— Ещё по одной?
— Закуривай. Подпортим пару характеристик у группы обследования.
— Маша!
— Ладно, ладно! — она засмеялась.
— Так вот. Скажу сразу — концептуальных размышлений всякого рода у меня было много. Но однажды родилась мысль провести эксперимент. Если она, величина, в смысле, действительно предельно мала по Методологии ИП, то и функция, описывающая динамику развития и всё такое, должна быть принципиально простой, как всё гениальное, если исходить из того постулата Методологии, который говорит, что «всё многообразие — лишь видимая проекция смешанных архипараметров бытия», — начал я, прикурив Маше сигарету. — Я же аналитик и всё такое, но всё же не математик. Отнёс свои выкладки и предположения на четырнадцатый — у меня там приятель есть — вместе очередные тесты на профпригодность проходили. Попросил посмотреть, если время будет. Он сказал, что через недельку сделает. А через недельку он меня как по голове огрел своими выводами. «Ты, — говорит, — вроде предельно малыми интересовался? Что-то не похоже… Я, конечно, не гений, но, с учётом твоих выкладок, формулу вывел. Действительно простую, как ты и предполагал. Собрался уже было тебе звонить, да решил в последний момент проверить её на интеграцию по базовой схеме на пятнадцатом. И вот тут началось! При достижении определённых значений всё вдруг рассыпалось и превратилось в какую-то ахинею, бесконечную и неуправляемую… Я три дня пытался сообразить, что происходит. Но, видно, ошибка в посыле». Он так и сказал тогда: «бесконечную и неуправляемую»! «Так что на повышение, — говорит, — не рассчитывай, порадовать мне тебя нечем. Не работает твоя идея…» Порадовать ему меня нечем! Да он и представить себе не мог, на какой вершине радости я оказался. Посыл у него, понимаешь, ошибочный. Да пусть каким угодно будет посыл, если предельно малая вдруг оказывается калиткой в «бесконечное» и «неуправляемое»!
* * *
Итак, Маша приняла приглашение.
Заведение, которое за нас по наличию свободных мест и сообразно принципу усреднённых возможностей выбрал электронный справочник, походило на огромный унитаз, со входом, расположенным там, где у настоящего унитаза обычно бывает выход.
Была ли повышенная степень консолидации ИП причиной массовых скоплений, или массовые скопления использовались для проверки методик в режиме критических величин — неизвестно. В любом случае, пойти в присутственное место было ошибкой, и я это знал. Но что-то подсказывало — при наличии внутреннего несоответствия ситуации именно критические величины способны вызвать к жизни или, точнее будет сказать, проявить что-то реальное. И как бы кощунственно это ни звучало, это реальное, вероятно, приходит из области вне Информационных Потоков…
— Зря мы сюда пришли, — голос Маши отвлёк от размышлений.
— Читаешь мысли.
— Правда?
— Неправда, — соврал я, — чем здесь плохо? Всё равно везде достанут. Лучше уж… — «на территории врага», хотел добавить я, но промолчал.
— Лучше уж что?
— Лучше уж вместе.
— Это признание в том, что я тебе нравлюсь?
— Да, если хочешь.
— Что значит «если хочешь»?! Грубиян!
— Прости, я не это хотел сказать. Мне действительно хорошо с тобой, и я готов пойти на то, чтобы торчать в этом «унитазе», только чтобы провести с тобой ещё немного времени.
— А и правда — на унитаз похоже! — она рассмеялась. — Нельзя было раньше признаться? Не думала, что ты такой застенчивый.
— Я сам много чего о себе не думал.
— Так ещё не поздно.
— Думать?
— Нет. Уйти отсюда.
— Поздно.
— Почему?
— Сейчас будут Шута транслировать.
— Ерунда. Отсидим Трансляцию и сразу уйдём.
— Ерунда? — Я удивлённо и с оттенком недоверия посмотрел на неё и повторил уже более настойчиво: — Ерунда?!
— Ладно, ладно… не ерунда. Но сейчас уже и правда никуда не денешься, ты же знаешь, — ответила она.
Я машинально оглянулся по сторонам.
Шут — это «…тот, кто встал в начале Нового Витка Спирали», — гласит стандартный пафосный речитатив номенклатуры. Одни говорят, что он живёт вечно, другие — что ему от силы-то, может, лет тысяча. Но сплетни и домыслы скорее говорят о мнительности тех, от кого они исходят, нежели отражают действительное положение вещей. Да и вообще, всем наплевать. Начальник через одно звено иерархии — и тот уже расплывчатый образ. Что уж о верховных говорить.
В том сознании людей, что по меткому определению какого-то доисторического идиота до сих пор принято называть «массовым», Шут был «олицетворением Естествознания».
Как-то, занимаясь поисковой работой в библиотеке, я наткнулся на некоторые сведения по истории вопроса. Не биографического свойства, конечно, об этом и речи идти не могло. Странно, что я вообще нашёл хоть что-то. Просто повезло, наверное. Потом, кстати, как ни бился, а пути к этим данным найти больше не смог, что лишний раз подтвердило мои опасения насчёт своеобразной избирательности ИП.
Оказывается, в самой глухой из глухих древностей тоже существовали игры. Ну, как у нас лото, например. И среди прочих — карты. Одна из карточных систем называлась TAROT. Однако древние люди использовали карты не только для игр, но и для так называемого «гадания». Гадать — это значило пытаться получить недоступные расчёту сведения, интерпретируя значения и алгоритм расположения символов, изображённых на картах. Дикари! Человек наугад доставал карты из общей колоды и раскладывал их в количестве и последовательности, определённых одним из способов «гадания» и, как следует из прочитанного мной текста, «видел в получившейся картине ответы на свои вопросы», касающиеся, как правило, будущего. Говорю же, дикари!
Ну так вот. Одна из карт системы, о которой я упомянул, называлась… Как бы вы думали?… Шут! Все карты внутри системы символически разбивались на группы по разным признакам, у них были свои номера, но эта — была нулевой! И символизировала она — вы, конечно, можете смеяться — Душу человека!
А уж символическое её значение и подавно могло бы свести вас с ума: «новый виток в спирали бесконечности, самозабвенный идеализм, начало нового цикла жизни» и… «неумение рассчитывать последствия»!
Может быть, конечно, всё это мои домыслы, но, согласитесь, через совпадения такого масштаба всегда проглядывает некоторый смысл. И что вы скажете о том, что символом Шута является Душа, которую он же и отменил, а? Или то, что создатель Информационных Потоков «не умеет рассчитывать последствия»? То-то… Вот с того времени и разладилось у меня в голове.
Дело ещё в том, что каждый раз, когда Шута транслировали во все Информационные Потоки одновременно, увеличивалось количество самоубийств, статистически зафиксированных в период Трансляции. Даже мне — рядовому сотруднику — это было известно. Что-то здесь не так.
— Если тебе будет не очень хорошо — просто возьми меня за руку.
— А если тебе самому будет нехорошо? — в Машином голосе на секунду промелькнула нотка отчаяния.
— За меня не беспокойся, — ответил я, выковыривая из пачки очередную сигарету. — Я привык.
— Как это привык?
— Да вот так. Временно переставляешь приоритеты — и дышишь глубже…
«У женщин более тонкая структура внутренней организации ассоциативных рядов» — это ещё в школе проходят, на курсах профпригодности. Более тонкая — и более ранимая, соответственно.
— Научу потом.
— Научи сейчас.
— Сейчас не успею. Просто возьми меня за руку. Если станет невмоготу, сожми её слегка.
Боковым зрением я уловил, что Маша смотрит на меня. А смотреть друг на друга в присутственном месте считалось недопустимым нарушением норм общественной морали. При этом если спутница, оголившись, водрузится на ваш член — это никого не побеспокоит. Даже внимания не обратят. «Живи по Правилам — и делай что хочешь» — вот он, их оптимальный баланс между свободой и зависимостью.
— Просто возьми меня за руку, — повторил я, не оборачиваясь. — Прямо сейчас.
Кажется, мои слова успокоили Машу.
— Ладно. — Её рука с осторожностью сначала коснулась, а потом крепко обхватила моё запястье.
До начала Трансляции оставалась пара минут. Шум, гам и треск, в которых с трудом угадывались мелодия и слова популярной в последнюю неделю песни, достиг такого уровня интенсивности — не путать с громкостью, — что сознание автоматически начало блокироваться.
В этот момент я вдруг почувствовал слабое давление в области запястья и повернул голову.
— Что случилось?
Её взгляд был немного испуган, но глаза почему-то светились глубокой радостью.
— Просто хотела проверить…
— Понятно, — сказал я, сразу отворачиваясь. — Это правильно. А радуешься-то чему?
— Как ты разглядел?
— Как ты разглядел?
— По глазам… Они же — зеркало… — на мгновение я моторно задержал дыхание.
— Души — ты хотел сказать?
Я выдохнул и, не удержавшись, вновь посмотрел на неё. Вместо того чтобы усилиться, как я мог предположить, испуг, наоборот, исчез совсем.
— Мне мама рассказывала.
— О душе? — спросил я тихо и снова отвернулся.
— Какой же ты глупый… — только и успел я услышать в ответ. Началась Трансляция.
В первый момент хаос звуков, казалось, обрёл внутреннюю структуру — отдельные части пространства, сливаясь и уплотняясь, образовали новую материю — вибрацию, гул. «Так всегда…» — ещё успел подумать я, и сознание тут же заблокировалось окончательно, оставив бразды правления основным инстинктам.
Фантомаски преображались. Как будто огромные насекомые, они набухали, всасывая в себя через невидимые хоботки что-то бурое. Набившие оскомину сюжеты, как шелуха, осыпались с их раздувшихся туш, уступая место странным картинам. Которые, наверное, и можно было бы осмыслить, но заблокированное сознание воспринимало лишь эффект «уплотнения» пространства. Это ощущение, эволюционируя в безумной прогрессии, приближало нас к последнему скачку.
Последний скачок делал все зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные и даже вкусовые ощущения консолидированными настолько, что ничто уже не оставалось вне восприятия Образа. Если бы вас потом спросили, видели ли вы или слышали Шута, подобный вопрос поставил бы вас в тупик. Потому что вы его не видели, не слышали, а также не щупали, не нюхали и не пробовали на зуб. Вы воспринимали Великий Образ. Воспринимали всем, на что были способны ваши жалкие тело и мозг.
Но что-то пошло не так. Вместо скачка, в качестве последнего воспоминания оставлявшего обычно нечто похожее на звук рвущейся от чрезмерного натяжения плёнки, у меня произошла резкая разблокировка сознания. И первое, что я увидел, точнее, на что оказался направлен мой взгляд, была непонятная сцена ближайшей ко мне фантомаски: какое-то странное пятнистое животное огромными скачками догоняло другое — полосатое. «Почему я вижу это?…» — вторая мысль была прервана странным ощущением в области запястья. «Ты тоже это видишь?»… — «Это я говорю?» — «Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотринаменя…»
— Посмотри на меня! — Машин голос, как неожиданная вспышка света, окончательно выкинул меня на поверхность привычного восприятия.
— Что случилось?
— Чудо.
— В смысле?…
— Оглянись! — Я медленно повернул голову — мимо проходил официант.
— Позвольте… э-э, — привычным жестом вскинулась рука.
Не меняя улыбчивого выражения лица, тот, чуть не задев моё кресло, невозмутимо проследовал к другому столику. Там сидела компания — двое юношей со спутницами. Они весело засмеялись, когда один из них что-то сказал подошедшему официанту. Ещё ничего не осознавая, я встал и подошёл к ним.
— Что случилось? — Никто даже не посмотрел в мою сторону. «Что происходит?» — задавал я один и тот же вопрос, обходя в зале столик за столиком. Меня заклинило, я чувствовал, что набухаю изнутри… И неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Маша не вернула меня на место.
— Успокойся, прошу тебя.
— Что происходит? — не унимался я.
— Я потом тебе расскажу.
— Да что происходит-то, объясни мне наконец!
— Не кричи. Ничего особенного не происходит, — спокойно сказала Маша, сделав упор на «ничего особенного». — Идёт Трансляция. А мы… Мы почему-то выпали. Вот и всё.
— Что значит выпали?
— Выпали — значит выпали! Не могу пока объяснить почему, но почти уверена, что каким-то образом мы помогли друг другу. Мы были вместе, как бы заодно, и…
— Ты хочешь сказать, что Трансляция продолжается? — я не слушал её.
— Да, продолжается.
Смысл Машиных слов с трудом доходил до меня. И сознанием на какой-то миг вновь овладел полуживотный спазм — быстро оглядевшись вокруг и не уловив в поведении людей ничего странного, я резко поднялся из кресла и стал размахивать руками. Потом громко крикнул и легонько заехал в ухо возвращавшемуся от столика с молодыми людьми официанту… Ничего не произошло… Меня никто не замечал! «Ничего особенного… Ничего особенного…» За исключением того, что я, видимо, оставался для всех как бы за гранью восприятия! Меня не было!
— Хватит хулиганить, посмотри лучше на то, что стало с фантомасками! — Машин голос снова вернул меня на место.
Действительно, стробоскопический эффект исчез. А вместо привычно-разрядной рекламы фантомаски показывали непонятные картины. Вот на одной из них человек руками, обёрнутыми во что-то, бьёт по лицу другого — и у того из разбитого носа и рассечённой брови хлещет кровь… На соседней — бородатый человек в окровавленных тряпках вместо одежды, стоя на коленях, о чём-то просит другого, стоящего перед ним и смеющегося человека, потом тот, что смеялся, достает из-за пояса большой тесак и одним ударом разносит просящему голову чуть ли не пополам… На следующей — молодые люди — мужчина и женщина, обнажённые, если не считать головных уборов — у него шляпа странного вида, а у неё накидка, прикреплённая к волосам обручем, — стоят на коленях у какого-то позолоченного сооружения и улыбаются, а потом они же занимаются сексом на фоне крупно написанного на стене ярко-алой краской слова «любовь»…
А звук… Что стало со звуком! Какофония хаоса исчезла. А вместо неё звучал немыслимо мелодичный ритм, который приятный мужской голос сопровождал словами: «И молодого командира несли с пробитой головой…» Не приходилось сомневаться в том, что это песня. Несколько человек, как ни в чём не бывало, танцевали под неё в центре зала.
— Что это?…
— Ты о музыке?… Понятия не имею. Ни разу такого не слышала. И слова странные такие. — Я почувствовал на подбородке Машину руку. Она мягко повернула мою голову к себе. — Теперь мы можем спокойно говорить, глядя друг другу в глаза, — сказала она.
— А если…
— Ты не понял. У нас есть ещё немного времени до конца Трансляции. Для них, — Маша махнула рукой в сторону, — мы невидимки!
Беззаботная лёгкость, с которой она произнесла эти слова, тут же заставила меня усомниться, всё ли так безоблачно на самом деле, как её искрящиеся глаза.
— Получается, что так, но… — ничто так быстро не приводит в порядок мысли, как привычный страх. — Только вот я подумал, если что-то у них даёт сбои, то должны быть и те, кто за этим следит и контролирует…
— Ты прямо как повстанец древних эпох, — прервала меня Маша. — Каких секретных файлов ты там начитался в библиотеке?
— Ничего я не начитался. Закон обязывает соблюдать порядок. А то, что с нами сейчас происходит, по их меркам есть НЕпорядок. А если есть непорядок, то через пять минут здесь должен появиться Закон. Простая логика.
— Простая, но ущербная по сути. Мысли масштабнее. Статистически накопленные отклонения от нормы — тоже своего рода норма. Для них главное — расчёт. А всё, что поддается расчёту и описанию, автоматически становится просто очередным его критерием. Расслабься. Никто не придёт. По их методике — мы просто элементы нецелевой аудитории. Неужели ты думаешь, что мы первые и единственные, выпавшие случайным образом из Трансляции?
— Если, конечно, предположить, что…
— И предполагать нечего! — Я никак не мог привыкнуть к тому, что Маша задавала вопросы вовсе не для того, чтобы услышать на них ответы. Мои, по крайней мере. — Избирательность ИП и их Целевое Использование — основа основ. Это догмат. Если ты не слышал о случаях, подобных нашему, — это ещё не значит, что они не происходили. Старый анекдот про курицу помнишь? Один человек съел курицу. А другой не съел ничего. Статистика утверждает, что на единицу населения приходится по полкурицы. Как ты думаешь, сколько среди трёхсот пятидесятимиллиардного, набившего брюхо курятиной населения планеты таких, что остались внестатистически голодными?
Я мудро рассудил, что ответа с моей стороны опять не предполагается.
— То-то! Ясно, что не только мы двое сейчас!
Невзирая на некоторую мою растерянность и некоторые сомнения по её поводу, я всё же чувствовал, что Маша, несмотря на видимость постоянной лёгкой ироничности, была права, но мой опыт… Хотя какой, к Шуту, опыт?! Всё зависит от того, как его рассматривать. Может, весь этот так называемый «негативный опыт» — всего лишь спонтанно сформировавшаяся мнительность в отношении отдельно взятых событий. А символическую последовательность я присвоил им сам, что и позволило в дальнейшем выработать то самое «отрицательное» отношение. Рассуждения верные. Однако интуиция на уровне инстинкта продолжала настойчиво щекотать в районе третьего шейного позвонка.
— Лучше всё-таки уйдём сейчас, — попробовал настоять я.