – заявил джинн. – Я просил лишь об одном – дайте мне спокойно предаться печали в бутылке! А вы? Что, оставили меня в покое? Нет. При первой же мелкой неприятности вы снова ноете, чтобы вам исполняли лишние желания! Интересно, обо мне тут кто-нибудь думает?
– Мы в опасности… о гиацинт… о колокольчик среди джиннов, – простонал Абдулла. – Перенеси нас… подальше…
– Не смейте! – перебил его солдат. – Не смейте желать, чтобы мы оказались подальше без Полуночи. Пусть он сделает нас невидимыми до тех пор, пока мы ее не отыщем!
– О синяя яшма среди джиннов… – изнемогал Абдулла.
– Вот уж чего я не люблю, – заметил джинн, изящно изгибаясь лавандовым облаком, – само собой, помимо того, чтобы мокнуть под дождем и выслушивать настырные требования желаний авансом, так это когда меня улещивают цветистыми речами. Хочешь, чтобы я исполнил желание, – говори прямо!
– Перенеси нас в Кингсбери, – выдохнул Абдулла.
– Пусть эти ребята собьются с нашего следа, – в тот же миг сказал солдат.
Они обменялись свирепыми взглядами, не сбавляя шага.
– Определитесь, а? – посоветовал джинн. Он сложил руки и с презрительным видом заструился за ними. – Мне-то все равно, на что вы потратите очередное желание. Позвольте лишь напомнить, что это будет последнее желание на ближайшие два дня.
– Полночь я не оставлю, – заявил солдат.
– Если уж… тратить желание… – задыхался Абдулла, – пусть… полезное… неразумный искатель счастья… дальше… в Кингсбери…
– Отправляйтесь без меня, – отрезал солдат.
– Всадники всего в пятидесяти футах, – сообщил джинн.
Они обернулись и обнаружили, что это истинная правда. Абдулла поспешно сдался.
– Тогда пусть они нас не видят, – пропыхтел он.
– Пусть мы станем невидимыми, пока Полночь нас не отыщет, – добавил солдат. – Она отыщет, я уверен. Ей хватит ума.
Абдулла успел заметить глумливую усмешку на дымном лице джинна и дымные руки, совершающие пассы.
Последовало мокрое слизистое непонятное. Мир вокруг Абдуллы внезапно перекосился, стал огромным, голубым, зеленым и размытым. Медленно и неуклюже Абдулла пробирался, скорчившись, между чем-то вроде гигантских колокольчиков, переставляя большие бородавчатые лапы с предельной осторожностью, поскольку вниз почему-то смотреть не получалось – только вверх и вперед. Это было так трудно, что ему хотелось остановиться и замереть на месте, но земля ужасно тряслась. Он чувствовал, как громадные неведомые существа мчатся прямо к нему, поэтому приходилось лихорадочно ползти вперед. И все равно ему еле-еле удалось убраться с их дороги.
Он полз и полз, и тут огромное копыто, размером с бастион, с каким-то железом снизу, ударило в землю совсем рядом с ним. Абдулла так перепугался, что застыл и не мог шелохнуться. Он понял, что громадные существа тоже остановились – совсем близко. Существа превратились в громкие досадливые крики, которые он прекрасно слышал. Это продолжалось некоторое время. Затем копыта снова застучали, и это длилось еще некоторое время; они носились туда-сюда, все время очень близко, и наконец, когда день, казалось, уже склонился к вечеру, существа бросили его искать и с грохотом и хлюпаньем удалились.
Глава тринадцатая, в которой Абдулла бросает вызов Судьбе
Абдулла полежал еще немного, но, когда стало ясно, что существа не вернутся, он снова пополз – рассеянно, бесцельно, – надеясь понять, что с ним произошло. Что-то с ним определенно произошло, только разума у него стало маловато и обдумать это было нечем.
Абдулла полз и полз, а морось тем временем прекратилась, что изрядно его огорчило, поскольку влага великолепно освежала шкурку. С другой стороны, в луче света закружилась муха, а потом она уселась на лист колокольчика неподалеку. Абдулла проворно стрельнул длинным языком, сбил муху и проглотил ее. Очень вкусно, подумал он. А потом удивился: ведь мухи – нечистые создания! Встревожившись больше прежнего, он пробрался за очередную колокольчиковую кочку.
Там был еще кто-то, такой же, как он.
Он был бурый, бородавчатый, приземистый, а желтые глаза гнездились сверху головы. Заметив Абдуллу, он открыл большой безгубый рот, издал вопль ужаса и начал надуваться.
Ждать, что будет дальше, Абдулле вовсе не хотелось. Он повернулся и пополз прочь со всей возможной для его перекошенных лап быстротой. Теперь он понял, кем стал. Жабой. Злобный джинн сделал так, что, пока Полночь его не разыщет, быть ему жабой. Да только когда Полночь его разыщет, она наверняка его съест.
Он забрался под ближайший пучок нависавших колокольчиковых листьев и спрятался…
Час спустя колокольчиковые листья раздались, пропуская чудовищную черную лапу. Абдулла лапу заинтересовал. Лапа втянула когти и погладила его. Абдулла так перепугался, что попытался отпрыгнуть назад.
После чего оказалось, что он лежит среди колокольчиков на спине.
Сначала он прищурился на деревья, пытаясь привыкнуть к ощущению, что в голове снова завелись мысли. Некоторые из этих мыслей были весьма неприятны – они касались двух разбойников, которые ползали по берегу оазисного озерца в обличье жаб, а также напоминали, как он съел муху и как его едва не растоптала лошадь. Потом Абдулла огляделся и увидел скорчившегося рядом солдата – у него на лице отражалась та же растерянность, которую чувствовал и Абдулла. Рядом с ним имелся ранец, а еще дальше Шустрик-Быстрик отчаянно старался выбраться из солдатской шляпы. Возле шляпы мрачно высилась бутылка с джинном.
Джинн вылез из бутылки крошечным язычком вроде пламени спиртовки, опершись дымными руками о горлышко.
– Рады? – язвительно поинтересовался он. – Ну что, добился я своего? Вот вам наука – впредь не станете домогаться лишних желаний!
Внезапное превращение очень напугало Полночь. Она выгнулась маленькой злобной дугой и зашипела на Абдуллу и солдата.
Солдат, успокоительно воркуя, протянул к ней руку.
– Только попробуй еще раз так напугать Полночь, – сказал он джинну, – я тебе бутылку разобью!
– Ты уже грозился, – скривился в ответ джинн, – и ничего у тебя не выйдет! Бутылка заколдована!
– Тогда я устрою так, – прошипел солдат, тыча большим пальцем в Абдуллу, – что в следующий же раз он велит тебе самому превратиться в жабу!
Услышав такие слова, джинн опасливо покосился на Абдуллу. Абдулла ничего не сказал, но решил, что идея хорошая и что так можно будет держать джинна в подчинении. Он вздохнул. Так или иначе, желания постоянно приходится тратить впустую, и конца этому не предвидится.
Они поднялись, подобрали пожитки и двинулись дальше. Но теперь шли они куда осмотрительнее. Они держались проселков и троп и ночью не стали искать гостиницу, а устроились в старом пустом сарае. Тут Полночь навострила уши, подобралась и быстренько исчезла в темном углу. Некоторое время спустя она прибежала обратно с мертвой мышью, которую положила в солдатскую шляпу для Шустрика-Быстрика. Шустрик-Быстрик не понял, что делать с подарком. В конце концов он решил, будто это такая игрушка, на которую надо яростно напрыгивать и убивать ее. Полночь снова отправилась на охоту. Абдулла почти всю ночь слышал всякие шорохи и писки.
Несмотря на это, солдат продолжал беспокоиться, чем бы накормить кошек. На следующее утро ему приспичило, чтобы Абдулла пошел на ближайшую ферму и купил там молока.
– Хотите – идите и купите сами, – кратко отвечал Абдулла.
И все равно почему-то оказалось, что он шагает по дороге к ферме, и на одном боку у него болтается жестянка из солдатского ранца, а на другом – бутылка с джинном.
В точности то же самое повторялось и в последующие два утра – с той лишь небольшой разницей, что эти две ночи они провели в стогах, а Абдулле на второе утро удалось купить чудесный свежий каравай, а на третье – яйца. На это, третье утро, возвращаясь к стогу, Абдулла старался уяснить себе, почему он чувствует себя все более раздосадованным и одураченным.
Дело не только в том, что он все время уставал, мок и мерз. И не только в том, что прорва времени уходила на мелкие услуги солдатовым кошкам, – с этим давно пора было что-то сделать. Отчасти в дурном настроении Абдуллы была виновата Полночь. Абдулла понимал, что должен благодарить ее – ведь она спасла их от полицейских. Он и благодарил, но ужиться с ней не мог. Каждый день она высокомерно ехала у него на плече и при этом умудрялась давать понять, что, с ее точки зрения, Абдулла не более чем подобие лошади. Сносить такое от простого животного было довольно-таки трудно.
Абдулла раздумывал об этом и о других подобных материях весь день, топая по проселкам с Полуночью, элегантно обернутой вокруг шеи, и глядя, как впереди весело шагает солдат. Не то чтобы Абдулла не любил этих его кошек. Он к ним уже привык. Иногда Шустрик-Быстрик казался ему такой же лапочкой, как и солдату. Нет, дурное настроение было связано в основном с тем, как солдат заодно с джинном оттягивают поиски Цветка-в-Ночи. Стоит чуточку расслабиться – и Абдулла до конца жизни будет топать по проселкам, а до Кингсбери так и не доберется. А когда он дотуда все-таки доберется, надо еще будет разыскать колдуна. Нет, так проку не добьешься.
Тем вечером они расположились на ночлег в развалинах каменной башни. Это было куда лучше, чем стог сена. Можно было развести костер и поесть всякой всячины из волшебных солдатских мешочков, и Абдулла наконец согрелся и обсох. Он воспрял духом.
Солдат тоже воспрянул духом. Он сидел, прислонясь к каменной стене, и любовался на закат, а Шустрик-Быстрик спал рядом с ним в шляпе.
– Я вот чего подумал, – произнес он. – Вам же завтра, если не ошибаюсь, положено желание от этого вашего дымного синего приятеля. Так знаете, какое самое практичное желание? Пожелайте, чтобы вам вернули ковер-самолет. Тогда дело у нас пойдет куда быстрее.
– С той же легкостью мы можем попросить перенести нас прямо в Кингсбери, о премудрый пехотинец, – указал Абдулла. По правде говоря, прозвучало это довольно сердито.
– Конечно, только теперь-то я понимаю, что за норов у этого джинна, и уверен, что он это желание так наизнанку вывернет, что мало не покажется, – сказал на это солдат. – Я о чем говорю – вы же знаете, как работает этот ковер, и доставите нас в столицу без лишних хлопот…
Звучало это разумно. Тем не менее Абдулла в ответ только буркнул что-то неразборчивое. Это было потому, что из-за солдатских советов Абдулла начинал видеть все в совершенно новом свете. Еще бы солдат не понял, что за норов у этого джинна. Очень в его духе. Он был просто мастер по части того, чтобы заставить других плясать под свою дудку. Единственным существом, которое было способно заставить солдата плясать под свою дудку, была Полночь, а Полночь делала то, чего ей делать не хотелось, только ради Шустрика-Быстрика. Это ставило котенка на самую вершину угнетающей Абдуллу пирамиды. Котенка! А поскольку солдат понял, что за норов у джинна, а джинн очевидным образом находился в иерархии выше Абдуллы, Абдулла оказывался в самом низу. Неудивительно, что ему так тошно! И ему вовсе не стало легче, когда он понял, что с родственниками первой жены его отца дело обстояло совершенно так же.
Поэтому Абдулла и буркнул в ответ солдату что-то неразборчивое, что в Занзибе было бы сочтено вопиющей грубостью, но солдат об этом не знал. Он весело показал на небо:
– Опять прелесть что за закат. Глядите, еще один замок.
Солдат был прав. В небесах кипели желтые озера, и острова, и мысы, и высокая серо-голубая облачная скала с чем-то вроде крепости наверху.
– Это уже другой замок, не тот, что первый, – заметил Абдулла. Он чувствовал, что пришло время самоутвердиться.
– Конечно нет. Одинаковых облаков не бывает, – отозвался солдат.
На следующее утро Абдулла сумел проснуться первым. Рассвет еще вовсю полыхал, когда он вскочил, схватил бутылку с джинном и отнес ее на некоторое расстояние от развалин, где они ночевали.
– Джинн, – позвал он. – Появись!
Из горлышка бутылки поднялся клочок дыма – призрачный и недовольный.
– В чем дело? – спросил он. – Где обычные разговоры про цветы, драгоценности и прочее?
– Ты мне сказал, что этого не любишь. Вот я и перестал, – ответил Абдулла. – Теперь я стал реалистом. И желание, которое я собираюсь загадать, соответствует моему новому мировоззрению.
– А, – отозвался клочок джинна. – Ты хочешь потребовать назад ковер-самолет.
– Вовсе нет, – сказал Абдулла.
Джинн так удивился, что вылез из бутылки целиком и наградил Абдуллу взглядом вытаращенных глаз, которые в рассветных лучах казались плотными, блестящими и вообще почти человеческими.
– Объясню, – продолжал Абдулла. – Итак, Судьба явно решила отложить поиски Цветка-в-Ночи. Это несмотря на тот факт, что Судьба же объявила о своем намерении женить меня на Цветке-в-Ночи. Все мои попытки пойти против Судьбы приводят к тому, что твоими стараниями мои желания никому не приносят добра, а их исполнение обычно увенчивается тем, что за мною гонятся всадники на верблюдах или лошадях. Или солдат заставляет меня потратить желание впустую. Поскольку я устал и от твоих насмешек, и от того, что солдат постоянно добивается своего, я и решил бросить вызов Судьбе. С этой минуты я намерен планомерно и последовательно пускать все желания на ветер. Тогда Судьбе придется волей-неволей взять дело в свои руки, а иначе пророчество, которое касается Цветка-в-Ночи, никогда не сбудется.