Число беженцев в пределах города нельзя было оценить с какой-либо точностью. Но население Дрездена насчитывало семьсот тысяч человек. Город не имел противовоздушной обороны, потому что Гитлер приказал всем зенитным частям уйти к Одеру.
Первая волна тяжелых британских бомбардировщиков приблизилась между девятью и десятью часами ночи со стороны Голландии. Между 22.09 и 22.35 они сбросили приблизительно три тысячи высоковзрывчатых бомб и четыреста тысяч боевых зажигательных средств на полностью неподготовленный город. Бомбежка была хорошо спланирована. Бесчисленные зажигательные бомбы поджигали большие сектора города, особенно в старых кварталах. Жестокий красновато-желтый отблеск сиял на улетавших самолетах.
Целые городки были уничтожены. Горящих зданий и руин так много, что с огнем не могли справиться ни пожарные, ни чрезвычайные команды. Спасательные команды были посланы из Берлина, Лейпцига и Галле. Преодолев обледенелые шоссе, они достигли города и вошли в него, как только смогли. Команды состояли из мужчин, закаленных в огне сотен пожаров, видевших тысячи мертвых и раненых с 1943 г. Но то, что предстало их взорам теперь, заставило их содрогнуться.
Все же это было только началом. Вскоре после полуночи сообщили о новых формированиях самолетов, приближающихся с нескольких направлений.
В 1.22 14 февраля следующая волна самолетов появилась над городом и сбросила приблизительно пять тысяч высоковзрывчатых веществ и двести тысяч зажигательных средств. Эта вторая волна, ориентируясь по пламени горящих областей, должна была сбросить свой груз в темные пятна, чтобы закончить разрушение. Бомбы упали в толпы, которые выбежали из уже пылающих частей города. Разрушающиеся здания, особенно по оси восток – запад, которая когда-то проходила через весь город, перекрывали улицы и отрезали пути к спасению. Десятки тысяч людей сгорели заживо или задохнулись. Огненная буря породила всасывание настолько мощное, что в некоторых местах оно втянуло взрослых людей в огонь.
Третий авиарейд около полудня 14 февраля завершил результаты предыдущих налетов. Две тысячи высоко-взрывчатых веществ и пятьдесят тысяч боевых зажигательных средств было сброшено на город, который уже лежал в руинах.
Точное число жертв никогда не было определено. Большие части прежнего города оставались недоступными в течение долгого времени.
В подвалах трупы находились в таком состоянии, что было невозможно отделить их. Не было никакого выбора, кроме как полностью разрушить их огнеметами. В резервуарах с водой на улицах, установленных для защиты от распространения огня, плавали тела тех, кто бросился в воду, когда их одежда была в огне, и утонул. Луга Эльбы были усеяны трупами беженцев, которые погибли под пулеметами низколетящих самолетов-истребителей союзников.
Большая часть трупов в городе были голыми. Огненная буря сорвала их одежду. Они были красными и раздувшимися от высокой температуры. Железнодорожная станция была опустошена. В ее цокольном этаже оказалось две тысячи мертвых. Они задохнулись и теперь плавали в воде, которая вытекла от сломанной магистрали и затопила станцию. На кладбищах вокруг города были использованы экскаваторы, чтобы рыть могилы, в которых были погребены восемнадцать тысяч мертвых. Шесть тысяч других, от некоторых из них остались только части, были кремированы на решетке, которая была построена в выгороженной специально для этого части в центре города. Скоро подсчет велся только по числу найденных голов. Шестьдесят пять процентов из тех, кто был найден, нельзя было идентифицировать.
К 1 апреля двадцать девять тысяч жертв были убраны. Но еще десять – пятнадцать тысяч, как оценивали, все еще оставались под щебнем.
Сообщения и слухи о событиях в Дрездене бросают темную тень на поведение союзников. Союзнические военно-воздушные силы напали на одну область. Это означало только одно: целеустремленное истребление. И еще сильнее вселяло в немцев ту дикую надежду на обещанное фантастическое чудо, которое принесет победу и спасение, несмотря ни на что, если только очень ждать его.
В Нижней Силезии Конев продолжал наступление. Его войска захватывали один город за другим. Позади русских линий фронта цитадели Глогау и Бреслау начали смертельную борьбу. Несмотря на все обещания, им так и не пришли на помощь.
1 февраля генерал Шёрнер отозвал командующего цитаделью Бреслау и послал генерала фон Альфена вместо него.
Фон Альфен принял участие в отступлении с фронта на Висле. Он видел сражение с русскими бронетанковыми войсками, имел вполне достаточные возможности изучить русскую тактику и в сражении и в захвате. Он показал себя достойным во многих трудных ситуациях. Шёрнер взял его как человека, который защитит Бреслау без отступления.
В докладе о своих действиях в Бреслау фон Альфен написал: «Для защиты Бреслау мы имели некоторое число ужасно организованных батальонов и батарей и приблизительно пятнадцать тысяч плохо вооруженных войск народной армии. Гражданское население все еще насчитывало двести пятьдесят тысяч. Ситуация с поставками изменилась. Пищи было вполне достаточно, потому что Силезия служила национальным складом. Но оружия и боеприпасов оказалось совершенно недостаточно. Транспортировка была в полном беспорядке. Грузовые сортировочные станции заполнены оставленными поездами. Грузовики двигались беспорядочно. Угля было достаточно до конца марта. Однако не было никаких фортификационных укреплений, кроме нескольких маленьких пехотных укреплений, относящихся к 1914 г.».
В то же время среди немецких активов в конце февраля было желание войск и гражданского населения удержать Бреслау. В то время, когда окружение стало полным, была дана официальная информация в Бреслау о том, что ситуация на Западном фронте стала намного более устойчивой, что надвигалась передача значительных сил с запада в Силезию и Померанию и что готовилось начало решающего контрнаступления, чтобы взять русских в широкий двойной охват и уничтожить их посредством нового оружия. Люди в Бреслау в то время не могли видеть, что эти коммюнике не соответствовали действительности.
Немедленно после окружения Бреслау Шёрнер обещал организовать по воздушному пути адекватную поставку боеприпасов. Владение аэропортом в пригороде Гандау и его содержание, таким образом, стало критическим для защиты города. Строительство дополнительной посадочной полосы было начато на так называемом Фризском Лугу, но еще не было закончено.
Русский фронт так близко подошел к аэропорту Гандау, что любое приземление там в течение дня было невозможно. Погода и возросшая сила русских зенитных батарей скоро сделали приземление грузовых воздушных судов трудным и сомнительным даже ночью. Кроме того, было недостаточно грузовых воздушных судов и должны были выручить самолеты-истребители. Но самолеты-истребители из-за высоких скоростей приземления и старта не могли использовать аэропорт и должны были сбрасывать свой груз на парашютах. Сбор боеприпасов, сброшенных на парашютах, занимал время. Часть сброшенного попадала в реку Одер или даже на вражескую территорию. Поставки боеприпасов были скудными.
Враг напал без задержки. Горячие бои происходили в южной части города. Об упорстве защитников говорит то, что русским потребовались десять дней – с 20 февраля до 1 марта, чтобы проложить путь в город глубиной два с половиной километра. Уличные бои были сильными и упорными. Русские сначала поджигали угловое здание квартала боевыми зажигательными средствами всех видов. Когда огонь вытеснял защитников, их ударные войска, несущие оборудование, гасящее огонь, овладевали угловыми зданиями. Таким образом они продвигались вперед шаг за шагом. Приходилось тоже поджигать здания, чтобы они не достались врагу. В одной области, где оборона была достаточно крепка, сожгли дотла все важные здания. Эта мера оказалась особенно обременительна для населения. Но это не имеет никакого отношения к тому, что окружной руководитель Ханке позже назвал «пустыми пространствами».
Как только враг вошел в южную часть города, магистраль коллектора более 1,8 метра высотой следовало заблокировать.
К концу февраля обстрелы и воздушные бомбежки городских секторов, не расположенных непосредственно в зоне сражения, увеличивались день ото дня. Нехватка боеприпасов сделала нецелесообразной стрельбу по самолетам.
В конце февраля русские преуспели в пропаганде и начались серьезные беспорядки среди гражданского населения. Сразу после утренних последних известий немецкого имперского радио и на той же длине волны поступило следующее специальное сообщение для Бреслау: «Люди Бреслау! Час освобождения пришел. Две проверенные в бою танковые дивизии прорвались через русское окружение на юге города. Торопитесь на юг, встречайте ваших освободителей!» Этому сообщению поверили даже многие чиновники. Только в последний момент удалось предотвратить массовое перемещение на юг, в военное заграждение русских.
В начале марта северный сектор русских войск, никак не заявлявший о себе до тех пор, перешел в наступление. Хотя эти атаки были отражены, они серьезно подорвали резервы обороны, которая нуждалась в боеприпасах и пополнении. Но Шёрнер посылал приказы вместо боеприпасов. Один из его последних приказов звучал так: «Число уклоняющихся принимает тревожные размеры. Соответственно, каждая часть ежедневно должна установить линию, за которую ни один солдат не может пройти без письменного разрешения. Те, кто будут найдены за этой линией без таких разрешений, будут расстреляны на месте старшим по званию». Этот приказ означал организованное убийство. В Бреслау ему не последовали.
Вечером 6 марта генерал Нихофф без объявления прибыл в аэропорт Гандау. Он сообщил фон Альфену о том, что Шёрнер назначил его, Нихоффа, новым командующим цитаделью. Фон Альфен должен был без задержки возвратиться самолетом, чтобы «дать отчет о его обороне в Бреслау».
Темное облако неудачи и позора парило над головой генерала Нихоффа. Он командовал дивизией в 1-й танковой армии в Верхней Силезии. Группа национал-социалистически настроенных офицеров обвинила его в личном недостойном поведении, и, хотя обвинение было полностью необоснованно, Шёрнер принял его сразу и освободил Нихоффа, несмотря на протест штаба корпуса и армии, одним из оскорбительных способов, которые он так любил.
Только настойчивость командующего 1-й танковой армией заставила Шёрнера провести расследование. Оно показало, что не было никакого основания для действий против Нихоффа. И тем не менее Шёрнер с присущей ему мстительностью послал его теперь на пост, который означал верную смерть. Шёрнер оценил тот факт, что Нихофф имел пятерых детей. Обязанности перед большой семьей могут ослабить человека, но они также делают его послушным. Шёрнер уволил Нихоффа с выразительными инструкциями: «За неудачу в Бреслау вы поплатитесь головой. Я ожидаю самого близкого и самого эффективного сотрудничества с окружным руководителем». Шёрнер также дал Нихоффу слово, что осада будет снята, и приказал, чтобы он без задержки передал эти новости населению Бреслау.
Нихофф принял командование. Он поверил обещаниям Шёрнера и довел их до сведения населения. Таким образом, в течение нескольких недель он оказался в положении обманутого обманщика, человека, собственная вера которого рушилась, но он был настолько глубоко связан с машиной Шёрнера – Ханке, что не мог покончить с этим.
За день до прибытия Нихоффа в Бреслау Ханке сообщил Гитлеру, что город, «освобожденный от всего мертвого груза», выстоит до окончательной победы.
В Бреслау тем временем продолжалось строительство нового аэропорта. Участок, который был выбран, лежал посреди жилого сектора. Прокламация от 7 марта, названная «Трудовая обязанность каждого жителя Бреслау», обеспечила необходимые трудовые ресурсы, призывая мальчиков десяти и девочек двенадцати лет и угрожая немедленной расправой любому, кто вздумал бы не повиноваться. Мужчины, женщины и дети, собранные чиновниками, работали вместе на посадочной площадке, разрушая каждое здание и увозя на тачках обломки, пока не расчистили территорию. Они работали под огнем русского полевого оружия и под бомбежками русских самолетов.
Государственные архивы со всеми отчетами и рукописями были взорваны. Даже большая университетская библиотека находилась под угрозой разрушения, пока, в середине марта, не был разработан план превратить ее подвал в чрезвычайный штаб для окружного руководителя Ханке. Избавиться от пятисот пятидесяти тысяч книг оказалось делом проблематичным. Они не могли быть сожжены из-за опасности распространения огня. Они не могли быть свалены в реку Одер из-за опасения, что заторят шлюзы. Наконец, книги были свалены в церкви Святой Анны и в университетском ресторане. Там 11 мая, спустя четыре дня после того, как Бреслау был сдан, они были уничтожены огнем, который все еще бесконтрольно бушевал в городе.
И вот уже вскоре русское оружие ревело без остановки со всех направлений, и русские самолеты вели разведку, низко пролетая над улицами. Ночь за ночью тяжелые бомбардировщики гудели наверху, а по утрам улицы были заполнены испуганными людьми, ищущими новое убежище.
Водоснабжение вышло из строя в большинстве частей города. На юге продолжались уличные бои. Ханке приказал снести ряды кварталов, чтобы создать безлюдное пространство между противостоящими силами. Таким образом и возникли те бесполезные пояса, названные «пустыми пространствами», где крысы питались телами оставленных мертвых.
Русские приближались с запада, на востоке бои уже достигли предместий. Обстановка в городе стала невыносимой. Зловоние коллекторов вырывалось через взломанные тротуары. Стаи крыс появлялись ночью, вторгаясь в уцелевшие квартиры и подвалы. На некоторых улицах воздух с запахом трупного разложения отравлял дыхание.
Законность и общая этика рушились, несмотря на драконовские меры, предписывавшие соблюдать дисциплину. Грабежи повторялись ночь за ночью. Ханке пробовал остановить грабеж щедрым распределением продуктов и алкогольных напитков, но потерпел неудачу. Даже представители воюющих сторон, не говоря уже о чиновниках самого Ханке, стремились в последний раз вкусить удовольствия, которые предлагала жизнь.
Однако работа и борьба продолжались. Большинство населения Бреслау надеялось, что помощь прибудет, что не все потеряно, что Гитлер имеет в запасе сюрпризы, которые вызовут поворот в ходе войны. Час заключительного отчаяния или восстания еще не наступил.
Глава 3
Шторм над Восточной Пруссией
Катастрофа поразила Восточную Пруссию так же внезапно, как она разразилась над районом Варты и Силезией.
13 января 1945 г. был ясный и морозный день. Земля, крепко замороженная под тонким слоем снега, облегчала передвижение танков. Равнинная местность с редкими лесами не создавала никаких естественных препятствий для русских бронетанковых войск, которые, после сокрушительной артподготовки, были брошены на немецкие позиции.
Советские войска, атаковавшие 3-ю и 2-ю армии, имели более чем десятикратное превосходство. На севере атака была нацелена на Кенигсберг, столицу Восточной Пруссии. На юге наступление продвигалось на Данциг. Германская 4-я армия и большая часть Восточной Пруссии должны были быть замкнуты в гигантских клещах.
В течение нескольких дней советские войска на севере отбросили назад 3-ю танковую армию и достигли шоссе, ведшего к Кенигсбергу, в 120 километрах восточнее столицы. Северное крыло 4-й армии было втянуто в тяжелые бои и вскоре охвачено с фланга. Только восточнопрусские танковые дивизии удерживали свои позиции в отчаянном бою.
Население не бежало, пока фронт не был разорван, и отступающие части немецких тыловых эшелонов промчались через города и деревни. Колонны беженцев на каждой дороге, каждом шоссе смешивались с остатками побитых войск. Снова гражданское население оказалось в зоне сражения.
Еще большая трагедия случилась на юге Восточной Пруссии. За несколько дней она охватила почти все население этого сектора и многие тысячи людей, которые были эвакуированы сюда из пораженных воздушными налетами городов Германии. Она унесла жизнь по крайней мере пятисот тысяч человек. 14 января фронт 2-й армии на реке Нарев рухнул под русским наступлением. В пределах десяти дней русские бронетанковые колонны, сопровождаемые моторизованной пехотой, покрыли 190 километров, отделяющие их от балтийского побережья, и достигли берегов мелководной лагуны Фрише-Хафф в 60 километрах к востоку от Данцига. Восточная Пруссия потеряла все сухопутные связи с западом – только за пределами Хаффа была узкая дорожка вдоль Фрише-Нерунга.
Население южных и западных частей Восточной Пруссии, внезапно попавшее на линию сражения, сломя голову бежало на север и северо-запад, волоча свое скудное имущество, брошенное на телеги и сани. Неразборчивая воинская повинность забрала для народной армии большинство мужчин: фургоны вели восьмидесятилетние старики, поляки, французские военнопленные, женщины или мальчики-подростки. Так как партийные чиновники до последнего уверяли в том, что нет никакой опасности, многие населенные пункты были наводнены русским наступлением. Колонны беженцев насчитывали до тридцати тысяч человек. Многие из них исчезли без следа в водовороте метелей, которые охватили страну во второй половине января, под гусеницами русских танков или в огне между рассеянными линиями фронта.
21 января 4-я армия генерала Рейнхардта все еще удерживала фронт, который растянулся от Гумбиннена, что в 100 километрах к востоку от Кенигсберга, расширяясь на юг более чем на 160 километров вниз к городу Ломза на реке Нарев. Выдвинувшаяся вперед относительно фронта 4-я армия находилась под угрозой окружения.