Учительница пожала плечами и направилась к выходу. Когда она ушла, я спросила Зеленцову:
– Можно задать вам один личный вопрос?
– Задавайте, – разрешила учительница.
– Если Милехин пожелает вернуться к вам, вы его простите?
Лицо Маргариты Андреевны застыло. После небольшой паузы она ответила:
– Не знаю. Наверное, да. Я люблю его. И Никита его любит. Да, скорее всего, прощу.
Я кивнула ей головой и тихо попрощалась. Потом, когда шла к своей машине, думала о том, какие мужики иногда бывают дураки! Судьба подарила Милехину искренне любящую Маргариту Андреевну. Так нет! Ему подавай сомнительную нимфетку… И хотя я никогда не страдала занудным морализаторством, сейчас полностью была на стороне учительницы.
Я еще некоторое время сидела в раздумьях в машине и курила, переваривая услышанное. Может быть, все-таки сейчас к Милехину – как снег на голову?.. Но, поразмыслив, я решила твердо придерживаться первоначального плана: сначала компьютерные файлы и Замараев, а уж потом – сладкая парочка.
* * *– Алло, Кристина? Здравствуй, душа моя! – Голос в трубке был приторно-приветливым.
– Привет, Виталий Евгеньевич, – хмуро отвечала Воронкова.
– Не догадываешься, зачем я звоню?
– Я уже сказала, что спать с тобой больше не буду! – заорала в трубку Кристина.
– И не надо, – спокойно ответил Крупнов. – Мне нужно совсем другое.
– Что же?
– Документы из личного сейфа Милехина. Те самые, по которым вашу фирму можно сожрать со всеми потрохами.
– Че-го? – Кристина сморщилась, как от чрезмерной дозы хинина.
– Ты можешь это сделать, лапа моя. Можешь, – тон голоса Крупнова был безжалостным. – Поэтому через три дня я тебя жду. Какими – ты знаешь. Иначе пленка – ты тоже знаешь, какая – попадет в руки Милехину.
– Козел, ты что, меня на понт берешь? – прошипела в трубку Кристина.
– Хватит воровского жаргона, лапа моя, хватит, – насмешливо отреагировал Крупнов. – Ты что, никак не можешь забыть юность?
– Я тебя убью!
– Не смеши народ! Скажи еще, что у Милехина деньги попросишь, чтобы киллера нанять. Короче, мне нужны документы. В крайнем случае, я согласен на деньги. На большие, Кристиночка. И это в крайнем, в очень крайнем случае…
Кристина едва удержалась, чтобы не шваркнуть новый «Панасоник» о стену. Она стояла, крепко закусив губы. «Эх, ну и дура!» – кляла она себя. Но кусать локотки было поздно – Кристина знала, что, после того как Милехин посмотрит эту пленку, он вышвырнет ее вон. Потому что такого он не простит – и не только из-за того, что он «настоящий мужик». А потому, что Крупнов с того момента, как открыл новую фирму и заделался главным конкурентом, стал злейшим врагом Милехина. Сделать она ничего не могла – признаться в связи было немыслимо.
– Сколько ты хочешь денег? – спросила она изменившимся тоном.
– Пятьдесят тысяч.
– Рублей?
Ответом на этот простодушный вопрос был смех. Крупнов смеялся так раскатисто и так от души, что мембрана телефона, казалось, лопнет.
– Прекрати, твою мать! – заорала Кристина.
– А ты не ори на меня, – сразу успокоился Крупнов. – Баксов, конечно же, баксов.
– Сроки?
– О, как мы заговорили! По-деловому, конкретно. Как у вас говорится – чисто по делу забазарили, да, а, Кристиночка? А попочка у тебя ничего… Хорошенькая попочка.
– Пошел ты!
Кристина все-таки шваркнула «Панасоник». Крупнов умел надавить на самолюбие! Кристина упала ничком на диван и зарыдала. Сейчас, казалось, никто в целом мире не мог помочь ей.
Как она опростоволосилась! Крупнов, оказывается, заснял все происходившее на диване в квартире его матери на автоматически работавшую камеру. А потом, когда Кристина пришла туда в третий раз, включил телевизор и продемонстрировал самые пикантные моменты их общения. И сказал, что теперь подарок причитается с Кристины.
После этого телефонного разговора он довольно потирал руки. Самому себе он мог с гордостью сказать – да, я крутой, потому что вон какой кульбит закрутил! Такое Людке и не снилось.
Вернувшись в комнату и высокомерно посмотрев на спящую жену, он положил трубку телефона рядом с кроватью на тумбочку и залез под одеяло. Он был доволен завершением дня.
* * *Когда я подъехала к дому, где жила Олеся Милехина, то с удовлетворением отметила, что старушечий пост у подъезда отсутствует – видимо, из-за дождя. А это весьма кстати: лишние глаза сейчас ни к чему.
Я поднялась на девятый этаж, беспрепятственно, никем не замеченная, проникла в квартиру и принялась ждать господина Дараева – мага компьютерного дела. С ним я связалась еще утром: хакер наконец-то был на месте, оказался свободен и обещал приехать. За взлом паролей мне пришлось пообещать ему десять бутылок пива «Богемия» – именно такая цена была им названа.
«Все прямо запали на эту «Богемию»! – подумалось мне. – Что ж, пиво хорошее».
Кирилл ввалился в квартиру с шумным приветствием – здоровенный детина в два метра ростом, на лице которого постоянно играла жизнерадостная улыбка. Помимо того, что был признанным специалистом в области компьютеров, он еще отличался тем, что практически в любом обществе позволял себе крепкие выражения. Справедливости ради надо заметить, что в его исполнении это не выглядело похабным или банальным.
Вот и сейчас, увидев меня и не замечая знаков вести себя потише, он громко провозгласил:
– Где та фиговина, которой нужно расхреначить мозги? Это мы быстро, кролики совокупиться не успеют…
– Тише, ради бога, – зашикала на него я. – Компьютер в комнате. Заходи и веди себя как мышь.
– Как мышь не могу, – признался Дараев, снимая кроссовки ужасающего сорок седьмого размера. – Если хочешь, буду как клавиатура.
– Хорошо, хоть как системный блок, – пошутила я. – Только не шуми!
Дараев почесал голову, прошел в комнату и включил компьютер.
– Так, «пенек», конечно, ничего себе, – оценивающе произнес он, щелкая мышью. – Сейчас мы его девственности-то лишим. И пароли все поломаем.
Дараев колдовал за компьютером где-то с час, приговаривая себе под нос различные поговорочки и пожевывал жвачку, периодически надувая огромный пузырь и лопая его с оглушительным щелчком.
– Кира, ты где воспитывался? – спросила я, не в силах сдержать улыбку.
– В самой элитной школе города, гимназии номер один, – тут же ответил он. – Учителя навек привили мне плохие манеры, нудно заставляя следовать хорошим. Словом, хотели как лучше, а получилось – сама видишь, – развел он руками. – Ты давай не ворчи, а посмотри лучше сюда.
Он демонстративно развернул ко мне монитор компьютера и, нажав на клавишу, вошел в файл «diary.doc». Перед моими глазами возник текст, озаглавленный как «Милехина Олеся Владимировна. Страницы личной жизни».
– Пользуйся, копайся в чужом белье, мисс частный детектив, – ухмыльнулся Кира.
– Спасибо, – только и оставалось сказать мне в ответ.
– Собственно, там пароли-то были плевые – сразу видно, что непрофессионал работал, – небрежно бросил хакер. – Да и вообще, паролировать отдельные файлы – это прошлый век. Обычно ставят пароль сразу на всю систему.
И выжидающе уставился на меня.
Я улыбнулась и выдала ему деньги на его любимую «Богемию». Кирилл, удовлетворенно осклабившись и напомнив о том, что он всегда к моим услугам, удалился, топая огромадными штиблетами.
После его ухода я буквально бросилась к компьютеру и углубилась в чтение. Из текста следовало, что вести компьютерный дневник Олеся начала с октября прошлого года – видимо, с тех пор, как стала жить отдельно. Она заносила в компьютер воспоминания о пережитом, впечатления об увиденном. В некоторых местах девушка давала характеристики друзьям и близким.
Пробежав глазами по тексту, я первым делом увидела характеристику, данную Олесей отцу. Любопытно, что она написала о нем?
«Папа, милый, любимый! Что же ты наделал! Зачем?! Зачем?! Зачем бросил Мару и связался с Кристиной? Ведь она тебе годится в дочери! Я за тебя краснела, я не понимала. А ты меня сторонился. Я чувствовала себя одинокой и брошенной».
И дальше:
«Отец – сильный и властный человек. Он абсолютно не понимает и не признает моих проблем и считает, что таковые существуют только у слабых людей. Папа требует беспрекословного подчинения. Я должна одеваться только в ту одежду, которую он мне разрешит носить; должна дружить только с теми девочками, которых одобрил папа; должна читать только те книги, которые рекомендовал папа. Даже медицинский институт он выбрал для меня, потому что мечтает видеть свою дочь врачом. А я ненавижу медицину! Меня тошнит от больничных запахов! И вообще, я не понимаю, почему должна следовать тому, что предназначил другой человек! Я старалась до конца быть терпимой в отношении него».
«Мама. Боже, как стыдно иметь такую мать!.. В раннем детстве, лет до одиннадцати, я обвиняла папу в том, что он разлучил меня с мамой. Я была уверена, что мама меня очень любит, но из-за происков папы и бабушки не может быть со мной, потому что они не пускают ее ко мне. Я даже где-то раздобыла старую мамину фотографию и всегда носила при себе, мечтая о встрече. Но когда я выросла и узнала мать ближе!.. Увы, женщина, родившая меня, стерва и гадина! Эта женщина шантажирует меня тем, что всем расскажет, будто я сплю со своим отцом. Я ее ненавижу и презираю всей душой, но деньги ежемесячно отдаю ей не потому, что боюсь сплетен, а потому что боюсь за папу: если он узнает об этом шантаже, он ее убьет. Да и мне не поздоровится…
Откуда она узнала, эта стерва? Откуда? Ах да, я же сама проболталась! Мне просто захотелось ее поддеть, когда я видела ее рядом с этим рыжим клоуном Вовиком. А он еще подмазывался ко мне, козел!
Вообще – видимо, гены во мне играют. Почему я стала спать с родным отцом? А почему он бросил Мару и связался с Кристиной? Почему забыл, что у него есть сын, в конце концов?!
Иногда мне кажется, что Кристина очень неплохо ко мне относится. У нее просто другие взгляды на жизнь – она сказала мне, что ее возбуждают исключительно пожилые мужчины. Ну, вроде моего отца. Знала бы она, что произошло между мной и им… Как ни странно, после того, как все случилось, между нами стало все более или менее ничего. Отец уже не так благоволит к Кристине, а та не задирает нос и не пытается указывать мне, как жить».
Я читала эти строки с предчувствием: главное – впереди. У меня даже екало сердце – я чувствовала, что сейчас Олеся расскажет о том, как все началось. И ожидание не обмануло меня.
«Даже не могу понять, как все тогда случилось. Я забыла у отца нужный мне учебник. Решила зайти утром забрать. Открываю дверь – а из комнаты доносятся охи, вздохи и стоны. Ну, я и поняла, что это отец с Кристиной трахается. А что – ему можно, а мне нельзя, что ли?
Я прошла на кухню и налила себе чаю. Руки у меня дрожали. Даже в кухне было все слышно. Но вдруг все неожиданно стихло. Прям вмиг. Отец, по всей видимости, в отходняке зашел выпить воды. «О, доченька милая! – сказал он. – Не переживай, сейчас Кристина уйдет, и нам никто не помешает».
Потом появилась Кристина. Она, не заходя в кухню, сразу пошла в коридор, быстро оделась. «Ну, пока!» – сказала она и вышла на лестницу. Меня удивило, что она не зашла даже в ванную – ну, понятно, для чего.
Отец предложил пройти в соседнюю комнату, где пахло духами Кристины. Такой дурацкий запах! Так мне он не нравится. Бесит просто. И тут папа неожиданно налил мне мартини. Я сразу залпом осушила бокал. И почувствовала, что пьяная. Отец подсел рядом и сказал, что я милая и красивая. Погладил меня по волосам, а другую руку положил мне на колено…»
Далее шло описание самой постельной сцены. Я пролистала дневник – по ходу встречалась еще парочка подобных описаний, которые мне пришлось прочитать от начала до конца, хотя я с трудом сдерживалась, чтобы не закрыть файл. Но это было непозволительно с профессиональной точки зрения.
Я нашла страницу, в которой Олеся обсуждала с отцом их отношения:
«Все это очень плохо, просто ужасно! Это нелепость!» – говорил он. А мне было хорошо! Я вообще упрямая. «Давай не будем наворачивать базары, – сказала я. – Будет место, время, и мы снова сделаем это. Ты же хочешь сделать приятное дочке. Шарики и плюшевые мишки – это хорошо, но я уже взрослая. Взрослые подарки нужны, папочка!»
Тут отец неожиданно встал, прошел в зал, рухнул на диван и вскоре захрапел. Я еще долго сидела рядом с ним, смотрела на него и любовалась. Пусть Кристина не думает, что все так просто!
Потом я посмотрела на часы и увидела, что опаздываю в идиотский институт. Но я не пошла туда, а решила пойти к Ксении. Конечно, я и в мыслях не думала рассказать ей обо всем. Скажу, что, мол, просто с новым мальчиком познакомилась. Хотя мне на самом деле хотелось рассказать всем. Какая я на самом деле крутая и необычная! Меня же все называют «не от мира сего». Вот я и стараюсь – с самим отцом переспала. Пусть все подружки-девственницы-замухрышки лопнут от зависти».
Тексты на этом закончились. Дальше шла запись, сделанная второго апреля, то есть за три дня до гибели.
«Сегодня у папы день рождения. Вчера он уехал на какое-то очень важное совещание и обещал вернуться сегодня после обеда.
Я решила устроить ему сюрприз – все-таки ему исполнилось пятьдесят лет. Такой сюрприз он устроил, когда мне исполнилось десять: я пришла из школы, а вся моя комната была полна разноцветных воздушных шариков. Конечно, это по-детски, но… Словом, мне захотелось.
К тому же я хотела ему показать, что больше между нами ничего такого не будет – у меня есть Елисей, ну, и вообще… То, что произошло, должно забыться навсегда.
Секретарши на месте не оказалось. Я пробралась в папин кабинет, повесила плакат «С днем рождения!» и стала надувать шарики.
Однако папа не приехал. Я была очень расстроена, чуть не плакала. Совсем выбитая из колеи, вернулась домой. Хоть бы Елисей, что ли, приехал поскорее! А то я себя чувствую такой одинокой!
И тут, блин, я вспомнила, как мы с отцом были последний раз. Как все-таки классно. С Елисеем – это все не то. Он молодой и неопытный, многого не умеет. Как же теперь все будет? В общем, у меня в голове все перебуторилось к чертовой матери. Не знаю, может, вмазаться г'ерой, полегчает?»
На этом записи в дневнике заканчивались. Через два дня Олеси не стало.
Закрыв файл, я вскочила с кресла и некоторое время возбужденно ходила по комнате Олеси, ошарашенная прочитанным. Итак, инцест из подозрений стал реальностью. Олеся сама, собственноручно, можно сказать, в нем призналась в персональном компьютерном файле.
Честно говоря, несмотря ни на что, этот факт не укладывался у меня в голове. К тому же стиль – какой резкий контраст между той Олесей, которая представала в описаниях подруг и жениха, и той, что писала дневник! Воистину, другое «я». И какое-то повествование недоделанное, совсем не в традициях классиков мировой литературы, коими забиты Олесины книжные полки. Примитивный язык, грубоватые физиологические подробности, и совсем нет описания эмоций, которые должны, по идее, возникнуть у девушки, вступившей в интимные отношения со своим отцом, и о которых уже никогда никому узнать не суждено.
Я попыталась представить себя на месте девушки… и не смогла. Холодок необъяснимого страха поселился внутри меня, когда перед глазами проплыли воображаемые картины.
– Нет, это невозможно! – вслух выкрикнула я. – Этого не может быть!
У меня даже участилось дыхание. Отдышавшись, я вспомнила про свой безоценочный подход. И мысленно себе возразила: «А может быть, у нее другое восприятие? Может быть, психика совсем по-другому устроена, и отец для нее – не отец, а прежде всего мужчина? Ведь говорил же Привольнов, что она жаловалась на непонимание подруг, настаивала на своей исключительности – мол, не такая, как все. Может быть, в конце концов, у нее были не все дома! Надо узнать, кстати, не состояла ли она на учете у психиатра».
Да, и еще – самые последние слова в дневнике свидетельствовали о том, что Олеся все же была наркоманкой. Об этом там сказано прямым текстом.
Я осознавала, что логика расследования неотвратимо ведет меня к Владимиру Петровичу Милехину. Именно от него, а может быть, кстати, и от его пассии Кристины я смогу получить дополнительные сведения, которые, в свою очередь, могут стать новыми штрихами к портрету покойной.
Однако прежде чем идти к Милехину, я решила проконсультироваться с психологом. Дело для меня необычное – все-таки инцест, он не каждый день встречается на жизненном пути. И позвонила своему старому знакомому, Роману Евгеньевичу Каменкову, молодому, но весьма преуспевающему психотерапевту… Несколько раз его приглашали в прокуратуру для консультации по некоторым сложным делам, на одном из которых мы и познакомились. Через пару секунд я услышала в трубке его приятный голос.
– Роман Евгеньевич, здравствуй, дорогой, Татьяна Иванова беспокоит, – начала я. – Уж прости, что отрываю – знаю твою педантичность и трепетное отношение к времени. Но без тебя никак. Ты же знаешь, у нас единицы талантливых психиатров в городе, и ты один из них…
Я была в курсе некоего обостренного честолюбия Романа Каменкова и знала, как с ним беседовать, чтобы не дать увильнуть – Роман и впрямь не любил тратить время впустую и сейчас вполне мог сослаться на неотложные дела, лишь бы не заниматься проблемами какой-то неведомой Олеси Милехиной.
– Ну так уж и единицы… – с притворным смущением засмеялся в трубку Каменков, и я поняла, что его можно брать, что называется, тепленьким.
– Конечно, единицы, и даже не спорь! – решительно перебила я. – А случай здесь, прямо скажем, сложный, ох, сложный! С кондачка не решишь! Под силу ли кому-нибудь разобраться? – вздохнула я, выражая крайнюю степень озабоченности.
Это сработало – Каменков тут же выразил интерес:
– А что за дело-то? – небрежно спросил он.
Роман Евгеньевич уже являлся кандидатом психиатрических наук и сейчас как раз писал докторскую диссертацию. Тему для нее он выбрал настолько сложную и мудреную, что я даже не помнила ее наизусть. Что-то типа «Сенсомоторный психосинтез как метаподход к пониманию измененных состояний сознания и психосемантические и психолингвистические методы анализа психоаналитических транскриптов». Его интерес вызывали разные необычные ситуации. Правда, я понятия не имела, относится ли предполагаемый инцест хоть каким-то боком к сенсомоторному психосинтезу, посему до поры до времени решила не раскрывать всех карт.