– Слушаю вас, – он открыл подъездную дверь. – Мы знакомы?
– И да, и нет.
Женщина была невысокой и все время прятала лицо в воротнике короткой шубки. Кажется…
Кажется, он начал узнавать ее. Похоже, это подружка повесившегося парня. Зовут ее, дай бог памяти, Виктория Мальина.
Что она здесь делает? Уж не его ли караулит? И если его караулит, то каким образом адрес узнать смогла?
– Связи, – односложно пояснила Виктория, когда Грибов задал ей вопрос. – Думаете, так трудно позвонить знакомым своих знакомых, навести о вас справки, узнать ваш домашний адрес?
– Думал, что не так легко. – Грибов почесал затылок. – Может, вас и номером моего мобильного снабдили?
– Нет, не снабдили, а то я позвонила бы непременно, прежде чем решилась прийти к вам.
– А с чего хоть решились-то? – Грибов суетливо потоптался на месте, шурша пакетами, потом предложил: – Слушайте, Виктория, вы ведь наверняка не спешите, может, зайдем ко мне? Не на улице же нам, в самом деле, разговаривать!
– Идемте, – не стала она отказываться. – На улице в самом деле неудобно.
Грибов проводил ее в комнату, мысленно похвалив себя за наведенный в квартире порядок, а сам помчался в кухню разбирать пакеты с продуктами и ставить чайник. Надо же, и не думал, что вечер субботы выдастся именно таким.
– Виктория, вы не голодны? – спросил он на всякий случай, прокричав ей с кухни.
– Нет, спасибо, – отозвалась она так же громко.
– А чаю? Чаю выпьете со мной?
– Чаю можно…
Чай Грибов заваривать не умел. И не любил, если честно, все эти ритуальные приседания с ополаскиванием чайника, с распариванием листа, с добавлением потом кипятка. Он предпочитал просто бросать себе в чашку два пакетика чая.
– Мне тоже два, – попросила Вика, устроившись в его кухне. – Глаза слипаются после всего, просто сплю на ходу. Врачи говорят, что это пройдет. Результат стресса и все такое…
– Похоронили? – задал Грибов идиотский вопрос и тут же пожалел об этом.
И без того бледное лицо девушки сделалось синюшным. Губы задрожали, но она все же выдавила, хотя и с большим трудом:
– Не на земле же его было оставлять. Правда, в церковь не пустили… Поэтому…
– Поэтому что? – поторопил ее Грибов, смотреть на ее страдания и еще слушать, как она молчит и всхлипывает, было очень тяжело.
– Собственно, поэтому я и здесь! – закончила она наконец и с вызовом глянула на него, мол, только попробуй счесть ее сумасшедшей. – Не потому, что вы ответственны за то, что его не отпевали в церкви, а потому, что он был… верующим человеком! И он никогда бы не допустил… Он не посмел бы никогда сотворить с собой подобное! Это же страшный грех, понимаете! Виктор чтил бога и старался жить праведно.
Ох, горе ты, горе! Откуда же тебе знать, бедная девочка, что пришло в тот момент твоему программисту в голову? О чем он думал, о чем печалился и чего боялся? Уж не о собственном грехопадении в тот момент он думал, стопроцентно. Что-то мучило его, угнетало, давило, постоянно напоминало о себе, и избавления от этого не было, вот в чем проблема. И эта проблема затмила все остальное, поэтому он и решил ее именно так. Именно таким вот изуверским способом поквитавшись с самим собой.
– Я вижу, вы мне не верите, – кивнула Вика, осторожно двигая чашкой по столу. – Оно и понятно, люди, решившиеся на самоубийство, редко удостаиваются сочувствия. А уж расследовать причины, заставившие их сотворить подобное, тем более никто не станет.
– Ну почему же. Существует наказание за доведение человека до самоубийства, но ведь, если я правильно понимаю ситуацию, ваш муж сознательно сделал это. Он в предсмертной записке написал об этом. Вы решили, что она слишком лаконична и что он не мог так написать, но…
– Да, понимаю, вы хотите сказать, что в такие моменты не до романтических посланий, – она снова кивнула, двигая чашкой по кругу. – Пусть так, но… Но если даже он и сам ушел из жизни, то его довели до этого.
– У него были враги? – тут же зацепился Грибов.
Надо же было с чего-то начинать, а то она ходит вокруг да около да чашкой елозит по столу. Так можно до утра просидеть и ни до чего не договориться.
– Враги? Да… Не знаю… Но в последние дни Витя стал очень нервозен.
– Ему угрожали?
– Нет… Не знаю, дошло ли дело до угроз, но за ним следили!
– Вот как?
Грибов удивился. Он не ожидал, что судьба незадачливого программиста, поменявшего за последний год шесть мест работы, может кого-то интересовать.
– Может, это была его бывшая возлюбленная? У него ведь кто-то был до вас?
– Был, конечно. – Вика посмотрела на него, как на ребенка. – Но с чего это ей было ждать два года, прежде чем начать следить за ним? Нелогично!
– Нелогично. – согласился Грибов. – А кто мог следить за ним, он ничего по этому поводу не говорил? И как вы узнали о слежке?
– Кто мог следить, я не знаю. И Витя не знал. Это совершенно точно. Он просто занервничал и как-то решился поговорить со мной обо всех своих увольнениях. Начал с того, что он не просто так увольнялся или что-то в этом роде.
– А там что же, прослеживалась какая-то связь?
– Я не знаю! Он так и не договорил! Его отвлек телефонный звонок. Он с кем-то очень долго и нервно говорил по телефону…
– Звонок был на мобильный? – перебил ее Грибов, понемногу увлекаясь.
– Нет, звонили на домашний. Кажется, из бара или ресторана. Шумно было очень. Витя еще повторял фразы по несколько раз и говорил громко. Я потом его спросила, чего, мол, кричал-то. А он ответил, что звонили из кабака, плохо было слышно.
– А кто звонил, он не сказал?
– Нет, не сказал. Ушел от ответа, сославшись, что я этого человека не знаю.
– И к вопросу о своих увольнениях он больше не возвращался?
– Нет. – Вика мотнула головой, глянув на него несчастными глазами. – Но то, что за ним кто-то следил, об этом он говорил потом неоднократно в течение всей недели.
– Стало быть, слежку он почувствовал за неделю до самоубийства? – уточнил Грибов.
– Да, за неделю до собственной смерти, – поправила его Виктория с недовольно поджатыми губами. И воскликнула потом: – Как вы не понимаете, тот человек, который ходил за ним повсюду, мог его и убить!
– Или просто загнать его в угол, в петлю то есть. Вы ведь не знаете причины увольнения собственного мужа? Не знаете. – Грибов перестал быть лояльным и начал говорить жестко и прямо, как если бы говорил с ней в своем кабинете. – А почему вы думаете, что Виктор ваш был таким уж безупречным гражданином? Может быть, он сильно насолил кому-то. И этот кто-то начал его преследовать и требовать что-либо… Нервы у вашего Виктора не выдержали, вот он и…
– Нет. Это неправда. – Она вдруг так толкнула по столу чашку, что чай из нее расплескался, и коричневые кляксы расползлись по клеенке. – Так говорить, значит, не знать его вовсе! Он был славным человеком! И порядочным! Очень порядочным! Если кто-то следил за ним, то с одной лишь целью!
– С какой?
Грибов успокоился окончательно. Хвалебных речей родственников преступников и потерпевших в их адрес он наслушался за свою жизнь предостаточно.
Виктория ведь могла и не знать о пакостях своего гражданского супруга, не так ли? Она даже о причинах его многократных увольнений не знала, деликатно воздерживаясь от вопросов, чего же говорить о чем-то более серьезном. И не исключено, что на самоубийство программиста могло толкнуть какое-то преступление, которое тот тщательно скрывал. И даже более того, Грибов теперь в этом был почти уверен. Но…
Если этот парень напакостил в своей жизни так, что совесть его заглодала и загнала в петлю, то и… поделом ему. Кого еще винить-то?! Кого искать? Пострадавших от его же пакостных рук? Ну, допустим, найдет Грибов их, дальше-то что? Кому от этого станет легче?
– Мне! – выпалила Виктория, когда Грибов, не особо выбирая выражения, изложил ей свою точку зрения. – Мне станет легче, понимаете! Мне просто необходимо знать, кого именно я потеряла: мерзавца или святого! И я хочу…
Она снова замолчала, уставившись на Грибова умоляющими зелеными глазищами, в которых блестели слезы.
– Что вы хотите? – поторопил он ее недовольно.
– Чтобы вы мне в этом помогли, Анатолий! Иначе я просто не смогу жить, понимаете?! Я просто умру от этого! И… это уже будет на вашей совести. – И Вика заплакала.
Вот тебе и субботний вечер. Уж лучше бы Елена сосватала ему на эти выходные одну из своих знакомых, и он укатил бы с ней куда-нибудь за город, чем сидеть напротив симпатичной одинокой девушки – а она ведь нравилась ему – и понимать, что шансов у тебя с ней никаких абсолютно. Ни теперь, ни потом.
Ведь что получается, Грибов? Получается, что ты теперь должен в ущерб своему свободному от основной работы времени искать причины, загнавшие ее парня в петлю. Что ты от этого поимеешь? Ровным счетом ничего, кроме возможных неприятностей или ее благодарственного поцелуя в щеку.
Докажи он ей, что Виктор умер героем, она во вдовстве своем благородном еще пару лет станет страдать.
Докажи он ей, что Виктор умер героем, она во вдовстве своем благородном еще пару лет станет страдать.
А ему что, ждать, что ли?
Докажи он, что Виктор был мудаком и умер, как мудак полный, она также будет страдать и раны душевные зализывать еще и того дольше.
А ему что же, снова ждать?
И ведь самое противное – отказать он ей теперь не может, так как девочка недвусмысленно дала понять: если что, ее смерть будет на его совести.
– Как вы себе представляете все это?! – начал он пыхтеть скорее по инерции, уже понимал, конечно, что влип. – Вы не знаете его друзей, его возможных врагов, не знаете причин его увольнений. Вы ничего не знаете! С чего мне начинать, Виктория?! И главное, когда мне этим заниматься? Официально – дела никакого нет, его смерть признана самоубийством, свидетельство тому судебно-медицинская экспертиза, предсмертная записка и многочисленные показания свидетелей. Вы понимаете, что в свое рабочее время я не смогу заниматься этим! Да я и вообще не смогу, потому что не вижу смысла!
– Вы возьмете отпуск, Анатолий. – Ее голос вдруг обрел необычайную силу, и слезы высохли. – Я вам компенсирую все затраты. Я заплачу вам, я не говорила? Извините! Конечно, я заплачу вам! Очень щедро заплачу! Мне нужна правда… А начать вы можете не с его друзей, которых я и в самом деле не знаю, а с тех мест, где Витя успел поработать и откуда самым странным образом так быстро увольнялся. Вот список компаний, я переписала…
И она пододвинула к нему по столу небольшой листок бумаги с названиями фирм. Какие-то названия были Грибову знакомы, о каких-то фирмах он вообще ничего не слыхал и не подозревал даже, что они существуют.
Грибов нервно свернул листок до размеров спичечного коробка и сунул в карман рубашки, искренне надеясь на то, что он ему не понадобится. Может, девочка передумает через день-другой, а?
– Он все время работал программистом?
– Я не знаю, скорее всего. – Виктория приложила ладони к глазам и заговорила с печалью: – Оказалось, что я так мало о нем знаю вообще. Мы любили друг друга, прожили бок о бок два года, до этого еще встречались… Я считала его родным человеком, и вдруг оказалось, что я почти ничего о нем не знаю. Наверное, программистом. Вам лучше узнать в фирмах, где он работал.
– А вы не можете посмотреть в его трудовой книжке? – напомнил Грибов, устав слушать про чужую любовь. – Это же проще простого.
Он к Елене сегодня не поехал только по причине того, что не желал наблюдать чужое счастье и ощущать себя рядом с ним совершенно старым и никому не нужным. Тут Виктория на голову свалилась.
– Вы так считаете? – Она глянула на него из-под ладоней с легкой усмешкой. – Кто же мне его трудовую книжку отдаст, Анатолий Анатольевич? Вы, милиция то есть, не взяли, потому что не нужна она вам. А мне никто не отдаст. Так и станет пылиться в архиве у кадровиков.
– А почему? – не сразу понял он.
– Потому что в гражданском браке мы жили, без штампа в паспорте, оттого и прав никаких. Но вы не сомневайтесь, названия фирм, где Витя работал, я помню отлично. Здесь сбоев не будет.
Сбоить начало в другом месте и уже в самом начале трудовой недели.
Елена пришла на работу в понедельник мегера мегерой. Сходила на совещание к начальству, вернулась оттуда еще более мрачной и агрессивной, орала на всех подряд, включая Грибова. Затем, наоравшись вдоволь, потребовала письменных отчетов через час и ушла. А потом явилась в кабинет совершенно некстати, будто под дверью караулила. Грибов только-только номер телефона одной из контор, где работал Синицын, набрал, как тут Елена в дверь просочилась.
– Куда звонишь, Грибов?! – прицепилась она тут же, заподозрив его в бездельничанье.
– Да так, никуда, – он помахал трубкой в воздухе. – А че?
– Вот я тебе сейчас дам че!
Она пролетела по кабинету, выдрала у него из рук телефонную трубку, послушала, потом вернула трубку на аппарат и заорала на него:
– Я тебе дала задание, Грибов?! Тебе непонятно, чем надо заниматься?! Зачем звонил в «Астру», а?! Зачем?! Кто тебе нужен был в отделе кадров?!
– Аль, хорош орать, – спокойно парировал Грибов. – Чего ты как с цепи сорвалась? Ну звонил в эту самую «Астру» и че с того?
– Зачем звонил? – проворчала она уже тише, возвращаясь к себе за стол. – Дел, что ли, других нету? У тебя кто там?
– Да никого уже. – Грибов обиженно надул губы.
– А кто был? – не отставала Елена.
– Ну, этот там работал, как его… – принялся невнятно бормотать Анатолий.
– Кто этот?! – снова зашипела Елена.
– Висельник этот. – Грибов сморщил лицо в улыбке, боясь смотреть в сторону своей начальницы. – Прикинь, шесть раз за год уволился человек!
– И что?! Тебе-то что до этого, Грибов?! – Ее голос снова начал набирать обороты. – Это самоубийство, Толя! Сказать по слогам?!
– До самоубийства тоже ведь можно довести, Аль, – начал он вяло сопротивляться, проклиная вечер субботы, когда дал слабину.
– Кто же его довести мог, Толя?! Бандиты виртуальные?! – Она сжала кулачки и замолотила ими по столу, повторяя: – Не смей, не смей, слышишь! Работы невпроворот! Нагоняй за нагоняем, а он решил причины самоубийства поискать! Времени много, да?!
– Опять же за ним следили, и он об этом твердил всю неделю до своей смерти, – продолжил Грибов, будто и не слышал ее вовсе, и потянул из стопки лист белой бумаги для самолетика. – И еще сказал своей жене, что он не просто так увольнялся шесть раз.
– Откуда ты знаешь?
Елена подозрительно прищурилась. Она тут же почувствовала тему, тоже ведь опером поработала не один год.
– Ты же звонил мне с места происшествия и сказал, что все чисто, никаких следов, эксперты подтвердили, свидетели тоже. Подтвердили, нет?
– Ну, подтвердили.
– Чего тогда ты сейчас пургу несешь, Толя? – Голос Елены сделался ядовито-вкрадчивым. – Что-то тебе не нравится, так? И покоя тебе не дает, и свербит в одном месте, так? И ты решил снова самодеятельностью заняться, так?
– Да я-то тут при чем?! – возмутился он совершенно искренне. – Это все она!
– Кто она?
– Жена его гражданская, Виктория Мальина. И список фирм мне подсунула тоже она. Вот он! – Грибов встряхнул, разворачивая список, и потряс им в воздухе. – Просто уверена, что он не сам того… дернулся.
– Так, постой, что-то я не пойму. А ты где с ней увидеться успел? На месте происшествия разговора у вас не получилось, сам сказал. Так когда?
– Ну, приходила она ко мне, приходила! Довольна?
У него просто все внутренности свело от того, какой обидой полыхнуло на него из глаз Елены. В гости зазывала – отказался, с подругой своей предлагала познакомиться – послал ее куда подальше вместе с подругой. А с пострадавшей чего же не встретиться? Почему нет?
– Не смотри на меня так, Аля, я во внерабочее время.
– Я уже поняла, – сказала она. – Мы его как дураки прождали, надеялись, что все-таки и приедет, а он тем временем… Она что, красивая?
– А ты что, ревнуешь? – Грибов заржал. – Все Сашке расскажу!
– Плевать мне на Сашку! – рявкнула Елена, но тут же прикусила язык, покосившись на дверь, и даже, кажется, голову в плечи вжала. – При чем тут Сашка?! Я тебя сколько раз с девчонками своими знакомила, он нос воротил! А тут с какой-то первой встречной… Нет, Грибов, ты все же мерзавец! Ты с кем связался, а?! И какое ты имеешь право вести расследование несуществующего дела?!
– Во внерабочее время имею полное право. – Он аккуратно загнул крыло бумажного самолетика и принялся его утюжить ребром ладони.
– То-то я и гляжу, ты в «Астру» в самый разгар рабочего дня принялся звонить! И где оно у тебя, нерабочее время?! Где? И кому ведь помогать взялся?! Мои девчонки ему не пара, а с какой-то истеричкой он вечер субботы решил провести!
– Почему истеричкой? – удивился Грибов, с воодушевлением конструируя второе крыло.
– Да потому что, может, это она своего мужика в петлю своими истериками загнала, а теперь угрызениями совести мучается.
– Вот! Именно! – И он с удовольствием послал готовый аэроплан в ее сторону. – Именно поэтому я просто обязан разобраться во всей этой истории.
– А не потому, что она тебе понравилась? – не поверила Елена, тут же скомкала самолетик, швырнула в урну и пригрозила: – Валяй, чего же, но застукаю за этим на работе, шкуру спущу!
Глава 8
Зачем он снова ехал этим вечером к дому, где жила Виктория Мальина, он не знал.
Зачем?! Она же ему не нравилась даже. Ему всегда другие девчонки нравились: высокие, длинноногие, грудастые, и чтобы без затей там лишних и вопросов. А у Виктории этой все ведь не так! Все с точностью до наоборот. И ростом не вышла, ноги… Ладно, ноги прокатят, пропорциональны росту ноги ее, но опять же грудь могла бы быть и побольше. И умная чересчур. С такими Ивану всегда скучно делалось. Они заранее знали, о чем он думает, о чем сказать собирается, что сделает в тот или другой момент. Разве же это дело? Нет, морока одна. И бегал Чаусов от таких умниц, как черт от ладана.