— У меня нет денег, чтобы платить детективам, — нахмурилась я.
— Но я охотно…
— Не надо, — пресекла я сурово. Андрей неодобрительно взглянул на меня, но что-либо добавить не решился. Он почувствовал, что загостился, и отбыл, а мысли мои приобрели направление, весьма далекое от работы.
В конце концов я не выдержала и решила отправиться в дом, где жили морячок и Георгий. Очень хотелось хоть что-нибудь узнать об этой парочке. Марья, заметив мои передвижения по квартире, тут же принялась собираться, намереваясь составить мне компанию,
— Лучше дома сиди, — нахмурилась я, но Марья совету не вняла, и вскоре мы уже входили в подъезд интересующего нас дома.
Марья деловито нажала кнопку звонка ближайшей квартиры, а когда дверь нам открыла молодая женщина, нагло заявила:
— Здравствуйте, мы из собеса. — И в доказательство сунула под нос хозяйке какие-то «корочки». — Мы пенсионеров переписываем, на праздник будут подарки.
— Бабушка, — позвала женщина. Из глубины квартиры появилась благообразная старушка в переднике. — Здесь из собеса пришли, пенсионеров переписывают.
Следующие полчаса мое терпение подверглось серьезному испытанию. Для начала, особо не выбирая выражения, бабуля поведала, что она думает о собесе и их подарках, затем о правительстве, прежнем и новом, изложила свое мнение об основных партиях и их лидерах, плавно перешла на отцов города и тут уж разошлась по-настоящему. Мы отчаянно кивали и демонстрировали согласие невнятным мычанием, очень жалея, что в голову не пришло назваться, к примеру, работником ЖКО, впрочем, и это было чревато. Лучше бы просто сказать, что ищем знакомых, но, боюсь, старушка и в этом случае нашла бы повод высказать наболевшее. Через полчаса бабка стала повторяться, а потом вспомнила, по какой нужде мы пришли.
— Пенсионеров в подъезде немного, перемерли все при такой-то жизни. Четверо или пятеро… Сейчас соображу. Четверо.
— Нам поквартирно надо, — сказала Марья.
Лучше бы она молчала.
Бабка принялась излагать поквартирно, давая емкую характеристику каждому проживающему индивиду. Поражаясь чужому словарному запасу и полету фантазии, я стояла, открыв рот, а Марья явно намеревалась сбежать, но тут пришел черед нужной нам квартиры.
— Эта пустует, — заявила старушка. — Марья Гавриловна померла в прошлом году, дочь в Березове живет, а квартиру девчонки снимали, студентки. Но на лето освободили, говорят, общежитие дали. Чай врут, выгнали небось из института, такие вертихвостки.
— Там точно никто не живет? — с замиранием сердца спросила я, забыв про осторожность. — Может, хозяйка опять кого-то на квартиру пустила?
— Ольга! — гаркнула старушка, женщина немедленно явилась на зов. — В симаковской квартире живет кто или она пустует?
— Не знаю. Но я в подъезде два раза парня встретила, может, приходил к кому, а может, и снимает. Либо у Симаковых, либо у Шашиных.
Тут дверь соседней квартиры распахнулась, и появился старец в белой панаме, светлых брюках, кроссовках и белой майке с портретом Че Гевары на груди.
— Кузьмич, вот из собеса.
Я издала отчаянный звук, а дед уже вовсю высказывался о президенте. Бабка только крякала и кивала головой.
Минут через пятнадцать мы вновь причалили к заветной квартире, и Василий Кузьмич сказал:
— Снимают. То ли один, то ли двое живут. Мужики. Один большой, другой маленький. Оба «новые русские», а может, и похуже: грабители или террористы. А участковому хоть трава не расти. Ни разу не прибег, не проверил. Вот взлетим всем подъездом, тогда забегают.
— Почему террористы? — испугалась я. Бабка тоже испугалась и даже метнулась к телефону; такая ее прыть меня не порадовала, сдадут и нас ментам за милую душу, а там объясняться замучаешься.
— А чего «новым русским» в нашем доме делать? — съязвил дед. — Им в хоромах жить положено, с этой… с джакузой, а у нас в подъезде котами воняет.
— Мой кот в подъезд не выходит, — взвилась бабка, точно ее подбросили на батуте. — Он в форточку, а в подъезд не выпускаем.
— Значит, Петровых кот гадит, — упорствовал старик.
Положительным в этом было то, что бабка начисто забыла про телефон, увлекшись кошачьим вопросом, но я робко вклинилась в наметившуюся перебранку:
— Почему вы решили, что они «новые русские»?
— Машину их видел, — с достоинством пояснил дед. — Я автолюбитель с сорокалетним стажем и в машинах разбираюсь, уж можете мне поверить. Машина исключительно дорогая.
— А какой марки? — спросила Марья, введя деда в смущение.
— Марку не скажу, не запомнил. Но дорогая техника, сразу понятно. На похожей Ванька Степашин приезжает из пятого подъезда, Валентины внук, а он бандит, это всем известно.
— Ясно, — кивнула я и поспешила убраться оттуда, потому что кошачья тема была вновь поднята старушкой, ибо в разгар нашей беседы появился красавец-кот дымчатого цвета.
* * *Я взглянула на часы и тяжко вздохнула. Ничего не удалось узнать, оттого любопытство еще больше разбирало меня. Марья шла рядом, погруженная в раздумья.
— Откуда у тебя удостоверение? — спросила я, косясь на нее.
— Какое? А-а… это мамкино, донорское.
— О господи… а если б бабка…
— Да кто их смотрит, — отмахнулась Марья.
Я лишь пожала плечами.
Желая попасть на проспект кратчайшим путем, я несколько запуталась в хитросплетении местных дворов и переулков и вскоре уперлась в двухэтажное здание, выкрашенное в морковный цвет. Это само по себе заслуживало внимания, а тут еще табличка на входе: «ЖЭУ» номер такой-то.
— Зайдем? — предложила я. Пока мы поднимались по ступенькам, в голове у меня созрел замысел. Так как времени было уже далеко за полдень, работники жилищного ведомства в основном его покинули, но паспортистка еще работала, и в двух кабинетах по соседству тоже теплилась жизнь.
Я постучала, вошла и, кивнув на Марью, сообщила, что мы делегация от жильцов третьего подъезда дома номер семь по улице Маяковского и очень хотели бы знать, что за подозрительные личности живут у нас в сорок второй квартире.
— Мешки таскают туда-сюда, а участковому хоть бы что, — поддакнула Марья.
Дама с волосами цвета спелой вишни попробовала возразить, прозрачно намекая, что она не участковый и ее рабочий день подошел к концу, но мы гнули свое, особо упирая на бдительность. Тетка вняла и сообщила, что разделяет наше беспокойство. Далее стало проще. Сначала мы узнали, что в квартире никто не прописан, так как она перешла к хозяйке по наследству, а у нее есть свое жилье. О квартирантах соответственно ничего выяснить не удалось, зато номер телефона хозяйки нам дали, — подозреваю, для того, чтобы избавиться от нас.
Мы устроились в машине, и я сразу набрала номер. Когда трубку сняли, я незамысловато сообщила, что хотела бы снять квартиру.
— Занята уже, — ответила женщина, судя по голосу, не очень трезвая. — А вам на сколько снять-то?
— Лет на пять, — вздохнула я, — может, и больше. И за полгода вперед заплачу.
— Если только в сентябре, — тоже вздохнула она. — Мужики у меня там, из Сургута. Командировочные. Студентки жили, но съехали, а эти меня по объявлению нашли. Конечно, мне бы надолго-то выгодней, но я их выставить не могу, заплатили хорошо и за все три месяца.
— А что за люди? Может, мы с ними как-то договоримся? — спросила я, ожидая, что меня сейчас пошлют подальше, но дама, видимо, и в самом деле была навеселе и охотно болтала со мной.
— Хрен их знает. Я одного только видела, маленький такой, но денег, чувствуется, куры не клюют. Еще удивлялась: квартирка у меня так себе, а он: мол, в гостинице дорого, а ремонтов нам особых не надо, мы, говорит, целый день по делам, только переночевать.
— Документы-то у них проверили? — не унималась я.
— Ну… — неуверенно промычала дама и добавила:
— Из Сургута…
Я пообещала позвонить в августе и отключилась. Итак, Георгий с морячком приезжие, явились в начале месяца, если тетка не путает, следовательно, в городе уже несколько дней. Зачем явились?
— Я знаю, — с умным видом сообщила Марья. — Желтоглазый — киллер. Точно. Как же я сразу не сообразила! Его супостат специально выписал, чтоб менты следов не нашли: убьет, смоется в свой Сургут и концы в воду.
— А морячок? — спросила я, скорее из вредности. — Тоже киллер?
— Конечно. На его кошачьей морде так прямо и написано: пройдоха, прости господи.
— Глупости, — отмахнулась я, имея в виду не его кошачью физиономию (здесь-то как раз Марья права, действительно написано и действительно пройдоха), а ее логику вообще. — То он у тебя из геенны огненной, то киллер. Ты уж определись.
— Чего определяться? Киллер — служитель дьявола, все яснее ясного.
— Киллеру вовсе незачем с нами знакомиться.
— А это бесовская хитрость: кто ж знает, что у лукавого на уме?
Я махнула рукой и оставила разговор, но продолжала размышлять о новых знакомых. Честно говоря, размышляла я о них слишком много и даже пару раз подумала, что, возможно, не враги они и Олега спасли, и вообще… Я разозлилась на себя за это и попыталась вовсе ни о чем не думать.
— Чего определяться? Киллер — служитель дьявола, все яснее ясного.
— Киллеру вовсе незачем с нами знакомиться.
— А это бесовская хитрость: кто ж знает, что у лукавого на уме?
Я махнула рукой и оставила разговор, но продолжала размышлять о новых знакомых. Честно говоря, размышляла я о них слишком много и даже пару раз подумала, что, возможно, не враги они и Олега спасли, и вообще… Я разозлилась на себя за это и попыталась вовсе ни о чем не думать.
— Давай Олега навестим, — предложила Марья, в которой вновь взыграло сострадание.
Мы поехали к Олегу. Он был грустен, беспокоился о своем здоровье и нашей безопасности. Я совершенно не удивилась, когда с интервалом в десять минут в палату заглянул морячок; впрочем, сегодня он был в футболке (чистой), шортах (по причине жары) и в белых тапочках. Лицо имел бритое и трезвое, но сходство с котом непостижимым образом сохранилось. В целом, выглядел он еще более нелепо, чем в прошлый раз. Вошел, устроился на краешке стула и загнусавил:
— Олег, скажи ты ей, неразумной, чего она на соседа моего так озлилась? Он дурного слова себе не позволил, а она в голос: придурки, выпендрежники. Это ж надо, Жору выпендрежником назвать! Да Жора, между прочим… хотя есть маленько, когда увлечется. — Тут он хитро улыбнулся и подмигнул мне.
— У тебя на языке чирей не вылез? — серьезно спросила Марья.
Виктор забеспокоился и даже предпринял попытку взглянуть на свой язык. Подумал и ответил:
— Нет, а что?
— А то… врешь совершенно нахально. Никакой он тебе не сосед и сам ты не пойми кто. Квартиру вместе снимаете, еще и хозяйку обманули, что из Сургута. Мы вас на чистую воду выведем. Куда надо уже стукнули, что вы мешки таскаете, теперь ждите участкового.
— Какие мешки? — растерялся морячок.
— С бомбами, естественно.
— Ты, рыжая, чокнутая, что ли? — обиделся он.
— Я не рыжая, я умная. Менты теперь зашевелятся и возьмутся за вас.
— Хорошо ли врать-то? — попенял он.
Марья презрительно отвернулась
Тут мы обратили внимание на Олега. Он слушал нашу перепалку с открытым ртом и при этом казался таким несчастным, что, того гляди, заплачет.
— Я ничего не понимаю, — взмолился он несколько неожиданно.
Марья поднялась, ткнула пальцем в морячка и сурово заявила:
— Этого в шею гони. Казачок-то засланный, не иначе как супостат расстарался. Смотри, чтобы не отравил в одночасье.
— Она завидует нашей крепкой мужской дружбе, — прокомментировал ее слова с иезуитской улыбкой морячок, а мы поспешили откланяться.
Олег что-то пытался сказать нам вдогонку, но я уже не слушала его, потому что мое внимание мгновенно переключилось на Георгия, который в настоящий момент прогуливался по больничному коридору. Я машинально поправила волосы, тут он повернулся и заметил нас.
— Узнали что-нибудь интересное? — спросил он, даже не поздоровавшись.
— О чем?
— Обо мне, естественно. Ведь вы за этим сегодня приезжали?
— Только мне и забот, что вами интересоваться, — презрительно отозвалась я.
— Хотите, я разберусь с вашими заботами? — улыбнулся он.
— Спасибо, как-нибудь сама.
— Ну-ну…
— До свидания, — буркнула я и, кажется, покраснела.
— Скоро увидимся, — пообещал он.
— Чего пристал, зараза? — возмущалась по дороге Марья зловещим шепотом и постоянно оглядывалась.
* * *Мы отправились домой; уже в машине у меня зазвонил мобильный. Прежде чем ответить, я взглянула на экран, номер незнакомый. Я подумала и отозвалась. Мужской голос звучал хрипло, точно человек был простужен.
— Надо встретиться, — незамысловато сообщил он. — Подъезжайте в кафе «Садко» на Никитской, вас будут ждать у входа.
— Э-э… — начала я, теряясь в догадках, а мужчина добавил:
— Через полчаса.
— Чего это? — заволновалась Марья. — Кто это ждет и зачем?
— Он не представился, — ответила я с недоумением.
— Никак нельзя тебе ехать, дураку ясно, укокошат. Что же делается-то, господи? — взмолилась она и приготовилась реветь.
— Не вижу повода для паники, — пожала я плечами, стараясь быть спокойной. — Человек приглашает встретиться в кафе… Вот что, давай поторопимся, не то опоздаем, мне еще надо тебя домой завезти,
Ехать домой Марья наотрез отказалась. Никакие уговоры на нее не действовали, сошлись на том, что она подождет меня в машине. В кафе я все-таки опоздала, вошла и нервно огляделась. Тут же рядом возник молодой человек.
— Вы Симона? — спросил он скрипуче. Я кивнула, сцепив зубы, потому что с перепугу они клацали так, что за версту, наверно, слышно. — Сюда, пожалуйста.
Голос его хоть и звучал зловеще, но вел себя парень исключительно вежливо, так что ударяться в панику все же не стоило. Он шел впереди, время от времени поглядывая на меня через плечо, словно проверяя, иду ли я следом. Таким образом мы достигли двери рядом со стойкой бара, парень распахнул ее и кивнул мне. Я вошла, а он закрыл за мной дверь.
Здесь был еще один зал, поменьше, в настоящее время совершенно пустой, не считая мебели: четырех столов с накрахмаленными скатертями и допотопного патефона на комоде возле окна. Я в недоумении огляделась, и тут дверь напротив, замаскированная под стеновую панель, открылась и в зале появился мужчина лет шестидесяти в шелковой рубашке навыпуск и светлых брюках. Его довольно длинные волосы украшала благородная седина, но более ничего благородного в его облике я не обнаружила: лицо плоское, глаза хитрые, а общее выражение физиономии довольно пакостное.
— Ну, здравствуй, — сказал он с едва уловимой насмешкой и улыбнулся, пододвинул мне стул, сел сам и не торопясь раскурил сигару.
Я смотрела на него в изумлении, знать не зная, что следует ждать от жизни. В голову закралась мысль: а не очередной ли это мой родитель? Я робко кашлянула, привлекая к себе внимание. Он наконец раскурил сигару и теперь смотрел на меня.
— Объяснять, кто я, тебе не надо? — спросил он опять же с насмешкой.
«Точно, папаша», — мысленно скривилась я, но на всякий случай посоветовала себе обнаружить в душе родственные чувства, потому что уже поняла: дядька из тех, с кем следует держать ухо востро.
— Я… затрудняюсь… — начала я с легким заиканием. Он вынул из кармана рубашки фотографию и перебросил ее мне. На фото Сергей обнимал блондинку с бюстом пятого размера, и это окончательно сбило меня с толку, — не бюст, конечно, а то, кем может быть дядька, а главное, что ему от меня надо?
Видимо, на лице моем отразилось недоумение, дядька нахмурился и спросил:
— Узнаешь?
— Да, — не стала я лукавить, — это мой муж.
— А женщина?
— Женщина его любовница.
— Значит, ты уже поняла, кто я?
«У него старческий маразм», — решила я с сочувствием. Огорчать его мне не хотелось, но пришлось, и я покачала головой. Дядька нахмурился, сверля меня взглядом.
— Эту фотографию ты мне прислала? — наконец спросил он.
— Извините, — промямлила я, — но вы ошибаетесь. Ничего я вам не посылала. Если честно, я с трудом представляю, кто вы.
Он опять уставился на меня, потом вдруг погрозил пальцем и захихикал. Выглядело это совершенно по-дурацки, и я забеспокоилась. Тут дядька перестал хихикать и заговорил:
— А ведь я поверил. Молодец. Ты, конечно, права. Осторожность прежде всего. Молодец, — повторил он. — Значит, ты меня не знаешь? Что ж, давай знакомиться. Зовут меня Семен Иванович, фамилия Бойко. А ты, значит, Серегина жена? Красавица. И глазки умненькие. Не то что у дуры моей, вылупит глазищи коровьи… — Он досадливо сплюнул. — Ну, а теперь давай о деле поговорим.
Какие у нас с ним могут быть дела, я даже затруднялась представить, но покорно кивнула, опасаясь разозлить его. Чем больше я наблюдала за дядечкой, тем опаснее он мне казался. Я даже ежиться начала, точно от холода.
— Я знаю, что ты с Серегой разводишься. Нехорошо это, не по-божески, но я тебя понимаю. Кобель, чего с него возьмешь. И женскую твою обиду тоже могу понять, от такой-то красоты — и по бабам… Или у тебя другой интерес? — заговорщицки подмигнул он, ко мне перегибаясь и переходя на шепот. — И это тоже понятно. Деньги у кого лишние? Такой красавице денежки нужны, тряпки там, побрякушки, машину хорошую, чтоб красоты не портила. Угадал? А он тебе ни копейки не дал. Ведь так?
— Если вы… — начала я, пребывая в легком шоке, он махнул рукой.
— Да все ясно, дело-то житейское. Тебе сейчас вдовство очень на руку, верно? Но и ты пойми, вот это… — тут он постучал желтым ногтем по фотографии, — никто видеть не должен. Никто. Дело чести, знаешь ли. Теперь поняла?
— Поняла, — поспешно кивнула я.
— Вот и отлично. Что делать с Серегой, мы подумаем, а фотографии верни. Все, что есть. И пленки.
— Я с удовольствием, только, видите ли…
Дядька нахмурился и вновь погрозил пальцем.
— Не вздумай шутить со мной. Даю тебе два дня. И не советую что-нибудь оставить на память. Толик! — крикнул он. В зале тут же появился молодой человек, что встречал меня у дверей, и дядька кивнул ему: