— Согласен… Но неужели всё впустую?
— А не впустую — это как? Ты сам-то представлял хоть раз — как это: «не впустую»?
— Представлял.
— И что представлял?
— …
— Пауза затянулась. Что, простых слов не находишь, что ли?
— Нахожу. Всё как в первый раз…
— Что всё?
— Ну, всё через душу, через сердце, через любовь, если хочешь…
— Я не могу ничего хотеть. Через любовь, говоришь?! В этом месте поподробнее, пожалуйста.
— …
— Ещё одна такая пауза — и можно признавать невменяемым. От ответственности, правда, не освобождает — жизнь-то твоя!
— Хорошо, хорошо. Это как вещество. Всё взвешено по мере. И страсть, и единение душ, насколько возможно — скромность, чуткое понимание, красота… Но…
— В обоюдном режиме, разумеется? Ты-то сам как насчёт чуткого понимания, скромности и так далее?
— …
— Всё! Невменяем!
— Да нет!
— Так да или нет?! А то трудно переводить на английский!
— Да…
— Дальше.
— Я виноват. Всегда сам…
— Не то! Чувство вины — это параноидальное состояние диалога человека с самим собой. Дальше.
— Ладно, никто не виноват. Нет вины. Есть проблема. Решаем проблему?
— Ну, дальше, дальше!
— Проблема всё равно во мне…
— Тоже мне, Архимед!
— Вероятно, не хватало смелости…
— Хватало. Смелости всегда с избытком. Остальное — вопрос своевременности. Дальше.
— Может, внимания не хватало? Провидение там, знаки и всё такое…
— Хватало внимания. Никто не может видеть и слышать всего. Даже если хочет. Это не криминал. Дальше.
— Сомнения чрезмерные, нехватка уверенности в собственных силах…
— Сомнения чрезмерными не бывают — они или есть, или их нет. А про нехватку сил кто нашёптывает?
— Кто?
— Ну, другая сторона сомнений…
— ?…
— Убью сейчас!
— Самолюбие?…
— Молодец! Вот и докопались до механизма примитивных метаний человеческих. У вас ведь как получается — нет сомнений — вы само смирение. Пра-а-авильно — можете себе позволить. А если вдруг слабина где какая, тут вся ваша чванливость на дыбы. Классический сюжет: чем меньше вошь, тем больнее жалит. Люди не имеют привычки по доброй воле расписываться в собственной несостоятельности. Состоятельность — это когда стоишь рядом с кем-то. А несостоятельность — это когда далеко. А далеко — это сильно одиноко, да? Но самое ужасное, что слабостями вы именуете, как правило, свои редкие попытки быть по-настоящему искренними с миром и с собой…
— Устал.
— Да ты что?! А непрерывность так не даётся — даром.
— Устал я…
— Угу. Заезд триста восемнадцатый, участники те же… А на триста девятнадцатом — финиш. Полный финиш. Так что лучше иди и застрелись сейчас, впереди всё равно только смерть. Порвёшь ты порочный круг или нет — ей всё одно.
— Нет.
— Не-е-ет? А тогда устал ты или ещё чего — продолжим.
— Продолжим, если время будет.
— Не понял?
— А тут и понимать нечего. Со смертью договоров не заключают — сроки плавающие.
— Ах, вот ты о чём! Умным, наверное, себя считаешь?
— Считаю.
— Пусть так, пусть так… Время ведь очень странный предмет. Оно если есть, то его сразу нет… Хм… В общем, оно — абстракция, призрак. То, что вы называете течением времени, — всего лишь градуированные интервалы от события до события. Чтобы поближе подобраться к настоящему времени, надо сначала более мелкие проблемы порешать. Например, как жить, чтобы потом не было обидно… Или как мудрость совмещать с гордыней, которая всегда зло творит. Всегда и пренепременно, заметь.
— И в любви?
— А как же, и в ней! В истинной любви, брат, весовых категорий не бывает. Там дух животворящий, объединённый действует без границ и правил. Но до такой любви человек дорасти должен. Она — великий дар. И как всякий великий дар требует от дары принимающих соответствующего роста. Стучите — и отворят вам. Иной и яичницу жарит, в любви весь с головы до ног, без маяты и чувств супротивных.
— Не понимаю я, не вижу. Порой совсем ничего не вижу. Сам устаю от этого. Кажется, что нечестность какая-то закрадывается везде. Даже не так — я сам её порождаю, нечестность эту. С виду вроде всё нормально, правильно, а на поверку — хитросплетения. А вот чтобы по прямой, к главному…
— Да, дружок… Но прямая дорожка — ой как проста. Кому сказано: «Бойся Бога, ибо в этом всё для человека». Разумеешь ли?
— Не пробовал.
— А вот когда разумеешь — прав ты. И прав бог в тебе. К главному подъехать… Ты его вдыхал хоть раз, главное-то, полной грудью, а? Эх ты, герой — штаны с дырой…
— Бойся?… Да при чём здесь?!
— А кто говорит о страхе?! В истинном Слове великая ширь, черти вы узколобые. Бойся совершить ошибку! Бойся не Бога — бойся не использовать данности, бойся лжи — не обмани себя. Ты и есть Бог. И Бог молит тебя, а не угрожает. Будь светлым — и жизнь твоя будет свет, а нет — жизнь твоя будет тьма тьмущая. Бойся — это бой с Я! Заповеди — это не карточные правила. И не вопрос удачи. И не смирение. Это маленькое окошко света в тёмной пещере страстей и мытарств человеческих…
— Да ты кто вообще такой, чтобы…
— Я бы на твоём месте за сковородкой лучше следил, чем дурацкие вопросы задавать!
Яичница сгорела…
Сосед справа (продолжение)
Бьются сухо бьются с треском
Стебли тонкие травы
Друг о друга и над лесом
Смотрит полный глаз луны
Хмель забытый первозданный
Ясной ненавистью в кровь
Как полночный гость незваный
Вихрь сеет нелюбовь
Луны полные выходят
как охотники на гон
Ветров псарню бьёт в ознобе
В предвкушении погонь
Век от века год от года
Ждут попавших на крючок
И танцует непогода
Как взбесившийся волчок
Снова осень… Первые заморозки. Первая крупа островками среди звенящей травы. Прошло около года, как Иваныч перебрался в свой дом. Однако всё, что я до сих пор мог сказать о другом своём соседе, складывалось лишь из наблюдений через окно кабинета на втором этаже. Иногда, заслышав шум щебёнки с его стороны, я подходил к окну и смотрел, как он выгружал что-то из своего старенького «Фольксвагена». Чем он занимался, я так и не выяснил, хотя, как правило, жители деревни были словоохотливы и весьма информированны обо всех местных и приезжих. Единственное, что мне удалось выведать, — это то, что его зовут Игорь и он «оч-чень странный молодой человек». Поговаривали, что когда он начинал строиться, понагнал много техники, сразу же поставил глухой забор метра на три, рыл котлованы, что-то бетонировал… Со слов местных, когда пыл и дым строительства рассеялись и первые любопытные повисли на невысоком заборе, сменившем первый, их взглядам предстал небольшой, но опрятный дом и огромного размера несуразный сарай посередине двора.
На мой поверхностный взгляд, уклад его жизни не располагал к общению с себе подобными, что было мне близко, хотя и неприятно. Как любой интеллектуальный сноб, я считал обособленное существование личной привилегией и с подозрением относился к любому, рассуждающему на эту тему и уж тем более демонстрирующему аналогичное поведение. Но именно поэтому меня и тянуло к нему. Плюс отсутствие информации. В нашем мире загадочность не котируется и вызывает у людей сначала желание проникнуть в тайну, а в случае неудачи — чувство отчуждённости или даже агрессию. Я не искал повода познакомиться, для этого всегда можно было просто выйти на улицу и постучать в калитку. Скорее я был готов к общению, а сформировавшийся мотив должен был сам создать соответствующую ситуацию, где по воле высших сил все будут расставлены по своим местам и таким образом всё будет правильно и своевременно. Так оно и вышло позже, естественно.
За долгое время моих случайных наблюдений за Игорем из окна второго этажа я несколько раз видел у него красивую высокую женщину с чёрными волосами. Ещё весной я стал невольным свидетелем сильной ссоры между ними. А в начале лета появились дети. Мальчишка и две девочки. Из чего я сделал вывод, что ему удалось выторговать их на летние каникулы. Всё как у многих. Ничего особенного.
Наше знакомство — а точнее, наш первый разговор, — случился при совершенно обыденных обстоятельствах. Как-то вечером, вернувшись домой, я обнаружил у себя в почтовом ящике плотное казённое письмо, где в графе получателя стояли его адрес и фамилия.
— А-а, понятно, — сказал он, поздоровавшись. Вскрыл конверт, быстро пробежал глазами содержимое и швырнул всё в картонную коробку, стоящую у стены в прихожей. — Чайку?…
За очередной чашкой чая
Сегодня безупречно вышел мазок
В левом верхнем углу холста
Но сомнения тяжёлых рам
Стёрли радость из глаз и с лица
И никто не пришёл чтобы им
Поставить это в упрёк
Я устал и прилёг на ковёр
Головою у самых ног
«…Странный случай зарегистрирован сегодня в… Выехавшая на место группа экспертов склоняется к версии массового гипноза… Люди утверждают, что на несколько часов как бы выпали из жизни… другие склонны утверждать более эмоционально… всего зарегистрировано около полутора тысяч… напоминаем вам, что это не первый случай подобного рода… по непроверенным пока данным… но первый такого масштаба…»
— Выключи ты эту галиматью!
— Ты слышал?
— Слышал. Ну и что?
— Ты же сам говорил — следи за странностями, ничего не происходит случайно.
— Говорил. Ну и что? Ещё один случай вырос до размеров мини-сенсации — и об этом стоит потрубить пару дней. Шоу-бизнес, знаешь ли. Рейтинги повышают стоимость рекламного времени. Делов-то.
— А в чём же тогда неслучайность?
— У них рейтинги, а у тебя — событие. Но событие в ряду, событие ко времени, событие, воспринятое тобой неким образом или даже просто воспринятое, — это не случайность. И начиная с какого-то момента, не случайность спрашивает: «Что дальше?»
— Ну, я же серьёзно.
— А я ещё серьёзнее. Ты опять не понял — это не шутка. Тебе нужна оценка? Пожалуйста. В периоды нестабильного прогресса или стабильного регресса человеческой расы, называй как хочешь, вопрос целесообразности существования текущих форм жизни всплывает у них там, наверху, на повестке дня каждый миг. Напряжение в «сети» достигает предельных величин. В этот период учащаются неконтролируемые взаимопроникновения так называемых тонкого и физического миров. Ввиду несоответствия их пространственно-временных континуумов, подобные взамопроникновения могут приводить к мини-провалам времени и прочим спецэффектам. Это, на самом деле, происходит иногда единичными случаями. Но когда подобным образом накрывает географические районы — это значит, что в мероприятии задействована аура матушки Земли, а это уже другие порядки взаимодействий. Верна и обратная логика: если нам с тобой по телевизору рассказывают о мини-коллапсах временного континуума, соотносимых с масштабами энергетического поля Планеты, значит, всё то, о чём я только что говорил, происходит прямо сейчас, понял?
— Не очень.
Мы замолчали ненадолго, потом он продолжил.
— Давай проще. Вернадский в своё время ввёл понятие ноосферы, назвав Планету вместе со всем живущим на ней единым организмом. Самостоятельным организмом, мыслительные и чувственные процессы которого протекают в несколько иной плоскости или на другом уровне, чем наши отдельно взятые человеческие. Пока, во всяком случае. Мы, люди, являемся одновременно и самостоятельными созданиями, и частью нечто большего. И лишь на том уровне, что принято пространно называть «духовным», мы можем воспринимать то большее, частью чего являемся. От взаимодействия мыслящих существ с Планетой в целом зависит состояние этого организма — назовём его «планетарной матрицей», например. Любое событие, стихийное или человеческое, — это в любом случае событие планетарного масштаба. Будь то магнитная буря, торнадо, извержение вулкана или просто солнечный день. Это с одной стороны. С другой — войны, смерть и рождение людей, любовь, «голосуй, а то проиграешь» и так далее. Всё это — проявления колебаний планетарной матрицы. Эти колебания рождаются как результат человеческой деятельности в совокупности с деятельностью существа, частью которого является само человечество. Каждый из нас в любое мгновение отвечает за всё происходящее на Земле. В своей мере, естественно, но отвечает. — Игорь закурил. — Да ладно, не бери в голову. Всё это, конечно, не радует. Но принципиально изменить что-либо не в наших силах. Пока, по крайней мере. Поэтому нужно наблюдать и быть готовым.
— Готовым к чему?
— Помнишь, было такое сравнение, что человек на земле, этот неутомимый покоритель природы, что блоха на собаке? Так вот я тебя как блоху спрашиваю — к чему нужно быть готовым, Андрюха?
— Да к чему угодно!
— Правильно: собака — база ненадёжная. А теперь я спрошу тебя как человека на Земле: к чему нужно быть готовым? Можешь не отвечать. Вопрос риторический. Разницу масштабов надо уметь переживать. И всё же когда мы говорим о том, что может произойти, мы имеем в виду рост цен на бензин, смерть и рождение близких, войны, в конце концов, и всё-всё-всё, что мы знаем. Мы исходим из посыла, что жизнь в той ипостаси, что у нас перед глазами, — незыблема, хотя и фатальна. А если жить, зная, что от ежеминутного состояния твоего сознания зависит исход голосования «быть ли вообще человечеству на Земле»? Исход великой битвы. Кто сможет? Подсознание нашёптывает: «Чего ты голову-то забиваешь! Жизнь незыблема, а смерть неизбежна — значит, полный порядок». А если вот так сложился баланс сил, что от качества твоих помыслов зависит весь род людской? Пришли к тебе и говорят: «Парень, ты уж не подведи — вся надежда на тебя».
— Да-а уж, придут…
— Да уж приходили!
— Кто?
— Люди, боги, пророки, мессии…
— Ну, это ж не ко мне… И потом — это когда было-то? Если вообще было! Культурные слои, они, знаешь ли, сначала слои политические. Потом — мемориальные. Затем — ритуальные. И только потом…
— Что значит не к тебе, умник?! К каждому, дорогой, к каждому они приходили. И твоё это «на самом деле» — на самом деле не имеет никакого значения. Идея-то есть. То есть — информация дошла! А когда — это вообще неважно. Нет никакого времени — есть лишь изменения масштабов взаимодействий. И с какого-то момента масштаб может вырасти настолько, что в мировом информационном поле не шелохнётся ни один регистр, прости за косноязычие, когда человечество исчезнет, как пылинка при столкновении великих сил. А на самом деле — это просто собака перевернулась на другой бок. И пространство, и время, и вся наша жизнь, какой мы её знаем, — лишь проявления духа. И твоего, кстати, тоже, блоха. Сколько угодно можно умничать вокруг причинно-следственных связей. Или умиляться процессом поиска первочастицы. Никакой разумной твари не дано постигнуть алгоритм, внутри которого она находится. Он обманет её. Ибо она — часть его. Это очевидно. А вот если какому-нибудь ключевому атому вдруг соринка в глаз попадёт в третью среду июня месяца, и он от раздражения просто возьмёт себе и расщепится, вот тогда, безо всяких якобы причин, нам всем просто придёт… конец.
Конец
Сегодня тьма опутала нас
И в линзах глаз
Отражаются тени
И волна смятения
Поднялась
И бросила
Пленниками
В чары и танцы
Вымерших рас
Ещё один раз
Ещё одно поколение
8.30
Cны. Хаотичные, цветные… До первой мысли… До первого включения.
Можно заставить себя не включаться. Две. Три попытки. Потом природа берёт своё — тело больше не может находиться в анабиозе. Появляется испарина, первые признаки головной боли. Всё, нужно выходить.
8.33
Открываю глаза. Серый призрачный свет. В дальнем углу комнаты ночник вырывает клочок у рассветной серости жёлтым приятным пятном. Глоток воды. Сигарета. Главное — не пускать мысли. Пока их нет — нет и меня. Я лишь сторонний наблюдатель, никем не замеченный. В безопасности…
8.38
Всё. Сигарета вдавлена в пепельницу. Дальше автопилот — семнадцать шагов до кнопки чайника, душ, план на день, как рой москитов в голове, или как отрава… Непонятно, от чего это зависит.
8.40
Тёплая вода. Горячее. Я мог бы просидеть под душем, наверное, весь день…
9.42
Чайник придётся вскипятить ещё раз.
9.44
Много лимона, много сахара. Я оживаю. Включаюсь до конца. Чёрт! Выйти из дома нужно было полчаса назад. Ощущение такое, будто вся жизнь не удалась. Гадость какая!
9.46
Чай расслабляет. В конце концов, если я куда-то опоздал, значит, нечего мне там и делать. По крайней мере, сегодня. Вдруг там засада? Звёздам виднее. К едрене матери их всех, с их заморочками. Что за толк делать все эти бесконечные дела, если и так понятно, что чем закончится? А главное, что все эти мероприятия как-то в стороне от жизни, от сердца. Делаешь что-то, делаешь, крутишься, а в результате? Неужели только ради того, чтобы не сдохнуть от тоски, чтобы не чувствовать себя одиноким? Неужели все наши мнимые дела есть лишь порождение нашей собственной лени? Да не может быть! К чёрту! Никуда не поеду сегодня. Где телефон? Надо выключить звук и засунуть аппарат куда-нибудь подальше. Вечером посмотрю, кому я там понадобился.