У шатра дорогу амазонкам заступил стоявший на страже скиф. Он был рослым и крепким в плечах, но это совершенно не смутило старуху. Стрия вообще едва ли заметила стража, просто отодвинув того легким движением руки. Потом скиф клялся, что отлетел в сторону от мощного толчка, хотя все видели, что старуха даже головы не повернула! Лейла скользнула в шатер следом за Стрией уже беспрепятственно.
Асиат лежала у стены, вытянувшись на мягких шкурах. Навстречу амазонкам от очага повернулась Милида, ее брови сошлись у переносицы, глаза засверкали возмущением. Какая-то старуха посмела прийти без зова! Точно так же не взглянув на вдову, как и на стража у шатра, Стрия подошла к Асиат, кряхтя склонилась над телом девушки и принялась ее ощупывать. Милида взвилась:
– Как ты посмела прийти, если тебя не звали?! Не трогай Асиат, старая…
Договорить не успела, Стрия просто выставила ладонь, и, подчиняясь ее движению, Милида плюхнулась на шкуры возле очага, икнув от неожиданности.
– Молчи! – проскрипел голос старухи.
Лейла с ужасом смотрела на все происходящее, не в силах двинуться сама. В полной тишине Стрия осмотрела Асиат, потом знаком подозвала персиянку. Невесть откуда в ее руке появился небольшой сосуд и кусок ткани.
– Будешь всю ночь смачивать вот этим губы Асиат.
Лейла быстро закивала в ответ, думая о том, как не дать Милиде выгнать себя сразу после ухода Стрии. Но старуха все решила сама, она повернулась к вдове и некоторое время не отрываясь смотрела в глаза Милиды, потом отвернулась и шагнула к выходу. У самого полога раздался ее скрипучий голос:
– Она останется здесь на ночь!
Жилистая, словно высохшая рука указала на персиянку. Почему-то Милида кивнула в ответ, хотя видеть ее кивок старуха уже не могла, полог за ней опустился.
Лейла, стараясь не смотреть на помрачневшую Милиду, смочила оставленную Стрией ткань и приложила к горячим губам Асиат. Девушка что-то шептала, но сколько ни пыталась персиянка разобрать, не смогла, ведь в тумане забвения амазонка говорила по-скифски.
Стан затих в ночи, только чуть фыркали кони да потрескивали в кострах сучья. Тихо разговаривали между собой стражи. Теплый, чуть душный мрак покрыл все вокруг, легкий ночной ветерок проносился над степью бесшумно, не принося облегчения после дневной жары.
В шатре Милида улеглась на шкуры ближе к светильнику. Огонь в нем горел лишь для освещения да для того, чтобы отгонять злых духов от раненой Асиат. Лейла пристроилась рядом со спящей подругой, положив голову у ее ног, казалось, так она сумеет защитить царскую дочь от любых напастей.
Дважды Лейла поднималась, чтобы поднести Асиат напиток, оставленный Стрией, но потом и царская дочь заснула, и саму персиянку тоже сморила усталость. Снился ей странный сон. Лейлу звала Милида, звала куда-то, неприятно смеясь при этом. Открыв глаза, персиянка с испугом огляделась. Все было спокойно, Асиат спала, вдова, отвернувшись к стенке шатра, тоже посапывала. Почему-то Лейле не очень поверилось в ее спокойный сон, но, сколько потом ни поглядывала, ничего не заметила. И все же персиянка переставила плошку с настоем подальше от Милиды и поближе к себе. На всякий случай…
Лейла боялась, как бы Милида не сделала что-то плохое Асиат, ей и в голову не приходило, что пострадает она сама.
Асиат быстро шла на поправку, но, боясь, что девушка раньше времени начнет нагружать руки, Стрия все равно давала ей какое-то снадобье, чтобы та спала. Лейла почти неотлучно находилась при подруге. Милида вела себя спокойно и ничего плохого Асиат не делала, только недобро косилась на персиянку.
Чтобы не терять время даром, Лейла прямо в шатре целыми днями тренировала руки и ноги. Однажды за этим занятием ее застал Скопасис, зашедший проведать царскую дочь.
Асиат спала, Милида отправилась куда-то по своим делам, в шатре было тихо и полутемно. Лейла стояла спиной ко входу, уже привычно зажав ногами камень и одновременно натянув тетиву лука. У нее еще не получалось натягивать в полную силу до мочки уха, рука дрожала, но девушка не сдавалась. Раз за разом она тянула тугую тетиву и отпускала ее, с удовольствием прислушиваясь. Теньканье получалось вполне мелодичным. Оставалось только натянуть и отпустить полностью быстро-быстро пять раз подряд. Пока удавалось лишь три и только до щеки, а не до уха, как делали все амазонки.
Тетива тенькнула в третий раз, а у Лейлы хватило сил натянуть еще раз и почти как надо. Незаметно для самой себя она наклонила голову вперед, и большой палец правой руки, с трудом удерживающий тетиву коснулся наконец уха, как вдруг сзади раздался насмешливый голос:
– Э нет! Так не пойдет!
От неожиданности ойкнув, Лейла выпустила зажатый камень, и тот грохнулся оземь. Хорошо, что на тетиве не было стрелы…
У входа в шатер стоял Скопасис и смеясь качал головой:
– Ты к луку не наклоняйся, будь на тетиве стрела, давно бы себе опереньем щеку ободрала!
Смущенная Лейла старалась не обращать внимания на боль в ушибленной ноге, но саму ступню поджала. Это, видно, заметил царь, покосился на ступню персиянки и снова покачал головой:
– Сходи к Стрие, пусть посмотрит.
– Да нет… я ничего… – Лейле совсем не хотелось выглядеть перед Скопасисом слабой, ведь она видела, какие раны у него самого. Таких от простой царапины не бывает, сразу видно, что получены в бою!
Царь с укоризной покачал головой:
– Иди, иди… Я побуду с Асиат.
По ноге Лейлы и впрямь текла кровь. Но персиянку смущало не это, а то, что надо снять тетиву лука, ведь надеть ее снова девушка не смогла бы. Как об этом догадался Скопасис, неизвестно, но он протянул руку:
– Давай свой лук и иди к Стрие. Вернешься, отдам!
Окончательно растерянная девушка попыталась ногой отодвинуть камень в сторону, чтобы не валялся на дороге.
– Оставь, пусть лежит! Это тебя амазонки заставляют так развивать ноги?
Лейле вдруг стало обидно за амазонок:
– Почему заставляют? Я сама стараюсь!
Глаза царя смеялись.
– Молодец! Иди!
Глядя вслед слегка прихрамывающей девушке, он покачал головой. Надо же, ойранка, а как старается стать амазонкой! Конечно, до настоящей всадницы ей очень далеко, все же девушки учатся всему с детства, но при таком стремлении эта упрямица многого добьется!
Из угла вдруг раздался тихий смех Асиат:
– Видишь, как старается?
– Ты не спишь?
– Нет, – улыбнулась скифу амазонка. – Лейла молодец, весь день держит камень ногами и натягивает тетиву! Знаешь, она много лучше той же Милиды! И станет амазонкой!
– Я не спорю. А Милида разве амазонка?
– Нет, конечно! Только себя и знает! Ты следи за ней.
– За ней давно следят, Асиат, я сразу не поверил вдове Марсагета, уж слишком она любит все чужое. Но Милида сейчас занимается только соблазнением мужчин.
Царь тут же пожалел, что сказал такое. Лицо Асиат омрачилось, ведь одним из первых, кого соблазнила вдова, был Аморг. Скопасис сжал руку девушки:
– Асиат, послушай меня. Не верь этой змее, Аморгу она не нужна.
Асиат резко отвернулась, губы ее дрогнули.
– Но ведь он избегает меня…
– Ты уверена? По-моему, ходит кругами вокруг шатра, но не решается зайти, ведь здесь эта змея…
Асиат поразилась тому, что Скопасис так много замечает, ей всегда казалось, что младший царь просто не догадывается, что на свете есть любовь. А он все видит и все понимает… От этого сознания стало вдруг очень тепло, словно нашелся еще один друг. Мать умерла при родах, девочка никогда ее не видела, говорить с отцом обо всем не будешь, да у него и другие жены есть. А тут вдруг умный, сильный и такой понимающий Скопасис… Асиат чуть позавидовала той, которую все же полюбит царь. Все знали, что пока сердце Скопасиса свободно.
Скифы по-прежнему не давали покоя ойранскому войску, избегая сражений, но все яснее становилось, что близок день, когда биться придется. К этому готовились все, росли горы стрел, подновлялись мечи, копья, приводилась в порядок сбруя. Особое внимание уделяли лошадям, ведь больной конь в бою – это гибель хозяина. И тренировали, тренировали, тренировали руки и глаза.
О Милиде, казалось, забыли, но она хорошо понимала, что за ней все время есть пригляд. Сам Скопасис не сходил с коня, то уезжая со своими воинами теребить врагов, то объезжать отряды, то просто на разведку. Однажды Лейла услышала, как воины качали головами: если бы царь подвешивал все полотенца из голов убитых врагов, то его лошади не было бы видно! Почему-то персиянка испытала гордость за такого смелого и умного воина, точно Скопасис был ей чем-то ближе остальных.
Сама Лейла старалась, как никогда, ей очень хотелось удивить младшего царя умением натягивать тетиву уже безо всяких послаблений. Не получалось только надевать тетиву на налучье, но это умели даже не все мужчины! Асиат обещала показать маленькую хитрость, но она лежит больная…
После той встречи в царском шатре персиянка стала чаще приглядываться к Скопасису. Ей и раньше очень нравился красавец с пронзительно-синими умными глазами и заразительным смехом, лучше его мало кто держался в седле, стрелял или метал копье, с ним считались все, и старший царь тоже. Но Скопасис царь, а потому даже в мыслях недостижим для Лейлы, девушка не забывала, кто она. Но не смотреть не могла, и в мысли синеглазый скиф проникал все чаще. Особенно сладко было вспоминать, как он добродушно смеялся в шатре, увидев старания научиться владеть луком.
После той встречи в царском шатре персиянка стала чаще приглядываться к Скопасису. Ей и раньше очень нравился красавец с пронзительно-синими умными глазами и заразительным смехом, лучше его мало кто держался в седле, стрелял или метал копье, с ним считались все, и старший царь тоже. Но Скопасис царь, а потому даже в мыслях недостижим для Лейлы, девушка не забывала, кто она. Но не смотреть не могла, и в мысли синеглазый скиф проникал все чаще. Особенно сладко было вспоминать, как он добродушно смеялся в шатре, увидев старания научиться владеть луком.
Лейла не глупа, она понимала, что Скопасис доброжелателен ко многим, кроме, пожалуй, Милиды. Понимала и то, что ничего особенного царь не сказал, и приходил вовсе не к ней, но сердце все равно сладко замирало при виде стройной сильной фигуры воина. Это было совсем не так, как с Сагиром. Сармат просто возбуждал ее, но мечтать о нем не хотелось, а теперь она подолгу не могла заснуть.
– Царь, уходить дальше некуда. Бой давать придется.
– А кто сказал, что мы бегаем? Мы просто пасем свой скот, а где… Кто волен нам указывать? Это глупый Дарий зачем-то мотается со своим войском по нашим следам, словно в степи места мало! – Глаза Антира светились насмешкой. И вдруг он стал совершенно серьезен. – Давать бой значит положить жизни многих и многих скифов и сарматов, будинов и гелонов. Я не хочу этого! Пока подрастут новые сыны, мы будем слабыми, а слабого сможет взять каждый, не только Дурий царь…
– Что же делать? – Скопасис не мог понять скифского правителя, ведь его не зря зовут Иданфирсом. Никогда никого не боялся, а теперь словно потерял решительность. Они уже хорошо вымотали войска Дария, много больных, павших, ойранцы оголодали, на свежей траве близ рек чуть восстановили силы лошади, но все равно Дарий не так силен, как в начале пути. Антир боится потерять людей? Но войны никогда не бывают бескровными. Правда, впервые враг в степях самих скифов, обычно было наоборот, скифы учиняли набеги на соседей и не только на них.
– Завтра встаем для сражения…
Иданфирс поднялся, давая понять остальным, что совет закончен. Да, он царь, и решение принимать ему. Все даже вздохнули с заметным облегчением, давно хотелось настоящей битвы, надоело выматывать врага.
Когда разошлись все, кроме Скопасиса и Таксакиса, Антир с сосредоточенным видом достал большой кожаный мешок. Он собирался гадать на ивовых прутьях. Младшие цари тихонько присели на седла у стенок шатра. Все напряжены, хотя виду стараются не подавать. Что скажут боги? Как распорядятся они судьбой скифов? Одно дело давать твердый насмешливый ответ глупому ойранскому царю, и совсем другое – сознавать, что завтра под ударом его огромного войска может полечь большая часть скифов.
Конечно, Антира мучили вопросы: все ли сделал, что мог, так ли вообще поступал? Может, надо было встретить врага у самого Истра и не пустить его на скифские земли? Много раз за последние дни царь задавал себе этот вопрос и каждый раз отвечал: нет, нельзя! Ойранцы все равно пришли бы в степи Скифии, потому как их слишком много; даже погибнув все до единого, воины Антира, Скопасиса и Таксакиса не смогли бы спасти свой народ. К чему тогда ненужная гибель людей?
А что теперь? Ойранцев все равно много больше, и биться все равно придется… Но в душе Антира теплилась надежда, что враги достаточно обессилели, чтобы их можно было одолеть. Даже если ценой будет гибель всего скифского войска, то и ойранцев теперь не останется в живых, а это главное. В леса ушли женщины и дети под охраной сильных мужчин, если войско Антира пропадет в завтрашнем бою, то само племя нет, скифы не станут рабами, возродятся снова. И пусть Антир этого не увидит, но он знает, что так будет, и от этого понимания намного спокойней.
И все же он раскладывал прутья ивы, пытаясь понять, что те говорят. Раскладывал и собирал снова и снова. Не понимал не только Антир, в изумлении смотрели и оба младших царя. Гадание раз за разом твердило одно и то же: никакой битвы не будет!
– Скопасис, где ойранцы?
– Почти рядом. Завтра будут здесь…
– Ошибки быть не может?
– Нет, царь. Мои воины глаз не спускают с ойранцев.
Антир снова глубоко задумался. Что же может случиться, чтобы не состоялось завтрашнее сражение, которого давно так жаждет ойранский царь Дарий и уже ждет он сам?
Рассвет застал большинство скифов на своих местах в боевых порядках. Царь приказал без его команды не двигаться.
Стояли долго, солнце уже не только поднялось на самый верх, но и стало опускаться, а ойранцев все не видно. Наконец отправленные на разведку воины принесли весть, что Дарий с войсками подходит. Их разведчиков тоже видели, бить не стали, чтобы ойранцы знали, что их ждут.
– Антир, они на виду! – Голос Скопасиса не выдал никаких чувств, скиф не должен показывать своего волнения. Так же спокойны все сидящие в седлах.
Царь кивнул, не спеша поднялся и вышел из шатра. Неторопливо сел на своего любимого рыжего, чуть причмокнул губами. Конь, давно ходивший под Антиром, уловил этот едва слышный звук и послушно отправился вперед даже без толчка хозяйскими коленями.
Вдали темнела людская масса. Пока неразличимы отдельные всадники или пешие. У ойранцев основа войска – пешие, часто даже конники прячутся за их спинами. У скифов наоборот, лучники нужны только для начала боя, пока не пошла в атаку конница.
Но скифские лучники – лучшие в мире, из двухсот стрел, которые есть в запасе у каждого, едва ли десяток не достигнет цели! И бьют сильно, пробивая даже кости, спасти могут только очень прочные щиты и чистое везение. Ойранцы об этом помнят, потому постараются не подпускать скифов ближе полета стрелы.
Антир огляделся, конечно, людей с луками и стрелами среди конных уже нет, те знают свое дело и давно ужами скользнули в высокой траве, спрятались в оврагах, о которых не знают ойранцы, скрылись в малейших выбоинах, готовые в нужный момент пустить в дело свое смертоносное оружие. Тогда зазвенят тугие тетивы скифских луков, пуская острые стрелы, начнут падать враги, пораженные в шею, глаз, а то и в сердце, заржут, поднимаясь на дыбы, раненные кони, а скифы будут бить и бить падающих всадников…
Но это будет позже, когда вдруг пронзительно закричит степная птица, подавая сигнал начала боя.
А пока ойранцы приблизились на расстояние пяти-шести полетов стрелы и встали. Теперь оба войска, готовые к нападению, стояли друг напротив друга в напряженном бездействии.
Дарий беспокойно разглядывал скифов. Их в четверть меньше, чем персов, даже вымотанное и потерявшее много людей в тяжелой погоне по степи за призрачным противником персидское войско превосходило скифское. Наконец-то! Они решились дать отпор и должны быть уничтожены в этом бою, чтобы никто не посмел сказать, что есть кто-то сильнее Дария!
Разведчики, отправленные посмотреть поближе, донесли, что скифы все только на конях. Неудивительно, они, кажется, и спят в седлах. Тогда что же не дает покоя персидскому царю? Ведь последние месяцы, каждый день слыша о недостатке пищи и воды, о выжженной степи впереди и отравленных речках, о мелких стычках отдельных отрядов с противником и о том, что тот все отступает и отступает, он просто мечтал встретиться наконец в бою, чтобы разгромить неуловимых!
Но вот они стоят, готовые к сражению, а у Дария не хватает духа отдать приказ об атаке. Точно предчувствует недоброе или новую каверзу скифов.
– Царь… – вдруг окликнул задумавшегося Дария Гобрий. Этому советнику можно доверять, похоже, он правильно разгадал смысл скифских даров. Поторопит? Но сейчас Гобрий хотел сказать совсем не то.
– Наши воины наткнулись на двух скифских лучников, проклятые успели убить троих…
– Их захватили?
– Только одного – развел руками Гобрий. – И тот молчит.
– Привести сюда!
Скифский лучник был ранен так, что ни бежать, ни даже просто стоять не мог. И все же смотрел на персидского царя с ненавистью, словно хотел уничтожить взглядом. А еще презрительно, как смотрят на кого-то недостойного внимания.
– Где его взяли?
– Прятался в балке.
– Стрелял?
– Нет, похоже, лежал в засаде.
Это объяснение Дарию не понравилось совсем. Сколько их, таких, в засадах, готовых выпустить полные колчаны стрел в персов?
– Спросите его, сколько лучников еще в засаде?
В ответ скиф усмехнулся, обведя взглядом вокруг:
– Очень много, царь. Вся степь.
– Почему же не стреляют?
– Мы не убиваем тех, кто не нападает на нас. Уйдешь – не тронем. Попробуешь напасть – и перестреляем всех еще на подходе!
– Все-ех?.. – Дарий постарался, чтобы насмешка была явной, окружающие должны видеть уверенность своего правителя в победе. Но почему-то такой уверенности у него не было. Что случилось? Обладавший самым большим и сильным войском в мире персидский царь боялся каких-то разбойников на кургузых лошадках?!
Дарий вскинул голову, жестом показал, чтобы скифа казнили. Тот не испугался, смотрел презрительно. Мало того, что-то крикнул царю. Успел-таки, пока не снесли голову.