Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов 6 стр.

Поэтому когда Гдов после долгого отсутствия явился веселый на дачу, пробравшись сквозь снеговые заносы, то встретили его тишина, холод дома, разорванные морозом стальные трубы в местах их сочленения с батареями водяного отопления, дохлые замерзшие мыши на крашеном полу, расколотые льдом унитаз и фаянсовая раковина.

Глупость, глупость и еще раз глупость! Гдов вспомнил, в какую копеечку обошлась ему нерадивость сторожа, который получал от него все только хорошее в виде, например, денег, и так разволновался, что не мог больше работать и в этот уже день.

1. Превратится ль когда-либо наша Земля в один сплошной вулкан Эйяфьятлайокудль? Во что когда-нибудь превратится наша Земля?

2. Что такое ЖЭК, ДЭЗ, РЭУ, государство? Чем они отличаются друг от друга?

3. Противоречит ли запой национальным обычаям калмыцкого народа? Чьим национальным обычаям не противоречит запой?

4. Куда, интересно, мог исчезнуть нерадивый сторож? Нет ли в этом имени «Борис» скрытого намека на известное государственное лицо, еще совсем недавно, буквально десять лет назад, управлявшее нашей страной? Действительно ли 1 куб. м голубого топлива стоит 2 руб. 38 коп.? Не является ли клеветническим утверждение, что государство очень любит, когда это слово пишут с большой буквы?

5. В конце концов, будет ли когда-нибудь на Земле осмысленная жизнь? Или все мечты о наилучшем устройстве — патология!

Глава XXI

БЕСПРЕДЕЛ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему жестокости окружающего мира при смене общественно-исторической формации тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза неокрепшей демократией, про которую традиционно считается некоторыми злопыхателями, что она не является превалирующей для российского менталитета. Дескать, все русские — рабы, им демократии не надо, они свободу путают с волей.

Гдов традиционно задумался об Иване Грозном, он же Иван IV, о Петре I, прорубившем окно в Европу (не дверь), о царе Александре II Освободителе, которого взорвали террористы, о швейцарском эмигранте Ленине, окончательно пустившем локомотив огромной страны под откос, о его верных учениках — Гитлере, Муссолини, Геббельсе и о «чудесном грузине» по прозвищу Гуталин, он же «эффективный менеджер». О Льве Давидовиче Троцком, которого Гуталин ухайдокал до смерти палкой по голове, борясь за власть у корыта. А мог бы, кстати, и Лев Давидович Иосифа Виссарионовича той же палкой отоварить, да не сложилось, «не срослось», как нынче выражаются не только уголовники, но и многие другие креативные граждане обновленной невиданными переменами России.

И тут ему попался на глаза свежий номер какой-то газеты, где было написано, что некто Александр М., старший следователь одного из управлений Следственного комитета, насмерть сбил по пьяни пятидесятидвухлетнюю женщину Софью Федоровну (на «зебре») и за это — дела Твои дивные, Господи! — остался на воле (на свободе?), получив после «предвариловки» всего ничего, два года условно. Бухому убийце, сбежавшему с места преступления, суд, видите ли, «счел возможным назначить такую меру наказания с учетом мнения потерпевшей стороны и раскаяния подсудимого».

— С того света, что ли, это мнение? Какое еще такое мнение, если она там же, на «зебре», и померла, не приходя в сознание? — обозлился Гдов.

А ведь глава Следственного комитета А.Б., лично контролировавший ход расследования, еще полгода назад клятвенно заверял возмущенную общественность, что дело будет «расследоваться объективно и с особой тщательностью». Что ж, «пацан сказал, пацан сделал», как выражаются в кругах, близких к власти, но с другой стороны.

И если оценить «с холодным вниманием» не только это конкретное дело, а вообще ЭТО ВСЁ, то можно сделать грубый, скорей всего преувеличенный, но верный вывод: у нас в стране, если ты, конечно, при власти, ты можешь убить кого хочешь, и тебе за это практически ничего не будет.

— Неужели беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? — тосковал Гдов. — И сколько же тогда получит другой раскаявшийся служивый сукин сын, убивший из краденого пистолета в универсаме трех обывателей плюс таксиста-левака? Очевидно, целых восемь лет условно, если власть полагает, что загубленная душа обходится начальнику в два несуществующих года отсидки (2 года х 4 = 8 лет).

И это при том, что простые мужики парятся под следствием вовсе не полгода, как этот самый М., и вовсе не за убийство, а за всякую херню, не совместимую по масштабу с лишением живущего человека жизни. Да, несовместимую, даже если мужик мало-мало чего-нибудь спер или спер чего побольше.

— Своими глупыми и развратными действиями власть сама себе создает оппозицию, а потом на оппозицию же и гневается, — продолжал размышлять Гдов. — Неужели умные люди, которые, несомненно, присутствуют в любой власти, не понимают, к чему это ведет и чем это может закончиться? Или тоже исповедуют слоган «День, да наш», широко распространенный все в тех же кругах, близких к власти, но с другой стороны? Или это все им выгодно? — вопрошал Гдов неизвестно кого.

И так разволновался, что не мог больше работать и уже в этот день.

1. Рабы ли мы?

2. Что совместимо (по мерзости) с лишением человека жизни?

3. Чем свобода отличается от воли? Или это одно и то же?

4. Присутствуют ли умные люди в любой власти? Кому выгодно это всё? Это всё — что это?

5. Действительно ли беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? Или есть надежда, что там, наверху, вновь что-нибудь засияет? Что такое в вашем понимании беспредел?

Глава XXII

КОЖАНЫЕ ОЛЕНЬИ ТРУСЫ МЕХОМ НАРУЖУ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что подлинная духовность есть стремление к абсолютным ценностям посредством относительных ценностей. И что теперь, при переходе от тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза к торжеству демократии в отдельно взятой коммунистами стране, относительные ценности к абсолютным уже не стремятся. Отчего и духовности стало нынче совсем мало.

«Сейчас ведь как? Денег бы только коемуждо добыть побольше и — хорош!» — ворчал писатель. Но ведь и то правда: кто много толкует об абсолютных ценностях, чаще всего оказывается потом создателем фашизма немецкого типа либо тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза. Или (в облегченном варианте) — говнюком, мошенником, паразитом, захребетником, идиотом.

«В несовершенстве мира залог его выживания, совсем не наоборот, — решил Гдов. — Стремление — всё, реальный итог — ничто, кошмар, но мечтать об идеале если не необходимо, то по крайней мере полезно. Красиво мечтать не запретишь. Однако — за что боретесь, на то, граждане, и напоретесь. Непременно. Сие аксиома есть, а вовсе не теорема, которую нужно доказывать».

Гдов зевнул. Он ночью плохо спал, потому что ему до самого утра снился замысловатый, тягучий сон про креативных художников, чье творчество составляет суть современного искусства. В какой-то это всё в огромной пещере происходило, раскрашенной кричащими и вопящими анилиновыми красками, крытыми лаком. Зеленое озерцо, коричневые стены, красные деревья. Креативные эти художники были крайне глупые, бездарные, но мирные, травоядные. Никого с парохода современности не сбрасывали, скорее наоборот — зазывали на этот пароход всех желающих.

Одна девушка там особенно отличалась таким непонятным добросердечием, каковое можно было встретить лишь у опытных профессиональных проституток из фильма великого Федерико Феллини «Ночи Кабирии». Девушка была в кожаных оленьих трусах мехом наружу и все зазывала Гдова на какую-то выставку, которую «нужно обязательно смотреть, потому что здесь креативный синтез перформанса и инсталляции». Сытенькие, мордастенькие, дорого, но плохо одетые художники поддакивали ей, как пингвины.

Гдова вся эта тусовочная кругомуть совершенно не интересовала, равно как, пожалуй, и добросердечная девушка, явившаяся в его сонное пространство непосредственно из мира великого Федерико Феллини. Какое Гдову до нее дело? Не очень-то она даже, прямо сказать, и красивая, видал Гдов и покачественнее на злачных улицах московской столицы. Где «часовые любви на Смоленской стоят», как гласит народная песня Б.Окуджавы. Некрасивая, но боевая. Вроде тех простушек из классических кинолент, посвященных покорению американцами их Дикого Запада. Такая это синеглазая, с косичками, крепенькая, грудастая, простая-простая, как Брижит Бардо, но только в кожаных оленьих трусах мехом наружу.

Дальше произошло непонятное. Девушка подарила Гдову эти свои странные трусы, непонятно как сумела взлететь к высокому потолку пещеры, где снесла два яйца, которые шлепнулись вниз и растеклись по суровому серому камню, как глазунья по чугунной черной сковородке.

Гдов снова зевнул. И внезапно ему вдруг стало стыдно и горько от дикой, ни к селу ни к городу мысли, а вдруг он жизнь свою прожил зря, вдруг жизнь эта не имела, не имеет, не будет никогда иметь никакого смысла, а просто прошла, вот и всё?

И он так разволновался, что не мог больше работать уже и в этот день.

1. Что означает странное слово «коемуждо»? Где еще в художественной литературе оно встречается?

2. Что означает слово «креативный»? Кто в Москве креативнее — Лужков или Церетели? Понимаю, что вопрос на день выхода этой книги уже окончательно устареет, но все-таки…

3. Уменьшилось ли в нынешние времена количество духовности на душу населения? Или эта величина остается неизменной на протяжении десятилетий и веков. Вообще, что такое духовность, о которой так много толкуют?

4. Имеет ли хоть какое-либо отношение к сексу и эротике описание синеглазой девушки и ее необычных трусов? Что могли бы символизировать, если понадобится, два яйца, снесенные этой девушкой? Чье творчество на самом деле составляет суть современного искусства?

5. Возможно ль в принципе такое, чтоб хоть чья-то жизнь была прожита не зря?

Глава XXIII

ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЦИАЛИЗМ И ОБРАТНО

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно под названием «Что нас губит?», уделив здесь в художественной форме особое внимание вековым российским печалям. А именно: коррупции, воровству, пьянству, разбою, диктату чиновников, крепостному праву, нигилизму, рабству, владычеству Орды, большевиков, идиотов.

Вчера, в субботу, он навестил своего друга, писателя К., постоянно живущего неизвестно зачем в подмосковном поселке с непонятным названием Свобода (ударение на букву «а»). Оттуда писатель К. практически каждый божий день, но с переменным успехом добирался на московскую службу: ведь на чистое писательство нынче не проживешь, если ты настоящий писатель. Писатель К. один день недели ехал на службу час, другой — все три. В зависимости от дорожного трафика, наличия пробок и расположения ночных звезд.

А тут к нему Гдов явился и тоже с неясной целью, даже водки не выпили. Писатели ведь должны изучать жизнь, да? Вот они и решили погулять в окрестностях подмосковного поселка Свобода с целью изучения жизни и просто так, для здоровья.

На пути им попалось много интересного. Любо было видеть Гдову и писателю К. жилища новых русских за высокими заборами, увитыми колючей проволокой «Егоза». Ведь таковых роскошных вилл и особняков при советской власти не водилось даже у самых отъявленных коммунистов вроде члена Политбюро, министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Которая когда построила себе в Переделкине одноэтажный коттедж с хлипкими дорическими колоннами, то ее за это другие большевики обвинили тогда в партийной нескромности. Екатерина Алексеевна плакала.

А тут прямо тебе такие это, фу-ты ну-ты, каменные хоромы в несколько этажей! Да с гаражами на множество огромных лакированных машин, блещущих хромированными своими частями. С зимними садами, альпийскими горками величиной с отель «Ритц», газонами, как в Англии, где их растят сто лет. Писатели обратили внимание и на индивидуальный буржуйский пруд, спрятавшийся за кованой высокой решеткой в стиле модерн, явно выполненной талантливым современным кузнецом по специальному VIP-заказу. Над прудом склонилась, как на картине того Васнецова, который автор «Аленушки», плакучая ива.

Однако вскоре все это богатство дикого капитализма кончилось, и писатели весело зашагали по сырой узкой проселочной дороге вдоль дурно вспаханного поля, где им в нос тут же шибанул какой-то до боли родной запах.

— Говном, пожалуй, несет со свинофермы, — обнародовал свою гипотезу искушенный Гдов.

— Ошибаешься, се есть обыкновенная гниль с помойки, — солидно возразил ему не менее искушенный писатель К.

Унылый пейзаж неожиданного социализма окружал теперь друзей. Вот кучи промасленного тряпья, серые кости съеденных животных, битые бутылки и прочая нищая мерзость, столь характерная для урбанистического пейзажа мелких населенных пунктов канувшей эпохи. Здесь — огромная шина от находящегося неизвестно где колесного трактора. Тут — странное рассыпающееся сооружение из выбеленных временем досок. Вонь. Глина липнет на американские башмаки наших путешественников…

Внезапно грязь высохла. Они опять шли по чистому крепкому асфальту, снова окруженные диким капитализмом. Заглянули в сельский супермаркет, к которому и вела, как выяснилось, через поля и долы эта грязная народная тропа, протоптанная местными гаст— и просто арбайтерами для походов в магазин. В супермаркете друзья насчитали около сорока сортов пива. Выйдя из супермаркета, долго любовались теннисным кортом, принадлежащим неизвестно кому, но тоже огороженным колючей проволокой «Егоза».

Это было вчера. Суббота была вчера. А сегодня писатель К. позвонил писателю Гдову, и они долго, употребляя обсценную лексику, ненормативные выражения, обсуждали детали своего памятного путешествия, другие подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране.

Отчего Гдов так разволновался, что не мог больше уже работать и в этот день.

1. Является ли исчерпывающим список вековых российских печалей, составленный Гдовым?

2. Что имеет автор в виду, употребляя термины «настоящий писатель», «чистое писательство»? Не слишком ли политизировано это чисто конкретное повествование?

3. Чем нынешняя колючая проволока «Егоза» отличается от прежней советской колючей проволоки?

4. Каковы, на ваш взгляд, основные подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране?

5. И все-таки — ЧТО НАС ГУБИТ?

Глава XXIV

ЧЕТЫРЕ ЧЕТВЕРТИ ГРАЖДАН

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему того, что разномастные начальники и начальнички в современной России — мутанты безбожной советской власти, как бы они ни колотили себя в грудь, ни крутились, как нищие, вокруг православной церкви. И что многих этих новых «товарищей», вероятней всего, ждет изображенный на иконах ад, если принимать христианскую доктрину за реальность, а она и есть реальность.

«Гореть им в вечной геенне огненной, если не одумаются они, не раскаются, не возлюбят, наконец, свой многотерпеливый народец! В ад, в ад им тогда прямая дорога, анчибисам! — злобствовал Гдов. — А не вешай народу лапшу на уши, не наглей до беспредела, не воруй всё, что осталось, не хапай, что не совсем твое, не глумись с особым цинизмом над трудящимися с помощью бюрократии и административного ресурса, не держи граждан РФ за быдло, когда свистишь мимо с мигалками и ментами! Тут тебе не Средневековье, а XXI век, и сам ты, В и ПО натуре, „не бог, не царь и не герой“, ничего пока еще не сделал толкового для России, все только обещаешь что-нибудь сделать. Нам многие обещали, да где они? Тебя налогоплательшики всего лишь НАНЯЛИ за хорошие деньги управлять своей страной и ее подразделениями, так что управляй по-человечески, а не так, как получается. Шаляй-валяй — эдак руководить всякий умеет, а ты правь так, чтобы, согласно русской поговорке, жила кошка, жила и собачка, чтобы народ твой если б и не был тобой доволен, то по крайней мере хотя бы тебя уважал. Народ-то у нас все-таки добрый, пока не ДОСТАНУТ его окончательно».

Актуальные мысли! Но Гдов тут же вынужден был сказать себе с жестокой и ясной прямотой, что вообще-то, перефразируя Андрея Платонова, без начальников и начальничков наш народ тоже неполный. Ведь всё население современной России четко разделено на четыре четверти граждан, причем каждая из этих четвертей способна делегировать определенную часть собственного состава другим четвертям граждан.

Неясно? Сейчас будет ясно.

В первую четверть российских граждан входят те типы, о которых в преамбуле было сказано, что они имеют хороший шанс вечно гореть в адском огне. Начальники и начальнички, а также примкнувшие к ним министры, депутаты, олигархи, воры, жулики, бандиты, так называемые силовики, юристы с богатым воображением, просто богатые люди с неясным генезисом имеющихся у них капиталов. Короче, истеблишмент, бля!

Вторая четверть — это охранники, которых развелось теперь у нас видимо-невидимо, помимо государственных спецслужб разной подчиненности. Только и видишь — опять кто-нибудь в камуфляже фигуряет с видом грозным да многозначительным. Или в черной униформе, как гестапо. Или в черных же костюмах крепыши — на одного козла с ушками семеро смелых с «пушками». Однако никакого материалистического продукта эти граждане, как известно, не производят, хлеба не сеют, пашню не пашут, детали на заводах не точат. На хрен они тогда нам сдались?