24 января Гиммлер выехал в специальном поезде, который служил ему командным пунктом, в район Мариенвердера, чтобы принять командование новой группой армий «Висла», которая пока существовала только на бумаге. Помимо него и адъютанта, в поезде были специалисты по связи с многочисленными правительственными учреждениями, находящимися под его контролем: СС, министерство внутренних дел, служба безопасности, полиция, резервы и так далее, а также множество подчиненного персонала. Поезд, который находился под исключительно усиленной охраной, полностью соответствовал потребностям Гиммлера как руководителя СС и как командующего полицией. Но для штаба группы армий, даже самого скромного, в нем не хватало даже самого необходимого. Майор Эйсман, новый офицер штаба, который прибыл вечером 26 января, считал, что ему крупно повезло, когда отыскал карту Померании и района Варты в масштабе 1:300 000. В штабе же вообще не было никакой карты. Когда Эйсман докладывал в личной гостиной Гиммлера, там была другая карта, которую Гиммлеру дали еще в Берлине, и примечания на ней больше не соответствовали фактической ситуации.
Эйсман видел Гиммлера с глазу на глаз впервые. Он нашел возбужденного человека, который старался выглядеть очень энергичным. В нем не было ничего демонического, – он не казался даже внушительным: средний рост, кривоватые ноги, лицо, похожее на резкий треугольник, разделенный ртом с тонкими губами.
Когда Гиммлер обязался командовать, фактически создать группу армий «Висла», он не думал ни о планах своего противника маршала Жукова, ни о силах и возможностях, которые имел в распоряжении. Он оставил Берлин со словами, что остановит русских и отбросит их назад. Объявил, что не упустит возможности поразить их фланг, в то время как они двигались к Одеру. Он говорил о 9-й и 2-й армиях как о войсках, которые он использует, будто не знал, что 2-я армия только с трудом держалась вместе, а 9-я армия была рассеяна по ветру. Он говорил о пораженчестве и о вере, безжалостной энергии и обязательном даре импровизации. Он показал себя рупором Гитлера и ему подобных, всех тех, кто, ошеломленный пропагандистским лозунгом «победа через веру», забыл то, что случилось.
Новый начальник штаба Гиммлера прибыл 27 января. Намереваясь оставить вокруг себя только неизбежный минимум служащих регулярной армии, Гиммлер выбрал командующего бригадой СС Ламмердинга, высокого, широкоплечего человека. Без сомнения, Ламмердинг был отважным фронтовым солдатом. Но он не имел никакого опыта работы с большими войсковыми соединениями.
Даже прежде чем рассматривать линию фронта, Гиммлер звонил в части СС и полиции, чтобы вычистить тыловую зону и поднять новых солдат для несуществующего фронта. Люди Гиммлера даже не экономили погрузочные команды, которые работали на транспортах боеприпасов в порту Гдыни. Здесь и в других местах их беспокойная деятельность, на первый взгляд совершенно невинная, сеяла беспорядок.
Первыми частями, которые Гиммлер поднял из числа войск СС в его области, был корпус СС под командованием генерала СС Крюгера, – его послали на юг, чтобы остановить танковые войска Жукова между реками Вартой и Одером. Гиммлер надеялся достигнуть здесь первого успеха, о котором можно было бы сообщить Гитлеру как о победе.
Эти войска прибыли слишком поздно – силы Жукова достигли Одера 29 января, гоня перед собой полностью опустошенные и почти разоруженные остатки того, что было 9-й армией. Позиция между реками разрушилась, и танки Жукова катились на Кюстрин и Франкфурт-на-Одере, в 80 километрах к востоку от Берлина. Перед и между ними разгромленные германские войска и колонны беженцев ковыляли на запад по полуметровому снегу, пока не были пленены или уничтожены.
При температуре близкой к нулю батальоны ПВО предпринимали отчаянные усилия взорвать или вырезать лед реки Одера, чтобы иметь по крайней мере водный барьер против русского наступления. Но лед не поддавался, и блоки, вырезанные электропилами, замерзали вновь прежде, чем могли быть изъяты. Единственной эффективной защитой, все еще доступной в это время, были зенитные батареи из Берлина. Наспех моторизованные, они появились на реке. Гиммлер выставил патрули по левому берегу Одера с приказом стрелять в любого, кто попытается пересечь реку с востока. Он пробовал использовать методы, которые, как он слышал, были эффективны с русскими. Но даже эти шаги не могли заставить потоки опустошенных, разоруженных мужчин голыми руками остановить танки Жукова. Восточная часть Кюстрина, приблизительно в 24 километрах вниз по течению от Франкфурта-на-Одере, была быстро окружена, и большое советское предмостное укрепление к западу от реки оставило лишь узкий коридор к городу.
Другие советские танковые части пересекли Одер по льду в нескольких пунктах и вызвали первую тревогу и панику на баррикадах Берлина.
Гиммлер, глубоко потревоженный своим провалом между этими двумя реками, отчаянно пробовал добиться успеха в другом месте. Но войска под его командованием не были пригодны для сколько-нибудь решительных действий.
Страх потери престижа побудил его предпринять попытку атаковать фланг Жукова с севера. Вдоль реки Нетце, маленького притока Варты, он имел разнородные батальоны пехоты и другие части. Из-за своего отвращения к командующим регулярной армией Гиммлер назначил ответственным за атаку генерала СС, прежде никогда не командовавшего большими частями. Он теперь был проинструктирован, внезапно и против его желания, провести наступление по фронту в 60 километров. Наступление потерпело неудачу.
Войска Жукова быстро повернули и пошли в контратаку. Гиммлер должен был оставить свой командный пункт около Вислы. Он и его штаб двинулись на запад, обустроившись в роскошном загородном доме имперского организатора доктора Лея в центре Померании.
В этих новых квартирах день Гиммлера снова проходил по образцу, к которому он привык в течение многих лет. Он вставал между восемью и девятью часами утра и отдавал себя в руки своего массажиста, от навыка которого в значительной степени зависели его здоровье и энергия. Часто приезжал его личный врач, доктор Гебхардт. Только между десятью и одиннадцатью часами Гиммлер был доступен для совещаний, касающихся операций группы армий или других дел. Завтрак он принимал согласно его изменившемуся здоровью. После завтрака отдыхал до трех часов дня, затем участвовал в совещаниях и получал донесения приблизительно до 6.30. Затем около десяти часов он уходил на покой. В течение многих лет, и теперь тем более, было невозможно потревожить его в течение ночи, даже для самого срочного дела. К вечеру он уже так уставал, что его способность к концентрации почти полностью исчезала.
Образ жизни Гиммлера бросал яркий свет на глубокий, но хорошо скрытый раскол в его индивидуальности. Его приверженность героическим словам была сильнее, чем у большинства других нацистских лидеров, и этот героический пафос, вызванный его скрытой беспомощностью, еще больше усилился теперь, когда он узнал реальные факты, окружающие сферу его новой деятельности. Померанские газеты сохранили его высказывание для потомства.
8 февраля официальный партийный орган Померании «Поммерше цайтунг» напечатал жирным шрифтом замечание, сделанное Фридрихом Великим в 1757 г.: «Каким бы большим ни было число моих врагов, я доверяю доблести моих солдат». Оно сопровождалось утверждением «представителя Гиммлера», сказавшего в частности: «Тот факт, что доступные поставки солдат и оружия были полностью использованы и что вся сила тыловой области была брошена на чашу весов, буквально творит чудеса. Население Южной Померании поняло потребность часа – фронт стоит твердо и растет в силе каждый час».
2-я армия, вообще говоря, сохранила свои позиции. 9-я армия, при ее новом командующем генерале Буссе, медленно восстанавливала форму и единство. Разношерстные части, удерживавшие линию фронта между 2-й и 9-й армиями в Южной Померании, были реорганизованы под новым штабом, возглавляемым генералом СС Штейнером. Штейнер, без сомнения, был лучшим военным из СС. Но его так называемая 11-я танковая армия была без танков – она оставалась фантомом, название которого было, возможно, предназначено, чтобы испугать русских.
Сильные русские войска уже перемещались на север по Одеру в направлении порта Штеттин. Войска Штейнера, неспособные сопротивляться, ушли в восточном направлении. Далее на востоке русские войска вовлекли правый фланг 2-й армии генерала Вейса в кровавый бой. Население в зоне сражения, преднамеренно введенное в заблуждение, оказалось между линиями фронта.
Но все эти бои были не больше чем предвестниками грядущего шторма. Жуков объединил свои войска. Если бы Померанский фронт не был усилен без задержки, то он встретил бы нападение полностью беспомощным. Подкрепление, однако, могло найтись, если бы Гиммлер сообщил Гитлеру о реальной ситуации. Как ясно Гиммлер видел эту опасность, можно оценить по факту того, что он оставил свой новый штаб, переместился в другой в 160 километрах на запад, пересек реку Одер и расквартировался в хорошо скрытом лагере рядом с Пренцлау, городом в 40 километрах к западу от Штеттина. Защитник Померании, человек героического духа, который требовал от солдат, равно как и гражданского населения, сопротивляться до конца, ушел за речной рубеж командовать оттуда группой армий, левый фланг которой стоял на расстоянии более чем 300 километров, около Фрише-Хаффа.
Не без дрожи перед ожидаемой реакцией Гитлера Гиммлер появился в Берлине с предложениями исправить ситуацию. Но неожиданное волеизъявление Гитлера освободило его от опасений. Фюрер внезапно приказал, чтобы сильные танковые войска были переданы Западной Померании. Они должны были напасть на фланг русских и разгромить его.
Попытки Гудериана получить армию Курляндии потерпели неудачу. Но он не мог оставить идею напасть на длинный, выступающий фронт войск Жукова. Он и Венк разработали план двуствольного нападения и с севера и с юга на советские войска, сконцентрированные на реке Одере между Франкфуртом и Кюстрином. Если бы Гудериан мог нанести удар в этом секторе, наступление Жукова было бы по крайней мере отсрочено.
Но для того чтобы претворить этот план в операцию, Гудериан нуждался во множестве пехотных дивизий, часть из которых была недавно сформирована, часть должны были доставить из Курляндии, и он также нуждался в танковых войсках 6-й танковой армии СС, все еще находящейся на западе.
Гудериан, наконец, выцарапал обещание Гитлера, что 6-я танковая армия СС, за которую он боролся с декабря, будет отдана в его распоряжение. Но на следующий день Гудериан узнал, что Гитлер приказал направить ту же самую армию в Венгрию.
Гудериан протестовал против этого решения со всей страстностью, на которую был способен. Он требовал и просил – без успеха. Гитлер теперь, как и всегда, не хотел оставлять ни метра земли. Он рассеял силы и оставил только остаток для Померании.
Этот остаток состоял из III танкового корпуса СС, танковой дивизии СС «Фрундсберг», 4-й бронетанковой дивизии полиции СС, 8-й танковой дивизии, неиспытанной танковой дивизии «Гольштейн», одной пехотной дивизии и нескольких новых и неиспытанных противотанковых бригад. Части, названные дивизиями, имели к настоящему времени в лучшем случае силу бригад. В некоторых случаях их танки еще не прибыли с заводов. Противотанковые бригады состояли из рот, посаженных на велосипеды и вооруженных базуками.
Этих сил было едва достаточно для одной атаки на русскую позицию. От нападения с юга пришлось отказаться изначально. Гудериан решил атаковать тем не менее только с севера.
Цель операции должна была быть минимизирована, чтобы соответствовать имеющимся силам. Отчаянные усилия Гудериана наконец уменьшили грандиозные представления Гитлера об осуществимом минимуме.
Назначение даты начала операции потребовало другого усилия. Гиммлер убеждал отложить атаку, пока не прибудут полное вооружение и достаточное количество топлива. Гудериан при этом знал, что без элемента неожиданности операция будет безнадежна. Он знал, что Жуков не станет дожидаться, пока немецкие войска приготовятся к наступлению.
В то время как среди беженцев и жителей Померании уже ходили слухи о мощном немецком наступлении, которое разгромит Жукова и отодвинет фронт обратно к Висле, перетягивание каната между двумя штабами продолжалось. Наконец Гудериан решил прекратить обсуждения и послать Венка, своего заместителя, в группу армий «Висла» в качестве начальника штаба, снабдив его специальными полномочиями. Если Венк не мог провести атаку сам, он по крайней мере получал возможность следить за ней.
13 февраля в присутствии Гиммлера и обычной большой группы, посещающей совещания фюрера, Гудериан предложил Гитлеру направить Венка в штаб Гиммлера и сделать ответственным за операцию. Он также предложил, чтобы дата нападения была безвозвратно установлена на 15 февраля.
Гитлер вскочил, гневно дрожа.
– Исключено! – воскликнул он. – Гиммлера достаточно, и это не обсуждается.
Гудериан решил, чтобы не потерять контроль над собой, повторять свое предложение много раз, пока Гитлер не согласится. Беседа длилась в течение двух с половиной часов. Гиммлер стоял в стороне, смущенный и беспомощный.
В моменты, когда Гитлер стоял лицом к лицу с Гудерианом, его кулак сжимался. Но всякий раз, когда он прекращал говорить, Гудериан повторял свое предложение.
После двух с половиной часов Гитлер внезапно сдался. Он повернулся к Гиммлеру и с удивительным умением успокаиваться так же внезапно, как и приходить в ярость, сказал:
– Хорошо, Гиммлер, тогда Венк присоединится к вам сегодня вечером. Наступление начинается 15 февраля. – Затем Гитлер повернулся к Гудериану: – Генерал, Генеральный штаб армии только что выиграл сражение.
Гудериан уехал без слов. Оставшись один, он положил руку на сердце, чтобы унять его бешеный ритм.
14 февраля генерал Венк выехал на север, чтобы явиться в штаб Гиммлера. Гиммлер принял его холодно. Неприязнь возросла, когда Венк разъяснил, что штаб группы армий «Висла» действительно должен быть к востоку от реки Одера. Гиммлер заметил, что хотел бы обсудить все нерешенные вопросы после завтрака. Но Венк поблагодарил его и сказал, что уедет без задержки.
– Где? – спросил Гиммлер.
Венк ответил:
– Там, где он должен быть, – к востоку от Одера.
Днем сам Гудериан еще раз появился в передовой зоне. Он убеждал, чтобы наступление было начато пунктуально 15 февраля, чтобы бить врага в атаке. Он сказал, что немецкие силы достаточно слабы; их единственный шанс победить – во внезапности.
Гудериан произвел удручающее впечатление на тех, кто видел его в то время, своим крайне изможденным видом. Они заключили, что он также был сломлен Гитлером.
Нападение началось 15 февраля. За два дня боев Венк получил представление о силах врага и расположении войск. Заключительный удар должен был состояться 18 февраля. Накануне, 17 февраля, Венк был направлен в канцелярию для обсуждения окончательных планов. Совещание началось ночью 17 февраля и длилось до четырех часов утра 18 февраля. Затем Венк поехал назад к своему командному пункту.
Водитель Венка не спал почти сорок восемь часов. Он клевал носом. Венк сам сел за руль. Через некоторое время он тоже заснул. Неуправляемый автомобиль врезался в дерево. Венк получил травму головы, которая вывела его из строя.
Заключительное наступление началось как намечалось, но ему недоставало движущей силы. Кроме того, погода внезапно испортилась, земля стала мягкой, и немецкие танки застревали. Жуков тем временем поднял большие резервы. В кровавых боях он отбросил германские войска назад, к их начальным позициям, и затем, используя свое преимущество, оттеснил их на север в пределах 19 километров от Штеттина.
Попытка вмешаться в наступление Жукова потерпела неудачу. Надежды, которые появились у населения Померании и Восточной и Западной Пруссии, были разрушены.
На той же самой неделе русские предприняли несколько неожиданных наступлений со своих позиций к югу от Данцига и Фрише-Хаффа. Эти атаки были отражены.
Относительное спокойствие вдоль фронта Померании скоро закончилось. Все признаки указывали, что Жуков нападет около города Нойштеттина, на полпути между Данцигом и Одером, в пункте, который предлагал самый короткий подход к балтийскому побережью.
Гиммлер ждал катастрофы. Он не думал о судьбе гражданского населения, не думал о гигантских процессиях беглецов между Данцигом и Одером, а если и думал о них, то гнал эти мысли. Он заботился только о собственном позоре в глазах Гитлера, чувствовал, что этот позор приближался к нему, и не хотел ускорять события.
Наступление Жукова прорезало линии 2-й армии и 3-й танковой армии через несколько дней борьбы. По фронту в 40 километров советский танковый корпус катился к морю, направляясь к порту Кольберг. Танки пропахали кровавую дорогу через потоки беженцев и померанское население.
В конце второго дня наступления русские вклинились между 3-й танковой армией и западным крылом 2-й армии. Гитлер приказал, чтобы 2-я армия наступала на запад и вновь установила контакт с 3-й армией. Танковые части 2-й армии должны были оставить один танк из четырех, чтобы топлива хватило для других трех. Эти танки обладали боекомплектом на десять выстрелов на орудие. Акция потерпела неудачу, несмотря на начальные успехи.
Части Жукова давили на севере, западе и востоке. 28 февраля их острие было в нескольких километрах от балтийского побережья и достигло железной дороги, уходящей на восток и запад. Здесь и там они встретили некоторые части народной армии и несколько слабых формирований Трудового обслуживания, стрелявших из своих базук. Ночью 28 февраля боевая часть 2-й армии преуспела в последний раз, проведя колонну автомобилей с бензином на восток. После этого все пути были перерезаны.
Почти в то же время Рокоссовский пошел в массированное наступление в устье Вислы, к югу от Данцига и Хаффа. Его цель была ясна: Гданьский залив должен был подвергнуться нападению со всех сторон. Большая часть его сил наступала на северо-восток, к Хаффу; другие наступали на северо-запад через Померанию к морю. Перерезав путь отступающим германским войскам и хаотично бегущему населению, они достигли балтийского побережья в многочисленных пунктах на участке в 120 километров к западу от Гданьского залива.