– Не собиралась я перед тобой унижаться, Грибов. Просто хотела, чтобы ты…
– Чтобы я что? – поторопил он ее.
Надоело ему выяснять отношения, которых пока еще не существовало вовсе. Которые, случись они вдруг, его и тяготили бы, и мучили, и лишними бы казались.
– Чтобы ты просто вкусно пожрал, Грибов!
И она ушла. Ушла, забрав с собой поварскую косынку и передник, забыв снять с плиты картошку, и та разварилась вдрызг, пришлось Грибову черпать ее ложкой и хлебать, как суп. А мясо, между прочим, так себе получилось. И он совсем не придирался к Зое. Просто не так она его приготовила, и все. Напрасно Ленка ему подругу расхваливала и навязывала напрасно. Ничего бы у них не вышло, ничего.
Мыть посуду Грибов не стал, покидал все в раковину, и тарелки, и кастрюльку из-под картошки, противни залил водой и поставил на обеденном столе отмокать. Влез под душ, где драил себя нещадно мочалкой, обдавал то ледяной, то горячей водой, пытаясь избавиться от противного чувства вины. Вышло не очень. Мясо все глаза намозолило, и куда, спрашивается, столько наготовила.
К телевизору, короче говоря, Грибов подсел совершенно расстроенным и сразу полез по спортивным каналам. И там сегодня будто заговор! Ни единого матча футбольного.
Ленка позвонила дважды, но он не ответил. Тогда она, не успокоившись, прислала ему сообщение из одного слова – сволочь. Ему и без этого было понятно, что она его обвинять станет. А он при чем? Пускай не лезут!
Звонок в дверь в начале десятого для Грибова оказался полной неожиданностью.
Может, Ленка приперлась, не дожидаясь утра, чтобы выплеснуть ему в лицо все, что она о нем думает? Так Сашка вряд ли ее в такой час из дома отпустит и сам с ней не поедет, дело потому что деликатное.
Зоя не могла вернуться. Она ушла насовсем, он, во всяком случае, на это надеялся. И фартук забрала, и косынку, и ключи его не забыла оставить. Тут никакого теперь продолжения. Фомин в командировку отправился, прийти никак не мог.
Тогда кто?!
– Добрый вечер!
Она поздоровалась так, как обычно кричат «караул» или «спасите, тону». Именно с таким надрывом поздоровалась Виктория Мальина, переступая через порог.
– Что стряслось? – мгновенно свел брови на переносице Грибов.
Все, он решил теперь с бестолковыми бабами быть суровым. Две за один вечер – это, пожалуй, уже перебор. Одна свои кулинарные способности явилась ему демонстрировать. Вторая, возможно, из пустого дома удрала, мучимая и преследуемая призраком своего удавившегося супруга.
– Он пропал!!! – еле выдавила из себя Виктория и медленно поползла по стенке коридора, к которой успела прислониться.
– Кто пропал?
Он все еще был суровым, решив, что дамочка сходит с ума от горя и одиночества, и пропажей запросто может оказаться носок покойного.
– Чаусов Иван! Начальник службы безопасности у нас в фирме, – начала объяснять она, немного порадовав Грибова тем, что речь идет о вполне реальных людях. – Он пропал сегодня вечером.
– Куда пропал и откуда?
Бестолковый вопрос, конечно, но это лучше, чем просто молчать, ничего не понимая. А он ведь пока ничего не понимал.
– Куда пропал, не знаю, – сказала Виктория, значит, его вопрос все же не был лишним. – Когда? Между шестью и восемью часами вечера. Откуда? От моего дома пропал, Анатолий Анатольевич! Это беда!
– С чего вы взяли? И что он делал возле вашего дома?
Спросил и тут же пожалел. Видел же, что парень всюду сопровождал девушку. И когда труп ее мужа обнаружили, этот здоровяк с ней был, и потом в отделение ее привозил. И возле морга, санитары рассказывали, он толкался. Грибов тогда значения этому не придал. Решил, что по службе тот обязан ей помогать. А раз возле ее дома отирался, откуда и пропал, то это могло означать лишь одно – у этих двоих либо был, либо намечается роман.
– Только вы ничего такого не подумайте, он охранял меня, – как-то сумела догадаться Виктория о мыслях Грибова. – Я была, конечно, против, но он настырно вел меня от работы до дома и не уезжал, пока я спать не лягу. Как свет в моих окнах гас, так он уезжал.
– Странно, – пожал Грибов плечами. – Почему он охранял вас, разве вам что-то угрожало?
– Не знаю. Я считала, что нет, Иван ничего конкретного не говорил, но и не уезжал. Нет, сначала говорил, что будто бы по привычке, а потом не знаю почему.
– Его руководство к вам приставило?
– Нет, он ничего об этом не говорил.
Виктория покусала нижнюю губу и глянула на него оценивающе, словно решала: можно его посвящать в их общий с Иваном секрет или нет. Потом все же решилась.
– Знаете, – начала она медленно. – Руководство наблюдать за мной Чаусова не приставляло.
– А за кем? – заинтересовался внезапно Анатолий. – И вы сказали, по привычке… Он что же, и раньше наблюдал за вами?
– Не за мной, – мотнула она головой.
– А за кем же?
– Бобров просил Чаусова последить немного за моим мужем, – нехотя призналась Виктория.
– За покойным мужем? – уточнил на всякий случай Грибов.
Мало ли, может, девица уже успела оплакать предыдущего и нашла себе нового.
– Да, он следил за Виктором. За Виктором Синицыным. Послушайте… – Она начала неуклюже подниматься с пола, роняя то шапку, то сумку. – У вас не будет стакана чая? Я пока летела сюда, столько всего передумала!
Налил он ей чая, жалко, что ли. И даже мяса предложил, что Зоя наготовила. И внимательно следил за тем, как Виктория пережевывает.
– Немного пересушено, – рассеянно заметила она, даже, видимо, не осознавая, что говорит, все время о чем-то думала. – Вы готовили? В следующий раз под противень ставьте другой, в который налейте воду.
Ну! А он что говорил! Не умеет Зойка мясо по-французски готовить.
– О результатах слежки вам известно? – напомнил ей Грибов, не решаясь признаваться и называть имя повара.
– Да. Иван рассказал мне, что все было нормально. Что он ничего не заметил. И даже в тот день, когда Витя погиб, будто бы все было как обычно. Но знаете, что мне показалось странным…
Виктория, не доев, отодвинула тарелку с извиняющейся улыбкой. Он понимал ее. Ему тоже не очень-то Зойкина стряпня пришлась по вкусу, третий кусок ему тоже в горло не полез.
– Когда он рассказывал мне о последнем дне, о том трагическом дне, когда Вити не стало, Иван словно что-то вспоминал все время. И как-то… Как-то вел себя странно.
– Он рассказывал вам, что его тревожило?
– Нет, но от дома почему-то не уезжал! – Виктория снова испуганно округлила глаза. – А как-то раз, уезжая от меня, попросил быть осторожней. Почему?!
Грибов отвернулся к окну и задумался.
Нет, совсем не над тем он думал, куда мог запропаститься начальник службы безопасности. Думал он над тем, с какой это стати его покоробили ее слова: «когда он уезжал от меня»? Ну, уезжал и что? Ну, от нее, а от кого еще-то? Чего заводиться-то? К кому ревновать? Бредятина, Грибов! Полная бредятина, опомнись!
– У вас были отношения? – спросил он напрямую.
– У кого?! – Она даже отпрянула от неожиданности. – У кого отношения?
– У вас с вашим начальником безопасности?
– Как вы можете!!! – ахнула она и заморгала часто, со слезой. – Как вы можете такое предполагать?!
– Знаете, могу, – спокойно парировал Грибов. – Я много чего могу предполагать, очень много! И даже могу предположить, что это вы довели своего мужа до самоубийства, именно из-за того, что у вас был роман на стороне.
Кажется, она не поняла до конца, что он имеет в виду. Пыталась, видно было, что пыталась. И лоб морщила, и губами беззвучно шевелила, будто все им сказанное еще раз проговаривала. Но так и не поняла.
– Вы и правда так думаете? – уточнила она. – Прямо вот так вот и думаете, как сказали?
– Я так думаю, – кивнул он. – А что?
– Да так, ничего. – Виктория вдруг начала отодвигаться от стола вместе с табуреткой. – Это… Это какой же надо быть сволочью, чтобы так думать!
Ну, вот, дождался? А ведь тебе говорили, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным!
Второй раз за вечер ты, Грибов, в сволочах оказался. Первый раз за Зойку получил хлесткое словцо в свой адрес. И не за нее даже, а за то, что на поводу у глупых баб идти не пожелал. Теперь вот от Виктории. То ли еще будет, Грибов, то ли еще будет!..
– Сволочью быть совсем не обязательно, Виктория, – проговорил Грибов.
Он изо всех сил боролся с искушением выставить девушку из квартиры и обрести наконец покой до утра, когда Елена начнет выедать ему печень за свою подругу.
– Достаточно быть профессионалом в своем деле, чтобы предполагать и это тоже, – закончил он с таким тяжелым вздохом, что Виктория устыдилась и забормотала извинения.
– Поэтому я к вам и обратилась, Анатолий Анатольевич. В милиции же меня никто слушать не станет, засмеют просто и все! Перво-наперво спросят, как вот вы: а что у меня было с Чаусовым? А почему он торчал возле моего дома?
– Ну, правильно спросят. И я спросил. А вы вот не ответили ничего толком.
– Ну, правильно спросят. И я спросил. А вы вот не ответили ничего толком.
– Да потому что я сама толком ничего не знаю! – вспылила она. – Сначала Иван следил за Витей, чем издергал его до невозможного. Он же заметил слежку и говорил мне о ней. И думал, что…
– Что?
– Не знаю! И говорил про увольнения свои… Я вам рассказывала, разве вы не помните?! – упрекнула она с обидой.
– Помню и уже побывал в некоторых местах, где он работал. Точнее, в трех. – Грибов даже для наглядности три пальца выбросил и потряс ими у нее перед носом, чтобы она запомнила.
– И что там?
– А ничего! Все в порядке.
Он пожал плечами, совершенно не собираясь делиться с впечатлительной девицей своими соображениями. Да, были они у него, конечно, были, а как без них. Но одно дело соображения, а другое дело – факты. А они как раз пока и отсутствовали.
– Что значит в порядке? – не поверила она. – Витя не успел мне рассказать в деталях, но начал как раз с того, что он не просто так увольнялся шесть раз за минувший год.
– Конечно, не просто так. Возможно, зарплата его не устраивала или место работы, – тут же вспомнил Грибов свое последнее посещение. – А одна фирма вообще прекратила свое существование, и сотрудников просто уволили. Всех!
– А почему эта фирма прекратила свое существование? – не унималась Виктория. – Вам известно?
– Конечно, она разорилась.
– Да?!
Кажется, она была разочарована. Да еще как! Даже неприязнь он уловил в ее взгляде, будто Грибов, и никто иной, был повинен в разорении чужой фирмы.
А какого ответа от него она ждала, интересно? Что в здание упал осколок метеорита? Что Виктор Синицын продержал весь коллектив в заложниках двое суток, а потом выпрыгнул из окна и ничего лучшего не придумал, как укрыться в другом офисе – попроще фасадом – через три улицы чуть севернее?
– Нет здесь никакого криминала, Виктория, поверьте, – с необъяснимым, глупым чувством вины проговорил Грибов. – Вам тяжело поверить в его самоубийство, но…
– Я все понимаю! Все! – начала она тут же с поспешной горячностью, даже не побрезговала, за руку его схватила, а то все шарахалась от него как от прокаженного. – И что глупо тратить время на расследование того, что кажется очевидным, но должна же быть причина его самоубийства! Должна же быть, Анатолий Анатольевич?!
– Должна, – он кивнул, потому что думал так же.
Правда, он не стал ей говорить, что причины эти у всех бывают разными. Кто-то от безысходности готов поквитаться с жизнью, а кому-то просто блажь минутная в голову бьет.
– Но ее-то как раз и нет!!! – вскричала Виктория. – Нет причины, понимаете! Он не собирался этого делать, он был полон планов. И тут вдруг такое! И опять же Чаусов Иван у меня из головы не идет. Почему он не прекратил охранять меня, почему?! После того, как Виктор погиб…
Она настырно называла самоубийство мужа гибелью. И главное, верила в это. И стоять будет до конца, добиваясь правды. Это Грибов понял теперь окончательно. И что его она в покое не оставит, понял тоже. И помогать ей он собирался, завтрашний день бы ему вот только на работе пережить, и тогда…
– После того как Виктор погиб, Бобров снял с Ивана задание. Оно исчерпало себя.
– Кстати, а зачем Бобров приказал Чаусову следить за вашим мужем?
– Ну… – Виктория внезапно замялась, пожала плечами. – Я никому не говорила в фирме, что живу с Виктором. Потом у нас возникли проблемы с его трудоустройством, я занервничала, Бобров это заметил. Начал расспрашивать. И мое откровение для него явилось полной неожиданностью. Два года, мол, замужем, а этого никто не знал и не знает. Он и попросил Ивана понаблюдать за моим гражданским мужем.
– Странно, не находите? – не хотел, да удивился Грибов. – С чего это такой интерес? Такое участие? Он что же, личную жизнь всех своих сотрудников отслеживает?
– Ой, да не знаю я! – Видно было, что вопросы эти ей очень неприятны. – Может, и отслеживает! У нас трудоустройство всегда было на конкурсной основе, вот и… К тому же Николай Алексеевич очень добрый и внимательный человек. Мы не первый год работаем вместе. Он вполне мог озаботиться моей судьбой. Что здесь странного?!
Грибов не знал, что и думать.
Она дурочка совершенная или прикидывается? Почему в фирме, занимающейся куплей-продажей, интересуются личной жизнью сотрудников? В какие тайны мог проникнуть гражданский муж секретарши Боброва? И почему за ее мужем следил не рядовой сотрудник охраны, а лицо, возглавляющее эту службу? И куда оно – лицо это – потом запропастилось?
– Хорошо, давайте тему доброго отзывчивого человека оставим пока, – прервал он поток хвалебных речей в адрес Боброва. – Расскажите мне, как вы узнали, что ваш телохранитель исчез?
Виктория прилежно рассказала ему все, включая свои хлопоты с ужином. Грибов слушал внимательно, не переставая себя одергивать в тех местах, которые его особенно коробили.
Надо же, прямо с голыми коленками на мороз побежала, чтобы бугая этого к столу позвать. Какие почести, скажите пожалуйста. Нет, непременно у них что-то было или намечалось. Версия, как вздувшийся чирей, готова была вот-вот прорваться.
Что успел накопить в себе Грибов, внимательно слушая Викторию? А вот что…
Этот самый Бобров, в отзывчивость и бесконечную доброту которого Грибов не верил, приставил к своей секретарше охранника после смерти ее мужа. Ей, понятное дело, не велел ничего говорить. Чаусов охранял, охранял, и получается, что доохранялся, так, что ли? Влюбился, видимо, в секретаршу своего босса, а тот и сам виды на молодую вдову имел…
«Так, хрень какая-то получается, Грибов», – одернул он себя.
С какой стати тогда Боброву за мужем Виктории следить? Что узнать-то пытался? С кем тот водит дружбу, не наркоман ли, не алкоголик и с кем своей жене изменяет? Допустим, что так, а дальше что? Ну, узнал. Стал бы открывать ей глаза на правду или Виктора приструнить решился бы? Чушь собачья! С какой стати Боброву лезть в жизнь своих сотрудников? Если, конечно…
Если, конечно, у него не было вполне конкретных намерений и видов на этого самого сотрудника.
А что! Можно предположить, что Бобров влюбился в свою секретаршу. Он только начал оказывать ей знаки внимания, в чем она, разумеется, не признается ни за что, и тут вдруг узнает, что она замужем. Он разочарован? Конечно! Более того, если чувство его к ней достаточно глубоко и планы далекоидущие, он должен был быть в ярости, ревновать, беситься. На что он решается прежде всего? Правильно, молодец, Грибов, он решается проследить за этим никому не известным мужем. Но огласки никак нельзя допустить, так ведь? Да, поэтому это деликатное задание поручается самому начальнику охраны – Чаусову Ивану, а не рядовому стрелку.
Тот исправно ходит, ездит по следам Виктора Синицына, буквально дышит ему в затылок и…
И тут неожиданно этот человек, который оказался совершенно незапятнанным и порядочным вполне, очень своевременно сует голову в петлю.
Занятно, занятно, господа! Чуть потеплело, так? Идем дальше!
Виктория овдовела. Какое-то время ей отводится для скорби, но не бесконтрольно. Бобров снова приставил Чаусова для наблюдений. Стал бы этот бугай тратить вечера на дурацкое сидение под ее окнами. Илья Муромец какой нашелся! Нет, парень выполнял приказ, это совершенно точно. И приказ этот исходил от Боброва. Кто же еще мог ему приказать, совесть, что ли?
Итак, Чаусов следит ежедневно. Иногда принимает приглашения хозяйки дома и заходит к ней на чай. И вот во время этих самых чаепитий все, видимо, и случилось. Парень влюбился в Викторию. Бобров это не мог не почувствовать, и тогда он…
А что, собственно говоря, он? Убивать, что ли, станет Чаусова? Из-за своей секретарши? Рисковать своим добрым именем. Благополучием своей семьи, она же есть у него, наверняка есть. Подставлять под удар дальнейшую судьбу своих детей, которые, возможно, на Кембридж нацелились. И все из-за Виктории?
Ой, вряд ли. Вряд ли станет всем этим рисковать господин Бобров из-за прекрасных глаз симпатичной девушки.
А из-за чего тогда станет? Что, допустим, могло заставить его убить Чаусова? Ой, это очень смелое предположение. Он, наверное, и не пропадал вовсе, а, замерзнув в машине, пошел в какое-нибудь кафе по соседству.
– Поблизости с вашим домом никаких питейных заведений нет? – спросил Грибов, задумавшись так, что пропустил последние слова Виктории, кажется, она снова нахваливала своего босса.
– Метрах в ста бар есть, но он сейчас не работает. Санэпидстанция прикрыла.
– А магазин? Магазин есть?
– Конечно, есть, но Ивана там не было.
– Откуда знаете?
– Я ходила туда, прежде чем к вам поехать. И к бару подходила, закрыт. – Она вздохнула. – Не думайте, что тревога моя надуманная. Он пропал из машины, понимаете!
– Мог просто уйти.
– Не закрыв машину?
– Отойти недалеко мог, в туалет, – артачился Грибов.
Одно дело – копаться в причинах, заставивших талантливого мужа Виктории в петлю залезть, другое – искать пропавшего начальника службы безопасности фирмы, где она работала. Это уже много серьезнее, это уже криминалом попахивает. И верить потому в это не хотелось.