Она. Я никогда от него не уходила. Тысячу раз мечтала… Но всегда уходил он. Уходил, когда хотел. И возвращался, когда хотел. Вру… один разок… все-таки удалось! Это… уже после Мартироса… когда он встретил меня… в третий раз… в разгаре моей губительной красоты… Ха-ха-ха! Я думала тогда, что он даже полюбил меня… Ведь должно быть что-то… что он называл любовью? Сказала глупость! Ха-ха-ха! Короче, романтическая реваншистка, я заставила его поехать со мной на юг… в тот самый город, где был зачат убиенный зародыш. К той самой вечной воде… Проклятой воде, где я его всегда любила. Собачка у булочной… Правда, когда мы приехали, он сразу страшно запил. Оказалось, он приехал не со мной — к воде. Он приехал — пить… На море он так и не вышел.
Кого только он не приводил тогда в дом: бродячих котов, от которых я покрывалась лишаем… каких-то забулдыг с пляжа… В тот день он отдыхал в саду за столом с очередными друзьями. И я, не говоря ни слова, собрала вещи и рванула в Москву… Я пять дней жила в Москве. Точнее, заставила себя жить… На шестой день, погибая от нежности, от раскаяния — он ведь не знал, где я, он умирал от страха! — я прилетела обратно. Была ночь… Но я на попутке все-таки добралась! Уже предчувствуя радость примирения, я подошла к забору Посредине двора стоял тот же стол. Те же люди сидели за теми же бутылками в тех же позах. Когда я вошла, он спросил: «У тебя, случаем, нет сигарет? У нас все кончилось!» Ха-ха-ха! Он… не заметил!! Ха-ха-ха-ха!
Голос. Это вы так рыдаете?
Она. Да…Ха-ха-ха!
Голос. Я могу порыдать за вас.
Она. Не сумеете.
Голос. Ну что вы, это моя работа… Разве вы до сих пор не поняли, где может работать человек с такой нестандартной ногой? Я клоун! (Рыдает) Так достаточно?
Она. Маловато…
Голос. А так? (Рыдает)
Она. Нет, у вас не выходит… Вы все-таки мужчина. Послушайте, а вы хитрый, вкрадчивый аферист, да?
Голос. Я клоун…
Она. Знаем таких клоунов! Моя знакомая Вика Полищук встречалась с одним… таким же… клоуном. И однажды… у нее потерялась бриллиантовая подвеска от сережки! Через некоторое время… ее ближайшая подруга Кира Иванова тоже… сменила серьги. Но в этот момент Вика Полищук стала феминисткой. А у феминисток — зверская интуиция! Короче, она приперла к стенке Киру Иванову… и выяснилось: этот мерзавец встречался с ними обеими… И когда они помирали от любви… в разгар страсти… Он скусывал бриллиантовые подвески на их серьгах. Это была его профессия! Ха-ха-ха!
Голос. Но у вас нет бриллиантовых серег…
Она (вздохнув). Нет…
Голос. Вот видите! Ни собаки, ни мужа, ни серег — у вас нет ничего, что помешало бы вам немедленно открыть дверь! Хотя, конечно, я чувствую, у вас было много разочарований… Но если я начну рассказывать свои разочарования — человека с большой ногой…
Она (почти кричит). Не надо!
Голос. Почему?
Она. Я очень устала от этих рассказов. Я почему-то у всех мужчин вызываю страстное желание: немедленно рассказать мне свою неудачную жизнь. Например, вчера сажусь в такси… Рядом с таксистом — ребенок. И таксист тут же, немедленно начинает рассказывать мне историю своего развода. Он так заполз мне в душу, что я уже готовилась предложить ему брать его ребенка на выходные! Но, слава богу, крошка не сплоховал. Он посмотрел на меня и говорит: «Отчего эта тетя такая противненькая?» Ха-ха-ха!
Долгое молчание.
Что вы затихли там?
Голос. Это я плачу! За вас! Сила моих рыданий так велика, что они не слышны.
Она. Ха-ха-ха.
Голос. После таких рыданий обычно я вынимаю дудочку…
Она. Какую дудочку?
Голос. Как гаммельнский крысолов, я играю на дудочке — и выманиваю из квартир тоскующие души.
Она. Как… у вас есть дудочка?
Голос. Но какой же клоун выходит из дома без дудочки?.. (Играет) Вы идете за мной?
Она. Куда мы идем?
Голос. Высокое небо… И голос далекой птицы.
Она. Да… да… Высокое небо… И голос далекой птицы…
Голос. И как в детстве перед сном, когда шепчут, чтобы все исполнилось завтра… Шепчите! Шепчите! Шепчите!
Она. Боже мой… Боже мой! (Подходит к двери и открывает .)
Он (врываясь) — Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха!
Он (корчась от смеха). Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха!
Он (падая от смеха). Ха-ха-ха!
Она. Ха-ха-ха. Молодец, Саша!
Он. Ничего, да? (Постепенно перестает смеяться. Но вот опять взрыв его хохота)
И вновь какой-то истерический, надрывный общий хохот.
Она. Ха-ха-ха! Умираю!
Он. Нуты даешь… Ха-ха-ха… Пустить первого встречного.
Она. Ха-ха-ха. Как ты сразу меня уничтожаешь.
Он. Первого встречного грузина с копытом… Ха-ха-ха!
Она. Ничего, ты столько раз впускал первых встречных. Ха-ха-ха! Теперь я стала феминисткой, теперь моя очередь…
Он (резко обрывая смех). Нет, ну дойти до того, чтобы в час ночи… незнакомого грузина! Урода! Распад! (Машинально ест грибы ,)
Она. Не надо!!!
Он (поедая грибы). Конец личности! Все!!!
Она. Не надо все время машинально есть!
Он. Потрясающе! Я пришел. Взять кроссовки. Но меня она не хотела пустить в дом! В дом! А первого встречного грузина с дегенеративной ногой!
Она. Дались тебе его ноги… Я прошу тебя: не ешь!
Он (все так же машинально отодвигает кастрюлю). Сначала я битый час выслушиваю этот бред по телефону…
Она. В смысле «подслушиваю»…
Он. Нет, ну просто интересно — сколько можно болтать о чепухе? Болтать, хохотать, болтать, хохотать!
Она. Последняя роль, которую я хотела сыграть в вашем треклятом театре… была старая Актриса. Она все время хохотала… мне это так нравилось! Там была даже такая фраза: «Когда у женщины красивые зубы — она все находит смешным…» Ха-ха-ха!
Он. Короче! Где мой вермут?
Она. Ну, конечно, мне ее не дали сыграть… И вот теперь я ее играю в своем домашнем театре. Ха-ха-ха!
Он. Повторяю: мой вермут — раз… И где мои тренировочные брюки… И мои кеды!
Она. Вермут — перед тобою!
Он (поднимая бутылку). Так! Полная! И что ж ты туда долила?
Она. Почему я должна туда что-то долить?
Он. Но я же слышал. (Вновь машинально ест)
Она. Я прошу говори — подслушивал. (Вспомнив) Ой, прости… (Бросается к телефону) Ты еще не умерла? Да, а я сплоховала, и ко мне ворвался мой экс-любимый Саша. Что делать, он всегда ко мне входил, когда хотел… Он? Сейчас он стоит у холодильника… и по своей старой привычке… собственно, это привычка всех мужиков, когда они собачатся… машинально пожирает грибы… (Выслушивает) Как какие? Те грибы…
Он. Какие грибы? Что ты мелешь!
Она. Перестань на меня орать! Днем орут со всех сторон Сизифы, пенсионеры, пылесосы, танцоры, коты… Ночью к тебе вламывается чужой мужик и тоже орет… Ребята! У меня голова от вас пухнет, как на картине Сальвадора Дали. Ха-ха-ха!
Он. Какие грибы? Ты что?
Она. Ну, эти… про которые ты подслушивал… которые Мариша съела…
Он (безумно). Какая Мариша? Какая Мариша?
Она. Ну, как тебе ее отрекомендовать? Мариша. Не феминистка. Поэтому, естественно, влюблена в очередного мерзавца, который, конечно, не хочет на ней жениться, говорит — потому, что она — сварливая… А она говорит, что она сварливая потому, что он не хочет на ней жениться! Ха-ха-ха! Мы как раз обсуждали с ней эту волнующую проблему… когда возникли грибочки… Ну… эту часть разговора ты как раз подслушивал за дверью…
Он. Психичка! Ты кончишь играть на нервах? Какие грибы?!
Она. Какие-какие? Вот заладил! Если бы я только знала, какие они! Я собираю все грибы подряд. Ну, по цвету… Например, какой цвет больше подходит к моему платью… Ха-ха-ха! Слушай, если что случится, завещай мне свой прах, а? (Мечтательно) Я и тебя на подоконник выставлю… Нет, на подоконник тебя нельзя… Ты ведь не был моим другом?
Он. Истеричка… Ты что? (В ужасе, почти в безумии, лихорадочно откупоривает бутылку вермута, пьет. Изумленно .) Вермут?
Она. Ха-ха-ха!
Он что-то сообразил, бросается к лежащей телефонной трубке, поднимает ее.
Он что-то сообразил, бросается к лежащей телефонной трубке, поднимает ее.
Он. Алло… Алло…
Она. Ха-ха-ха!
Он (пытается набирать). Так! Телефон не действует?
Она. Естественно. Потому что давно отключен.
Он (в изумлении застыл с трубкой в руках). Значит, ты… целый час болтала по отключенному телефону?
Она. Ха-ха-ха… Не могу на тебя смотреть… ты так сейчас похож на сайгака! Последнее время мне трудно разговаривать с людьми… Все время вижу животных, от которых они произошли. «Третий глаз» шалит! Ха-ха-ха… Так любила болтать по телефону. Теперь лишилась главной радости — отключили за неуплату. Ха-ха-ха! Только ты не бойся, деньги у меня есть… Я знаю, родной, ты всегда меня ценил за то, что я тебе ничего не стоила! Ха-ха-ха! А телефон отключили просто потому, что я все забываю… Вчера, например, забыла про телевидение… Назначили прийти вечером, а я забыла. Жаль. Они, должно быть, ждали! Такая хорошая роль маляра, ну, ты ведь подслушал под дверью? Я так готовилась к этому маляру…
Он. Значит, все это было истерическое представление?
Она. Ну, если быть точным: два представления. Твое — неудачное… Ты очень плохо сыграл грузина… И — мое! Обалденное! Что делать, Саша, ты так и остался хреновым актером. Это только в вашем театре верят, что талант, как гриб, растет со временем на пустом месте! Ха-ха-ха!
Он. Ладно, пошутили… Истеричка, я пришел взять кеды и кроссовки…
Она. А почему так развязно? И что это значит — «пошутили»? Это ты шутил. А я не шутила… Потому что для меня, Саша, как для древних индусов, жизнь — это «Лила», то есть божественная игра! Я все время играю и тогда только живу… Например, подниму трубочку своего отключенного телефона и разговариваю, разговариваю… с Маришей. Или без телефона — вслух, сама с собой болтаю, болтаю. Первый раз, когда я поймала себя на этом — я подумала: все, спятила, Нина! (Шепотом) А потом поняла: нет, это началась моя «Лила» — божественная игра… Но, конечно, какая игра без зрителей! Вот почему я так обрадовалась… когда ты по двору вышагивал. Думаю, вот он идет — будущий зритель… и, может, участник моей «Лилы»? А ты, видать, это тоже почувствовал и сразу из-за двери тоже принялся играть — шпарить текстами из своей последней пьесы… Ха-ха-ха!
Он (изумленно ). Не понял!
Она. Понял, все понял! Только уж очень сентиментальные тексты… Клоун, дудочка… Тьфу! Но я была милосердна — я подыграла тебе. Потому что уважаю любую «Лилу»! Вот так, Саша!
Он (постарался рассмеяться :). А откуда ты знаешь про пьесу?
Она. Я все знаю, что происходит в вашем треклятом театре. Слежу! А чем мне еще теперь заниматься? Из театра меня выперли, с телевидения после вчерашнего… наверное — тоже… В кино не берут. Вот я и дружу с Маришей. Мариша — это машинистка-надомница… Ей дают перепечатывать пьесы в вашем четырехклятом театре. А она уж мне… показывает. (Подмигнула) Ха-ха-ха! (Весело) Мне очень понравилось, что ты написал пьесу про нас с тобой.
Знаешь, Саша, так приятно почувствовать себя литературным персонажем. Я даже сказала себе: «Ну, мать, ты теперь у нас просто Робинзон Крузо!» Ха-ха-ха! Вот только кто осмелится сыграть меня в вашем дружном коллективе нерастущих грибов! Себя, допустим, сыграешь ты! Ну, а меня? Меня — единственную, неповторимую? Оказывается… донесла Мариша… твоя молодуха в развратных лисах… с накладным задом…
Он. Послушай. (Бешено) Во-первых, у нее совершенно нормальный зад…
Она. Даже с нормальным задом — все равно не сыграет… Ха-ха-ха! Меня — не сыграет! Ха-ха-ха! (Остановилась .) Кстати, почему ты приписал в своей пьесе мой поступок себе? Я протестую! Это ведь я рассказала тебе… как меня несли к любимому в коробке от радиолы. Забыл? Ай-ай! Это случилось со мной… ну, когда по твоей милости… я оказалась в офсайде. Ха-ха-ха! И придумала влюбляться во всех, кто на тебя похож… чтобы не удавиться… Ха-ха-ха! Ну, известное дело — дура! В голове-то балалайка! Пардон, про балалайку уже сегодня было! И вот к очередному любимому меня доставили в коробке от радиолы… и меня чуть не съел его пес боксер. Ха-ха-ха! Кстати, потом к нему же я прискакала верхом на лошади. Я тогда снималась наездницей. Как он испугался! Как вы все боялись непримиримых размеров моей любви! Ха-ха-ха! Запомни: такие вещи не сможет совершить мужчина. Это удел безумной женщины до того, как она стала феминисткой. Ха-ха-ха! А все-таки подло, что ты разрешил ей — играть меня!
Он. Послушай! По-моему, ты что-то недопонимаешь! (Раздельно .) Я пришел взять тренировочные брюки и кроссовки…
Она. Ага…
Он (небрежно). Кстати… (Остановился, помолчав .) А все-таки зачем ты выдумала эту чушь… про грибы?
Она. Ха-ха-ха! Беспокоишься? По-честному и я — тоже. Понимаешь, простые вещи у меня теперь абсолютно вылетают из памяти. И вот про эти грибы вылетело — вместе с платой за телефон… Ха-ха-ха. Я не помню: купила ли я их на рынке… или действительно собрала в лесу в солнечный день! Все так неясно для меня теперь. К примеру! Вчера мчусь на такси к знакомым, а оказывается, я должна была в это время мчаться на телевидение с кистью маляра. Ха-ха-ха! Наверное, реальность ускользает, потому что она мне скучна… Точнее, не так — для меня теперь есть одна реальность: «Лила»! Игра! Ха-ха-ха! Но про грибочки… мы с тобой скоро выясним! Придется! Ха-ха-ха!
Он (яростно). Послушай, ты…
Она (миролюбиво ). Кстати, а зачем тебе вдруг понадобились эти кроссовки… и эти… брюки?
Он (стараясь поддержать ее тон). Я решил снова бегать по утрам.
Она. От кого, дорогой? От меня ты уже давно убежал… А от этой с накладной задницей можно скрыться только на кладбище! Ха-ха-ха! Знаешь, вначале я злилась, когда читала твою пьесу… Там нет любви…Ты никогда не знал, что это такое. Поэтому ты думаешь, что любовь — это много сентиментальных слов. А любовь — это ненависть, дружок! Когда я любила — ох, как я тебя ненавидела!
Он. Тебе не кажется, что сейчас все это не очень актуально? Короче! Где мои кроссовки и тренировочные брюки?
Она. Все на месте. Все — в твоей комнате… тренировочные брюки, кроссовки, твое фото, твои бутылки… Все, как при твоей жизни (добавила) здесь… Ха-ха-ха! Мемориал! Что делать, ты для меня теперь вроде покойника! Ха-ха-ха! Знаешь, у Гоголя написано: «Что это за должность такая «покойник», что о них непременно надо говорить хорошо?» Ха-ха-ха! Будем тебя славить!
Он решительно поднимается.
(Насмешливо) В мемориал? Жаль! Туда нельзя!
Он (остановился). Так! Еще что выдумала, истеричка?
Она. Как ты меня! Ну да ладно, еще сочтемся! Понимаешь, в твоей комнате сейчас спит Мариша!
Он (бешено). Какая Мариша? Какая еще Мариша?
Она. Ирреальная… Нет, пардон, ирреальная Мариша у нас осталась в телефонной трубке. А в твоей комнате спит самая что ни на есть реальная Мариша. Ну — машинистка-надомница…
Он. Послушай, не выводи меня из терпения, ладно?
Она (будто не слыша). Эта Мариша ну буквально меня спасла! Она согласилась быть моей партнершей по «Лиле»… С тех пор как вы изгнали меня из вашего пяти… клятого театра, я все время играю на дому… Боже, я ведь забыла тебе представиться: «Нина — артистка домашнего театра!!!» Ха-ха-ха!
Он (орет). Мне дадут кроссовки?
Она. Я понимаю твою нервность. Все-таки идти в квартиру, а очутиться в домашнем театре… Конечно, сюрприз! Да и профессия — артистка домашнего театра — конечно, очень редкая.
Он (вопит). Кроссовки!
Она (в тон). А тренировочные брюки? (Как ни в чем не бывало болтает) Но поверь, бывают и более странные профессии. Например, я слыхала, в Италии по ярмаркам бродит человек. Он одет в широкий, как море, черный плащ, на голове великолепная мушкетерская шляпа… И когда кто-то напивается — черный человек распахивает свой безмерный плащ… Под ним оказывается, пардон, горшок… И он укрывает жаждущих своим необъятным плащом… Этот человек называется «мистер Пи-пи». Так вот: по шкале редких профессий «мистер Пи-пи» — на первом месте, а сразу за ним идет «актриса домашнего театра»! Ха-ха-ха!
Он. Кроссовки! Брюки! И немедленно открыть комнату!
Она. Я уже просила, не ори как резаный! Разве я не открыла бы тебе твою бывшую комнату? Неужели мне приятно битый час выслушивать твой надоедливый и одинаковый вопль? Но вот беда. (Таинственно .) Открыть — нельзя! Понимаешь, эта Мариша всегда запирается изнутри. При ее красоте и тяге к приключениям… Короче, у нее выработался условный рефлекс: как заходит в чужую комнату — сразу р-раз на ключ изнутри! Но мы будем терпеливы? Мы подождем, пока она проснется? Итак, «в ожидании Мариши!»